Читать книгу: «Последний день в мае», страница 3

– Славно, – согласился старший брат. – Я как раз хотел предложить вам позвать Ярослава к нам в выходные.

– Да, это чудесное решение! – добавила Раиса Ивановна. – Ярослав, вы не станете против?

– Ни в коем разе! – ответил я.

– В таком случае, молодые люди, ожидаем вас в гости на вечерний ужин в ближайшую субботу, – объявил глава семейства.

– Отлично, еще раз сердечно благодарю вас за поддержку, – произнес Владилен. – Но я вновь оставлю вас, потому как близится награждение!

– Беги скорее, сынок, ваша команда уже собирается! – промолвила Раиса Ивановна, указав в сторону коллектива.

– Действительно, я побежал, – согласился парень, покинув нас.

Родители Владилена, обняв друг друга с любовью и гордостью, глядели ему вслед, а я, ощутив легкое прикосновение к правой руке, обернулся и проследовал за Аней в сторону.

Она неспешно отвела меня поодаль от остального коллектива, и обратилась, нежно рассматривая своими удивительными глазами.

– Ещё не передумал посетить литературный клуб со мной?

– Конечно, нет! Только скажи, когда и где встретимся, – ответил я, ощутив новый прилив волнения.

– Славно, вот, прими, пожалуйста, – продолжила Аня, выдав листок из дневника, – тут наш домашний номер и адрес места, где мы с тобой встретимся. Мероприятие начнется в среду в шестом часу вечера, а ты позвони мне в пять, хорошо?

– Конечно, – произнес я, еще раз протянув ей руку, – тогда до новой встречи, Аня.

– До свидания, Ярослав. Мне было очень приятно провести с тобой время.

Оставив девушку с её родителями, я отправился взглянуть на торжествующих ребят. Владилен присоединился к своей команде, и товарищи принимали поздравления от спустившейся к ним группы поддержки.

Молодые люди, встретив друг друга на поле, образовали единый коллектив, принявшись общаться и шутить на различные темы. Спортсмены, ведущие еще пару минут назад отчаянное соперничество, теперь стояли вместе, обсуждая наиболее интересные моменты игры, как хорошие друзья.

Ко мне вернулся философ и со счастливым лицом вступил в общение:

– Ярик, как настрой?!

– Просто отлично, Владилен, вы показали отличную игру! – ответил я.

– Спасибо, но она была весьма тяжелой, а получив три очка, команда смогла укрепить свои позиции.

– Значит, вы не вышли на первое место?

– Конечно, нет, – махнул он рукой, – но мы максимально сократили отрыв и если выдержим ещё пару игр, то непременно займём первую строчку, а там главное продержаться.

– Насколько я знаю – это всегда сложнее, но мой максимум за всю жизнь оставался дворовый футбол, – проговорил я.

– Так он в разы интереснее чемпионата университетов, и уж тем более высшей лиги, – рассмеялся Сухарев, – кстати, вы с Аней нашли общий язык?

– Да, она даже пригласила меня на поэтический вечер.

– Ого! Даже так… – удивился товарищ, – там бывает скучно временами, но может вы им наведёте шороху!

– Непременно так, – произнёс я.

– Ладно, подожди меня пару минут, я только переоденусь и мы выдвигаемся в общежитие.

– Конечно, я только осмотрюсь ещё немного, – ответил я, и отправился осмотреться вдоль ограды.

Пройдя десяток метров, я обратил внимание, как Руслан и Даша, отделившись от остальных ребят, заговорили между собой. Вид девушки казался весьма счастливым, а лицо юноши, напротив, отражало не только радость победы, но и волнение, словно его ожидало какое-то важное дело. На мгновение мне показалось, что ему сделалось дурно и всё это последствия сильного удара мяча. Но, обождав еще немного, Гордеев, глядя возлюбленной в глаза, достал небольшую коробочку, раскрыв которую, он опустился на колено.

Внутри оказалось кольцо, а Дарья, не теряя и секунды на раздумье, ответила согласием.

Когда мы с Владиленом покидали стадион, последнее, что я запомнил, – это Николая Сорокина, одиноко бродившего с костылем по полю. В тот чудесный день он сдержал своё слово перед коллективом и помог ему удержаться на позициях в студенческом чемпионате.

Больше он никогда не играл в футбол.

3.

На следующее утро я проснулся раньше обычного, где-то в шестом часу. Выработанный в армии распорядок дня давал о себе знать, и, отдохнув пару дней, мой организм, который за два года успел привыкнуть к этому режиму, пока не собирался возвращаться к гражданскому распорядку.

Владилен еще спал, и, не став его тревожить, я сел за наш письменный стол, чтобы немного изучить то, чем он занимался. Помимо чернового варианта курсовой работы на следующий год, он вел конспекты по «Философские тетради» и «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина, «Анти-Дюринг» Энгельса, а также «Анархизм или социализм» Сталина. Все четыре работы находились в отдельных тетрадях, а сами книжки, из которых был взят материал, как и говорила библиотекарша, оказались исчерканы между строк.

Конечно, с одной стороны, это нехорошо, но зато следующему читателю станет проще, потому как я, к примеру, усмотрел наиболее важные места в ленинских тетрадях, углубившись в контекст. И так бы я и сидел дальше, если бы Владилен не позвал меня со спины.

– Ты заинтересовался конспектами?! Вот уж действительно доброе утро, Ярик!

– Доброе! Весьма занимательное чтиво, и ты всё это законспектировал ради этой работы? – поинтересовался я, указав на раскрытую тетрадь с записями парня.

– Так и есть, она называется «Об абстрактном и конкретном в мышлении человека», я уже работаю с ней пару месяцев, но приготовил лишь первые главы и составил общий конспект написания, – ответил Сухарев, поднявшись с кровати.

– Это какие-то способы мыслить? – произнёс я.

– Не совсем, – продолжил Владилен, приступив к гимнастике, – это философские категории, которые отражают формы мышления.

– Можешь показать на примере?

– Само собой… – задумался товарищ, – вот, скажем война, тебе как солдату эта тема ближе. Ярослав, что есть война в твоем представлении?

– Война… – задумался я, отложив тетрадь, – как-то даже странно слышать этот вопрос… Думаю, правильный ответ – конфликт между двумя странами или сторонами за свои интересы, верно?

– Сейчас ты дал абстрактную категорию, Ярослав, – начал товарищ, приступив к следующему упражнению, – она заключается в том, что ты произнёс определение, выявив отдельный признак, сведя всякий конфликт к одному, а не рассмотрев какую-либо реальную войну с разных сторон. А они по своему характеру различны. Вот, скажем, агрессия между парой буржуазных стран, неважно, с открытой ли они фашистской диктатурой или остатками буржуазного демократизма, – произнёс Сухарев, сев на передышку между подходами, – абстрактное мышление говорит нам, что некий народ, допустим, немцы и французы, сражаются за свои интересы, так скажем, народные. Но в действительности эти войны ведутся за конкретные цели, связанные с захватом капиталов и земель, а также освоением новых рынков сбыта, потому что такое понятие, как «народ», неоднородно и, в свою очередь, делится на классы, буржуазию и пролетариат, а значит, и война, как продолжение экономики, принадлежит одному из этих классов. И если в государстве наличествует диктатура буржуазии и капитала, то война принимает империалистический, а значит, реакционный, захватнический характер, служащий интересам частных лиц, и, напротив, если государство принадлежит союзу рабочих и революционного крестьянства, которые под руководством коммунистической партии установили диктатуру пролетариата как наиболее развитую форму демократии, то и война становится освободительной и народной, потому как отстаивает интересы трудящегося большинства. Теперь стало ясно? – окончил он с отдышкой в голосе, и с улыбкой поглядев на меня.

– По большей части – да, но признаюсь честно, ты показал сейчас схожий армейский пример. Нам политрук эту проблему раскрывал, но противопоставлял Империалистическую и Гражданские войны, – доложил я.

– Вот видишь! – улыбнулся философ, – хороший у вас был армейский наставник.

– А что у нас сегодня на повестке дня? – вновь задал я вопрос.

– Я обещал Инне помочь сегодня в детском доме, – откликнулся Владилен, – поедешь со мной?

– Спрашиваешь! Конечно, отправляемся.

Спустя час мы сели в автобус и отправились в соседний район. Мне нравился общественный транспорт: это не только дополнительная экскурсия, но и отличный метод изучения города. Поэтому я старался не только слушать Сахарева, но и внимательно осматривать улицы по пути.

В те дни Москва была особенно красива. Разумеется, она остаётся таковой и по сей день, но первое впечатление всегда особенное. И если оно не меркнет с течением времени, то можно считать, что оно действительно было истинным.

А Владилен на протяжении всего пути, продолжал рассказывать свои истории. Признаюсь, у меня сложилось впечатление, что разговаривать он любил, но в прежнее время не находил себе подходящего слушателя, хотя его речи никогда не являлись пустой болтовнёй, и за время обучения на философском факультете у него сложилось множество мыслей и впечатлений, которые он долгое время хранил при себе.

– Так вот, философия фашизма, – продолжал Владилен, глядя в окно, – опирается на иррационализм, как на одно из течений идеалистической философии. Ты понимаешь значение этого слова?

– Неразумность? – предположил я, внимательно посмотрев на него

– Отлично, – согласился товарищ, обернувшись на меня, – выходит, это течение отрицает рациональный момент и, как следствие, научное познание объективных закономерностей в изучении какого-либо предмета. Например, рассмотрим пару моментов: капитализм и фашистскую идеологию. Что ты можешь про них сказать?

– Первое, – начал я, загибая пальцы, – это социально-экономическая формация, в основе которой лежит противоречие между общественным производством трудящегося коллектива пролетариев и частным характером присвоения результатов их труда немногими капиталистами. Но при чём тут фашизм?

– Так хорошо, – улыбнувшись, продолжил Владилен, – а ответь мне, когда примерно он возник?

– Относительно недавно, я предполагаю, после Первой Империалистической войны, – ответил я.

– Следовательно, он появился как реакция на кризис капиталистической системы и революционный подъём, – дополнил меня философ, продолжая внимательно изучать меня взглядом, – а значит, это буржуазная идеология, выражающая их реакционные интересы, как через открытое подавление рабочего движения, так и через оправдание всё более нарастающего неравенства, а также угнетённого положения трудящихся посредством мистификации общественных и экономических процессов. Выходит, идеология фашизма, пришедшая на смену либерализму и буржуазной демократии, есть неотъемлемая часть развития капиталистического общества на её конечной стадии.

– Получается, иррационализм, как неразумность, лишь инструмент, чтобы оправдать сложившуюся реакцию на рабочее движение и подавление трудящихся, – произнёс я.

– Именно! – радостно добавил Владилен, – а проявляется он через отрицание логики исторического развития и произношение отдельных фактов, которые ничего не значат. Самый простой пример – это Италия, где Муссолини, как ставленник буржуазии, провозгласил это государство наследницей Римской империи и продолжателем её истории, а в чём это выражается, Ярослав? Если Империя времён Октавиана и современный фашистский режим не имеют ничего общего в экономическом базисе?

– Получается, ни в чём – это пара абсолютно разных систем, разделённых целой эпохой, – ответил я.

– Верно, но именно иррациональный подход и идеализм, как идеологические методы сохранения власти буржуазии, стараются оправдать положение рабочих, рассказывая им о великом прошлом в их угнетённом настоящем, – подтвердил Сухарев и вновь обернулся, уже на выходе из автобуса: – Да, Ярослав, напомню, процесс фашизации рано или поздно ожидает всякое капиталистическое государство.

Мы покинули транспорт в незнакомом мне районе. Следует сказать, что он оказался очень ухоженным: на каждом шагу нас встречали благоухающие деревья и симпатично подстриженные кустарники, которые создавали уют и приветливость.

Здания оливкового оттенка, высотой в семь этажей, выглядели совершенно новыми. Вероятно, их возвели в конце тридцатых годов, после чего началось массовое заселение людей из ближайших сёл.

Проходя дворами, мы встретили множество местных жителей, в основном пенсионеров и женщин с маленькими детьми. Они гуляли по внутренним паркам, обсуждали последние новости или просто наслаждались солнечным днём, играя в настольные игры, сидя на скамейках.

Вскоре Владилен вывел меня к постройке персикового цвета, окружённого по всей площади оградой. Окна здания украшали бумажные аппликации, а на внутреннем дворе расположились разноцветные цветочные клумбы и лужайки с песочницами, качелями и иным инвентарём, за которыми играли дети пяти–шести лет.

Эти игровые зоны напоминали отдельные островки, потому как их разделяли асфальтированные дорожки, которые вели как к основному корпусу, так и к беседкам, расположенным вдоль зелёных насаждений. За одним из ребячьих коллективов наблюдала Инна Филатова с собранными в пышный хвост пшеничными волосами и женщина средних лет, объясняющая мальчугану, как самостоятельно отремонтировать игрушечный автомобиль.

– Доброго вам дня, Арина Андреевна! – любезно обратился к ней Сухарев, пожав её руку. – Приветствую, Инна! Чудесно выглядите!

– Здравствуйте, Владилен, спасибо вам за комплимент, – ответила женщина нежным голосом, глядя на него с улыбкой. – Как у вас дела? Каких новых успехов добились?

– Всё просто прекрасно, вчера нам удалось обыграть МГУ, жаль, что вы с ребятами не смогли прийти, – произнёс Сухарев, отдав лёгкий поклон головой. – А сегодня, как и обещал, пришел вам помочь собрать новую партию кроваток.

– Благодарю вас, и прошу извинить, что не попали на матч, вчера по расписанию водили ребят в театр, – продолжила воспитательница.

– Здравствуй, Владя, – сказала Инна, обняв кавалера, дождавшись, когда женщина окончит речь. – Спасибо, что пришел.

– Никаких проблем! – с радостью отозвался комсомолец. – Арина Андреевна, познакомьтесь: этот юноша – мой хороший товарищ Ярослав, он совсем недавно вернулся с армии и впервые в Москве.

– Здравствуйте, мне очень приятно познакомиться с вами! – произнёс я, подав ей руку.

– Доброго дня, Ярослав! – промолвила воспитательница, улыбнувшись вновь. – Вы к нам приехали на учёбу или, быть может, трудиться?

– Думаю совмещать всё и сразу, я поступаю на экономический, но и трудиться, разумеется, всегда готов, – отозвался я.

– А родных у вас в городе нет? – настороженно поинтересовалась Арина Андреевна.

– Нет, только хорошие товарищи, которых успел встретить за эти дни, – проговорил я в ответ.

– Славно, когда человек входит в коллектив, ему каждый город становится родным в первый же день, – заключила женщина.

– Арина Андреевна, – уверенно адресовался Сухарев, – мы с Ярославом, пожалуй, начнём трудиться. Инструмент открыт?

– Да, Владилен, – улыбчиво откликнулась женщина, – Инна, дорогая, покажи в какой спальне необходимо помочь.

– Конечно, Арина Андреевна! Ребята, идемте, – с радостью произнесла Инна, поведя Владилена за собой.

Двинувшись в сторону здания, я заметил, что за нами отправился мальчик, увидев которого, Инна сразу взяла за руку и повела следом. Он имел светлые кудри и озорные зеленые глаза, которые горели ярким пламенем, изучая окружающий его мир.

– Ты хочешь потрудиться с мальчиками, Сашенька? – обратилась к нему Инна, окинув нежным взглядом.

– Да, делать кроватки, – кратко ответил мальчишка, улыбнувшись нам.

– Какой ты молодец, а машинку мальчикам оставишь или с собой возьмешь? – похвалил его Владилен.

– С нами! – радостно ответил малец, рассматривая меня и товарища.

Сформировав рабочую бригаду из трех человек, Инна выдала нам инструмент и проводила на верхний этаж.

Комнаты детского дома, окрашенные в теплые тона, оказались просторными и очень чистыми. Подобно саду, площадь разделялась на несколько зон, самой крупной из которых оказался творческий уголок с широкой письменной доской и различными прикрепленными рисунками, выражающими конкретные окружающие ребенка личности и предметы: воспитателей, различных животных, дома, коллектив ребят, марионетки из театра. Также присутствовала игровая зона, имевшая при себе не только куклы, но и игрушечные инструменты, а также конструктор, при помощи которых дети приучались к труду и воспитывали в себе различные социальные роли.

Перед тем как запустить нас в спальню, Инна обратилась к мальчику.

– Сашенька, следуй за взрослыми мальчиками и смотри, как они трудятся, если что, обязательно давай им подсказки и спрашивай, что тебе непонятно.

– А нам что прикажете, товарищ воспитатель? – поинтересовался я.

– А вам, пока я не вернусь, помогайте мальчику запоминать действия и учить трудиться в коллективе – это ваша главная задача, – ответила Инна, – вы все поняли?

– Конечно, Инна! – счастливо ответил Владилен и, передав ребенку пару гвоздей, обратился к нему: – Держи, Сашок! Будем совместно собирать мебель, а ты станешь нашим бригадиром!

В детской спальне, расположенной отдельно от игровой зоны и рассчитанной на пару десятков детей, нас встретили несколько разобранных кроваток.

Сашенька, зайдя спереди, сразу определил, где необходимо разместить дополнительные спальные места. Затем наш коллектив общими усилиями перенёс детали на будущие позиции, и мы приступили к сборке.

Сперва я и Владилен подготовили каркас, однако не обошлось без помощи мальчика. Он не только наблюдал за процессом, но и сам заколотил парочку гвоздей. Конечно, не без нашей поддержки, но уже спустя ряд повторений он окончательно освоился, став настоящим тружеником. Когда мы перешли к подготовке основы под матрас, Сашка уже практически самостоятельно отметил, как следует расставить упоры. Затем бригада прикрепила их к основному корпусу, и первая постель оказалась готова.

– Как у вас дела, ребята? – произнесла Инна, появившаяся в дверях.

– Все хорошо, но пусть лучше Сашка расскажет тебе про наши успехи, – ответил Владилен.

– Сашенька, понравилось тебе трудиться? – обратилась к мальчику наставница.

– Да! Я сам почти делал, как вы говорили, – радостно проговорил мальчик.

– А ребята тебе показали, как правильно делать? – присев к нему, продолжила Инна.

– Да, а дальше я почти сам делал, совсем как в игре, Инна Яковлевна! – воскликнул Саша, обняв воспитательницу, – а можно еще поделать? – проговорил он, улыбнувшись и окинув нас своими летними глазками.

– Конечно, – ответил я, – но позже, сейчас мы можем отдохнуть и…

– Поиграть! – завершил паренёк, – пошли, покажу тебе наши игрушки!

Осмотрев помещение еще раз, и в особенности обратив внимание на новые игрушки, предназначенные для творческого развития малышей, я оставил своих товарищей, отправившись на улицу, где Арина Андреевна уже готовила ребят к возвращению в помещение, собрав их в полукруг для проведения успокаивающей игры.

– Ребята! – обратилась она к коллективу. – Готовы к второму этапу игры?

– Готовы! – ответила малышня таким звонким хором, который, казалось, разнёсся по всей Москве.

– Тогда начинаем, – ответила им женщина. – Море волнуется раз! – И после услышанного ребята начали принимать чудные позы, копируя или морских животных, или иных симпатичных им существ. – Море волнуется два! Море волнуется три! – Последнее слово звучало протяжно и нараспев, и дети, заострив на этом внимание, приготовились занять наиболее красивую позу, – морская фигура замри! – Воскликнула воспитательница, заставив коллектив замереть.

Он напоминал мне скульптуры из парка, только это оказались не мраморные пионеры, а неведомые существа, вышедшие из глубин детского воображения, чтобы показать себя миру.

– Так, – протянула воспитательница, – теперь я постараюсь угадать ваши задумки! Начнем с тебя, Коленька, ты у нас всегда занимаешь такие интересные позы… Я думаю, что в этот раз… ты бравый советский воин!

– Да! – радостно вскричал мальчик, – вы снова угадали!

– Потому что ты старательно показываешь, – с любовью ответила она ребёнку, – а кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Солдатом! – гордо ответил ребенок.

– Солдатом? А что делают эти люди?

– Они сражаются за Родину? – раздумав, предположил Коля.

– Правильно, какой ты молодец у нас. А как ты думаешь, что такое Родина? – вновь задала женщина вопрос.

– Не знаю… дом? – предположил мальчик.

– А давай подумаем: где ты живешь?

– Тут, – уверенно сказал Коля, показывая ручками вокруг.

– Правильно, а где расположен наш дом?

– В Москве, Арина Андреевна!

– А Москва – это…, – медленно подводила женщина.

– Столица СССР! – вновь произнес ребенок.

– Всё правильно, молодец, – похвалила она ученика, – а теперь скажешь полностью?

– Наша Родина – это СССР! – уверенно доложил мальчик.

– Молодец Коленька, какой ты умничка, – произнесла она, отправившись далее.

Арина Андреевна стала подходить к каждому ребёнку по очереди, но разгадывать их задумки уже совместно со всем коллективом. Кого там только не оказалось: и лётчики, и спортсмены, и представители разных профессий. Даже нашелся ребёнок, изображавший доисторическое животное.

– Посмотрите, ребята, фигура Костика интересна и необычна, – произнесла воспитательница, рассматривая мальчика. – Как вы думаете, кого он нам показывает?

– Это чудище! – кричали одни дети.

– Дракон из сказки! – ответили иные.

Всех очень удивила эта фигура, она не походила, ни на профессию, ни на какое-либо существующее животное. Казалось, мальчик изобразил что-то настолько древнее, что не видел и первобытный человек.

Уже каждый ребёнок назвал свои предположения, но верный ответ так и не был услышан, что раззадорило исполнителя загадочной фигуры. Костик продолжал причудливо ходить, и его движения напоминали походку косолапого медведя, но, увы, скорее всего, это был неверный ответ. Дождавшись, когда дети начнут сдаваться, я высказал своё предположение, обратившись к парнишке:

– Быть может, это динозавр? – предложил я, переведя внимание всего коллектива на себя.

– Да! – радостно закричал ребенок. – Ты угадал! – обрадовался Костя, похлопав в ладоши.

– Но динозавр – это же не профессия, – сказала воспитательница.

– Да, но я буду их находить и показывать вам – это станет моей профессией! – гордо ответил ребенок.

– А как тебя полностью зовут? – спросил я у него.

– Костя Журавлев! – ответил ребёнок и продолжил изображать вымершее животное.

После игры дети самостоятельно собрали свои игрушки и, построившись на обед под надзором нескольких женщин, они отправились в дом, оставив нас с Ариной Андреевной наедине.

Она решила пройтись по игровой площадке и осмотреть, ничего ли не забыли дети, а я отправился за ней, чтобы помочь.

Это была женщина невысокого роста с забавными щечками, скрывающими ее скулы. Ее волосы, уже обрамленные сединой, были чуть ниже ушных мочек, и лежали под темной сеточкой. Несмотря на немногочисленные оспины на ее лице, оно отражало состояние уюта и теплоты, которое можно было испытать, находясь рядом с ней. Догнав её, я решил не упускать возможности лучше узнать этого человека.

– Вы, Арина Андреевна, с такой любовью заботитесь о ребятах, словно вы одна большая семья, – начал я, следуя за воспитательницей.

– Я считаю, что это действительно так, Ярослав, поэтому люблю каждого из них, – ответила женщина, подняв забытую игрушку.

– А можете рассказать, как они попадают к вам?

– Я начала трудиться еще в двадцатые годы, тогда многих приводили с улицы. Это были ребята, которые либо жили на улице изначально, либо потеряли свои семьи в военное время, и Москва, если можно так выразиться, становилась им домом, – ответила воспитательница, осматривая игровую зону.

– Вы говорите о беспризорных детях? – уточнил я.

– Да, про них. Я участвовала в кампании по ликвидации этого явления. Тогда заканчивалась война, многие детишки первого поколения приюта жили на улице несколько лет, пока ЧК не началась их сбором, – пояснила она, сев на лавку под цветущими березами, сквозь которые проникали теплые солнечные лучи.

– А каков он? Бездомный ребенок? – произнёс я, расположившись рядом.

– Маленький и несчастный человечек, который вынужден выживать в ужасных условиях. Постепенно он превращается в зверька, но это не потому, что он плохой, плохих детей не существует, а по причине нечеловеческих условий своего существования. Чтобы хоть как-то выжить, они сбивались в стайки и жили за счёт воровства и ограблений, создавая угрозу местным жителям, – ответила Арина Андреевна, еще раз оглядев парк.

– Вы имеете в виду уличные банды? – уточнил я.

– Да, я про них, – продолжила женщина, – но прошу понять, что, находясь в группировках и превращаясь в бандитов, они оставались детьми, которых необходимо было вернуть к нормальной жизни. Этим мы и занимались.

– Выходит… отсутствие нормальных условий в обществе может склонить и ребёнка к преступности, причём организованной, – рассудил я.

– Всё так, Ярослав, улица их развращала, склоняла к проституции и наркомании, одним словом, к тому, чем и взрослый не должен заниматься, не говоря о ребёнке. С таким униженным человеком нельзя было начать строить коммунистическое общество, поэтому его следовало изменить, сменив условия его жизни, – дополнила Арина Андреевна, разглядывая игрушку в руках.

– Общественное бытие, верно? – произнёс я, взглянув на неё.

– ЧК занималось сбором детей, иногда чуть ли не целыми бандами. Многие из них имели венерические заболевания, паразитов, проблемы со здоровьем на фоне недоедания. Коллектив воспитателей и чекистов приводил их в приюты, отмывал и кормил, постепенно они выздоравливали как физически, так и нравственно, а мы начинали строить из них нового человека для нового общества, – объяснила женщина, ответив мне взглядом.

– А если современные дети растут уже в совершенно новых условиях, выходит, они уже новые люди? – поинтересовался я.

– Всё так, мы строим новую личность – советского человека. Сейчас у нас проживает иное поколение, не только сироты, но и семейные дети, приезжие из сёл, родители которых только начали обустраиваться в городе, – продолжила Арина Андреевна, – За несколько лет урбанизация ускорилась, а вместе с ней и переезд людей. Нам поставили задачу разгрузить поток на детские сады до нового года, а с постройкой дополнительных детских садов у нас останутся лишь прежние ребята. И пока мы имеем возможность воспитывать людей из разных социальных условий в духе коллективизма, мы будем продолжать этот процесс.

– Нам пора? – предложил я, поднявшись.

– Да, уже начинается обед, – ответила воспитательница, принимая мою руку, чтобы удобнее подняться.

Когда мы вернулись в помещение, дети уже кушали. Они сидели в общей столовой за небольшими квадратными столиками по четыре человека и с аппетитом уплетали суп со вторым блюдом, постукивая ложками. Кроме этих звуков, царила полная тишина, что являлось прямым следованием известного принципа: «Когда я ем, я глух и нем», к которому ребят старательно приучали.

Кроме Инны и Владилена, за ребятами присматривали ещё несколько женщин, которые также присутствовали на прогулке.

Но особенно удивило меня то, что дети, окончив обед, сознательно приступали не только к уборке своего места, но и самостоятельному мытью посуды за собой, и уже после отправлялись готовиться ко сну.

Когда ребята окончили свои дела, довольная нашим трудом Арина Андреевна осмотрела собранные и расставленные кроватки, позвав нас с Владиленом в свой кабинет.

Покинув группу и спустившись на первый этаж, мы добрались до её рабочего помещения. Это была небольшая комнатка с компактным окном и лампой, которая обеспечивала хорошее освещение. В комнате не было ничего лишнего – только самое необходимое: письменный стол, стул, небольшой шкаф, раскладная кровать и портрет Железного Феликса, который украшал недавно покрашенную стену.

На столе находились тетради с множеством заметок и записей, пара сложенных книг по педагогике, несколько карандашей и перьевых ручек.

Едва Арина Андреевна вошла в комнату, она тут же открыла шкаф, достав из него купюры, пересчитав которые, она обратилась к нам:

– Товарищи, вы очень помогли нам, и я считаю, что будет неправильно с моей стороны, если помимо обычной благодарности, мы не оплатим ваши труды. Возьмите эти деньги, тут по двадцать пять рублей каждому.

– Прошу меня простить, но я не могу принять, – начал Владилен, – давайте лучше вручим всю сумму Ярославу. Он лицо в городе новое, и такая сумма ему не помешает. Что скажешь, друг?

– Честно, не знаю… уместно ли это? Ведь трудились мы вместе, а получает лишь один, – ответил я.

– Так правильно, не сомневайся, – продолжил философ, – Арина Андреевна, чтобы никого не обидеть, а также поступить более честно, давайте передадим всю сумму Ярославу.

– Воля ваша, Владилен Владимирович! Прислушаюсь к вашему голосу разума, который еще ни разу не подводил, – согласилась воспитательница, с улыбкой вручив мне всю сумму, – прошу принять, Ярослав, и добро пожаловать в Москву!

– Благодарю вас, Арина Андреевна! – ощутив прилив радости, ответил я, взяв купюры.

– Вот и славно! – воскликнула она, увидев согласие, – Владилен, по поводу ремонта беседок, мы с вами свяжемся чуть позже.

– Разумеется, Арина Андреевна! – согласился Сухарев, кивнув головой – я уведомлю комсомольскую организацию и мы примемся готовиться и ждать звонка, а сейчас нам пора. До свидания!

Во дворе нас встретила Инна, которая, едва Сухарев появился перед её глазами, встретила его нежной улыбкой, и, взявшись за руки, они отправились в сторону выхода, а я последовал за ними.

Гуляя по окрестностям вместе с ней, Сухарев становился спокоен, и мне показалось, что в такие минуты его переставали волновать сложные философские вопросы об устройстве и развитии человеческого бытия. Находясь рядом с возлюбленной, он был просто счастлив, а меня радовало, что юноша не замыкается на своём предмете, и, встречаясь с этой девушкой, он направляет полученные знания во благо окружающего его коллектива.

Вскоре пришло время прощаться, и я, оставив их наедине, задумался о том, какие цветы купить завтра для Ани и будет ли это уместно с моей стороны.

Спустя пару минут Владилен вернулся с абсолютно счастливым лицом, и мы принялись ждать автобус до дома.

– Вы очень красиво смотритесь вместе, – произнёс я в его сторону.

– Спасибо, она чудесная, и мы вместе еще со школы, – добавил философ, не скрывая улыбки.

– Вы уже построили совместные планы на будущее?

– Конечно! – обрадовался товарищ, – когда я окончу учёбу, то непременно сделаю ей предложение, а до той поры мы договорились сосредоточиться на получении профессии.

– Уверен, у вас получиться чудесная семья, – ответил я.