Читать книгу: «Мы умираем навсегда!», страница 2

Глава 2

Он встал.

– Я мертв, подумал он. – Как я могу стоять, если я мертв?

Было тускло, но не совсем темно. Он глубоко вздохнул и поперхнулся штукатурной пылью. Он услышал отдаленный вой сирены и бодрый, деловой звук потрескивающего неподалеку пламени.

Груда каменной кладки покрывала разбитый, потрепанный стол. Автоматически он нащупал за ним. Там кто-то был. Он вспомнил, что они разговаривали.

Он нашел этого человека, кедаки.

– Я что, кедаки? – он задумался. Он не знал. Он ничего не помнил о себе.

Шок, подумал он достаточно разумно. Ты прошел через ад, так что просто успокойся, и все вернется к тебе. Человек за столом был мертв, его череп расплющился сверху и превратился в мякоть. Мужчина, стоявший ближе к двери, тоже был мертв, у него была сломана шея. Он обошел труп и подошел к двери, которая открывалась в комнату. Он открыл ее, но был отброшен назад стеной пламени.

Он захлопнул дверь, но не раньше, чем его брови были обожжены. Он быстро прошел в центр комнаты и почувствовал запах чего-то похожего на запах горящих перьев, прежде чем почувствовал боль. Затем, инстинктивно, он ударил себя руками по голове. Его волосы загорелись. Он закричал от боли, поднял глаза и увидел дым и колеблющуюся яркость пламени, и к тому времени, когда он потушил огонь, он знал, что все его волосы сгорели. Он осторожно ощупал свой скальп. Было больно, но, похоже, никаких волдырей не было. Ожог третьей степени – ему повезло. Только на мгновение, понял он. Потому что огонь все еще был снаружи, и хотя дверь казалась огнестойкой, она не могла сопротивляться вечно.

Он должен был найти какой-то другой способ выбраться отсюда, если не хотел погибнуть в огне.

Он быстро обошел комнату. Другой двери не было. Здесь не было окон. На мгновение его охватила паника, но он все еще мог мыслить объективно.

– Видишь? – сказал он себе. – Ты боишься. Боишься умереть. Итак, ты знаешь, по крайней мере, вот что: ты не кедаки, кем бы ты ни был. Ибо кедаки не боятся смерти, это несомненно.

Вернувшись к двери, он приоткрыл ее. Пламя было ослепительным, ревущим, танцующим. Он закрыл дверь и ощупал ее поверхность. На ощупь она была неприятно горячей. Он подождал несколько мгновений, прислушиваясь к звукам пламени и все еще воющей сирене. Затем он снова коснулся двери. Безошибочно можно было сказать, что становилось все жарче. Он стоял у двери и звал на помощь, а потом рассмеялся. Никто его не услышит. И, конечно, никто не мог пройти через огонь, чтобы спасти его.

Он еще раз прошелся по комнате. Ничего.

Затем что-то зашевелилось над головой. Он поднял глаза, и смех заклокотал в его горле, почти истерический.

Балки, каменная кладка и небо.

Потолок обрушился. Или, по крайней мере, большая его часть. Выход был, и он не искал его, не нашел сначала, потому что не ожидал, что найдет его над головой.

Он прыгнул, упал.

– Что со мной такое? – задумался он. – Это выше моего понимания. Я веду себя как сумасшедший.

Он посмотрел на дверь. Теперь она светилась тускло-красным. Раздался сухой звук горения. Пламя осторожно лизнуло дверь.

– Нужно поторопиться, – подумал он.

Груда каменной кладки, покрывавшая стол, казалась достаточно высокой. Он взобрался на нее, встал там, протянул руки вверх. Низкий, несколько футов. Он посмотрел на дверь: голодное пламя пожирало ее. Он присел, напрягая мышцы, затем прыгнул. Но неплотно уложенная каменная кладка не давала никакой возможности удержаться, и была сдвинута его ногами. В результате его ощупывающие пальцы даже близко не дотянулись до балок над головой.

Он попробовал второй раз, и на этот раз щебень под ногами сдвинулся, и его швырнуло на пол.

– Так не пойдет, сказал он себе. Это вообще никуда не годится. Если ты не уберешься отсюда, и не уберешься быстро – тебя поджарит.

Теперь далекий вой сирены стал ближе. Снаружи что-то громыхнуло, и в следующее мгновение его окатило водой. К этому времени пламя уже проедало себе путь вдоль стены по обе стороны от двери. Они прыгнули к обломкам на полу, нашли там что-то горючее и подожгли. Он начал задыхаться от дыма и пара, когда вода зашипела и закипела на каменной кладке.

– Они потушат пожар, все в порядке, – подумал он. – В конце концов, они возьмут все под контроль. Но если я не поджарюсь на огне, меня сварят в их противопожарной воде, так какая разница?

Он снова попробовал взобраться на стол, но не смог подпрыгнуть достаточно высоко. Он стоял там, тяжело дыша от усилий набрать в легкие достаточно кислорода. Языки пламени игриво плясали вокруг него. Тот факт, что в комнате было так много всего, что могло сгореть, удивил его.

Он снова прыгнул. У него едва хватало сил, чтобы очистить пол ногами. Его левая лодыжка онемела, и когда он спустился, то понял, что больше не сможет прыгать.

Вот и все.

В его глазах внезапно появился лукавый блеск.

– У тебя истерика, – подумал он и был прав.

Но это не имело значения. Он встал на четвереньки, потом лег на живот.

– Прохладнее у пола, – сказал он себе, все еще хитро улыбаясь. – Ты перехитришь огонь, старина. Ты хитрый дьявол.

Прижавшись к полу, он мог дышать. Но было жарко, и пламя окружало его, казалось, выжидающе, как будто оно прожгло всю тюрьму только для того, чтобы добраться до него.

Язык пламени осторожно лизнул его руку. Он смахнул его, как вы смахиваете насекомое. Он вернулся, игриво. Казалось, это было почти не больно, но он все равно закричал.

Когда пожар был, наконец, взят под контроль, они нашли его. Его кожа была красной и покрытой волдырями там, где она не была черной и хрустящей. Его тюремная форма была полностью уничтожена пламенем, как и все волосы на теле. Каким-то чудом он все еще был жив. Сердцебиение было медленное, нерегулярное, и они не ожидали, что оно продлится долго, но послушно отвезли его на станцию скорой помощи.

Там ему повезло.

Среди врачей, дежуривших для лечения тысяч жертв землетрясения в Джанкшен-Сити, был арктурианин по имени Котис. Котис, в отличие от кедаки, высоко ценил человеческую жизнь. Ибо Котис не верил в реинкарнацию, поскольку Котис не был кедаки. Другие врачи посмотрели на обгоревшее тело, которое когда-то было человеком, и покачали головами, а один из них сказал:

– Это безнадежно, мой друг, – похлопав Котиса по спине и подмигнув остальным.

Но Котис, пожав плечами, ответил:

– Этот человек все еще жив, и если он жив, то моя работа – сохранить ему жизнь. Врач из Кедаки указал, что в другом месте нужно вправлять кости, лечить шоковые состояния и зашивать рваные раны, но Котис и слышать об этом не хотел.

Этот случай заинтриговал его. Этот человек должен был быть мертв, но все еще был жив. Кроме того, он был кедаки, не так ли? А кедаки очень мало заботились о смерти. Поэтому, радостно сказал себе доктор Котис, он сможет применить свои новые теории возрождения кожи на раненых кедаки. Но ему нужно было поторопиться, потому что потеря половины эпидермиса обычно приводила к летальному исходу, а этот кедаки потерял его полностью из-за ожогов первой или второй степени. Да ведь нигде не было видно даже слегка фиолетового оттенка кожи....

Если бы он умер во время лечения? Котис пожал плечами. Никакие методы лечения не могли его спасти. И все же на большинстве цивилизованных планет ответ был бы отрицательным. Но на Кедаки? На Кедаки все было по-другому. Улыбающийся и нетерпеливый, Котис отдал приказ, по которому умирающего доставили в больницу рядом со станцией скорой помощи. Из местных больниц Кедаки, конечно, не было ни одной. Твердо веря в метемпсихоз, кедаки не тратили время и силы на поддержание жизни умирающих людей. Раненые, да: но раненых можно было лечить, как того требовала ситуация, в пунктах оказания помощи, подобных тому, который был создан после землетрясения в Джанкшен-Сити.

Больница, в которую доктор Котис отвез своего пациента, была арктурианской больницей в Джанкшен-Сити, учреждение, необходимое из-за того, что многие граждане Арктуриана жили на Кедаке, особенно в Джанкшен-Сити, который был не только местным, но и межпланетным торговым центром.

Пока пациента готовили, Котис думал:

– Вы не можете пересадить кожу человеку, у которого не осталось кожи. Ибо единственный эффективный трансплантат – это собственный эпидермис человека или его идентичного близнеца, если таковой существует. Тогда почему бы не поставить совершенно новую кожную ткань? – счастливо подумал арктурианин, полностью погруженный в свою научную отстраненность. – Непостоянный, конечно. Но это не имело значения. Это сохранит пациенту жизнь и будет стимулировать рост новой кожи до того, как она отслоится. Скажем, месяц. Один чертов месяц. Новая кожа будет идентична искусственной коже, а не бывшему эпидермису пациента, но это не имело значения. Жаль, что у меня даже нет фотографии, по которой можно было бы судить, – подумал арктурианин. – Возможно, там есть родинка или какой-то другой дефект, который он по глупости захотел бы воспроизвести. Ну, не важно. По крайней мере, слабую фиолетовую пигментацию кедаки сделать легко, да, очень легко. Арктурианин с его ярко-оранжевой кожей стал бы чем-то другим, – признал Котис, – или землянин с едва заметными оттенками бледного загара. Но это может произойти позже. На данный момент было бы достаточно спасти эту единственную жизнь с помощью революционной разработки в области восстановления кожи.

– Пациент готов, доктор, – сказала оранжевая арктурианская медсестра.

– Все еще жив?

– На данный момент, да.

– Ты даешь ему....

– Боюсь, всего несколько минут.

– Тогда нам нужно поторопиться, – сказал Котис и бросился в операционную.

Глава 3

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Котис.

– Все еще холодно, – сказал пациент.

– Но в остальном?

– В остальном все в порядке. Они рассказали мне, как вы спасли мне жизнь, доктор, – сказал пациент на арктурианском.

– Я удивлен, насколько хорошо ты говоришь на моем языке.

– Похоже, у меня дар к языкам. Я могу говорить на земном, арктурианском, сирианском, фомальгаутском и, естественно, на моем родном кедаки. На всех я говорю без акцента.

– Сегодня мы снимем повязки. У тебя все еще нет волос, но они должны отрасти позже. Ты жив, и это главное. Ты можешь поверить, что каждый квадратный дюйм твоей кожи исчез, когда они нашли тебя в прошлом месяце?

– Это то, что медсестры продолжают мне говорить. Как вы думаете, доктор, после того, как бинты будут сняты, они смогут узнать обо мне?

– Мы надеялись, что твоя память вернется сама по себе. В противном случае, – Котис пожал плечами, – есть другие способы. – Тысячи твоих собратьев кедаки все еще числятся пропавшими без вести после землетрясения. Большинство из них, вероятно, никогда не будут найдены, так что здесь должны быть тысячи людей, чтобы посмотреть на тебя, когда ты будешь достаточно здоров. Не бойся, один из них тебя узнает.

– Но тюремный офис? Разве то, что меня нашли в тюремном кабинете, ничего не значит?

– Возможно, но тюремные власти сообщают, что все их люди учтены: выжившие, убитые, раненые – никто не пропал без вести. А что, ты помнишь, как работал в тюрьме?

– Нет, – сказал Роудс, – я ничего не помню.

– Расслабься! Пожалуйста, расслабься. Кто-нибудь тебя узнает. Кто-то сможет вызвать твое воспоминание. Расслабься, если хочешь....

– На мне не было никаких опознавательных знаков?

– Нет, никаких. Твоя одежда сгорела дотла. Ты был не только голым, но и полностью ободранным, – сказал Котис, сияя. – Замечательное лекарство. Замечательное. На Арктуре, когда я вернусь, я удивлю медиков. Здесь, на Кедаки, к сожалению, нет такой организованной профессии. Ну, а теперь о твоей новой коже....

– А как насчет отпечатков пальцев? – настаивал Роудс. – Моя личность может быть не важна для вас, доктор. Но для меня это важно.

– Я понимаю, я понимаю. Я не хотел быть таким черствым. Но подумай. У тебя нет отпечатков пальцев. Пройдет некоторое время, прежде чем завитки восстановятся на твоей новой коже. Сразу после операции, перед тем как тебя перевязали, мы взяли образец твоей сетчатки, но ни в Центре идентификации Джанкшен-Сити, ни в местной полиции нет никаких записей. Нет абсолютно никакого способа опознать тебя, кроме как с помощью твоей собственной памяти или усилий твоих друзей и родственников кедаки найти тебя. Я уверен, что со временем все наладится. А пока, – сказал Котис, улыбаясь, – если ты готов, мы можем снять повязки с твоего лица. Завтра, с остальной части твоего тела. Если есть какие-то недостатки, не волнуйся. В конце концов, искусственная кожа, которую мы тебе дали, слезет, когда нарастет твоя старая кожа. Я имею в виду буквально. Например, если мы по незнанию упустили из виду родинку или пятно, они появятся снова по прошествии шести или семи месяцев. Твои отпечатки пальцев тоже, как я уже говорил, восстановятся. Если мы сделали твою пигментацию слишком светлой или слишком темной, твой истинный цвет также проявится через несколько месяцев.... Ну что ж, ты готов? Готов к первому взгляду на себя? Знаешь, это может помочь. Это может что-нибудь спровоцировать! – с энтузиазмом воскликнул Котис.

Еще во время разговора он начал снимать повязки с лица Роудса.

– В комнате будет темно, – сказал он. – Постепенно мы будем увеличивать свет. Твои глаза долгое время были во тьме.

– Мои глаза… – сказал Роудс с внезапным страхом.

– Ты беспокоишься о них? Не нужно. Их обследовали, когда брали образец сетчатки. Чудесным образом, так же чудесно, как и то, что ты жив, с твоими глазами все в порядке. Итак, вот мы и закончили! Видишь – ммммм, нет, ты еще не видишь. Здесь темно. Вот, еще немного света. Еще немного. С глазами все в порядке?

– Он кажется ужасно ярким.

– Поначалу так было бы от любого света. Вот, еще немного. Но ты молодец! Ты немного старше подростка, насколько я могу судить. Пурпур твоей кожи – да, пурпур выглядит прекрасно.... Ни следа, ни следа. Мой мальчик, на тебе даже шрамов не останется.

Его лицо все еще было напряженным, но очень холодным. Контакт с воздухом был очень кстати, и мягкое шевеление потоков воздуха, когда руки доктора в последний раз поправляли бинты, которые все еще покрывали его от шеи вниз, заправляя их обратно на место.

Первое, что он увидел, был доктор, маленький человечек в очках с ярко-оранжевой кожей чистокровного арктурианца. Доктор улыбался во весь рот, и это вполне понятно. Потом он увидел зеркало. Его держали перед его лицом, и он почувствовал, как доктор слегка втянул воздух, ожидая реакции, надеясь, что сработает какое-нибудь забытое воспоминание.

Он посмотрел в зеркало.

– Я—я фиолетовый! – Роудс вытаращил глаза.

Доктор нахмурился.

– Конечно, пурпурный. Цвет кедаки.

– Мне жаль. Я не знаю, почему это меня испугало.

– Ну, я могу тебе сказать. Я арктурианец. Это арктурианская больница, и мы говорим на арктурианском. Даже если бы ты не мог видеть до сегодняшнего дня, все, что связано с этим местом, ассоциировалось бы у тебя с Арктуром. Вероятно, – и доктор Котис рассмеялся, – ты ожидал увидеть апельсиновую кожуру.

– Возможно, – сказал Роудс и засмеялся вместе с ним.

– Что ж, достаточно волнений для одного дня. Если ты достаточно силен, завтра у нас могут быть первые посетители, люди, пытающиеся опознать тебя. Я предупреждаю, их будут сотни, тысячи.

– В любое время, когда вы скажете, – с готовностью ответил Роудс. Но за этим рвением скрывалось некое смутное замешательство. Почему пурпурные оттенки его новой кожи так странно взволновали его? Фиолетовый. Цвет кожи кедаки. Чего еще он ожидал?

Директор бюро "Пять", Тайной полиции Кедаки, сказал:

– Пожалуйста, перестаньте вести себя как дурак.

– Но, сэр, – причитал тюремный надзиратель. – Я говорю вам, тело землянина не было обнаружено в том, что осталось от тюрьмы.

– Что это значит? – презрительно спросил директор. – У меня здесь окончательный отчет о жертвах землетрясения в Джанкшен-Сити. Мне зачитать его вам? Более шести тысяч человек все еще числятся пропавшими без вести, мой дорогой. Шесть тысяч.

– Да, я знаю, – настаивал тюремный чиновник. – Но не кажется ли вам странным, что из всех заключенных и охранников тюрьмы пропал только земной археолог?

– Тем не менее, мы можем предположить, что практически все пропавшие без вести мертвы, навсегда погребены под обломками муниципальной катастрофы.

– Тем не менее, вы знаете, насколько важен этот землянин, какие неприятности он может причинить…

– Я знаю, – высокомерно отрезал директор, – Но знаете ли вы?

– Ну, мне сказали…

– Сказали! Рассказали все, что вам нужно было знать, велели предоставить землянину камеру строгого режима и так далее. Ты ничего не знаешь!

– Я все еще....

Взмахом руки директор отпустил надзирателя. Затем, сидя в одиночестве за своим столом, он закурил сигарету. Это была земная сигарета, и хорошая.

– Эти вещи, – размышлял директор, – мы принимаем от инопланетян. Их маленькая роскошь. Но их образ жизни, – сказал он себе, – никогда. Все, что угрожает нашему образу жизни, мы ищем и уничтожаем.

Он оперся на угол стола, и через мгновение в комнату подобострастно вошла служанка с подносом. Игриво похлопав ее по крупу, как вы могли бы погладить собаку по голове, директор выбрал с подноса бутылку, которую он хотел, указав, что она должна приготовить ему напиток. Он ждал, наблюдая за ее грациозными движениями, пока она ставила поднос и наливала жидкость в изящный бокал из реганского хрусталя. Напиток, пьянящий и вкусный, был альдеберанским огненным вином. Он медленно смаковал его, затем жестом показал, что девушка, на которой не было ничего, кроме юбки, прикрывающей наготу ее чресел, должна уйти. Он откинулся назад и подумал:

– Это тоже – не вино, а женщина. Потому что женщина была бы невозможна, если бы образ жизни кедаки изменился. Система, – продолжал он размышлять, – основана на фундаменте, таком же прочном, как притяжение между планетами. Метемпсихоз.... Вы верите в реинкарнацию? – спросил он себя. Он усмехнулся, звук застрял глубоко в его горле. Он не был дураком и не придерживался дурацких убеждений. Но остальные? Классы слуг, рабы? Да, они верили. Всю их жизнь им внушали, что они должны верить. Реинкарнация была материалом, из которого были сделаны их мечты, и поэтому они приняли тяжелую участь пожизненного рабства с надеждой, что в своем следующем рождении, если они будут вести хорошую, верную жизнь, они родятся на более высоком уровне.

– Изменить это? – подумал директор. Он медленно и мрачно покачал головой. Но землянин Роудс был проблемой, потому что в древних руинах Балата-кая он наткнулся на рукопись Книги мертвых, документ пятитысячелетней давности, в котором впервые были изложены верования о метемпсихозе. Книга мертвых была опасным документом, документом, который мог разжечь в Кедаке революционный пожар, поскольку он ясно показал, что так называемые боги самой ранней цивилизации кедаки вовсе не были богами, а их так называемое откровение о метемпсихозе вовсе не откровение, а хитрый трюк, рассчитанный на победу и легкую жизнь за счет доверчивых подданных.

– О чем я думаю? – спросил себя директор. – Землянин Роудс, конечно, мертв. Он не мог бы выжить. Я такой же дурак, как и надзиратель, но надзиратель – идиот, который ничего не знает.... Тем не менее, даже если смотритель дурак, а Роудс мертв, Книга мертвых все равно пропала. И если есть один шанс из миллиона, что Роудс жив, то каждый камень на этой планете должен быть перевернут, чтобы найти его....