Читать книгу: «Порочная клятва», страница 4

7. Виктор

Напряжение на нашем складе никогда не было столь сильным, и это говорит о многом. Даже перед заданием с высокими ставками или когда мы планировали смерть Николая Петрова, обстановка не была такой напряженной.

Мэлис и Рэнсом столько раз ссорились, что пару часов назад я отправил их в разные концы дома остывать. Они сердятся не друг на друга, просто ситуация патовая, и, поскольку сейчас им не на чем вымещать злость, они срываются друг на друге.

Сложно их винить, правда.

Я тоже испытываю нервозность, которую отчаянно ненавижу. Такое чувство, будто под кожей поселились насекомые, пытающиеся вывести меня из равновесия и не дающие расслабиться. Я сижу за своим столом и смотрю трансляцию из квартиры Уиллоу. Ее там нет, она уехала к бабушке выполнять ее безумные требования, но меня гложет то, что я понятия не имею, что происходит. Что я не могу видеть ее, пока она не в квартире.

Я хочу видеть ее постоянно. Всегда присматривать за ней, дабы убедиться, что она в безопасности.

Хлопает входная дверь. Наверное, это Мэлис вернулся. Его взбесил тайм-аут, который я им назначил, и он вышел погулять. Я слышу, как он останавливается, говорит что-то Рэнсому, но в этот раз они, похоже, не собачатся.

Их голоса становятся ближе. Мэлис поднимается по лестнице, а я даже не пытаюсь встать, поскольку знаю, что они все равно придут ко мне. Они стали слишком часто захаживать в мою спальню, желая, как и я, увидеть Уиллоу на экране компьютера.

Честно говоря, мне это не нравится.

Я прилагаю все усилия, чтобы мое пространство было организованным и опрятным. А Мэлис и Рэнсом обычно все портят, пусть и не хотят этого. То на кровать плюхнутся и помнут покрывало, то подушки сдвинут с места. Рэнсом вечно оставляет после себя какие-нибудь мелочи, которые потом приходится убирать, а Мэлис постоянно маячит рядом, заполняя собой пространство так, что его становится трудно сбалансировать.

Но я знаю, они просто хотят не спускать глаз с Уиллоу, поэтому я не велю им уйти.

– Гребаный урод, – рычит Мэлис, входя в комнату.

– Кто на этот раз? – спрашиваю я, поворачиваясь на стуле.

– Итан, мать его, Донован. Столкнулся с ним утром, и он прямо в лицо мне заявил, что ему и его маленькой дерьмовой банде удалось влезть в наш бизнес.

Наши текущие проблемы с бандой Донована казались довольно незначительными по сравнению с проблемой Уиллоу, но очевидно, что с той нашей встречи несколько недель назад, закончившейся неудачей, они нашли, чем заняться.

– Довольно смело с его стороны сказать тебе об этом в лицо, – говорю я.

– Скажи? Я бы его мог прямо там вальнуть на хрен.

– Нет, не мог, – говорит Рэнсом. – Ну, то есть, технически да, мог бы, но это все испортило бы, так что ты бы так не поступил. К тому же это не такая уж большая проблема. Даже несмотря на то, что дела в мастерской сейчас идут неважно, если план, который мы разработали с Уиллоу, сработает, у нас все будет хорошо. Лучше, чем просто хорошо.

Он прав. Шантаж Икса – наш шанс избавиться от Оливии. Раз уж нам не нужно будет бегать по поручениям Икса, мы сможем направить всю энергию на развитие нашего бизнеса.

Мэлис, кажется, понимает, что Рэнсом прав, потому что вздыхает, проводя рукой по волосам. Они почти такого же цвета, как у меня, но если у меня они короче и аккуратнее, то у него длиннее и более растрепанные.

– Да, да, – ворчит он. – Я, мать вашу, знаю. Просто терпеть не могу его сраное самодовольство.

– Он кусок дерьма, – соглашается Рэнсом, скрещивая руки на груди. – Но у нас есть дела поважнее.

Напряжение в комнате немного спадает, и это приносит облегчение. Дышать становится немного легче. Я возвращаюсь к компьютеру как раз вовремя, чтобы услышать писк входящего сообщения.

Вселенная будто смеется над нами, поскольку это сообщение от Икса.

– Вот же дерьмо, – шиплю я себе под нос. Затем запускаю программу расшифровки, которая позволит нам прочитать сообщение.

Мэлис хмурится.

– Что там?

– Помяни черта…

Я не договариваю, но этого достаточно, чтобы он уловил суть.

– Вот же дерьмо, – ругается мой близнец еще громче, чем я. – Это просто чушь. Она не может этого сделать.

– Очевидно, может, – парирую я. – И делает. Она знает, что мы не сможем ей отказать.

Мышцы на татуированных руках Мэлиса дергаются. Он выглядит так, будто собирается стукнуть по чему-то. Одна лишь мысль об этом заставляет меня вздрогнуть. Мне не нужна дыра в стене спальни, и даже вмятина будет меня бесконечно раздражать.

Расшифровка занимает некоторое время, и хотя Мэлис не бьет кулаком по стене, пока мы ждем, он начинает расхаживать по комнате, точно разъяренный хищник в клетке.

– Готово, – говорю я, как только сообщение загружается. Братья тут же подходят, чтобы прочитать его вместе со мной.

Еще одна работа, обычная диверсия. Нужно найти какую-то информацию, уничтожить улики. Скорее всего, связано это с кем-то, кто имел несчастье перейти дорогу Оливии и ее мужу, когда тот еще был жив.

После прочтения Мэлис снова принимается расхаживать взад-вперед, проводя рукой по волосам.

– Это полная хрень, – выплевывает он. – Мы просто дадим ей еще больше возможностей контролировать нас. Еще больше дерьма, которое она сможет использовать, чтобы выдать нас, если мы не станем делать то, что она хочет. Но не похоже, что у нас есть гребаный выбор, ведь если мы этого не сделаем, она выдаст нас за все остальное!

Рэнсом вздыхает.

– Да уж, отстой.

– Согласен, – говорю я. – Но Мэлис прав. Не похоже, что у нас есть пространство для маневра. Только не тогда, когда Уиллоу в этом замешана.

Я снова просматриваю электронное письмо, и от самодовольства, с которым оно написано, у меня волосы дыбом встают. Оливия в курсе, что мы в ловушке. Она знает, что у нее в руках сконцентрирована вся власть и что единственный выход для нас – это подчиниться. Она, очевидно, тащится от такого расклада.

Мэлис прав. Это действительно полный отстой.

– Мне нужно выпить, – ворчит мой близнец.

– Я с тобой, – соглашается Рэнсом.

Они вдвоем спускаются вниз, но я остаюсь на месте, не желая покидать уютное окружение своих компьютеров. Тем не менее я слишком напряжен, чтобы просто сидеть на месте, поэтому поднимаю гантели и делаю несколько повторений, пытаясь выпустить пар. Я рассчитываю каждое движение, слежу за тем, чтобы обе стороны были сбалансированы, поэтому равномерно поднимаю гантели. Тело в прекрасной форме, и я вкладываю всю энергию в то, чтобы сосредоточиться на этом, а не на хаотичном безумии, в которое превратилась наша жизнь.

Как только я вновь становлюсь сосредоточенным, то возвращаюсь к столу и начинаю изучать работу, которую мы должны выполнить для Икса. Если нам придется делать это дерьмо для нее, то я хочу убедиться, что у нас есть вся необходимая информация, чтобы не действовать вслепую. Она и раньше подставляла нас на заведомо провальных заданиях, и хотя я не думаю, что Оливия намерена убить нас теперь, когда мы стали рычагом давления на Уиллоу, я не настолько ей доверяю, чтобы рассчитывать на случай.

Несколько минут спустя я краем глаза замечаю какое-то движение на записи из квартиры Уиллоу, и мое сердце сжимается, когда я вижу, как она заходит домой.

По крайней мере, она вернулась туда, откуда я могу за ней присматривать. Она хоть и не в целости, но в безопасности. Я периодически поглядываю на запись во время работы, и это в некотором смысле успокаивает. Если бы мы не были в таком дерьме, то это было бы почти… приятно.

Провести день вот так, наблюдая, как Уиллоу бродит по квартире, довольно легко.

Около семи я спускаюсь вниз, чтобы перекусить, а затем сразу возвращаюсь наверх. Несколько часов спустя я смотрю, как она забирается в постель, и бросаю взгляд на свой телефон на столе, надеясь, что она позвонит. Но потом я вижу, как она закрывает лицо руками, а ее плечи трясутся.

Она плачет.

Я хватаю телефон и молниеносно набираю ее номер.

Уиллоу слегка всхлипывает, когда берет трубку.

– Привет.

Она пытается скрыть слезы в голосе, но я-то все знаю.

– Что не так? – спрашиваю. – Что случилось? Чего хотела от тебя бабушка?

– Это просто… – Уиллоу замолкает и прерывисто вздыхает. – Это было так ужасно.

– Что именно? – Мой желудок сжимается в узел. – Что она заставила тебя сделать?

– Да все было ужасно, в целом. Я приехала, а там был Трой. Они говорили обо мне, как о машине, или корове, или еще о чем-то неодушевленном. Болтали о сделке, как будто я вообще не человек. Это просто отстой, и он сам отстой, и теперь я должна выйти за него замуж.

Я прищуриваюсь. Она явно не рассказывает мне всей истории. Случилось что-то еще, но Уиллоу не хочет, чтобы я знал. Что… в некотором смысле имеет смысл. Ничего хорошего там произойти не могло, к тому же мы не можем просто пойти и вышибить дверь Оливии Стэнтон, чтобы заставить ее заплатить за это. Мы даже не можем убрать этого ублюдка Троя, не перейдя черту и не усугубив ситуацию.

– Уиллоу… – Я даже не знаю, что сказать, чтобы утешить ее.

– Мы можем просто… поговорить о чем-нибудь другом? – спрашивает она. – Я слишком взвинчена и расстроена всей этой ситуацией, так что не очень хочу о ней говорить.

– Конечно, – мгновенно соглашаюсь я.

Я мало чем могу ей помочь, но, по крайней мере, это сделать могу.

– Спасибо. Что ты делал сегодня?

Это тоже сложная тема, учитывая, что ее бабушка только что дала нам очередную работу, но я опускаю эту часть.

– Я немного поиграл в няньку для Мэлиса и Рэнсома. Они провели большую часть утра, ругаясь друг с другом, как дети, поэтому мне пришлось разогнать их по углам.

Уиллоу тихо хихикает, что вызывает у меня легкую улыбку.

– Не могу представить Мэлиса в «углу».

– Это продолжалось недолго. Он вылетел из дома минут через пять.

– А вот это я могу себе представить. Что еще?

– Еще слегка переорганизовал свою спальню. Ну, наверное, лучше сказать «навел там порядок». Рэнсом вечно оставляет после себя какие-то мелочи, и я все это вернул в его спальню.

– Разложил по полочкам?

От кого-то другого это замечание могло бы показаться насмешкой, но когда его произносит Уиллоу, я слышу в ее тоне только знакомое тепло.

– Нет, – отвечаю я. – Просто закрыл дверь, пусть сам разбирается. Ты что-нибудь ела сегодня?

– Да. Особого аппетита не было, но, когда я вернулась, сделала сэндвич с арахисовым маслом. Это напомнило мне о тебе.

Я откидываюсь на спинку стула, вспоминая, как в первый раз приготовил ей сэндвич.

– Вкусно было?

– Угу. Как там твои запасы? Или Мэлис и Рэнсом снова совершили набег, потому что у них закончилась их дьявольская версия арахисового масла?

Я усмехаюсь.

– Я заставил их купить большую банку, так что больше такого не повторится. На днях я видел, как Рэнсом дважды обмакивал один и тот же нож в арахисовое масло и нутеллу, и чуть не запретил ему появляться на кухне.

– Фууу, – тянет Уиллоу, и я бросаю взгляд на экран. На нем она тепло улыбается.

Между нами повисает пауза, приятное молчание, затем Уиллоу делает глубокий вдох.

– Можно вопрос? – бормочет она.

– Да.

– Ну, я думала о тех разах, когда ты кормил меня, а еще о том, как… как ты поцеловал меня. А потом убежал. Мне просто интересно, почему.

Мои плечи напрягаются, чувство легкости исчезает. Я делаю глубокий вдох и стискиваю зубы.

– Почему поцеловал или почему сбежал?

– И то, и другое, наверное.

Я вообще не хочу об этом говорить… но пусть и чувствую себя неловко, все же хочу продолжать отвлекать Уиллоу от ее страхов. И лгать ей тоже не хочется. Поэтому я говорю правду:

– Я поцеловал тебя, потому что хотел этого. Потому что ничего не мог с собой поделать. Ты была прямо там, и я просто… нуждался в этом. И, видимо, этого оказалось слишком много для меня.

– Что значит, слишком много? – тихо спрашивает она.

– Я… кончил только от поцелуя с тобой, мотылек. – Я делаю еще один вдох, стараясь, чтобы мой голос звучал размеренно и контролируемо. – Я видел тебя с Мэлисом и Рэнсомом. Видел, как они трахали тебя до тех пор, пока у тебя не закатывались глаза и ты не кончала с ними. И я знаю, что никогда не смог бы дать тебе этого.

– Виктор…

– Я полностью теряю контроль, стоит мне только прикоснуться к тебе, – говорю я ей. – А мне нужен этот контроль. Я не могу… не могу прикоснуться к тебе, не потеряв самообладания, а справиться с этим чувством я не в состоянии. Это слишком. Я не такой, как они, и это так…

Я замолкаю, даже не зная, как закончить это предложение. Я слышу разочарование и стыд в собственном голосе, поэтому закрываю глаза, крепче сжимая телефон.

Сломан. Я бесконечно, безвозвратно сломан.

8. Уиллоу

Вик дышит через динамик телефона, и мое сердце замирает. Его слова все еще звучат у меня в ушах, и я прикусываю губу, переваривая их. Он кажется таким расстроенным, таким недовольным собой и, вероятно, немного смущенным. Вик гордился своим самообладанием, умением сохранять хладнокровие и делать то, что нужно, и тут появляюсь я. И все переворачиваю с ног на голову.

Ясно, что он хотел бы быть лучше в подобных вещах, больше походить на своих братьев, и что это новое чувство для него. Он говорит так, словно хочет сдаться, словно ожидает, что я откажусь от него.

Но я не стану.

И хотя он может быть смущен тем, что произошло между нами на кухне, у него для этого нет никаких причин. Я бы никогда не стала укорять его за это.

И, по правде говоря, какой-то части меня нравится осознавать, что я нужна ему настолько сильно, что он может кончить, просто поцеловав меня.

– Прости, – говорит он после долгой паузы, возвращая разговор в прежнее русло. – Я не должен был взваливать все это на тебя. Я…

– Нет, – перебиваю я. – Все в порядке. Я спросила и рада, что ты мне ответил. Рада, что теперь знаю. И еще, Вик, есть много вещей, которые мы можем делать, не прикасаясь друг к другу. Ты ведь помнишь, да?

Произнося последнюю фразу, я смотрю в камеры, вспоминая то время, когда я ласкала себя так, как он хотел, а он смотрел на меня и слушал, как я кончаю. Он говорил мне, что делать, и просто слышать его голос, дающий мне указания, было одним из самых волнующих ощущений, которые я когда-либо испытывала.

От одной мысли об этом у меня по спине пробегают мурашки, и по резкому вдоху Вика я понимаю, что он тоже думает об этом.

– Сегодня… сегодня тот день, когда ты удовлетворяешь себя? – спрашиваю я его, и мое сердце учащает свой ритм.

– Да, – отвечает он хриплым голосом. – Сегодня один из таких дней.

Я высовываю язык и быстро облизываю губы. Это продолжение того, что мы делали раньше, когда он наблюдал за мной, и я не знаю, стоит ли просить о большем, но хочу. И раз уж мне теперь известно, что он сбежал из кухни, потому что почувствовал себя подавленным и смущенным, а не из-за моих действий, я чувствую себя менее неуверенно.

– Можно я… посмотрю? – шепчу я. – Мне бы очень этого хотелось.

Вик на другом конце провода на мгновение замолкает, и я продолжаю:

– Ты много раз наблюдал за мной, – говорю я. – Когда я была одна, с твоими братьями, или устраивала шоу только для тебя. – Я слегка улыбаюсь, прикусывая нижнюю губу. – Ты тоже можешь посмотреть на меня. Но я хочу увидеть, как ты кончаешь, Вик, только ради меня. Будем лишь мы вдвоем. Я хочу испытать это с тобой.

Вик делает глубокий вдох, и я слышу, как он вздрагивает. Наверное, он снова теряет контроль. Я нарушила его тщательно продуманное планирование и распорядок дня. Но, может, это и к лучшему. Если мы оба хотим этого, то, возможно, сначала должно быть слегка неловко.

– Уиллоу… – выдыхает он.

– Пожалуйста? Я хочу это увидеть. Наблюдать, как ты дрочишь в туалете клуба той ночью, было одним из самых горячих зрелищ, которые я когда-либо видела. Я почувствовала, как твоя сперма пропитала мою киску, и это было чертовски приятно. Я… Боже, я столько раз думала об этом. Мне хочется снова увидеть, как ты кончаешь.

Я удивлена, как легко слова слетают с моего языка, отчего чувствую теперь себя странно. Я едва ли хороша в том, что касается непристойностей и их озвучивания. Но время, проведенное с братьями Ворониными, когда те в порыве страсти говорили мне всякие грязные вещи, помогло мне почувствовать себя более раскованно, более естественно.

У них по-прежнему получается лучше, чем у меня, но я знаю – с Виктором мне нужно быть доминанткой. У меня ощущение, что если бы он хоть раз отпустил себя, то уже не смог бы сдерживаться вообще никогда. Но сейчас он держит себя под строгим контролем. Ему нужен кто-то, кто поможет ему выбраться из этой скорлупы и получить то, что он хочет.

Я жду его ответ и удивляюсь, когда экран моего телефона загорается, переключая вызов на видеозвонок. На экране появляется лицо Вика, и я улыбаюсь, отмечая, какой же он красивый. У него такие же черты лица, как у Мэлиса, но почему-то у каждого из них они выглядят по-разному – особенно теперь, когда я узнала их лучше. У Виктора сильная и угловатая челюсть и выступающие скулы, которые каким-то образом подчеркивают его голубые глаза, делая их еще более выразительными.

Видя его на маленьком экране своего телефона, я начинаю скучать по тем дням, когда жила с ними и могла видеть его постоянно. Когда мы сидели у них на кухне за сэндвичами с арахисовым маслом или кофе и говорили о наших семьях или о характере работы Вика. Несмотря на то, что тогда наши отношения были немного натянутыми и неловкими, это была та близость, в которой я нуждалась. В которой я все еще нуждаюсь.

Честно говоря, сейчас даже больше.

– Привет, – шепчу я, слегка помахав ему.

На его губах появляется улыбка, и хотя он выглядит неуверенным и даже немного испуганным, он, по крайней мере, кажется счастливым.

– Привет, – говорит он в ответ. Затем слегка морщится. – Я не… Я не уверен…

– Ничего страшного, если ты не хочешь, но… попробуешь? – тихо спрашиваю я. – Не думай об этом слишком много.

Он фыркает.

– Ты же знаешь меня, мотылек. Много думать обо всем – моя работа. Кто-то в этой семье должен это делать.

Я усмехаюсь.

– Ладно, справедливо. Но не сейчас. Сейчас нет кризиса. По крайней мере, такого, с которым мы не сможем справиться. Здесь только ты и я.

– Да, – повторяет он, немного понизив голос. – Только ты и я.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Занятно, насколько это отличается от всего, что мы делали раньше. Обычно Мэлис и Рэнсом идут впереди, трогают меня, целуют, трахают. Чтобы Виктору было на что посмотреть, а мне – на чем сосредоточиться.

Даже когда я устроила для Виктора личное шоу, оно было другим. Более односторонним. Я трогала себя и заводилась под звуки его голоса, но не могла его видеть.

Теперь, когда мы смотрим друг другу в глаза, даже по телефону, все иначе.

– Я хочу видеть и тебя тоже, – говорит Вик, и его глаза полны решимости.

– Хорошо, – выдыхаю я в ответ.

Я облизываю губы и устраиваюсь поудобнее, укладывая подушки у изголовья кровати. Я держу телефон так, чтобы Вик мог видеть очертания моего тела, едва прикрытого крошечными шортиками и оверсайз-футболкой, которые я надела для сна.

– Ты красивая, – восхищенно бормочет он. – Я бы хотел…

Он качает головой, не заканчивая свою мысль, но я догадываюсь, к чему он клонит.

– Я тоже, – бормочу я в ответ.

Я просовываю руку под футболку, скольжу пальцами по нежной коже живота. С правой стороны есть участок рубцовой ткани, и раньше я по возможности избегала прикасаться к нему, даже когда была наедине с собой, так как смущалась и стыдилась того, какими грубыми и уродливыми были шрамы.

Но после того случая с Виком я начала чувствовать себя более комфортно. Прикосновение к ним больше не вызывает у меня содрогания, и вместо этого я сосредотачиваюсь на том, как ощущаются шрамы в отличие от другой моей кожи. Мягкие и гладкие участки перетекают в более текстурированные и шероховатые.

– Дай мне увидеть их, – говорит Вик, наклоняясь ближе. Он, скорее всего, наблюдает и через свой телефон, и через камеры, выбирая лучшие ракурсы и крупные планы того, что я делаю.

Я киваю и задираю футболку, чтобы показать, к чему именно прикасаюсь. Я веду одним пальцем к пупку, а затем провожу им по тому месту со шрамами, слегка поглаживая по краям. С губ срывается стон. Глаза Вика следят за моим пальцем так пристально, что я ощущаю его почти физически, как будто сразу после моего собственного прикосновения происходит призрачное прикосновение его пальцев. Я продолжаю, и это вызывает у меня приятную дрожь.

– Идеально, – говорит он. – Ты так прекрасна, мотылек. Красива. Хаотична.

– Я знаю, тебе это нравится, – отвечаю я, и мой голос уже становится хриплым от того, насколько сильно я завожусь.

Нервы сдают, оставляя после себя только потребность.

Но процесс по-прежнему односторонний.

Я поднимаю руку и ткань футболки еще выше, обнажая сиськи, чтобы он мог их видеть. Крепко сжимая одну из них, я потираю большим пальцем сосок, чувствуя, как меня пронзает волна удовольствия.

– Твоя очередь, – говорю я ему. – Я тоже хочу тебя видеть.

– Хорошо, – говорит он.

Какое-то время он сидит, уставившись на меня, и я вижу, как его губы слегка шевелятся. Я понимаю, – скорее всего, он считает про себя, пытаясь восстановить прежнее состояние, получить хоть какой-то контроль над происходящим. Я продолжаю ждать, и вот Вик наконец чуть опускается на стуле. Камера следует за его телом, и я вижу, как он начинает расстегивать штаны. Я с трудом сглатываю, любуясь тем, как он вытаскивает член. Тот уже наполовину твердый от простого наблюдения за мной, и я испытываю прилив гордости от осознания этого факта.

– Продолжай, – подбадривает он, обхватывая себя рукой.

Я киваю, возвращаясь к делу.

Почему-то мне становится еще легче, когда я вижу перед собой его член. Даже через телефон я никогда не была так близка к нему, кроме тех случаев, когда уже изнемогала от удовольствия и хотела большего.

Во рту появляется больше слюны, и я думаю о том, каково было бы взять его в рот. Посасывать, заглатывать столько, сколько получится, может, даже до самого основания, пока он не заполнит мое горло. Я стону от одной только этой мысли, тереблю соски, перекатывая один из них между пальцами и сильно надавливая, чтобы ощутить острую боль.

– Тебе это нравится, – говорит Вик, затаив дыхание. – Боль.

Это не вопрос, но я все равно киваю.

– Д-да. Это всегда приятно. Мне нравится, когда… ммм… когда я могу чувствовать все по-настоящему.

– Скажи мне, о чем ты думаешь, – настаивает он, и я снова с трудом сглатываю.

– О тебе, – признаюсь я. – О твоем члене. Как я беру его в рот и… и позволяю тебе наполнить меня.

– Черт. Проклятье, мотылек.

– Да. Я хочу… Я хочу, чтобы ты запустил руку мне в волосы и заставил меня сосать в твоем темпе. Хочу, чтобы ты делал со мной все, что захочешь.

– Ты бы так хорошо смотрелась, – хрипит он. – Твои идеальные губы обхватывали бы меня. Я думал об этом… черт, я мечтал об этом.

Мои веки трепещут, почти закрываясь, пока я щиплю и тяну себя за соски, но все же я заставляю себя смотреть. Не хочу ничего пропустить. Я наблюдаю, как Вик медленно, почти методично сжимает свой член, сохраняя размеренный, ровный ритм. Время от времени он сжимает основание, задерживаясь там на секунду, словно ему нужно перевести дыхание, прежде чем он взорвется.

– У тебя такой большой член, – шепчу я, придвигая телефон поближе, чтобы получше его рассмотреть. – Черт, Вик. Наверное, даже больше, чем у Мэлиса.

Он грубо усмехается, и в его глазах что-то мелькает.

– Только не дай ему это услышать. Он будет трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь ходить, чтобы доказать, что это не важно.

Я издаю стон, ведь он прав. Вполне вероятно, так все и было бы.

– Ты бы посмотрел на это? – спрашиваю я, пока мои руки беспокойно блуждают по телу. – Ты бы посмотрел, как твой брат трахает меня, а потом, может, и сам бы подошел и тоже трахнул обессиленную меня?

Щеки горят, и я не могу до конца поверить в слова, которые слетают с моих губ. Это едва ли на меня похоже, но сдерживаться трудно, ведь я так сильно этого хочу.

Представить, как Мэлис имеет меня до изнеможения, легко. Как его член входит и выходит из моего пылающего от желания естества. Как он оставляет меня в совершенном беспорядке, насквозь мокрую и измученную удовольствием, но все еще желающую большего. И тогда подходит Вик, который все это время наблюдал бы за нами, и он переворачивает меня, чтобы видеть мое лицо, и скользит туда, где только что побывал его брат. Сперма Мэлиса стала бы смазкой, что еще больше облегчило бы Вику проникновение в меня.

В реальности моя киска пульсируют от желания, и, я понимаю, что прикосновений к груди и соскам уже недостаточно.

– Черт, мотылек, твои слова… – Вик замолкает, тяжело дыша. На головке его члена уже набухает предсемя, и он проводит ладонью по кончику, медленно смазывая влагу. – Я помню, как ты не могла даже произнести слово «член». Ты стеснялась одной мысли о том, что мои братья будут тебя трахать. А теперь посмотри на себя.

Щеки просто полыхают, но от его слов я возбуждаюсь еще больше. Мои бедра приподнимаются, словно в поисках чего-то, обо что можно было бы потереться, а из горла вырывается низкий стон.

– Ничего не могу с собой поделать, – хнычу я. – Ты и твои браться просто… пробуждаете во мне эту часть меня.

– Хорошо, – говорит он, и его голос звучит иначе, чем я когда-либо слышала. Напряженный, грубый и собственнический. – Мне нравится, что именно мы видим тебя с этой стороны. Что ты делаешь это для нас и ни для кого другого.

Я нетерпеливо киваю и провожу рукой по животу, прихватывая с собой телефон, чтобы Вик мог видеть, что я собираюсь начать ласкать себя по-настоящему.

– Да, – стонет он. – Дай мне посмотреть. Покажи, какая ты влажная для меня. Пожалуйста. Мне нужно это увидеть.

Отчаяние в его голосе так чертовски заводит, что я практически срываю с себя шорты, показывая ему, что под ними на мне нет нижнего белья и что моя киска уже насквозь мокрая.

– Черт, – прерывисто выдыхает он. – Проклятье.

– Я бы хотела, чтобы ты был здесь, – говорю я ему. – Даже если бы ты не прикасался ко мне, даже если бы мне пришлось удовлетворять себя самой, я хотела бы, чтобы ты это увидел. Я хочу, чтобы ты увидел, как я кончаю.

– Покажи мне. Покажи, как это было бы.

Я без колебаний выполняю его команду и засовываю в себя два пальца, чувствуя проникающее в меня возбуждение. Несколько месяцев назад этого было бы достаточно, чтобы удовлетворить меня, но сейчас это едва ли возможно. Я узнала гораздо больше о том, что мне нравится, сколько грубости я могу вынести и что меня по-настоящему заводит.

Мое тело пульсирует от желания, и я погружаю пальцы глубже, постанывая и выгибаясь на кровати.

Вик тяжело дышит, наблюдая за происходящим, и я бросаю взгляд на экран, чтобы увидеть, как его рука все быстрее двигается по члену, как будто он вот-вот потеряет контроль.

Я двигаю пальцами в такт с его рукой, представляя, что это он входит в меня. Фантазия об этом заставляет мое сердце учащенно биться, но этого все равно недостаточно, и я издаю разочарованный звук.

Рука Вика перестает двигаться, снова сжимаясь вокруг толстого основания его члена.

– Что не так?

– Ничего, – успокаиваю я его. – Мне так хорошо. Просто…

– Теперь ты привыкла не только к своей руке, да? – Его пальцы сжимаются, а затем разжимаются, вена на члене пульсирует.

– Да, – шепчу я, а щеки горят.

– Раньше тебе бы этого хватило, не так ли? – продолжает он. – Просто твоих пальчиков, которые сделали бы всю работу. Ты могла кончить только от этого, но теперь тебе нужно больше. Твое тело привыкло к полному наполнению.

– Боже, Вик, – стону я. – Черт…

Просто невероятно, как он это делает. Его голос дрожит от собственного желания, но ему удается произносить непристойности так четко, словно он перечисляет самые сексуальные научные факты, известные человеку.

И, конечно, он прав.

Само собой, мое тело жаждет большего. Оно желает, чтобы проникновения были глубже, жестче, плотнее.

Хотя пальцев и недостаточно, я все равно так сильно возбуждена, что балансирую на грани, и Вик, похоже, тоже скоро кончит. Он снова сжимает основание члена, позволяя мне увидеть, какой он красивый и возбужденный, и я наблюдаю, как густая капля семени стекает по головке, скользя по ее изгибу так, что мне хочется оказаться рядом и слизать ее, ощутить солоновато-сладкий привкус.

Он судорожно вздыхает, потом еще раз, и я вижу, как он снова считает, постукивая пальцами другой руки по колену, чтобы взять себя в руки.

– Я хочу продержаться, – объясняет он, хотя я и не нуждалась в этом. – Не хочу кончать раньше тебя.

От одного его слова об оргазме моя киска снова сжимается от желания, и внезапно у меня появляется идея.

Я высвобождаю пальцы из мокрого влагалища и переворачиваюсь, чтобы дотянуться до ящика прикроватной тумбочки. Внутри лежит парочка вещей, при мысли о которых я до сих пор краснею. Мне было неловко покупать секс-игрушки, но, основываясь на том, что я делала с парнями, и на том, как сильно я жаждала секса, когда мы были порознь, я решила, что они станут хорошим вложением денег.

Так что я достаю их и кладу на кровать, чтобы Вик мог их увидеть. Он издает тихий стон, поглаживая головку члена и наблюдая за мной.

– Твою мать, мотылек, – шепчет он. – Когда ты их купила?

– Перед тем, как установить камеры обратно, – отвечаю я. – Просто… тогда мне нужно было хоть что-то. Я скучала по всем вам, даже если не позволяла себе в этом признаться.

– Черт, – стонет он, и его голос звучит почти сокрушенно. – Ты использовала оба?

– Нет, – признаю я. – Только один.

– Который еще не использовала?

Практически затаив дыхание, я беру в руки первую игрушку – гладкую черную пробку с желтым драгоценным камнем на конце. Она достаточно маленькая, чтобы легко поместиться в ладони – я побоялась взять что-то побольше.

– Она никогда не бывала внутри тебя раньше? – спрашивает Вик.

– Нет.

– Ты знаешь, что с ней делать?

Сердце трепещет.

– Да.

Я просмотрела несколько видео, так что суть мне понятна. Я не говорю вслух о причинах, по которым ее купила, или о том, как меня возбуждает мысль о том, что моя задница и киска будут заполнены одновременно, но, вполне вероятно, Виктор умеет читать мои мысли, поскольку он издает низкий, голодный звук, который доносится прямо до моего клитора.

– Покажешь? – бормочет он. – Позволишь мне взглянуть?

Я с трудом сглатываю, а затем подношу пробку к губам, медленно облизываю и посасываю ее, давая молчаливый ответ, что ему можно наблюдать. Я провожу языком по гладкому силикону, а затем ставлю телефон так, чтобы Вику было хорошо видно мою киску и задницу, далее беру бутылочку со смазкой и сбрызгиваю немного на пробку и на свои пальцы. Тяжело дыша, я начинаю раскрывать себя, используя свои скользкие пальцы, чтобы немного приоткрыть анальное отверстие, а после попытаться вставить туда пробку.