Отзывы на книгу «Отчаяние», страница 4, 112 отзывов

И снова Набоков удивляет профессионализмом написания психологической составляющей своих главных героев, пусть их у него и немного, но как они расписаны, раскрыты, как вывернут на всеобщие обозрение их внутренний мир! Нет, писать так - это искусство, сплетать все так искусно и красиво, скользить к отчаянному концу. Еще один сильно написанный роман сего автора, который нельзя пропустить.

О, да, в книге есть самое большое отчаяние главного героя, Германа Карловича - это прежде всего его отчаянное пресыщение жизнью. Ему кажется, что он свернул по жизни не туда, попал в некую клетку, он наполнен пресыщением жизни. Еще бы - все ведь складывалось у него просто-обыденно, удачливо: неплохая работа, глуповатая, но любящая его жена, новый авто. В начале, была некая леность, а само отчаяние скрыто за праздными размышлениями о жизни, за разными потугами что-то изменит в себе, но привычка нормально жить и мыслить его останавливала. Именно это уже проглядывает, когда Герман встречи нищего Феликса. Он в первый раз после разговора с ним не уходит, а возвращается чуть позже - уже тогда, отчаяние вырваться из своего теплого болотца буржуазной жизни начало по-немного давить на него. Возможно, что это отчаяние исказило его восприятие и Феликс вдруг предстал его близнецом, хотя на самом деле он был не похож на Германа, от слова "совсем".

Отчаяние сплетается с безумием, а тут уж и предлог нашелся - финансовый крах, поэтому самое время разыграть криминальную драму, вполне объяснимую с точки зрения простого обывателя, но для Германа это прежде всего уничтожения своей копии, себя старого, дабы остался он обновленный, с судьбой, как чистый лист бумаги. Возможность получить второй шанс и заново все начать - это движет Германом, а не желание получить страховку. Сия идея уже зарождается в нем, когда он встречает бродягу в первый раз, возможно, что он бы все реализовал бы сразу, если бы у него было больше духа и времени.

Этот внутренний вопль "Я прожил чужую жизнь!" - он несет главного героя в сторону кривой дорожки, ведь соблазн исправить все легко, просто и за счет чужой жизни оказался непреодолимым.

Но вот в чем беда - реальность не поддается изменению, в отличии от сознания Германа, ее нельзя скорректировать по своему желанию полностью, поэтому преступление выплывает наружу, тайное становится явным и приводит к своим законным последствиям.

Эта книга описание своего маленького безумия, когда пытаешься изменить жизнь за счет чужого существования.

Вот и появился еще один любимый автор в моем списке. Я вряд ли смогу написать что либо толковое по поводу книги. Хотя бы потому что понятно далеко не все, для этого еще много литературы нужно прочитать и перечитать. А вот слишком серьезно к этой книге относиться нельзя. Я ни в коем случае, не намекаю на то что книга легкая, отнюдь, но вот то как мастерски ловко, циннично и игриво ведется повествование в "Отчаяние" заставило меня, читателя сидеть с глуповатой улыбкой до ушей всю вторую половину текста. Сюжет детективен, но жанр лично мне сложно определить, импонирует книга тем, что она непредсказуема (в отличае от многих детективов) некоторые повороты сюжета очень удивляют. Чем чем, а банальностью Набоков не грешит, поэтому и хочется прочитать у него все и сразу). Прекрасный слог, от чтения получаешь двойное удовольствие. Герман, главный герой случайно натыкается на бродягу Феликса и понимает, что они просто как две капли воды похожи друг на друга. В этот момент демоны Германа берут верх и в голове зарождается коварный план.... В книге чувствуется как Набоков бросает вызов Достоевскому. Говорить об их сложных "взаимоотношениях" особо не буду, просто отмечу, что не смотря на свою неприязнь к Достоевскому, Набоков считал его "Двойника" лучшим произведением автора, тогда может это и не вызов, может это дань? Книга о писателе, художнике, творце. Что же это сумасшествие, вымысел, реальность, а может просто сон? Не стоит забывать, что это всего навсего книга)

Высшая мечта автора: превратить читателя в зрителя, – достигается ли это когда-нибудь? Бледные организмы литературных героев, питаясь под руководством автора, наливаются живой читательской кровью; гений писателя состоит в том, чтобы дать им способность ожить благодаря этому питанию и жить долго

Все меньше и меньше нечитанного Набокова, моего любимого американского писателя. Небольшая повесть, повествование ведется от лица Германа. Он рассказывает нам, как однажды прекрасным днем неподалеку от Праги с ним случилось чудо - он встретил своего двойника, и уже тогда в его голове стал зреть план. Встреченный им Феликс оказался бомжеватым мужичонкой, падким до денежек, так что Герману не составило в последствии особого труда уговорить его занять свое место. Хоть и упоминается периодически, что у Германа были финансовые затруднения в шоколадном деле, все же это не главное, почему он идет на преступление - его завораживает сама идея, он как художник лепит свое творение. Идея вроде бы не нова (и это будет ясно даже по освещающим преступление газетам) - убить вместо себя подставное лицо и получить деньги от страховой компании при помощи горюющей женушки. Но что-то в какой-то момент пойдет не так, о чем Герман узнает будучи уже в бегах и описывая все события в дневнике, якобы для того, чтобы передать рукопись достойному писателю, который опубликует их и весь мир узнает о гениальном преступнике и преступлении. В книге много отсылок к Достоевскому, всегда любила, как Набоков стебётся над писателями.

"Дым, туман, струна дрожит в тумане". Это не стишок, это из романа Достоевского "Кровь и Слюни". Пардон, "Шульд унд Зюне".

В пору работы над "Преступлением и наказанием", Достоевский гостил у знакомых на даче. И вот, однажды, слуга, перепуганный, вбегает к хозяевам и говорит, что не войдёт больше в комнату "гостя", т.к. он слышал, что "гость", во время сна, бредящим шёпотом проговорился о замысле какого-то жуткого убийства. Нечто похожее произошло и с романом Набокова, в котором обыгрывается "ПиН", точнее, замысел одного убийства в виде дневника а-ля "записки из подполья". Немецкий издатель, которому Набоков передал свой роман, побоялся его печатать, решив, что этот "странный русский" написал всё "взаправду".

Как писал Адамович : " Литература - приглашение в ад". Главный герой, с отсылающим к Пушкину именем Герман, "земную жизнь пройдя до половины", т.е. в возрасте героя "Божественной комедии" Данте, спускается в ад творческого замысла о романе, в котором он описывает убийство своего двойника. И опять возникает образ "Двойника" Достоевского, которого, к слову, Набоков считал лучшим произведением у Достоевского, правда, оговаривается, что Достоевский "слямзил" многое в нём у гоголевского "Носа". Кстати, забавный факт в очередном сближении Достоевского и Набокова : Достоевский однажды сказал, что вся русская литература вышла из "Шинели " Гоголя. Адамович продолжил эту мысль, сказав, что Набоков вышел из "Носа" Гоголя, - н-да, прав был Адамович, звучит это двусмысленно. Набоков повстречал на своём творческом пути своего инфернального двойника - Достоевского. "Убил" ли он его в себе? Как там в "Чёрном человеке" Есенина ?

И летит моя трость, прямо в зеркало, в переносицу...

Неприкаянность Германа, блуждающего подобно "носу", подобно неприкаянной душе, наблюдающей за своим телом и жизнью со стороны, по призрачному городу, похожего на декорации из "ПиН". Нос - сон... зеркало души и слова. Герман ненавидит зеркала. Зеркала - недолюбливают Германа, норовя отразить что-нибудь безумное, что-нибудь исподтишка, глумливо медля улыбку отражения, показывая, что Ардалион ( пьяненькое отражение Ардалиона Иволгина из "Идиота"), "кузен" жены, занимается с ней, в его отсутствие, не такими уж и родственными делами... Итак, однажды, Герман встречает на солнечной поляне лежащего человека, никому не нужного бедняка, как две капли воды похожего на него. Создание жизни, души - искусство. А разрушение? Может ли разрушение стать искусством? Идеальное разрушение, словно бы в зеркальной ретроспективе странного сна, когда всё движется вспять : старушка, со зловещей улыбкой, спиной догоняет убегающего от неё, и опять же, спиной и на цыпочках, студента с топором над головой... тьфу ты, какой придурковато-чаплиновый образ! Лучше так : умирает человек среди поля. Время течёт рекой... и вот уже глаза становятся цветами, над карим, голубым блеском которых мерцают мотыльки. Жилы сплетаются с корнями кустов, на месте волос колосится трава - человек слился с природой. Приходит художник и пишет прекрасный пейзаж, до странности напоминающий что-то человеческое... Ну, или проще : по легенде, Микеланджело убил одного бедняка, чтобы написать с него свой шедевр. Чорт! Откуда тональность дневника Германа в этом месте рецензии? Продолжим. Набоков, вслед за пушкинским "Сальери", ставит вопрос о "гении и злодействе", о сладострастии творческого разрушения, или же саморазрушения? А? Ну вот, опять эта тональность.... Порой причиняя зло другому, мы хотим лишь в зеркале "другого" причинить зло себе же, но исподтишка, наказав в себе нечто, что боимся осудить напрямую, посмотрев этому "нечто" в глаза. А тут, не "наказание", а убийство, т.е. метафизическое самоубийство, негатив самоубийства, с есенински-дориан-греевым ужасом разбития живой картины "зеркала" своей же тростью. Тут уже бунт похлеще карамазовского; тут физическое отрицание образа и подобия божия, отрицание бессмертия. Да и что есть бессмертие как не небесный двойник жизни? Спотыкающаяся, кающаяся теплота инерции сознания и жизни, вдруг остановившихся, но перешедших в энергию и свет, летящий во тьме по привычке : звезда погасла, но свет от неё живёт мириады лет... А может, никакого рая и нет? Может, и жизни то ещё нет? Так, спал себе Адам в саду, а дьявольский насмешник нашипел, нашептал ему странные сны, притворившись Евой, заманивая в ад безумия жизни. Вот в чём трагедия Германа и души на земле : боязнь всецело опереться на бога ли, творчество ли, жизнь и любовь, ибо всё это может оказаться сном, чужим сном ( "всё позволено!" - гласит мораль снов,- делай что хочешь, если осознал, что спишь, что мир - сон.) Всё это нас уже предавало, ибо не доглядело за нами в раю : тут экзистенциальный трагизм детской, озлобленной души. Вдвойне забавно, что Набоков иронично поддевая Сартра, написавшего забавно-разгромную рецензию на "Отчаяние", назвал "Германа" - отцом экзистенциализма.

Дальше...

Правда, Сартр, обмолвясь о беспочвенности Набокова и трагедии эмигрантов, высказал одну важную мысль : " Где же роман? Собственный яд разъел его". Ну да, яд : змея, кусающая за хвост самое себя, пожирающая себя ̶в̶е̶ч̶н̶о̶с̶т̶ь̶, т.е. человек, убивающий своего двойника, свой образ и подобие. Беспочвенный? Герман ощущает себя не столько эмигрантом, на прежней родине которого, в Советской России, идеология "лепит" забавно-печальных "двойников", похожих друг на друга духовно, а в будущем - физически, сколько его душа - эта вечная эмигрантка, - чувствует тоску по своей утраченной, небесной родине, тихо сходя с ума среди пошлого и грубого мира : тут трагедия всего инфернально-творческого на земле. Кто-то из этих двойников умирает от бессмысленного труда за станком, умирает со счастливой улыбкой, и его тут же подменяет такой же как и он улыбающийся "двойник". А где же личность и душа среди этого тоталитарного "счастья" страны, и, кто знает, может и жизни? Может, за этой игрой Германа с читателем и героями книги, сокрыт не столько бунт против убийства в людях их бессмертной и ни на кого не похожей личности, которую убивает "цивилизация", одевая людей в одинаковые и модные одежды, формируя в них одинаковые и модные мысли... Боже! Да оглянитесь вокруг! Двойники заполонили города, вот только не каждый ещё видит своего "двойника", а увидев ....Если бы можно было сбросить тело, словно одежду, то мы бы ужаснулись своей одинаковости. Итак, замысел убийства с переодеванием двойника Германа, чтобы выдать его смерть за свою, и тем самым получить (через жену) страховое возмещение, похож уже на тоталитаризм искусства, жертвующего всем ради красоты... пусть не жизни, но смерти, её последнего, тёмного блеска. И не потому ли крик отчаяния героя, - отчаяния, которое можно разложить на почти новозаветную, тёмную радугу слов: Отче, оставил, чаяние, отчизна, ночь, я....- что он сознаёт своё ничтожество, ад недостижимого идеала творчества на земле, в котором душа не может раствориться вполне, и потому, Герман, никогда не увидит своей Беатриче - музы и любви.

...Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один... И разбитое зеркало...

Сергей Есенин - Чёрный человек".

Чем больше читаю Набокова, тем сильнее убеждаюсь, что в его романах не столько интересен сюжет, как его талант образно описывать действия. Получаешь удовольствие уже от самого процесса, он способен превратить даже самую незамысловатую историю в захватывающее чтение.

Герман неудачливый бизнесмен, мечтающий стать успешным писателем. Однажды он случайно встречает человека, который, как ему показалось, является точным его двойником. Замыслив «идеальное» преступление, он не только намерен получить страховку, но и осуществить свою мечту – создать литературный шедевр, где он опишет своё убийство.

Эгоистичный и самовлюбленный Герман считает себя непобедимым. Набоков способен сделать самого неприятного героя симпатичным до мелочей. Вопреки себе, вы чувствуете, как погружаетесь в эту историю. Она начинается очень туманно. Рассказчик, обращаясь к читателю, создает томительное ощущение ожидания того, что должно что-то произойти.

Сама история, как я упомянула выше, довольно проста. Это ощущение не покидает до самого финала… Но, как только всё встает на свои места, ты смотришь на себя со стороны и понимаешь, насколько был глуп, поверив самому ненадежному рассказчику. Великолепно!

Кажется, у меня никогда рука не поднимется оценить Набокова меньше, чем на четвёрку. Даже если сложилось как с этим романом, у меня был прекрасный слог и идея. Да, игра с языком у В.В. в каждой книге это нечто особенное. И человеческие типажи, которые качаются на грани добра и зла. Здесь в завязке очень интересный конфликт, мне такой прежде нечасто встречался, если встречался вообще. Но концепт "убийство - как одно из изящных искусств" мне у Набокова, ожидаемо, понравился гораздо больше, чем у Морелла в его Изящном искусстве смерти , здесь прослеживается логика и персонажи более живые. И язык, разумеется, язык. Невозможно говорить о Набокове и не говорить о языке и форме.

Из персонажей мне в душу запали Лида, Феликс и даже немного Ардалион. С Германом ситуация несколько сложнее, по объяснимым причинам, раз он затеял убийство. Его можно понять, но полюбить? Пожалуй, нет. Хотя исподволь он вызывает симпатию, сродни той, которую может вызвать Гумберт в "Лолите". Но когда они оказываются в схожих положениях, Герман не вызывает ожидаемого сочувствия. Здесь, автор будто бы не намерен вызывать ложную читательскую привязанность.

Но при этом к Феликсу жалость тебе тоже не навязывают, скорее даже предают жертве черты неприятные, резонные человеческие, особенно учитывая положение героя на социальной лестнице. И всё-таки я была взволнована тем, как сложится участь персонажа.

А Лида, милая, глуповатая, простодушная Лида, сколько трогательных моментов и описаний связано в тексте с ней! При том что я не назвала бы её авторской любимицей.

И всё-таки, я бы не советовала начинать знакомство с этого романа, возможно, потому что приём покажется избитым. Возможно, новому читателю будет недоставать чего-то схожего со мной, но такой же крепкой и нежной привязанности у него из-за этого не сформируется.

Люблю набоковский язык не только за его красоту, но и за многогранность. С каждой новой прочитанной книгой он дополняется новыми гранями.

«Отчаяние» — русскоязычный роман Владимира Владимировича. Несмотря на то, что в 1919 году семья Набоковых покинула Россию, опубликованное в 1934 году «Отчаяние» обладает живым языком.

Главный герой (он же рассказчик) Герман Карлович в одной из поездок встречает мужчину и это событие меняет его жизнь. Ведь грязный бездомный человек — точная копия Германа! В этот момент в голове героя зарождается план идеального преступления. Но возможно ли его воплотить?

Вообще люблю тему идеального преступления. В основе этого понятия лежит две составляющие: достигнутая цель и избежание наказания. Зачастую преступника выдаёт какая-то маленькая деталь, которая, на первый взгляд, не должна была всплыть вообще.

Давно не испытывала таких негативных эмоций к главному герою. Герман тот тип людей, которые считают себя лучше всех. И пишет он идеально — только публиковать работы не хочет — простой люд читать такие шедевры недостоин. И умом обладает исключительным — другое дело жена и ее брат — простолюдины, которые ничего не смыслят в жизни. В реальности таким людям всегда хочется дать совет: не стоит недооценивать других людей.

Подводя итоги, скажу, что «Отчаяние» захватывающая история, облеченная в гениальную форму. Думаю, когда-нибудь захочу перечитать снова.

Мне определенно понравился этот роман. Мне определенно понравился Набоков. Первый опыт с автором, не считаю Лолиту, на которую меня хватило страниц на 10. Мне понравился язык, которым написана книга, легкий, местами витиеватый, уходящий вдаль. Мне понравились вставки и про СССР, и про то, как пишутся книги, куда какие моменты обычно вставляются. Повествование ведется от первого лица. Мы - Герман, его копия - Феликс и Набоков в одном лице. Герман находит поразительное сходство в лице бродяги Феликса, и у него возникает идея, как можно с его помощью нажиться. Он совершает продуманное преступление, в котором участвует и его дура жена. В самом конце у Германа открываются глаза на всё происходящее, не без чужой помощи конечно, и он решается написать повесть. И только в самом конце мы узнаем и чем обусловлено название романа-повести и что на самом деле представляется из себя этот двойник Феликс. Мне понравилось то, как у Набокова получилось держать до самого конца интерес и интригу, не давай ни малейшего намека на правду.

Прочитав аннотацию, я ожидала от книги чего-то детективного - и было очень интересно, как этот жанр проявит себя под пером такого удивительного писателя, как В.Набоков. Собственно, ничего детективного, кроме небольшой интриги о маленькой ошибке, разрушившей замысел идеального преступления, не было. Напротив, основная интрига как будто все время остается на втором плане, повествование превращается в литературную игру автора и рассказчика с читателем. Из этих постоянных отступлений, размышлений о литературе и искусстве, из откровенно-игровых поэтических компонентов (например, трех вариантов развития сюжета), из постоянных аллюзий и отсылок к другим литературным текстам и т.п., которые вроде бы замедляют общий ход рассказа, мешают развитию главной линии, перебивают мысли читателя на что-то другое постоянно, – из всего этого постепенно сплетается причудливый текст со множеством смыслов и подсмыслов, и каждый может выбирать себе тот или иной поэтический уровень, который ему больше по душе. Текст как будто сначала рассыпается на множество мелких осколков, весьма условно связанных между собой, но в итоге после прочтения складывается великолепная картина-мозаика, творцом которой выступает Герман – или сам Набоков. Отдельно отмечу красоту и уникальность набоковского текста уже не в первый раз. Если в начале книги поразило:

У меня сердце чешется, — ужасное ощущение.

А это потрясающее (в контексте всего произведения) предложение «Указал палкой»! (не могу сказать подробнее, потому что это будет уже даже не спойлер, а издевательство над набоковским текстом). Какая великолепная игра с читателем! И такой живой текст, что сложно прогнать мысль, будто это автобиографический эпизод. Удивительное мастерство!