Отзывы на книгу «Что делать?», страница 3, 115 отзывов

Смотреля я видео Николая Жаринова про худшую, по его мнению, книгу. И ею оказалась «Что делать?». И у меня тут же пробудился интерес прочитать эту книгу. И я абсолютно не понимаю такого хейта в ее сторону. Ведь все, что Николай называл, как плохие качества, мне наоборот очень понравилось. Книга действительно написана достаточно необычно для «типичного» романа. Я так же люблю в книгах разговор писателя с читателем, что делает ее как интерактив некий. И это ещё не говоря про сюжет книги. 

А сюжет достаточно интересный с неожиданными поворотами сюжета. Так же очень интересная идея швейной мастерской Веры Павловны. Очень убедительно и точно описаны дела мастерской, что аж себе захотелось подобного вида управления бизнес. 

В общем книга хорошая и не понимаю я столь низкой оценки на этом сайте, да и вообще. 

Может быть потому что писатель крайне резко высказывается и поддевает «заядлых читателей» и это задевает их самолюбие, и тут уже идёт план мести и обида на автора. Кто знает...., меня так ничего не обидело и наоборот крайне завлекло.

Тюрьма и книги

В тюрьмах, как правило, пишутся знаковые книги. Оно и понятно. Если, сталкиваясь со смертью, человек некоторым образом прозревает (если ему все же удается остаться в живых), то ведь находясь в тюрьме человек как бы заживо умирает. Конечно, он не лишается жизни, но лишается важнейшего условия жизни – свободы. И, если при этом, благодаря счастливому случаю у него есть возможность писать – ясно, что уж он постарается написать о самом для себя главном – все, что есть в нем самого живого, он передаст бумаге. А есть ли вопрос, который был бы главнее вопроса «Что делать?». Едва ли. Вот, Чернышевский и дает вариант ответа на этот важнейший жизненный вопрос. Вполне понятный ответ – во многом утопический, отчасти несуразный, а во многом дельный и отчасти воодушевляющий. Но обо всем по порядку.

«Что делать?» и юмор

Я читал «Что делать?» три раза. Первый раз – в школе, и до конца не дочитал, а впечатление вынес примерно такое: «Что за мутотень такая!». Второй раз, много позже – в универе (в своем третьем, и последнем). Мотивация у меня была не самая благородная, я хотел попросту посмеяться над Чернышевским, - взять «Что делать?» в качестве примера «невозможной» книги – иллюстрации того «как нельзя писать». В общем-то я и посмеялся, но совсем по другим причинам. Первое, что меня поразило при втором прочтении (в третьем универе) – это как раз юмор Чернышевского – а книга буквально вся пропитана юмором. Что ни страница – есть повод улыбнуться. Конечно, юмор у Николая Гавриловича несколько специфический, так он очень любит потроллить читателей, впрочем не всех, а так называемых «проницательных читателей», ну то есть нас с вами:) Но даже и троллинг троллингу рознь, а у Чернышевского и троллинг выходит очень веселым.

— А я знаю… Что это? знакомый голос… Оглядываюсь, так и есть! он, он, проницательный читатель, так недавно изгнанный с позором за незнание ни аза в глаза по части художественности; он уж опять тут, и опять с своею прежнею проницательностью, он уж опять что-то знает! — А! я знаю, кто писал… Но я торопливо хватаю первое, удобное для моей цели, что попалось под руку, — попалась салфетка, потому что я, переписав письмо отставного студента, сел завтракать — итак, я схватываю салфетку и затыкаю ему рот: «Ну, знаешь, так и знай; что ж орать на весь город?

Да, в третий раз я прочитал «Что делать?» вот сейчас. В общем, это уже к делу не относится, но раз было сказано «во-первых», и «во-вторых», надо же сказать и «в-третьих».

Дальше...

Чернышевский и феминизм

Феминисткам следовало бы, конечно, поставить Чернышевскому памятник; но проблема, очевидно, состоит в том, что наиболее известны работы и вообще деятельность западных феминисток, а западные феминистки Чернышевского не знают, а если и знают, то ссылаться предпочитают на каких-то своих героев и героинь. В СССР же «женский вопрос», как и все остальные, был официально решен, ни в каких феминистках государство не нуждалось. И так понятно – всем на работу, и детей рожать не забывайте – «солдаты нам еще понадобятся». Так что, хотя недостатка в памятниках Чернышевскому и не наблюдается, но это памятники писателю, а скорее революционному деятелю вообще. Между тем Николай Гаврилович Чернышевский – это русский Джон Стюарт Милль. Он четко, ясно и последовательно уводит женщину от домашнего очага (читай – домашней тирании) в сферу занятий серьезными «мужскими» делами. Чернышевский формулирует и принцип, который может быть положен в основу феминизма:

А кто с дельною целью занимается каким-нибудь делом, тот, какое бы ни было это дело и в каком бы платье ни ходил этот человек, в мужском или в женском, этот человек просто человек, занимающийся своим делом, и больше ничего.

Трудно выразить основную идею феминизма более кратко, ясно и по существу. Хотя все-таки это скорее мужской феминистский взгляд. Женщины вроде как чаще всего хотят оставаться женщинами, даже и феминистки. Впрочем, кто сказал, что и мужчины чаще всего тоже не хотят оставаться мужчинами!

Мастерская Веры Павловны

Вот мы и до знаменитых мастерских добрались. «Мечтать не вредно!» - так многие могут охарактеризовать этот проект Чернышевского-Веры Павловны, и реальность, казалось бы, подтверждает мечтательность этого проекта – ведь попытки устроить такие вот мастерские «в реале» были. Насколько и что там получилось – ясного ответа я так и не нашел, - ясно, пожалуй лишь то, что дело пошло совсем не так гладко как в книге. Однако, утопия – это особый жанр, и то, что в реальности она оказывается неосуществима никогда не говорит о том, что утопия слаба. Была бы осуществима – не была бы утопией. Но ведь, могут возразить мне, Чернышевский несомненно верил в то, что он создает вполне практический проект. Да Платон тоже был уверен в том, что он создает вполне практический проект Государства. Автор утопии должен верить в реализуемость своего проекта – иначе утопия и не получится убедительной. В этом смысле сами попытки устроить такие мастерские ясно говорят о том, что Чернышевский создал убедительную утопию, и, следовательно, хорошо справился со своей задачей.

Остановлюсь еще на одном моменте. Что почти всегда бросается в глаза – где ни учись, где ни работай – так это страшная бестолковость организации процесса учебы-работы. Все делается через одно место, а хотелось бы, чтобы делалось через какое-то другое место. Обустройство мастерских – это вот как раз мечта о том, как по-человечески обустроить нормальный рабочий процесс. Правда, здесь уже не все утопично. В реальности, слава небу, все же не одна бестолковость кругом. Но всегда надо еще найти «Веру Павловну», которая постаралась бы организовать дело с умом. Чернышевский впрочем, хочет убедить нас, что дело обойдется и без Веры Павловны, ну и здесь уже опять на первый план выходит утопия, впрочем и сам Чернышевский (на пару с Верой) что-то такое подозревает, и ему приходится самого же себя переубеждать:

Да и вообще она всячески избегала всякого вида влияния, старалась выводить вперед других и успевала в этом, так что многие из дам, приезжавших в мастерскую для заказов, не различали ее от двух других закройщиц. А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от мастерской, когда объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя в том, что ей хотелось думать: что мастерская могла бы идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же мастерские и даже почему же нет? вот было бы хорошо! — это было бы лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.

Нет, не выйдет. Нет команды без тренера. И нет хорошей команды без хорошего тренера.

Грязь и опера

Вере Павловне, как известно, постоянно снятся сны. В первом сне она выходит из подвала, в третьем – понимает, что не любит Лопухова, в четвертом видит утопию во всей полноте ее осуществления, а вот я пока сконцентрируюсь на втором сне Веры Павловны – да, том самом - про грязь, точнее даже про два вида грязи. Есть грязь здоровая, из которой родится здоровый хлеб, а есть грязь нездоровая, - болото, из которой, соответственно не родится ничего здорового. Главный же признак здоровости – это необходимость; кусок хлеба у тебя есть – ну и здоров. Про иные же запросы сказано так:

— А кусок хлеба был обеспечен их детям? — спрашивает Алексей Петрович. — Конечно; но должно было позаботиться о том, чтобы… — Не исповедуйтесь, Серж, — говорит Алексей Петрович, — мы знаем вашу историю; заботы об излишнем, мысли о ненужном, — вот почва, на которой вы выросли; эта почва фантастическая. Потому, посмотрите вы на себя: вы от природы человек и не глупый, и очень хороший, быть может, не хуже и не глупее нас, а к чему же вы пригодны, на что вы полезны? — Пригоден на то, чтобы провожать Жюли повсюду, куда она берет меня с собою; полезен на то, чтобы Жюли могла кутить, — отвечает Серж. — Из этого мы видим, — говорит Алексей Петрович, — что фантастическая или нездоровая почва… — Ах, как вы надоели с вашею реальностью и фантастичностью! Давно понятно, а они продолжают толковать! — говорит Вера Павловна.

Думаю, излишне говорить о том, как сильно тут заблуждается товарищ Чернышевский. С подобного рода объяснением Искусство всегда окажется чем-то ненужным; та же самая опера, которую так любит Вера Павловна – окажется самой что ни на есть фантастической грязью (окажется выросшей на болоте, если уж придираться к формальностям). Ну в самом деле, попробуйте последовательно вывести необходимость оперы, если в основу необходимости вы положите кусок хлеба. Не выведете, и не старайтесь. Как же это примиряется у Чернышевского: здоровая грязь и любовь Веры Павловны к опере, и вообще тяга к высоким предметам? Известным образом: мы мол, поработали, теперь, хотим эстетически отдохнуть. Только работа подготавливает подходящий базис для отдыха. С точки зрения Веры Павловны, может, оно и так. А вот как быть с оперной певицей? Она тоже должна днем поработать, чтобы вечером ей хорошо пелось? «Ведь, кроме того, каждый актёр должен где-то работать. Нехорошо, если он… неправильно, если он целый день, понимаете, болтается в театре! Ведь насколько Ермолова играла бы лучше вечером, если бы она днём, понимаете, работала у шлифовального станка». И ведь это не шутки. Именно такова логика подхода о здоровой и фантастической грязи. В четвертом сне Вера Павловна видит такую картину:

Где другие? — говорит светлая царица, — они везде; многие в театре, одни актерами, другие музыкантами, третьи зрителями, как нравится кому.

В общем, ясно, - днем поработали, вечерком можно что-нибудь и на сцене забацать. Ну, если кому нравится самодеятельность – ради бога. А кому нравится все же опера – тому придется об опере забыть. Кушайте хлеб, да и будьте здоровы, остальное – фантастическая грязь!

Здесь кстати, особенно четко видна та самая грань, о которой я уже говорил в другом месте (разница между социалистическим и эстетическим взглядом на сущность труда). Вот, вроде бы и Чернышевский, и Уайльд говорят об одном и том же, да выходит в итоге совсем разное. А ведь и у Чернышевского весь основной труд также отводится машинам, благодаря чему время, обычно затрачиваемое на работу, высвобождается:

Как быстро идет у них работа! Но еще бы не идти ей быстро, и еще бы не петь им! Почти все делают за них машины, — и жнут, и вяжут снопы, и отвозят их, — люди почти только ходят, ездят, управляют машинами.

Итак – машины берут на себя всю тяжесть труда, а что остается людям – ну вот, сочиняйте себе музыку, да в опере пойте. Но не получается, сразу возникает какая-то фальш, и уже затаился где-то неподалеку «шлифовальный станок». Потому что станок есть станок; а шлифовальный станок и опера – две вещи несовместные. Уайльд прекрасно это понимал, а Чернышевский – совсем этого не понимал. Любой социалист все равно на первый план выведет уборку хлеба. Любой Оскар Уайльд все равно выведет на первый план оперу. Слабость суждений Уайльда и видна в том, что машинам не под силу до конца освободить труд – все равно этот труд будет заслонять собой творчество. Слабость суждений Чернышевского в том, что опера у него – какой-то несущественный придаток к чему-то существенному.

Любовь и дело

Есть, конечно, в «Что делать?» и что-то совсем не то. И дело не только в этих абсурдных хождениях из нейтральных комнат в ненейтральные и прочего в этом роде – это все издержки утопии – чем больше утопист приводит конкретных деталей, тем обычнее потешнее они воспринимаются, поскольку ясно, что в реальности все будет как-то не так, да и не нуждается реальность в подобного рода регламентации. Но это бы ладно. А вот есть и что-то совсем неладное. Да, и я думаю, что если «деловая часть» процесса эмансипации прописана Чернышевским очень даже интересно, то вот как дело доходит до построения любовных отношений – читать становится невмоготу. А уж когда речь заходит о расставании Лопухова и Веры Павловны – тут уж просто подташнивает. Так и хочется воскликнуть: да расстаньтесь же вы как нормальные люди, - без всего этого размазывания и взаимоуверения – что всем нам так будет лучше. Естественно, старательнее всех уверяет тот, кому хуже всего – Лопухов:

— «Милый мой, я люблю его», и зарыдала. — Что ж такое, моя милая? Чем же тут огорчаться тебе? — Я не хочу обижать тебя, мой милый, я хочу любить тебя. — Постарайся, посмотри. Если можешь, прекрасно. Успокойся, дай идти времени и увидишь, что можешь и чего не можешь. Ведь ты ко мне очень сильно расположена, как же ты можешь обидеть меня?

Он и попытку суицида сотворит – тоже, разумеется, «благородный» жест». В общем, я совсем было разозлился и на Лопухова, и на Веру Павловну, и на Кирсанова, да и на Чернышевского, но потом понял в чем дело. А ведь явное поражение Чернышевского в том, что касается описания любовных вопросов – ведь это вполне характеризует его как писателя-феминиста. Это собственно косвенно подтверждает мысль о несовместимости двух мифологий - "Мифа о красоте" и "Мифа о женщине-коллеге». Но ведь хочется совместить. Совместить хочется, но получается плохо. Чернышевский очень даже убедительно вывел женщин на работу, но в отношениях между мужчинами и женщинами «товарищество» не работает. Хочешь-не хочешь, шутишь-не шутишь, а как тебя попросят отойти в сторонку, то хочется или себя или своего соперника устранить. И «остаться другом» ну никак не выходит - даже у Лопухова со всем его интеллектуальным размазыванием ситуации. В итоге он все равно вынужден сделать все то, что сделал бы на его месте всякий – удалиться и более не показываться на глаза.

Легкость бытия

Одна из любимых мыслей Чернышевского состоит в том, что жизнь надо устроить проще:

Жертв не требуется, лишений не спрашивается — их не нужно. Желайте быть счастливыми — только, только это желание нужно.

Вот и Рахметов выговаривает Вере Павловне - опять-таки по поводу всей этой трудноперевариваемой истории с переходом от Лопухова к Кирсанову:

— К чему эти мученья? К чему эти катастрофы? и все оттого, что у вас, благодаря прежнему дурному способу его держать вас неприготовленною к этому, осталось понятие: «я убиваю его этим», чего тогда вовсе не было бы. Да, он наделал вам очень много лишнего горя. — Нет, Рахметов, вы говорите ужасные вещи. — Опять «ужасные вещи»! Для меня ужасны: мученья из-за пустяков и катастрофы из-за вздора. — Так по-вашему, вся наша история — глупая мелодрама? — Да, совершенно ненужная мелодрама с совершенно ненужным трагизмом.

В самом деле: к чему все эти лишения, все эти катастрофы? Да и желание счастья в конце-то концов? Зачем? Зачем вообще жить, любить, к чему-то стремиться? Зачем надо было читать «Что делать?», а потом еще и рецензию писать? Да стоит ли и вообще с утра с постели подниматься? По-моему, так Чернышевский (ну или Рахметов, как кому нравится), на самом деле дал очень хорошее определение жизни: «Жизнь – это совершенно ненужная мелодрама с совершенно ненужным трагизмом» :)

Конец

Четвертым сном Веры Павловны можно было и заканчивать повествование – после уже хочется уснуть – скучно. Да и все сказано. Конец.

Понравилось, несомненно, понравилось - вопреки всем опасениям. А еще мне показалось, что Чернышевский был жутким мечтателем: при всем своем,скажем так, прагматизме и реализме, история Веры Павловны, Кирсанова и уж тем более Лопухина кажется жутко придуманной и неправдоподобно счастливой) Как-то все натянуто,все слишком правильно. Вроде автор хочет сказать, что так и должно быть...в идеале. Но разве есть в жизни что-то совершенно идеальное? Какая-то утопия.

Шикарнейшая книга!! Сразу идет в любимые, и очень хочу уже ее перечитать! Вот какие эмоции вызвал во мне господин Чернышевский! Очень много прочитала нелицеприятных отзывов об этом произведении.. А жаль! Люди не поняли этот роман, и не понимают до сих пор! Многие, кто читал роман, много чего упустили и попросту перепутали. Роман прежде всего конечно революционный. Такие люди, "новые люди", которые описаны в романе, наверное тогда действительно были редкостью. Сейчас бы этот роман тоже был бы актуальным! Так как наверное эпоха "новых" людей уже прошла, и сейчас их нет, сейчас другая реальность и другая крайность в нашей жизни. Когда я читала эту книгу, мне напомнило произведение "Отцы и дети", и потом я прочитала, то это произведение как бы ответ Тургеневу))) Действительно, чем-то романы схожи. Еще, знак вопроса в названии точно лишний, лучше было бы назвать просто "Что делать". Особенно мне понравилась идея со швейной, это же некий бизнес, только не в капиталистическом нынешнем понятии, а как жаль! Сейчас люди друг с друга готовы лишнюю копейку содрать, все друг на друге наживаются, человек человеку, как говорится, волк. Главная героиня романа Верочка, сбежав от меркантильной мамочки, выходит замуж за врача, Лопухова. Не буду раскрывать все детали сюжета здесь, мне кажется это было бы неуместно. Но линия любви в романе мне очень понравилась, и сны Верочки тоже, да и сама Верочка ну очень мне понравилась, как и Кирсанов, как и Лопухов, как Катерина. Все герои живые, логичные, умные и современные, а также - бескорыстные! Красота! Всем советую обязательно к протению!!!!

После прочтения этой книги почти физическое ощущение того, что в голове прибавилось. Ее обязательно читать, особенно молодым девушкам, потому что есть чему поучиться и над чем подумать.

Рассуждения, которые многие могут назвать занудством - их много, да, но написаны они живо, с желанием донести мудрость житейскую, которую все так любят и ищут.

Роман “Что делать?» задумывался как отражение революционных идей XIX века. Причем это книга – не прямолинейный агитационный памфлет, а очень изящное повествование, показывающие преимущества новой жизни и новых мыслей перед старым строем. «Содержание повести – любовь, главное лицо – женщина» - так сам автор характеризует свой роман, но этим он не ограничивается, а выходит далеко за эти рамки. Грубо говоря, можно предположить, что любовь и женщина являются всего лишь невинным примером утопичной идеи совершенствования общества, и занимают первое место всего лишь для того, чтобы у книги был шанс быть опубликованной. Роман начинается с описания жизни молодой девушки Веры Павловны, живущей с властной недалекой матерью, желающей лишь выгодно выдать дочь замуж и подкаблучником отцом. Сама девушка обладает более подвижным умом и мечтает абсолютно о другой жизни. В какой-то момент, когда Верочке становится совсем невмоготу, появляется студент-медик Лопухов, который влюбляется в нее и женится на ней вопреки воле родителей, после чего, благодаря новому стилю мышления Лопухова и Верочкиному желанию делать что-то важное, ее жизнь меняется к лучшему. Но это все лишь грубое и далеко не полное описание сюжета книги. Отчасти ее смысл в том, что жизнь изменится к лучшему только тогда, когда изменятся отношения людей друг к другу. Когда каждый человек будет поступать так, как велит его или ее сердце, будет хозяином своих поступков и осознает, что он сам в ответе за них и, следовательно, не может винить в последствиях никого, кроме себя. Когда люди перестанут наживаться друг на друге, а будут брать себе столько, сколько нужно для жизни. Все эти мысли очень изящно переплетаются в романе в виде жизнеописания Веры Павловны, Лопухова, Кирсанова и Рахметова, описания семьи Веры Павловны, ее работы и ее снов. Все это немного утопично, но, на мой взгляд, к сожалению, не потеряло своей актуальности до сих пор, потому что мы очень далеко от того идеала, о котором для нас мечтал Чернышевский.

Несмотря на учёбу в филологическом классе, я умудрилась кое-как пролистать эту книгу, не впечатлиться, окончить школу и вспомнить о "Что делать?" уже в университете. И не понимаю негативных отзывов. Книга-то изумительная! Просто читать надо не из-под палки, как часто выходит с нашей классикой, а по своему хотению.

Предупреждаю, что я книг слушала и не знаю были ли эти вставки в оригинале. Возможно их добавила озвучка. На мой взгляд эта книга не подходит для школьников. Люди этого возраста многое не поймут. Я говорю про свое личное мнение. Как человек, который учится на первом курсе в колледже я многое не понимала. Мне совершенно не нравились эти философские вставки, где автор нам объясняет все что произошло. Меня забавляли диалоги автора с проницательными читателями. Это и правда было забавно. В начале меня раздражало обращение "Друг мой" "Миленький" или "Миленький. ой муж мой". Когда это появляется пару раз в главу это нормально, ты это даже не замечаешь. Но когда в одном предложении это повторяется раз десять это начинает бесить. Сюжет интересный. Сны это отдельная история. Думаю в те времена это была настоящая фантастика. Все или почти все сны в наше время осуществились. Это выглядит немного не так, но все же осуществились. Честно сны очень странные (Один сон я даже не запомнила) Он прошел как то мимо меня. Ну может оно и к лучшему. Когда я читала книгу мне было интересно, до философии. На мой взгляд ее слишком много. Могу советовать ее читать в возрасте 20+ в 16+ как я уже сказала многое будет не понятно.

Очень сильно впечатлилась. И даже рада, что раньше не читала, все-таки, чем обширней база, тем полнее воспринимаешь текст. Если бы прочитала в школе, многое бы упустила. Кстати, вот интересно, был ли Чернышевский под влиянием Фурье и его идеи о фланстере или это самостоятельные идеи? В общем, о классике особо распространяться негоже, так что скажу только, что тот факт, что некоторые семьи организовывали свою жизнь по, так сказать, методу Чернышевского, уже указывает на то, какое влияние эта книга оказывает на умы человеческие. Восхищает также и факт, что Чернышевский писал роман в тюрьме, но это не помешало ему выразить любовь и идеи (как помните, роман посвящен жене Чернышевского), а также так метко и едко высмеять тех, кто не способен был его понять.