Читать книгу: «Мы умираем навсегда!», страница 4

Шрифт:

Женщина с Поляриса, которая была взволнована, ахнула. По толпе пробежал шепот.

– Дайте мне взглянуть на них, – холодно потребовал Фелг и осмотрел булавы, в то время как бармен обеими руками поднял мелгаст над стойкой.

– Вы все еще можете передумать, – предложил бармен.

Фелг смерил его взглядом.

– Ты бы хотел, чтобы я это сделал?

Бармен не мог долго смотреть на него.

– Нет, – сказал он. – Нет, если ты не хочешь.

– Я готов, господин, – сказал низкорожденный.

Фелг поклонился ему, насмехаясь над ним.

– Тогда выбери свое оружие и скажи мне свое имя, чтобы я мог использовать его для отчета, который я должен подать после нашей дуэли.

Красивая женщина холодно посмотрела на него.

– Ты уже умертвил и кремировал этого человека, не так ли, Фелг? – презрительно спросила она.

– Он будет жить! – воскликнул Фелг с притворным благоговением. – Все мы. Мы живем вечно – как и умираем вечно! Продолжайте цикл! Ура жизни! Ура смерти! Ты готов, низкорожденный? Готов к переходу на более высокий уровень?

Женщина яростно прошептала:

– Ты не веришь ни единому слову из этого, не так ли?

Вместо того, чтобы ответить ей, Фелг поднял свою булаву и стал ждать ответа низкорожденного.

– Меня зовут Ранмут, – раздался писклявый голос другого. И снова он сказал, – я готов, господин.

Он держал булаву неуверенно, неловко. Всем присутствующим было очевидно, что он едва знает, как ей пользоваться, и у него не будет шансов против опытного Фелга. Но все же у него хватило смелости....

Нет, подумал Мэтлин, его храбрость основана на лжи! Книга мертвых – сплетение лжи, сфабрикованное тысячи лет назад и до сих пор удерживающее низкорожденных кедаки в ужасном рабстве у высокорожденных. Но… но откуда, дико удивлялся Мэтлин, я это знаю? Как....

Он был очень искусен в обращении с булавой Кедаки. Он тоже внезапно понял это, и поначалу это знание удивило его. Потом пришло воспоминание. Это было первое ясное воспоминание о времени, предшествовавшем землетрясению, которое он пережил. Это была единственная картинка-воспоминание, лишенная всяких связей, лишенная какого-либо реального смысла. Он был в комнате. Стены были обиты мягкой обивкой, а пол – мягкой обивкой. Он пришел туда для тренировки. Это был… это был спортивный зал. Ты дрался булавами Кедаки в этом спортзале, но видишь? видишь? это были не настоящие булавы. Они были с подкладкой, а не с шипами, и если бы ты размахнулся изо всех сил, ты, возможно, мог бы лишить своего противника чувств, как это было бы в боксе в стиле Земли, но не более того. И, по воспоминаниям, Мэтлин обычно выигрывал.

Также в воспоминаниях кожа Мэтлина была коричнево-белой, как у землян!

– Подождите! – выпалил он, и тишина, как саван, опустилась на большую комнату.

Фелг и низкорожденный по имени Ранмут сражались с булавами. Фелг рявкнул:

– Что?

Снова пелена молчания. Булавы с подкладкой, подумал Мэтлин. Это было воспоминание, смутное, тревожное, неясное воспоминание. Возможно, я был очень хорош в обращении с булавами с набивкой, но в их набивке не было смерти, той смерти, которую этот человек Фелг принес шипастыми булавами и принесет снова....

– Ну, давай, парень, давай! – нетерпеливо крикнул взволнованный Фелг. Ранмут просто посмотрел на Мэтлина, не радуясь и не сожалея о временной отсрочке, ожидая конца, который, как ему сказала пятитысячелетняя выдумка, был только началом.

Навсегда мы умираем! – таковы были первые слова Книги мертвых. Но – жить снова? Авторы книги солгали, потому что они не знали. "Никто не знал", – подумал Мэтлин.

________________________________________

Сирианское виски бурлило в его венах. Его зрение затуманилось, затем прояснилось.

– Я Мэтлин, – сказал он.

Кедаки поблизости ахнул, и Фелг закричал:

– Возрожденный! Ты смеешь так себя называть?

– Это не имя, – прошептал Ранмут странным голосом.

– Я Мэтлин, для протокола, который ты должен предоставить, – сказал Мэтлин Фелгу, его слова прозвучали как раскаты грома в тишине большого зала. – Я больше, чем этот человек Ранмут, и я могу использовать булаву. Я бросаю тебе вызов, Фелг.

Фелг смерил его оценивающим взглядом, затем сказал:

– Позже, если у тебя есть претензии. Но я не знаю тебя, Мэтлин.

– Нет! Сейчас же. Я хочу занять место Ранмута.

Не думай, сказал он себе. Не думай, что в воспоминаниях твоя кожа была белой, как у землянина. И не думай, что ты сражался только с подбитыми булавами.

Чей-то голос произнес:

– Это было бы гораздо справедливее.

Другие голоса подхватили это, и красивая спутница Фелга повернулась и холодно, а затем с растущим интересом посмотрела на Мэтлина. Она улыбнулась ему, и эта улыбка была подобна всепожирающему пламени. Она сказала со смехом:

– О, Фелг! Бедный Фелг, теперь тебе предстоит драка.

Ранмут уставился на Мэтлина. Кто-то толкнул Ранмута вперед, и Мэтлин забрал булаву у него из рук. Он похлопал маленького человечка по плечу, потому что Ранмут все еще выглядел сомневающимся, а затем кто-то выкрикнул предупреждение. Мэтлин едва успел понять, что это была женщина, а затем – краем глаза он увидел, как Фелг бросился на него!

Фелг подошел так быстро, что Мэтлин едва успел повернуться к нему лицом. Фелг прилетел как ракета, его большое жестокое лицо исказилось от ненависти. Фелг пришел с диким ревом, предназначенным для того, чтобы остановить Мэтлина как вкопанного. Фелг пришел с порывом, и этот порыв принес смерть. Затем Фелг взмахнул своей булавой.

Все это произошло за долю секунды. Мэтлин бросился на пол, не успев поднять свою булаву, чтобы парировать неожиданную атаку. Булава пролетела в нескольких дюймах над его головой, когда он падал, и он понял, что она расколола бы его череп, как спелую дыню, если бы он все еще стоял. Усеянная шипами, она врезалась в стойку бара, расколов богато обработанную древесину, как если бы это был тонкий лист плетеной ткани.

Шипы зацепились и удержались в дереве, но Фелг рывком освободил их прежде, чем Мэтлин смог подняться на ноги. Фелг снова замахнулся, подставляя под удар все свое тело. Он замахнулся вниз, и смертоносный наконечник булавы расколол пол так же, как расколол деревянный брус. Это было так близко, что некоторые шипы зацепились за тунику Мэтлина. Когда он поднялся на ноги, он был наполовину обнажен, а от подмышки до нижней части грудной клетки виднелся рубец.

Он замахнулся своей булавой, но Фелг ловко поймал ее рукоятью своего оружия, внезапно повернувшись и едва не вырвав булаву из рук Мэтлина. Затем Фелг двинулся вперед, нанеся молниеносную серию коротких, резких ударов своим оружием. Мэтлин принял их все на себя, но от удара у него заболели руки, и они онемели. На другом конце комнаты он пошатнулся под мощным натиском. При ударе между булавами проскакивали искры; звуки были как в адской кузнице.

Фелг был большим, сильным. Мэтлин знал, что должен призвать на помощь память, чтобы пережить атаку, потому что его руки уже так устали, что он едва мог держать булаву крест-накрест перед собой обеими руками, чтобы выдержать дождь ударов. Что-то, что он должен помнить … должен был помнить … должен вспомнить, чтобы спасти свою жизнь....

Он резко упал на одно колено, и полярная туристка вскрикнула от ужаса и удовольствия. Ухмыляясь, пот струился по его лицу, Фелг занес булаву для удара. И Мэтлин опустил другое колено на пол.

Лицо Фелга безмолвно говорило о том, что Фелг знал об этом движении, но тяжелая булава уже опустилась, и ее нельзя было остановить. Булава проскользнула по плечу Мэтлина, шипастая головка расколола деревянный пол позади него. На мгновение Фелг склонился над ним, беспомощно вырывая булаву и обнажая свой живот.

Медленно, сознавая, что у него есть все время в мире, Мэтлин поднял свою булаву.

– Я убью этого человека, – подумал он. – Я могу убить этого человека прямо сейчас. Мне просто нужно вонзить наконечник булавы ему в живот, разрывая мышечную стенку до трепещущих внутренностей под ней. Он закричит, потечет кровь, булава выпадет из его ослабевших пальцев, и они будут приветствовать меня здесь как героя. Но я спас жизнь Ранмуту, так почему я должен убивать этого человека? Эта мысль поразила его: это была не мысль Кедаки....

Символизируя свой триумф, он приставил наконечник своей булавы к животу Фелга и толкнул. Большой Кедаки пошатнулся. Он рухнул на пол, и его булава, все еще торчащая из дерева, задрожала там. Мэтлин подошел к нему, уперся обеими ногами, напряг спину и вытащил его наружу. Затем он взял обе булавы и вернул их бармену.

– Нет! нет! – закричал Фелг, к нему вернулось дыхание. – Убей меня! Убей меня, дурак!

Ранмут сказал, но тихо:

– Убей его, повелитель. Он бы убил меня. Он ожидает, что его убьют. В противном случае его честь погибнет. Убей его, повелитель.

Мэтлин посмотрел на бармена, который пожал плечами и промолчал. Лица толпы ничего ему не сказали. А женщина Фелга? Она не испытывала любви к Фелгу: она была спутницей Фелга на ночь, не более того. На ее прекрасном лице было выражение Сфинкса, и когда она увидела, что Мэтлин наблюдает за ней, улыбка, которую она ему адресовала, была улыбкой только рта. Ее глаза были холодными и отстраненными, но прекрасными.

Мэтлин взял у бармена одну из булав. На шипах была кровь, к ним прилипли кусочки содранной кожи и плоти. Так вот какую булаву использовал Фелг, потому что из ребер Мэтлина текла кровь. С этой булавой Мэтлин подошел к человеку, которого он победил. Фелг так и не поднялся с пола. Он сидел там и смотрел на Мэтлина, который не сделал ни малейшего движения, чтобы использовать булаву, и он сказал, его голос теперь был напряженным шепотом, едва слышным:

– Ты убьешь меня? Я не могу больше ждать.

– Я где-то читал, – услышал Мэтлин свой голос, – что в момент перед смертью жизнь настолько драгоценна, что человек будет жаждать ее, даже если это жизнь, полная мучений, истязаний, ужасной боли. Но жизнь, любая жизнь, а не черный сон смерти. Жизнь в рабстве, и бесконечный труд, и струящийся пот, смешанный с кровью, но жизнь! Это я читал, но, конечно, это было не на Кедаке, потому что здесь, на Кедаке, смерть ничего не значит. Ну, не так ли?

– Убей меня сейчас, – неуверенно сказал Фелг.

Мэтлин медленно поднял булаву.

– Здесь, на Кедаке, как смерть может таить в себе такой ужас? Смерть – это не неизвестность. Смерть – это не вечный сон, сон без пробуждения или недоказанное ожидание разделить сон о бессмертии с богом. Смерть здесь, на Кедаке, – всего лишь промежуточная станция в течении жизни, многих жизней. Так почему же мы должны бояться смерти? Вы верите в это, не так ли? Верите записям из Книги мертвых, которые читают наши религиозные учителя?

– Я верю, – быстро сказал Фелг, без страсти, без убежденности.

Булава теперь была высоко над головой Мэтлина. Толпа подошла ближе, наблюдая. Кто-то дотронулся до единственной булавы, оставшейся на крюке, и булава медленно качнулась. Раскачивающееся движение привлекло внимание Фелга, и он зачарованно наблюдал за ним. Но булава была вне досягаемости, и он, должно быть, знал это. Все, кроме смерти, теперь было вне досягаемости, навсегда вне досягаемости.

– Что смерть – это не холодный сон, от которого нет пробуждения?

– Да, да!

– Что реинкарнация придет к тебе? Зачем я это делаю? – недоумевал Мэтлин. Это должно было доказать какую-то точку зрения, но он не знал, какую точку зрения он хотел доказать.

– Да, да....

– Потеря жизни должна быть перенесена до потери чести?

– Да. Клянусь священными страницами Книги мертвых, убей меня!

– Ты во все это веришь?

Свет отразился от шипов булавы. Они вспыхнули. Кто-то должен был отнести полярную туристку на стул и усадить ее там. От пота ее одежда прилипла к телу, открывая фигуру, похожую на фигуру свиньи. Пот выступил у нее на лице, но ее маленькие уродливые глазки смотрели на Мэтлина так, словно он занимался с ней любовью.

– Изложи свои убеждения, – сказал Мэтлин.

– Убей меня. – Едва слышный шепот.

– Изложи свои убеждения, Фелг.

Взгляд Фелга был прикован к булаве. Его лицо было серым. Его глаза умоляли булаву, как будто холодный металл, смертоносный металл, мог прислушаться к посланию, которого Мэтлин не услышал. Тишина была стеной между этой комнатой и остальным миром.

И Фелг закричал:

– Я не хочу умирать! Я не хочу умирать!

Его глаза моргнули. Слезы потекли по его щекам, и он перевернулся, чтобы упасть на колени перед Мэтлином.

– Если бы ты убил меня сразу, – горько рыдал он. – Если бы ты убил меня. Черт бы тебя побрал, я не верю, я не верю…

– Тогда живи, – равнодушно сказал Мэтлин, которому сразу стало все равно, жив Фелг или умер.

Из толпы экстра-кедаков поднялся рев, но сами кедаки были угрюмы. Высокородные, как и Фелг, они тоже не верили в реинкарнацию. Они видели себя на полу, трусливыми перед тем, кто казался низкорожденным представителем их расы, с сохраненными жизнями и уничтоженной честью.

Красивая женщина, которая была с Фелгом, взяла Мэтлина за локоть.

– Теперь они страшны, – сказала она. – Тебе лучше убраться отсюда.

– Какая тебе разница?

– Разница? Никакой разницы. Фелг дурак, а ты доставил мне удовольствие.

– Пойдем со мной, – импульсивно сказал Мэтлин.

На улице было очень жарко, и впервые, когда они вышли на улицу, Мэтлин понял, что был близок к смерти.

Глава 6

– Послушай, – сказал Мэтлин. – Тебе не обязательно идти со мной.

– Ты сам мне сказал.

– Это было раньше.

Они долго шли в жаркой влажной тишине ночи Кедаки. Они не разговаривали. Мысли Мэтлина бесцельно блуждали; женщина была довольна тем, что разделяла его молчание.

– Послушай, – снова сказал он, когда они проезжали мимо ярко светящихся огней автобусной станции Джанкшен-Сити, где большие автобусы с газотурбинным приводом рычали, вывернув из потока машин. – Я собираюсь кое-куда.

– Да, ты идешь пешком.

– Я не это имел в виду. Куда-то. И я даже не знаю твоего имени.

– Хаазахри. Куда ты идешь?

Мэтлин сказал:

– Балата-кай.

– Руины Первого Города? Зачем....

– Я не знаю зачем. Не имеет значения, зачем. Что-то во мне говорит пойти туда, чтобы открыть гробницы памяти.

– Ты потерял память"

– Землетрясение, – сказал Мэтлин. – Я ничего не помню до этого дня.

– Ну, ты не можешь пойти в Балата-кай.

– Тебе не обязательно идти со мной.

– Я не это имела в виду. Это противозаконно.

– С каких это пор? – потребовал Мэтлин.

– После землетрясения. Пока все не будет восстановлено, руины – не место для туристов. Пока все не будет восстановлено, руины – прекрасное место для воров. Поскольку записи о рождении нашей цивилизации находятся среди этих руин, у полиции есть приказ убивать любых нарушителей границы. Вот почему ты не можешь пойти. Это ужасно важно для тебя?

– Я чувствую, что это так. Я не знаю почему. Как будто… как будто что-то ждет меня там.

– Ты не должен мне говорить. Я должна сообщить о тебе. Я…

– Ты сделаешь это? – равнодушно спросил Мэтлин.

– Я не буду, – быстро сказала Хаазахри. – Я пойду с тобой.

Мэтлин ошеломленно покачал головой. Он не мог поверить своим ушам. Его проблемы были его проблемами. Почему прекрасная Хаазахри должна сопровождать его? Почему она должна этого хотеть?

– Почему?

– Потому что ты доставил мне удовольствие.

Мэтлин почувствовал разочарование.

– Тебе понравилось избиение, которое получил Фелг? Тебе понравилось его позорить?

– Нет, я не это имела в виду. Это твое имя и как … как ты соответствуешь его предположению о ереси. Религия – это хорошая вещь в других мирах, Мэтлин. Я разговаривала с людьми. На планетах Антареса, где люди добровольно принимают пантеизм абсолютной божественности, это хорошо; на Земле, где несколько религий свободно провозглашают поклонение одному великому божеству под разными именами, это хорошо. Но разве ты не видишь, здесь, на Кедаке, – но, конечно, ты видишь. Я хочу сказать, что ты говоришь то, во что веришь. Если другой....

– Но я не верю. Я атеист.

– Если другой чувствует то же, что и ты, но ничего не говорит…

– Ты, Хаазахри?

– Я. И поэтому ты доставляешь мне удовольствие. Ты странный человек, Мэтлин, но храбрый. Если ты потерял память, является ли Мэтлин новым именем, которое ты себе дал?

– Да.

– Интересно, – задумчиво произнесла Хаазахри, глядя на него и улыбаясь. Она была высокой женщиной, ее лицо было почти на одном уровне с его собственным. Она откровенно посмотрела ему в глаза, смело, все еще улыбаясь. – Интересно, есть ли у тебя семья, женат ли ты…

– Я далеко от дома, – резко сказал Мэтлин.

– Итак, что это значит? Что твой разум пытается тебе сказать?

Мэтлин удивленно покачал головой.

– Слова только что пришли!

Хаазахри все еще улыбалась.

– Нет, ты не был женат.

– Почему нет?

– Потому что, – сказала Хаазахри, – до этого дня ты меня не встречал.

– Хаазахри, послушай… – начал он.

– Не начинай это снова. Я иду с тобой в Балата-кай.

– Хаазахри....

Но она резко повернулась к нему, вцепившись в его тунику и прижимаясь к нему.