Отзывы на книгу «Приглашение на казнь», страница 13, 235 отзывов

С чего же начать (и нужно ли?)

Начну с того, что до этого у автора была прочитана одна книга в юности и прослушана ещё одна несколько лет назад (ошибка, нельзя слушать, нужно лично и без отрыва от текста, перерыв на сон и покушац в случае крайней необходимости).

Итак, прикоснулась к творчеству великого Набокова. Прочитана поэма в прозе "Приглашение на казнь", написанная уже в Германии, но ещё на русском, со слов самого автора - в кратчайшие сроки, отложив Дар, работая и создавая даже жуя и медитируя в ванне. А я должна понять всю глубину, аллегорию, абсурдность, сатиру. И при всём при этом погружении в мысли Цинцинната наслаждаться слогом, всеми этими виньетками красоты солнечного луча на желтой стене камеры смертников.

Да, все говорят, что это ответ на зарождающийся фашизм. Но и не только. На мой субъективный взгляд - это, как сейчас мы говорим, троллинг условностей, то, что заметают под ковёр, как ничего и не было. Обреченный Цинциннат (не такой, как все, не прозрачный), пытается подключить критическое мышление и понять, а лучше спастись, найти выход, просочиться сквозь стены и решетки из этого театра абсурда и фанерных декораций. Но его "культурно" пригласили, а вот приглашение, как все мы знаем, можно принять или не культурно отказаться. Была бы ваша воля. На этом ставлю точку, боюсь понаписать глупостей. А книги, которые были прочитаны раньше - Лолита (а как же)) и Весна в Фиальте.

Читать или не читать "Приглашение на казнь" Владимира Набокова?

Читать, если вы любите чтением напрягаться.

Зачин истории такой: Главный герой, тридцатилетний Цинциннат Ц., приговорён к смертной казни за «гносеологическую гнусность». Что это значит? Это значит, что Цинциннат непохож на всех остальных, он сильно выделяется, он неудобный и непонятный. А уж как это понимать, в чём отличия ГГ и общества, во что затея с казнью выльется — без спойлеров не расскажешь.

"Приглашение на казнь" можно читать и понимать слоями.

Первый слой — видеть в романе театр абсурда: с жёсткой иронией, с неприкрытой сатирой, с вульгарными намёками.

Второй слой — чувствовать роман, как чёрную, дикую фантасмагорию: реальные образы перемешены с фантастическим гротеском. Перемешены неслучайно, красиво.

Третий слой — улавливать посыл: ужасен тот мир, в котором победила пошлость, истасканность, шаблонность.

И четвёртый слой — проводить аналогии с эпохой, в которую Набоков написал роман: 1934-1935 год, коммунизм и фашизм набирают обороты.

И самое важное. Эпичная черта романа вот в чём: на какой бы из этих уровней вы ни погрузились, на любом вы насытитесь поэтической прозой и округлитесь от ёмких подтекстов. "Приглашение на казнь" — эстетическое удовольствие.

Грустная история о человеке- шизоморфе с шизоидным характером, похоже на шизоидное или шизотипическое расстройство личности, унаследованное от отца- я не психиатр, но паталогия шизоспектра Цинцинната очевидна.

"Шизоид страдает от замкнутости, хотя бы потому, что ему некому показать свой фантастически чудесный мир. И если когда-нибудь он все же решится приоткрыть дверцу в свой 'внутренний замок', то эта попытка почти наверняка обречена на неудачу. Много ли можно увидеть с порога? Да и как понять это нагромождение реальности и вымысла, признаваемое самим хозяином за великую красоту?"

Для описания индивидуалистичности и закрытости в себе, экстцентричности Цинцинната используется метафора "непрозрачность"- но это не только то, что отделяет его от остальных, но и то, что позволяет видеть ему остальных людей насквозь- их прозрачность. Также описывается деперсонализация Цинцинната, будто он наблюдает себя от третьего лица: "...Цинциннат брал себя в руки и, прижав к груди, относил в безопасное место" или мир казался ему иллюзорным, картонным, декоративным, что усугублялось после того, как его приказали доставить на эшафот. Прогрессирование паталогии в детстве: "С течением времени безопасных мест становилось всё меньше, всюду проникало ласковое Солнце публичных забот..."- гениальный Набоков уместил это в одном предложении.

Картина "Заключённый", Н. Ярошенко, 1878, которую отказался вставитьт сайт.

Когда, уже будучи в крепости, Цинциннат был посещен родственниками жены Марфиньки, и несмотря на то, что её визита он долго ждал её и хотел с ней поговорить наедине, на встрече практически ничего не сказал, а лишь выслушал упрёки от тестя. Он видел истинную природу людей, познавая рационально- ведь он был непрозрачен, а остальные были прозрачны для него, ибо шизоморфы как правло холодны эмоционально, эмоции у чувства не мешают восприятию и рассуждению и не смешиваются в нечто- Пьер для него был не более, чем скудным артистом в театре. Цинциннат ничуть не удивился, когда узнал злой умысел его. Паук оказался игрушкой, хотя прежде Цинциннат описывал, как его кормил Родион. "Фотогороскоп" в доме Родрига Ивановича- альбом, представляющий фотографии дальшнейшей жизни Эммочки вплоть до самой смерти- жизнь серой массы предельно детерминирована.

Я вижу параллельно антиутопию, в которой правит серое общество условных пролетариев, где окружающие представляют из себя очевидную, примитивную, однозначную серую массу.

Сама крепость, в которую бы единственный заключенный заперт изнутри и снаружи непониманием- очевидная аллегория на ментальный мир шизоморфа, его восприятие, его ограничения, его индивидуальность, проблема в социальной сфере жизни. Как бы люди, издеваясь или нет, не пытались подкопаться к камере- хорошим это не закончится. Единственный способ эту крепость ментальную, представляющую из себя тюрьму покинуть- это попасть на свою казнь.

И Цинциннатус, и Диомедон отсылают нас к античности. Оба жили в одно время. Диомедон был греческим генералом- человеком войны, которого в итоге приговорили к смерти. В книге он пытается в очередной раз задушить кошку- чем показывает первобытную животную жестокость. Ребёнок, которому следует быть милосердным придельно жесток; мать Цинцинната- по иронии акушерка, бросившая своего ребёнка сразу после родов; Жена де-юре и шлюха де-факто Марфинька многократно изменяла Цинциннату, за что природа её наградила детьми- уродцами:

Марфинька в первый же год брака стала ему изменять; с кем попало и где попало. Обыкновенно, когда Цинциннат приходил домой, она, с какой-то сытой улыбочкой прижимая к шее пухлый подбородок, как бы журя себя, глядя исподлобья честными карими глазами, говорила низким голубиным голоском: "А Марфинька нынче опять это делала". Он несколько секунд смотрел на нее, приложив, как женщина, ладонь к щеке, и потом, беззвучно воя, уходил через все комнаты, полные ее родственников, и запирался в уборной, где топал, шумел водой, кашлял, маскируя рыдания. Иногда, оправдываясь, она ему объясняла: "Я же, ты знаешь, добренькая: это такая маленькая вещь, а мужчине такое облегчение".

Диомедон был хром и зол; тупая, тучная девочка Полина– почти слепа

Это настоящая антиутопия- институты материнства, суда, брака, суда и многоамности разрушены Но внтиутопия, которую создало не в таком мере государство, в каком само общество.

«Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный приговор шёпотом».

И поместили смертника в заключение. Нет, он не сидел в темной зловонной камере в окружении крыс, глодая корку хлеба. Он ожидает казни в крепости, общается с надзирателем, директором тюрьмы, его дочерью и адвокатом, ему положены вкусные обеды и ужины, позволяют увидеться с семьёй. Одна проблема – ему категорически не хотят говорить, когда казнь.

Ожидание смерти хуже самой смерти.

Кстати, Цинциннат – страшный преступник. Он «непрозрачный», «непроницаемый» для одинаковых, принудительно похожих членов этого общества. «Адвокат и прокурор, оба крашенные и очень похожие друг на друга (закон требовал, чтобы они были единоутробными братьями, но не всегда можно было подобрать, и тогда гримировались)».

Он больше видит, больше думает, больше знает. Больше, чем это позволено. Его жизнь вызывает неприятие окружающими, его душа часто блуждает отдельно от его тела.

«Обрывки этих речей, в которых, как пузыри воды, стремились и лопались слова «прозрачность» и «непроницаемость», теперь звучали у Цинцинната в ушах, и шум крови превращался в рукоплескания»

Это очень «кафкианский Набоков» - такими словами мне характеризовали книгу. И это на самом деле так. Тягучий, прекрасный, переливчатый язык Набокова превращает всю эту сюрреалистично абсурдный рассказ в полусказочную историю, философский трактат и подслушанную исповедь одновременно. Что-то очень непонятно – приходится раз, второй перечитывать абзац, а что-то наоборот – поражает простотой и ясностью мысли. Достаточно сложно читать, еще сложнее сформулировать свои впечатления от книги. Набоков – это очень красиво, просто получаешь неимоверное эстетическое наслаждение.

«Какая тоска. Цинциннат, какая тоска! Какая каменная тоска, Цинциннат, — и безжалостный бой часов, и жирный паук, и жёлтые стены, и шершавость чёрного шерстяного одеяла. Пенка на шоколаде. Взять в самом центре двумя пальцами и сдёрнуть целиком с поверхности — уже не плоский покров, а сморщенную коричневую юбочку. Он едва тепл под ней, — сладковатый, стоячий. Три гренка в черепаховых подпалинах. Кружок масла с тисненым вензелем директора. Какая тоска, Цинциннат, сколько крошек в постели»

«На столе белел чистый лист бумаги, и, выделяясь на этой белизне, лежал изумительно очиненный карандаш, длинный как жизнь любого человека, кроме Цинцинната, и с эбеновым блеском на каждой из шести граней. Просвещенный потомок указательного перста».

Знакомство с Набоковым прошло "на ура": такого удовольствия от одной лишь красоты текста мне получать ещё не доводилось. Тягуче-стремительный, засасывающий, завлекающий, непонятный, странный и невероятно разнообразный (в плане лексики; нет, правда, у Набокова прекраснейший словарный запас, которым он активно пользуется). Попалась на глаза фраза Ходасевича: ""Приглашение на казнь" есть ничто иное как цепь арабесок, узоров, образов, подчиненных стилистическому единству," - не могу не согласиться! Из слов создается некая витьеватая абстрактная картина, красивый плетеный ковер, паутина, в которую оказываешься впутан, в которой застреваешь намертво с первых строк. Красота текста очаровывает. О сюжете коротко: человек, оказавшийся вдруг посреди спектакля, среди актеров и декораций - концовка соответствующая.

Помню, как несколько лет назад упивалась "Приглашением на казнь". Весь великий сарказм книги, сарказм через абсурд вряд ли был мне понятен, совершенно неясным остался финал, но что-то прекрасное в языке романа, в плавных переливах имён (Родриг-Роман-Родион), в музыке слов меня поразило. И, что самое странное, тогда впечатление было сильнее. Правду говорят, не всегда удаётся во второй раз испытать уже испытанный восторг.

Впрочем, пора бы уже отделаться от привычки к восторгам. Потому что даже спокойное прочтение романа приносит огромное удовольствие.

В этот раз меня особенно зацепило несколько моментов.

Во-первых, танцевальность романа. Вспомним танец Родиона и Цинцинната в самом начале книги. Очень ироничная перекличка с названием. Приглашение на танец - приглашение на казнь. Не случайно Эммочка всё время пробегает по роману в балетных туфлях. Да и сама казнь выглядит как танец двух партнеров, ведущего и ведомого.

Во-вторых, финал и то, что он произошёл тут же после визита Марфиньки к Цинциннату. Словно порвалась последняя ниточка, связывавшая героев с миром напыщенных "прозрачных" людей. Больше не осталось иллюзии надежды на понимание. Случившееся в финале видится мне не казнью, не бегством, а уходом, тихим, торжественным, подъёмом куда-то наверх. Это гениальный, точный финал, иного у этого произведения не может и не могло быть. Есть тут какая-то перекличка и с моей любимой "Защитой Лужина", и с "Подвигом". Этот вечный уход набоковских героев звучит мощным завершающим аккордом и заставляет зал трепетать.

Галёрке остаётся только встать, рукоплеская, и сказать Мастеру "браво".

О Набокове приходилось часто слышать, но по каким-то неведанным мне причинам я не бралась за его творчество. Возможно, во мне присутствовал страх, что мне не понравится. Так у меня частенько бывает. Но сейчас, дочитав этот шедевр (!), я понимаю, насколько была слепа и глупа, смело игнорируя русскую литературу.

Честное слово, без преувеличений, я наслаждалась чтением этой книги. Я не могла выпустить ее из рук, она с самого начала завлекла меня в свой особенный мир и не отпускала вплоть до последней страницы. Я даже не совсем понимаю, почему эта книга произвела на меня такое впечатление, видимо, это просто мое и все.

Я захлебнулся, черт возьми, дайте воздуха воздуха воздуха. Не соберусь в кучку, не рожу здравую рецензию.

Несмотря на то, что скорость чтения у меня достаточно, даже слишком, большая, книжку я откладывал достаточно часто, чтобы читать ее целых четыре дня. А все из-за того, что Набоков, что его стиль, его любовь к нагромождению таких вывертов, оборотов и сравнений, что голова начинает помаленьку трогаться. Непривычно оно, особенно для первого знакомства. А ведь когда выбирал, думал: "Такой крохотный роман окажется все полегче более известной "Лолиты", наверное, и понять его намного проще будет". Ага. Как же. Тысячу раз понял. И, как ни странно, каждый раз по-разному.

Это именно абсурд. Не верьте всяким кратким содержаниям, всяческим пересказам, ибо передать тут нечего. Это надо прочувствовать, представить самого себя на месте господина Ц., вместе с ним запереться в четырех стенах. Рука об руку взойти на Голгофу... то есть на место казни, конечно, с на редкость заботливым палачом. Книга неоднозначная, смешавшая все, что можно, перебравшая в моей голове все тона и полутона, влюбившая и в отдельные главы, и в предложения, слова, в себя целиком. Но увы, я чувствую странную уверенность, что через год начну перечитывать это произведение. Хотя бы для того, чтобы зацепиться за что-то еще, первоначально упущенное, а такого достаточно много. Например, кем же все-таки был Цинциннат? И почему именно он?..

Я решительно и безнадежно не могу говорить о Набокове. Катастрофически не могу делиться впечатлениями, что клокочут внутри нетерпеливым вулканом, готовым вот-вот излиться наружу. Потому что после набоковских слов, легких, текучих, узорчатых, как ажурнокрылые бабочки в лучах солнца, идеально вписывающиеся в окружающий пейзаж, свои слова кажутся, как минимум, толстыми неповоротливыми мухами, назойливо жужжащими в знойный полдень или грудой бревен с мерным стуком сваливаемых в большую расхристанную кучу. А особенно трудно говорить после такой книги, что оставляет за собой лёгкую дрожь в руках и ощущение расколотого на мелкие осколочки сознания. Как будто все эти сколько-то-там страниц по нему тюк-тюк-тюк мерно стучали молоточком, чтобы на последних строчках оно разлетелось во все стороны финальным аккордом, оставив тебе лишь возможность долго беспомощно озираться по сторонам, силясь понять, что вообще происходит. Эта книга катастрофически затягивает, поглощает, не дает вздохнуть. Под мимолетно-удивленными взглядами пробегающих мимо проводников и прошаркивающих пассажиров я скрючивалась в углу полки плацкарта, вцепившись пальцами, впившись глазами в испещренные мелочью букв книжные страницы. Но разве можно каким-либо образом объяснить всем им, в недоумении разявившим глаза, весь удушающий ужас, льющийся с этих книжных страниц? Льющийся, заключающий в свои дрожащие объятия, не оставляющий не малейшей надежды вырваться из стального кольца ледяных пальцев, обхвативших тонкое горло. Нескончаемый ужас того, что всё вокруг - липкий фарс, тягучий дурно поставленный спектакль с плохо прорисованными картонными декорациями. И ещё это тошнотворное ощущение неизбежной неизвестности, от которого совершенно по-сартровски умираешь внутри самого себя, оставаясь внешне вполне живым. И холодела спина от мысли, что нет, нет и не будет пытки изощреннее, нежели запереть человека наедине с осознанием его смертности и нестерпимо свербящей неизвестностью. "Ожидание смерти хуже самой смерти", как то хорошо известно.

Пока я читала "Приглашение на казнь" меня не отпускала мысль о хорошем, дорогом ликере. Язык здесь именно такой - сладкий, тягучий. Набоков играет, жонглирует словами. При этом первую половину книги смысл от меня ускользал - я плохо понимаю абсурд, а автор поначалу им даже злоупотребляет. Потом, конечно, все встало на свои места, к концу я даже поняла главную идею книги. Но поначалу пробираться сквозь предложения и абзацы было тяжело. Но - только из-за того, что я предпочитаю конкретику.

Возможно, я слишком торопилась - жизнь моя в последнее время слишком быстрый темп набрала, а книга эта хороша для релаксации - теплой ванны с солью и аромамаслом, неспешное чтение. Тем, кто любит намеки, игру, иносказание - "Приглашение на казнь" доставит истинное удовольствие.