Цитаты из книги «Король, дама, валет», страница 2
Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как ее любишь, красоту нельзя удержать, и в этом -- единственная печаль мира. Но какая печаль? Не удержать этой скользящей, тающей красоты никакими молитвами, никакими заклинаниями, как нельзя удержать бледнеющую радугу или падучую звезду.
…пропал бумажник, в котором так много: крепкий билетик, и чужая визитная карточка, и непочатый месяц человеческой жизни.
Память стала паноптикумом, и он знал, что там, где-то в глубине, - камера ужасов. <…> Все – образы, которых Франц сейчас не вспомнил ясно, но которые всегда толпились на заднем плане, приветствуя истерической судорогой всякое новое, сродни им, впечатление.
Жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков. Изящная книга хороша на столе, в гостиной или на полке. В вагоне, для отвода скуки, можно читать какой-нибудь ерундовый журналишко. Но эдак вкушать и впивать… переводную новеллу, что ли, в дорогом переплёте. – Человек, который называет себя коммерсантом, не должен, не может, не смеет так поступать.
Он навсегда запомнил первого покупателя – толстого господина, который попросил мяч. Мяч… В ту же минуту этот мяч в его воображении запрыгал, размножился, рассыпался, и он почувствовал у себя в голове все мячи, все мячики, все мячишки, которые были в магазине, - большие кожаные из сшитых частей, и бархатисто-белые, и фиолетовой подписью фирмы, и маленькие, чёрные, твёрдые, как камень, и лёгкие, прелегкие оранжевые, прыгающие с лепечущим звуком, и целлулоидовые, и верёвчатые, и деревянные, и костяные, - и все они раскатились в разные стороны, оставя один, сияющий, как на рекламе, шар, когда покупатель спокойно добавил: «Мне нужен мячик для моей собаки».
Поезд, как бы уже попав в поле притяжения столицы, шел необыкновенно быстро. Стекла совсем потемнели, в них незаметно появились отражения, отблески. Мелькнула мимо огненная полоса встречного поезда и навеки оборвалась.. И еще через час в смутном мраке появились далекие россыпи огней, бриллиантовые пожары.
Бывают такие ночи поздней осенью, когда вдруг, откуда ни возьмись, проходит теплое влажное дуновение, случайно задержавшийся вздох лета.
Память стала паноптикумом, и он знал, знал, что там, где-то в глубине,-камера ужасов.
Париж! Не город, а шампанское, – но у меня от него всегда изжога.
– Ну, так видишь ли, – обыкновенно люди делают всякие планы, – очень хорошие планы, – но совершенно при этом упускают из виду одно: смерть. Как будто никто умереть не может. Ах, не смотри на меня так, как будто я говорю что-то неприличное…