Читать книгу: «Повести Темных Лет», страница 4

Гил вздохнул и побрел по винтовой лестнице наверх. Внезапно на него напала злость. Злость на себя. За то, что он до сих пор не смог ответить на вопросы, мучающие его. То, что рассказал Гвэнт, он мог, и должен был, узнать и увидеть сам. Гортхард же говорил про это. Нет, он оправдает доверие лорда и сможет все, отринув все свои страхи. Это Путь, и он может быть жесток, Ваал предупреждал. С твердым решением разузнать про Иэри, Гил поднялся к себе.

….................................................................................................................................

Чувство полета. Ветер. Светло, но сумрачно. Это утро. Внизу мелькают зеленые кроны деревьев. Я не хочу возвращаться в город, там ничего, кроме разрухи и пожарищ нет. Но мне надо найти девушку по имени Иэри. Я вызываю в мыслях ее образ, вспоминаю ее запах, пытаюсь услышать ее голос. Полет продолжается в сторону Красного города или Рэдхорна. Меня тянет туда, а значит она там. Я вдруг осознаю, что она жива и находится где-то близко.

Гвэнт говорил, что лагерь выживших горожан находится рядом с городом. Небо пасмурно, низкие свинцовые тучи несут в себе дождь. Первый раз за все время, что-то получается. Все прошлые попытки заканчивались ничем. Не было даже ощущений. Я не мог ни вспомнить голоса, ни представить образ Иэри. Здесь не мог.

Скорость увеличивается. Впереди встает стена тумана. Мне не свернуть в сторону. Откуда здесь сейчас туман? Он такой плотный, что я ничего в нем не вижу. Неожиданно туман пропадает, и я оказываюсь над горящим городом. Пожары начинают затухать или их кто-то тушит. Черный густой дым поднимается огромным столбом в небо, ставшее чистым от туч. Я не хочу туда! Но похоже выхода нет и мне придется еще раз заглянуть в Рэдхорн, если я желаю узнать хоть что-то про Иэри. Я спускаюсь туда, прямо в клубы дыма, мимо языков пламени. Вокруг громко трещит горящее дерево. На улице, в лужах крови, лежат мертвые и умирающие люди. Окровавленный человек сидит на дороге и, раскачиваясь из стороны в сторону, громко поет детскую песенку про птичку-синичку. Все пространство между домами заполнено дымом, пеплом и копотью. Нет, не здесь. Впервые я опускаюсь на землю и пробую идти, как обычный человек. Что же, это оказывается, не сложно совсем. Как обычная ходьба, только очень легко. Веса нет совсем. Я иду сквозь дым и пламя к площади у казарм. Как я не хочу туда идти! Но надо. В первую очередь мне.

За поворотом шум и крики. Воины Хэлгора, в черном, с почерневшими от копоти лицами и резко выделяющимися на их фоне белками глаз, растаскивают баграми, топорами и даже алебардами, тлеющие бревна горевшего дома. Ободранные и обгоревшие горожане, тут же, заливают пламя водой. Город сгорит. Это бесполезно. Он почти весь деревянный, за исключением первых этажей домов побогаче.

Мимо протащили на плаще кричащего фомальдорца, держащегося окровавленными руками за распоротую на животе кольчугу. Трупы везде. Горожане и горожанки, старики и дети, воины Хэлгора и нидинги с ингаланорцами. Смерть застала их в самых разных позах и движениях. Вот лежит атани, в богатой кольчуге и дорогом шлеме, с арбалетным болтом во рту, выбившем зубы, превратившем в кашу язык и небо. В подернутых смертной пленкой голубых глазах застыло выражение боли и удивления. Напротив него сидит, уже обуглившийся, труп городского дружинника, сжимающий в обгоревших руках тлеющее ложе арбалета, из которого он успел свалить врага. Неподалеку от них, пронзенные одним копьем, лежат нидинг и горожанин, обхвативший захватчика за горло сзади и воткнувший ему в бок длинный кинжал. Копье вошло в спину этому человеку, пробило его и одетого в легкий доспех солдата насквозь. Удар поистине чудовищный. Кто-то из воинов пытался помочь своему и ударил оружием, явно не рассчитав силу, насадив обоих на древко, как уток. Дальше по улице лежит маленькая девочка, лет шести. Голова ребенка разбита ударом булавы. Убегая, пытаясь проскочить мимо сражающихся, она попала под замах солдата и металлический шар с шипами обрушился не на противника, а ей на голову. Рядом лежит тряпичная кукла, непонятно как еще не сгоревшая. Она спасала ее и спасалась сама....

Я вижу эти смерти и события, так же ясно, как если бы был их свидетелем. Тяжело. Очень тяжело. И больно. Несчастный горожанин, так и не успел выдать дочь замуж, да и выдавать уже некого. Ингаланорец никогда не увидит своего новорожденного сына, не возьмет его на руки. Дружинник не купит дом, на который наконец-то, копя много лет, насобирал денег. Девочка никогда не вырастет, не выйдет замуж, не родит детей. Смерть и война скомкали их жизни, тела, разрушили их миры и уничтожили мечты. И не только мертвых, но и живых. Изнасилованные девушки и девочки, травмированные физически и морально. Искалеченные, обреченные на нищету и никому уже не нужные, мужчины и юноши. Вся эта боль, все эти знания про каждого, мимо кого я прохожу, вдруг обрушиваются со всех сторон, как камнепад в горах. Хочется завыть или закричать. Но здесь это бесполезно.

Вдруг, внезапно, я вижу Иэри. Она стоит, покачиваясь, пытаясь прикрыть наготу какой-то драной тряпкой. По черному от копоти и горя лицу текут, промывая себе дорогу, слезы. Великая Тьма! Клянусь они ответят за это! Я ощущаю ее стыд, страх, боль и отчаяние. Нет, это еще не все. То, что я не могу описать человеческими словами, обрушивается на меня. Все остальное уходит на задний план, и я бросаюсь к ней, желая обнять, помочь, забыв, что не имею тела, что я лишь бесплотный дух, переместившийся во времени. Из дыма появляется силуэт солдата в доспехе. Это фомальдорец, судя по крови, степняк -джурден. В руках воин держит обгоревший по краю плед, бережно накинув его Иэри на плечи, укутав ее, осторожно уводит в пелену дыма.

Меня вдруг подбрасывает вверх, выносит из дымных, стонущих улиц к голубому небу. Внизу остается Иэри, живая, но обесчещенная и сломанная. Ненависть к атани переполняет меня, хлещет через край и вырывается долгим, полным яростного безумия воплем, оглушительным и беззвучным одновременно. Становится легче.

Внизу, из сожженного города выезжает повозка, окруженная черными всадниками. Отряд человек в тридцать едет осторожно, но быстро. У них какой-то важный раненый, укрытый одеялами и весь перебинтованный. Осознание того, что это я и это меня везут по приказу Хэлгора в Фомальдор, становится такой неожиданностью, что лишает даже воли к движению. Но здесь есть и более сильная воля, чем моя. Мир кружится в сумасшедшем водовороте и меня выкидывает обратно под серое, тяжелое утреннее небо, несущее дождь.

Дождь уже начинает накрапывать. Вокруг все серое и унылое. Это уже почти настоящее время. Где-то с месяц назад, не больше. Я вижу внизу берег неширокой реки, вытекающей из леса. На берегу, теснясь друг к другу, стоят плохо построенные жилища, из необтесанных бревен, с кровлями из дерна и тростника. Здесь сейчас живут те, кто уцелел в Красном граде. Не все, конечно. Те, кому было куда податься, уехали из этой местности на восток или север. Остальные не захотели жить на том месте, где произошли кровавые события и отправились искать новое место. Ушли недалеко. Не хотелось навсегда покидать привычные места. И принялись устраиваться на новом месте.

Не все мужчины погибли или были покалечены в городских боях. Все, кто мог держать оружие, хотели уйти с войсками, но фомальдорцы взяли лишь несколько человек. Остальные должны были охранять женщин, детей и стариков. И отстраивать новый городок. Наступала осень, не за горами была и зима, а дел было много. А мужчин мало. Работать пришлось всем. Дюжина фомальдорских воинов, оставленных для защиты беженцев, помогали, как могли. Но они все-таки были воинами, а не строителями.

До затяжных дождей, означающих начало зимы, все были обеспечены крышей над головой. Вода была в реке, лес недалеко, а врага прогнали и даже слухов о нем не было. И люди решили строить новые, добротные дома. Главное начать, как говориться. Работа продвигалась очень медленно, похолодало. Хорошо еще, что здесь не север и зима очень мягкая. Но все равно, начались болезни, кое-кто из стариков, детей и слабых здоровьем не выдержал и умер. Люди не бросали своих трудов и это помогало забыться хоть на время от горя. Из своих разрушенных и сгоревших домов, беженцы забрали с собой все, что могли, так что, кое-какой инструмент был, а в древесине недостатка не было. Медленно, на берегу начал вырастать новый городок. Будущий Рэдхорн. Смерть отошла в сторону. Жизнь брала свое. Я знаю это, всего лишь приблизившись к поселению. Я вижу это, как будто прожил с ними всю зиму. И нахожу там Иэри.

Все это время она вместе со всеми трудилась, сразу, как только оправилась и пришла в себя после пережитого. Помогала как могла. Стряпала, стирала, таскала хворост. И все это время, рядом с ней был тот самый воин-джурден. Он остался, лично попросив об этом Хэлгора. И вождь оставил его здесь. Он знал, что это не трусость и желание остаться в стороне от битвы. Этот воин, именем Борр, был смел и отважен. Никто не посмел бы и усомниться в нем. Причина была очевидна. Любовь. И девушка, поначалу шарахавшаяся от всех мужчин, постепенно привыкла к нему и стала чувствовать в нем своего защитника. Она стала стараться всегда держаться рядом с ним. Он же, испытывал, при каждом взгляде на нее, одновременно и жалость и любовь, острую жажду мести и желание рубить без устали всех тех, кто был причастен к этой трагедии или способствовал ей

Я чувствую укол ревности, но сразу приходит горькое понимание того, что вот он-то и был рядом с Иэри в час беды. Он то и поддержал ее, а не я. Он был и сейчас рядом с ней, а не я, живший всю зиму в теплом замке, пока они выживали в глуши. Это просто рвет душу на части, хоть я и не думал, что эта девушка, которую я не часто и видел, лишь приезжая изредка в Рэдхорн, так западет в сердце. Я вижу их и сейчас вместе. Она помешивает в котле какую-то еду и слегка улыбается тому, что Борр говорит ей. Ей спокойно рядом с ним.

Вверх, вверх! Наши пути расходятся. Пусть им будет хорошо. Борр сможет ее защитить и полюбил Иэри всем сердцем степняка. У меня другой путь. Горький и мрачный. Она, как и я осталась одна на свете, но нашелся человек способный стать ей родным. У меня такой возможности может не быть. Никогда.

Вдруг, я чувствую тонкий тревожный звон. Что-то не так. Лес. Опасность в лесу. Именно сейчас, в этот момент, к опушке подходят вооруженные люди. Много. Оттуда так и веет злостью, жестокостью и похотью. И еще голодом. Зрение обостряется настолько, что мне видно сквозь кусты и деревья. Это крупный отряд союзников аданов, нидингов, как их называют в Фомальдоре. Они были разбиты где-то на севере и сейчас, оголодавшие, обозленные и замерзшие, готовят нападение на поселение беженцев. Они видят, что практически никакого отпора не будет, а в лагере есть и еда, и кров, и женщины. Немного вооруженных мужчин их не пугает нисколько. И даже если бы их было много, то это уже не остановило бы этих людей, дома возможно бывших хорошими отцами и мужьями, но озверевшими на войне. Единственный оставшийся из командования ингаланорец, не желает этого нападения, он воин, а не мясник, но попытка остановить солдат будет стоить ему жизни. А даже одна жизнь атани, не стоит и десяти жизней низших.

Я в ужасе лечу вниз к хижинам. Как их предупредить? Я кричу, машу невидимыми руками – тщетно! Бешеный рев раздается сразу с двух сторон от поселения. В лагере начинается смятение и паника. Никто из мужчин еще не отправился на работу к строящимся срубам на реке. Они выскакивают, хватая оружие, которое есть у каждого. Но доспеха никто уже надеть не успеет. Какая беспечность со стороны воинов, где был караул, охранение? Расслабились, разомлели!!! Нет! Я вижу двух фомальдорцев, в лесу, убитых тихо и бесшумно. Ингаланорец вел отряд осторожно и высылал вперед и по сторонам самых лучших людей из охотников.

Крики и визг женщин, перепуганных до полусмерти, наполнил все пространство между домами. Послышался первый лязг стали и крики боли. Разъярившиеся от безнаказанности, напавшие, хватают женщин без разбора прямо на улице и валят в грязь, наваливаясь сверху. Кто-то кидается прямо к котлам с пищей и начинает жадно поедать содержимое. Тем, кому на пути попадаются мужчины, приходиться вступать в схватку. Отчаянную и дикую. Люди катаются в грязи, кромсают и режут друг друга чем попало. Я вижу, как один беженец, совершенно безоружный, кидается на бородача с диким взглядом, валит его на землю и схватив валявшийся рядом булыжник, несколькими бешеными ударами разбивает ему в месиво все лицо. Воин Фомальдора, в окровавленной рубахе, одной рукой отбивается мечом сразу от трех противников. Женщина, выскочившая из двери хижины, втыкает копье в горло завывающему здоровяку с длиннющими вислыми усами. Отпор пытаются дать даже дети, подкатываясь под ноги врагам, сражающимся с защитниками, тыкая их кинжалами в ноги или под доспех. Но это лишь еще больше разъяряет напавших. Кровь льется ручьями по грязи, смешиваясь с водой и жижей. Последний, самый отчаянный бой. Бой на смерть людей, которым терять уже просто нечего.

Я мчусь к домику, где видел Иэри. Борр втолкнул ее внутрь помещения, а сам встал на входе с изогнутой саблей в руке. И, когда навалились сразу трое орущих солдат, принял свой последний бой. Все трое валялись в грязи, крови и собственных испражнениях, а джурден с перерубленной рукой тяжело дышал и истекал кровью. Когда подоспели еще враги, он гордо выпрямился и затянул воющую, степную боевую песнь. Свою последнюю в жизни. И успел перед смертью прихватить с собой еще одного, а второго искалечить на всю жизнь. И вот тогда Иэри закричала. А двое нидингов вошли в дом.

Я полностью теряю контроль над собой. Не понимаю зачем, кидаюсь в хижину за ними. Пытаюсь схватить их, ударить или укусить. Кричу что-то, пытаюсь закрыть собой Иэри. Но что может бесплотный дух! Да еще и неумеха! Иэри, с расширенными от страха глазами, часто-часто дышит и сжимает двумя руками кинжал, выставив его перед собой.

Ухмыляющиеся рожи нидингов. Их шаги к девушке. Предвкушение. Похоть. Смертный ужас Иэри. Все резко закончилось. Тогда, когда она развернув клинок лезвием к себе, с силой вонзила его себе в горло. Фонтаном брызнула кровь, обдав обоих насильников. Иэри умерла. Я не соображаю, что делаю. Я кричу этим двоим. Проклинаю их. Самым черным и страшным проклятием, какое могу в тот миг придумать. И вдруг вижу, как они оба изменились в лице, переглянулись и быстро выскочили наружу. Помещение внезапно бешено вертится и кружится. Наваливается темнота. И тишина.

Тишина и темнота. Звезды и луна. В темноте звучит протяжная, тихая и очень печальная музыка. Луна огромна. Вдруг вокруг диска луны начинают кружиться два темных крылатых силуэта. Они очень высоко и далеко в небе, потому и кажутся маленькими. На самом деле, они огромны. Они кружат вокруг диска луны, сходятся и расходятся. Выписывают на фоне яркого светила удивительные, для своих размеров, фигуры и пируэты. Это драконы. Их танец завораживает, гипнотизирует. Хочется смотреть на них бесконечно. И слышать эту печальную красивую мелодию в ночи. Как больно!

…................................................................................................................................

Когда Антар, заволновавшийся, что Гил уже второй день не выходит из комнаты, сам зашел туда, он замер. Его ученик сидел на кровати с открытыми глазами, без движения, смотря невидящими глазами в одну, ему лишь видимую точку. И по щекам его струями лились слезы. Лекарь сразу все понял. И вышел, положив на стол письмо, вчера пришедшее из Фомальборга. Через сутки исхудавший Гил вышел к людям. Письмо он держал в руке, в нем говорилось о том, что на десятый день месяца Новой листвы его ждут в Черной Крепости. Печать стояла самого Лорда Гортхарда.

Глава 3. Отряд.

Ранним утром, в первый день месяца Новой листвы, ворота Кар Сагота открылись и из них выехало десять всадников в черном. Одним из них был и Гил. Гвэнт тоже отправился с ним, став во главе сопровождающей Видящего девятки охраны. Путь предстоял не близкий, до Фомальборга все же было почти двести миль, но Гвэнт рассчитывал за девять дней преодолеть его. «Выедем пораньше и не спеша, к вечеру девятого дня будем на месте.» Для перехода он выбрал лучших лошадей в замке. Все воины были без доспехов, налегке, но оружие взял каждый. Гилу тоже подобрали меч по руке и теперь он висел на богато украшенном поясе в деревянных ножнах, обтянутых черной кожей.

Гилу и раньше приходилось совершать конные переходы, но это было не часто, поэтому наездник из него был не самый лучший. У дяди в обозе Гил чаще передвигался на телегах или в фургоне, хоть это Тормунд и не приветствовал. Воины же сопровождения держались в седлах как влитые. Впрочем, Гвэнт сказал, что видал людей, которые держаться в седле гораздо хуже него. Весь день Гил провел, погрузившись в свои мысли и скупо отвечал, когда к нему обращались. Ульф, уроженец Уваборга, попытался было его растормошить, но через некоторое время бросил попытки. «Фомальгиль видно готовится к клятве Твердыне. Волнуется парень.» – услышал Гил слова Гвэнта, обращенные к уварцу. Тот кратко засмеялся и ответил: «Да уж. Я вот, вообще заснуть три дня перед ней нормально не мог. А зря.» После этого от Гила отстали.

А он вовсе и не переживал, и не волновался. Нисколько. Просто пасмурная погода, мрачные ельники вдоль дороги, по которой передвигался отряд и мерное покачивание в седле, навеяли ему воспоминания о недавних, еще счастливых временах. И тем грустнее и тоскливей становилось на душе, чем сильнее приходило осознание того, что его, Фомальгила-Гила, жизнь никогда уже не будет прежней. И никогда все то, что было в прошлом, уже не вернется на круги своя. Но надо было продолжать жить дальше, идти по выбранному пути до конца, и отомстить за смерти своих родичей и друзей. И Иэри. И всех тех несчастных, чью гибель Гил видел в городе и в поселении беженцев.

И вот, в таком расположении духа, он даже не заметил, как начал наступать вечер и как постепенно вокруг стала меняться местность. Хмурые ельники гор остались позади, отодвигаясь от тракта, лес стал гораздо реже и вдоль дороги вознеслись вверх мачтовые сосны с красной корой. Они спустились в предгорья на плато. Дальше леса должны были стать еще более редкими. Чем ближе к вулкану Монтеингнема, тем меньше и меньше деревьев, но на пустоши у склонов горы отряд выбираться не собирался вовсе. И вот, уже на закате, Гвэнт скомандовал остановиться и разбить лагерь на ночлег.

Устроились быстро и обстоятельно. И распределившись, кто и после кого дежурит, расположились у большого костра. Привычные к длинным переходам воины практически сразу же заснули. Гил сидел, привалившись спиной к стволу сосны и любовался, как красиво взлетают в темное небо, усеянное звездами, искры от костра. И как они гаснут в темноте. Так же быстро, как и человеческие жизни в этом мире. Опять стало грустно. Взгляд Гила встретился с глазами Гвэнта, сидящего напротив, по ту сторону огня. И в них он увидел печаль и тоску. Глаза мечника притягивали к себе. Ближе. Ближе. Как-то постепенно они затмили все вокруг, заполнили собой весь окружающий мир. Гил как бы растворился в них…

….................................................................................................................................

Утро. Еще рано, солнце недавно встало. Лес. Кругом сплошной лес. И посреди леса широкая поляна, на которой стоит, обнесенный крепким высоким частоколом, небольшой деревянный городок. Я вижу, как створки ворот открываются и из них выезжает небольшой конный отряд человек в двадцать-двадцать пять.

Все они в полном вооружении. У каждого с собой меч, круглый деревянный щит с нарисованной совой и копье. Блестят начищенные песком кольчуги и открытые конические шлемы. На плечах накинуты темно-зеленые плащи. Это люди народа Неясыти. Я рядом с ними, но не просто рядом, а вместе с ними. Более того – я один из них. Но это и не я. Парнишка– моего возраста. И зовут его Гвэнт.

Я знаю о нем сейчас все. Все его тайны и секреты открыты мне. Я – это он. Младший сын главного вождя народа Неясыти. Вот так, не больше и не меньше. Рядом скачет статный высокий воин. Это старший брат Гвэнта Гэлл. Старший сын и наследник вождя Кулха. Гвэнт сам напросился ехать с братом и его воинами. Тот не хотел его с собой брать поначалу, но после передумал.

«А что? Брат уже воин, пусть и не опытный. Но опыт, если сидеть дома не придет к тебе сам, его нужно приобрести. Так и что за беда если парень поедет с нами? Бойцов я с собой возьму только лучших. Путь безопасен, ни орков, ни эльфов давно уже поблизости никто не видел. Все будет хорошо, отец.» – так по отъезду сказал Гэлл Кулху. И тот разрешил. Ведь просил за брата его любимый сын, наследник, в котором вождь души не чаял. Даже слишком несмотря на то, что сын уже отпустил бороду и был давно уже серьезным мужем. И только маленькая сестричка тревожным взглядом провожала отряд. Хоть ей и было всего десять лет, но многие уже считали, что она из Знающих. Хотя, точно предсказать что-то, она пока ничего не могла. Но лечить уже умела и отлично....

– Брат, а с орками мы схлестнемся? Или может эльфам наподдадим? – весело воскликнул Гвэнт. Брат сердито посмотрел на меня и ответил: «Даже не думай! Мы только до дальнего форта и назад. Что-то затихли они там. Мы проверим, все ли хорошо, а драться нам не придется!»

– Когда же ты наконец возьмешь меня в настоящее дело, Гэлл? – Гвэнту было обидно, он уже считается воином, а ни одного настоящего боя так и не видел. Поединки не в счет.

– Спешишь умереть, парень? – вместо брата ответил Эрл, по меркам Гвэнта уже старый воевода брата. – Дело нехитрое. Научись сперва в строю стоять как следует, а потом и в дело.

Гвэнта это обидело, и он насупился, а брат, глядя на это промолвил:

– Эрл дело говорит. Война – не игрушки. Там убивают по-настоящему. Этому надо учиться прилежно. Одна ошибка и ты покойник. А от покойника проку нет ни родичам, ни народу. Одно горе. И нечего дуться на старших.

Отряд расположился на привал в полдень, под старой толстой и кривой сосной, растущей посреди небольшой поляны в лесу. Гвэнт отъехал на своей низкорослой лошадке в сторону близкого леса и увидел на опушке что-то тускло блеснувшее в траве. Спешился и поднял предмет. Это был какой-то грубый то ли медальон, то ли монета. Не разобрав, он решил показать эту штуку брату. И опешил, когда тот взглянув на вещь, вдруг посерьезнел и тихо приказал собрать отряд.

Показав воинам находку, Гэлл сказал коротко: «Орки. Всем быть начеку!». Эрл же осторожно заметил, что может не стоит рисковать и повернуть коней назад. Но брат был настроен решительно и на полпути останавливаться не собирался. «Никто не знает, когда потеряна эта вещь. Может орки здесь были давно. В любом случае, мы должны предупредить отряд в форте. Пусть будут настороже» – ответил Гэлл – По коням!». И уже Гвэнту: «Держись-ка ко мне поближе, на всякий случай, братишка!».

Отряд перестроился, щиты были сняты из-за спин, оружие наготове, и они въехали на лесную дорогу, по двое в ряд. Спешили. Поэтому, уже через три часа, приблизились к месту. Форт находился на открытом пространстве, чуть дальше полета стрелы от опушки леса. Дальше шло обширное открытое пространство, вдалеке виднелись вершины Серых гор. Там, затерянная среди вершин находилась и мрачная твердыня орочьего Азгдора. Оттуда всегда приходила опасность.

Они выехали на опушку и Гэлл остановил отряд. Все вокруг было тихо. Гвэнт спросил у брата: «Почему мы встали?». Тот промолчал. Эрл, подъехав ближе спросил у Гэлла: «Что ты видишь, лорд?». «Ничего. Тихо.». «Вот именно. Тихо. И нет дыма над частоколом. И собаки не лают. Слишком тихо.». Гэлл помолчал. Надо было что-то предпринимать. И тогда он приказал воинам: «Едем, осторожно и прикройтесь щитами. Копья, луки наготове. Лучники, прикрывать.»

И отряд тронулся. До самых ворот ехали неспешно, все в огромном напряжении. У Гвэнта от перевозбуждения чуть тряслись пальцы. Страха не было. Кого бояться с братом и его сильными воинами?! Подъехав ближе, Гвэнт почувствовал сладковатый и приторный запах. Вспомнил, что похожий запах был, когда они нашли убитых людей на дороге, во время патрулирования. Тогда шалили разбойники и нападали на проезжавших купцов. Так пахли мертвые. Воины, не доезжая ворот, спешились, оставив позади лучников и лошадей. Гэлл, прикрываясь щитом и держа в руке копье, полуобернувшись сказал Гвэнту: «Останься с лошадьми». Люди Неясыти, построились перед воротами в линию, готовые мгновенно сомкнуть стену щитов. Напряжение физически ощущалось в воздухе.

Ворота оказались приоткрыты. Эрл вышел из строя и резко потянул правую створку в сторону, при этом отходя сам, прикрываясь ей. Но ничего не произошло. Зато взору открылась ужасная картина. На траве перед воротами лежали мертвые люди. Голов у них не было. Вокруг, над лужами застывшей крови, роились мухи. И в нос ударило смрадом. Отряд вошел в форт, и даже бывалые воины ужаснулись. Везде, у ворот, у колодца, у поленниц, у сараев и самого главного здания, блокгауза, лежали мертвые тела. И у всех были отрублены головы. Здесь были не только мужчины. Воины форта жили с семьями, у кого они были. Рядом с обезглавленными матерями лежали обезглавленные дети. А посередине двора, была насыпана гора из отрубленных голов со свалявшимися от крови волосами и закатившимися глазами.

При виде этой картины Гвэнта просто вывернуло наизнанку. Гэлл тут же влепил ему затрещину и злобно зашипел: «Я где тебе сказал остаться. Погоди вернемся…» Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием мух, да тихими, сквозь зубы, проклятиями людей Неясыти. Даже видавший виды Эрл чуть побледнел. У всех в голове была одна мысль: «Орки!» Гвэнту стало жутко и страшно. Нет, мертвых он уже видел, и не раз, но чтобы вот так, чтоб такая бессмысленная жестокость – такого он даже себе представить не мог.

И тут, за кольцом стены, раздался резкий, хриплый и пронзительный звук рога. И все превратилось в еще больший кошмар. Разом раскрылись двери блокгауза и сараев. Оттуда, с диким ревом и визгом, вынеслись орки. Стремительные, невысокие и коренастые, черные фигуры в громоздких доспехах, размахивая кривыми воронеными ятаганами и рыча, обрушились на воинов Гэлла, которые уже разбрелись по двору крепостицы.

Рев, крики, лязг стали, стук ударов по щитам, слились в один звук. Старый Эрл, приняв удар ятагана на окованный край щита, ответным ударом меча, напрочь снес черную клыкастую голову орка с плеч. Обратным движением отшвырнув от себя еще одного противника, воевода заорал: «В кольцо! Все в кольцо!».

Но лишь единицы успели собраться вместе, да и то на большом расстоянии друг от друга. Гэлл, оттеснив Гвэнта назад, пригнулся за щитом и одним ударом, проткнул насквозь дико завизжавшего от боли орка копьем. Опрокинув нападавшего на спину и выпустив из руки древко, брат выхватил из ножен меч. Тут на Гвэнта обрушился ревущий орк и, яростно взмахнув ятаганом, рубанул сбоку, да так, что парень едва успел закрыться щитом. Бешеный орк, рыча и ругаясь, брызгая слюной и вращая глазами, рубил Гвэнта без разбора и лишь поэтому, парню удалось присев и подняв щит, нанести ему удар по ногам. Взвизгнув, противник рухнул на землю. Боевой азарт охватил Гвэнта и он, подскочив к упавшему, рубанул того по шее. Брызнула черная кровь, визг перешел в хрип. Тут же, жестокий удар ногой по щиту, отбросил Гвэнта назад.

Второй орк, больший по размеру и вооруженный топором, налетел на него. Сзади, за спиной, яростно рубился брат, ни отойти, ни отступить возможности не было. Гвэнт принял на меч первый удар топора и чуть не лишился оружия. Рука занемела, но клинок он удержал. Второй яростный удар пришелся в щит, от которого полетели щепки, а третий попал по шлему. В голове зазвенело, мир вдруг стал темнее, а звуки глуше. И сгинуть бы моему товарищу там, в том далеком форте, если бы не его брат. Прямо над головой младшего, полуобернувшись, Гэлл ударил орка в голову своим мечом. Клинок щелкнул по шлему врага в районе виска и тот вдруг зашатался, опустил руки. Гвэнт не задумываясь, ощущая нахлынувшую ненависть, размахнувшись, всадил врагу клинок в горло и провернул.

Его сзади схватил брат и закричал в самое ухо: «Отходим назад! Отходим назад!». Они, встав рядом, стали отходить, и перед Гвэнтом открылась вся картина короткого, жестокого боя. Все воины были мертвы или добивались врагом. Эрл, окруженный тремя трупами орков, лежал на спине с копьем, торчащим изо рта. И на них надвигались новые противники.

Отходили быстро, спасать было некого. Самим спастись шанс был, если дойти до лошадей. И тут позади раздался топот копыт, свистнули стрелы, один орк рухнул мертвый, а остальные нырнули за щиты. Два лучника, оставшихся снаружи у лошадей, пришли на помощь лишь сейчас. Они вели с собой, в поводу, коней. Братья не вскочили, взлетели в седла и все четверо помчались во всю прыть к лесу. И вроде вот оно, спасение, в трех шагах уже, но мелькнула навстречу быстрая тень, щелкнули тетивы арбалетов, засевших в кустах врагов, лошадь Гвэнта, истошно всхрапнув, рухнула на передние ноги и всадник, вылетев из седла как камень из пращи, с размаху ударился об землю. Стало темно и тихо.

Сознание возвращалось медленно. Сначала открылся один глаз, затем второй. Темно. Ночь. Толстые стволы теряющихся в темноте деревьев подсвечены красными отблесками костра. Вокруг шум. Какой-то рыкающий говор, хриплый смех, стуки и треск костров. Орки! Гвэнт внезапно ощутил, что он связан и довольно крепко. Эти твари взяли его в плен! Зачем? Ну конечно, чтобы помучить, поразвлечься. А затем, скорее всего, отрезать голову. Захотелось завыть от тоски и нахлынувшего ужаса. Усилием воли Гвэнт справился с этим и стал твердить себе, что он из народа Неясыти, даже если орки и будут убивать его, то умрет он, как воин своего племени. Эти твари не услышат от него ни звука!

– Эй, Гартаг, иди сюда, похоже змееныш очухался! – прорычал рядом из темноты орк, видимо охранявший Гвэнта. Этот язык был понятен ему. Живя в таком опасном соседстве, волей-неволей приходилось хоть немного знать и орочье северное наречие и основу эльфийского языка.

– Ну, заткнитесь-ка все! – взревел грубый бас-рык, гася гвалт, начавшийся после этих слов – Тащи мальца сюда!

Гвэнта затрясло, когда его грубо схватили когтистые черные лапы и волоком потащили к огню. Встряхнув, его поставили на ноги, и он тут же снова упал. Прямо перед ним, на колоде сидел матерый сильный орк в металлическом панцире грубой работы, нацепленном поверх драной кольчуги. На темном плоском лице-морде страшно горели, поймавшие отсвет костра глаза и белели, торчащие вверх из-под нижней толстой губы, клыки. На коленях лежал без ножен кривой и широкий ятаган из вороненой стали.