Читать книгу: «Кризис Ж», страница 5

– Не знаю, – улыбнулась и она. – Если приглядеться, да, не блондинка. Но когда мы познакомились – не в песочнице, а у тебя в офисе, – ты стояла на солнце, и волосы так блестели, стопроцентно светлые. Это было сильное впечатление.

– Это было неудачное тонирование, – я с трудом поднялась с пола и протянула Антонине руку помощи. – Но с детства я и правда потемнела. Может, тогда и сошла бы за блондинку.

Сестра не ответила. Встала у стола, задумалась.

– Слушай. Он никуда не уйдет. Ни к какой другой девочке.

– Папа? – опять спросила я.

– Боря. Боря никуда не уйдет. Пожалуйста, постарайся немного пожить с этой мыслью.

Ночью сестре Антонине написал проникновенное сообщение ее брат Илюха: «Масло обнаружено. Лежало в плаще во внутренних карманах. Немножко растаяло, особенно левое. Дедушка Горан не рад, потому что плащ его (был). Картину Шишкина, случайно, не нашли? Если нет, ищите в плащах, точно вам говорю».

Отсмеявшись и в очередной раз отмыв кухню, мы разошлись спать. Антонина к себе в комнату, я – в гостиную, на диван. Стало холодно, и я прикрыла балкон. Тот самый, на котором показывала Боре свой шрам.

«Скучаю», – написала я ему. И сразу получила ответ: «Я тоже. Скоро увидимся, Джо». С этой-то мыслью я и решила немного пожить.

Глава вторая
Доктор хаос

Москва, 13 мая, балкон на Шаболовке, вечер и ветер

В пятницу, тринадцатого я завтракала на Антонинином балконе, завернувшись в чью-то вязаную шаль. Стояла, пила кофе, просыпалась под шум Садового.

– Доброе утро. А я встала тебя проводить, – зевнула появившаяся из комнаты сестра. Подошла, оперлась о балконную колонну и, глянув вниз, тут же отпрянула: боится высоты.

– Спала бы спокойно, – проворчала я. – Тебе на работу не надо.

– Угу. Но, – она зевнула так сильно, что долго не могла продолжить фразу, – …скоро придется тоже выходить. В этот журнал, о котором я тебе говорила.

– Придется? Ты же год работу искала. Думала, будешь рада, что позвали, да еще в журнал, да еще замом.

– Я рада, – без энтузиазма произнесла она. – Там много плюсов. Главный редактор вроде хорошая. Издатель вообще красивый и умный, в очках такой, я рассказывала. Филипп зовут.

– Что-то припоминаю. Очки – это показатель красоты или ума?

– В его случае – и того и другого. Короче, нормальная работа, не придерешься. Просто я слишком долго ее искала. Бежала-бежала и прибежала. Главред предлагала выйти одиннадцатого мая, а я попросила до июня меня подождать. Столько срочных дел сразу появилось, текстов назаказывали разные люди, и с ребенком бы надо побыть, как приедет, и с Гошей привыкла видеться, когда хочу, а не по выходным…

– Оттягиваешь, в общем. Отлыниваешь.

– Ага, – легко согласилась Антонина. – Пытаюсь надышаться. Вообще, блин, теперь не уверена, что хочу работать.

– Боже, дай сестричкам Козлюк то, о чем они мечтают. И они это тут же потеряют, сломают и превратят в гранатовый сок, – заметила я.

– Не свешивайся так с балкона, страшно на тебя смотреть, – взмолилась Антонина. – У меня аж ладони вспотели, прости за подробности.

– Там у твоих соседей справа на балконе елка стоит. Наряженная.

– А, эта. Она там давно. Прошлым летом точно уже была, – вспомнила сестра. – Я с ней здороваюсь иногда. Но хозяев ее я еще ни разу не видела.

– Зато знаешь, что жизнь их – вечный праздник, не то что наша, – я отхлебнула из чашки кофе, которого уже не было. – Все, я в офис. А ты не мучайся, ложись обратно и досыпай.

– Слушаюсь. Но вечером жду подробностей из Большого театра. Либретто, так сказать.

Я набросила на нее шаль, как на клетку с попугаем, и, ничего не пообещав, уехала на работу.

– Жозефина Геннадьевна, вас ожидает Шпиц, – скороговоркой произнесла в трубку бойкая девушка с ресепшен ровно в 18:00.

Я улыбнулась: конечно, Боря мог спокойно позвонить мне снизу на мобильный. Но решил повторить старую шутку со Шпицем.

В лифте мне стало страшно. Сейчас увижу его – и что? Обнять? Взять за руку? Или чинно поздороваться? В Сочи все шло естественно, само собой, а теперь каждый простой шаг вызывал вопросы. Лифт, ну куда ты так несешься-то!

– Привет, Джо, – Боря нагнулся ко мне и быстро поцеловал в губы, так, словно ничего привычнее и нормальнее в мире нет. – Давай, что ли, пойдем в театр.

И перестала я сразу бояться, и в душе опять зацвели сочинские розы, и даже потерянная в дороге радость возвратилась вся, в полном объеме, стянулась по крупицам на большой магнит. Я взяла Борю под руку, а лбом на секунду прижалась к его плечу – тоже примагнитилась.

– Здравствуй, – сказала. – Хороший сегодня день.

В театре мы слушали «Сомнамбулу», и по сюжету там никого не убили – вопреки мрачным оперным традициям. Так что на улицу я вышла в приподнятом настроении, и градус его не снизил даже холод, спешно захватывавший Москву.

– Длинная какая опера, – заметила я, пытаясь противостоять ледяному ветру. – Когда мы входили в театр, был май, а сейчас уже по ощущениям октябрь.

– Зато в ресторан можно не идти, – сказал Боря. – Ветер донесет, как раз в сторону Никитской дует.

Он закутал меня в свой пиджак, и я сразу оказалась одетой в модный оверсайз.

– А может, и правда ну его, ресторан, – придумала вдруг я. – Давай ко мне в гости лучше? Там кот небось страдает, я вчера дома не ночевала. Могу испечь пирог с рыбой. Тебе вроде бы понравился в прошлый раз.

Я осеклась, вспомнив, что «прошлый раз» означал для Бори «тот раз, когда я отказалась с тобой спать и постелила тебе на диване». Пирог-то ему и правда тогда понравился, а вот все остальное…

– Давай, – запросто согласился Боря. – Только заедем сигарет купить, ладно?

Ага, сигарет – и каких-нибудь мелочей, вроде лангустин, черных трюфелей, белых сыров и темно-розового вина. День, когда Боря явится в гости с пустыми руками, ознаменует конец нашей цивилизации.

Ветер рванул с такой силой, что я еле удержалась на ногах. Обняла Борю покрепче – для устойчивости и чтобы согреть его хоть немного его же пиджаком. Курортный роман, вспомнила я собственные слова. Гранатовый сок. Щеки мои вспыхнули, несмотря на холод. Кем бы ни была та вчерашняя женщина, разглагольствовавшая на Антониной кухне, сегодня ей стыдно.

Из магазина Боря вышел с двумя огромными, призывно шуршащими пакетами.

– Что там у тебя? Лангустины? – осведомилась я.

– Почему же, обычный салат с лобстером, – невозмутимо ответил Боря. – Кофе еще купил – кортадо твой сверху стоит, возьми, пожалуйста. И немножко тирамису.

– А сигареты?

– В кармане.

– Ясно. Я уже не знаю, стоит ли печь пирог.

– Да я только из-за него к тебе еду! – уверил Боря и ловко прикрыл от меня торчащий из пакета сетчатый бок канталупской дыни.

На Шаболовке ветер дул еще яростнее, пытался умыкнуть Шуховскую башню. Возможно, его наняла Останкинская, чтобы раз и навсегда избавиться от конкурентки.

Кот Зайка впустил нас в квартиру и сразу принялся жаловаться на жизнь:

– Мэ-э! Мэ-э! Я все больницы обзвонил, все морги, где ты шляешься, хозяйка!

К Боре он ринулся за утешением и сразу его обрел: был поглажен и даже взят на руки.

– Понимаю тебя, друг, – сочувствовал Боря, глядя в расширенные котовьи глаза. – Я по ней тоже всегда скучаю.

Обычно Зайку люди опасаются – из-за инопланетной внешности, повышенной морщинистости и нездоровой тяги к общению. Моя мама называет его «мой старичок» и вздыхает по тем временам, когда деревья были большими, а кошки – пушистыми. На руки Зайку берет только сестра Антонина, неустанно его хвалит и утверждает, что он похож на актера Уиллема Дэфо. Теперь, значит, у кота новый приятель.

– Я переоденусь, а вы пока разберите пакеты, – рекомендовала я парням. – Если «немножко тирамису» не влезет в холодильник, уберите верхнюю полку, она снимается.

– Кстати, тебе очень идет это платье, – запоздало вспомнил Боря и в сопровождении верного Зайки отправился на кухню.

– А почему кот такой нервный? Он как будто постоянно ждет беды, – сказал Боря позже, когда пирог уже испекся, салат с лобстером закончился, а до дыни и тирамису дело еще не дошло. – Или у него просто морда несчастная?

– Нет, не морда. Судьба. У моего кота натуральный ПТСР, – с некоторой гордостью сообщила я.

– Темное прошлое?

– Ага, темнейшее… Пойдем, может быть, на балкон? Я вижу, тебе хочется курить. А мне – выпить немного. Ты когда-то приносил хороший зинфандель, достань из шкафа. И пирог с собой заберем.

– Пирог с рыбой и красное вино? – покачал головой Боря. – Понятно, почему кот в ужасе. Кругом хаос.

Мы все-таки взяли тарелку с пирогом, бутылку с зинфанделем, штопор и бокалы, позвали с собой Зайку и вышли на балкон. У меня там уютно, никаких лыж, санок-банок и старых пылесосов. Есть икейские раскладные стулья, столик со съемной столешницей-подносом и теплый плотный ковер. Велосипед, купленный в порыве однодневного помешательства на спорте, прикручен к стене. Папа повесил его туда и показал, как снимать, но пока эта информация мне не пригодилась.

Боря открыл вино и закурил, я разрезала пирог, кот Зайка стоял у двери на балкон и не решался покинуть пределы кухни.

– Входи уже, – позвала я.

– Мэ! – посетовал кот. – А вдруг я лапки поставлю туда и балкон рухнет!

– Я проверил, здесь безопасно, – сказал Боря Зайке.

Кот мэкнул еще раз («Божишься?») и ступил в неизвестность. Покрутил головой, подергал хвостом. Устроился под столом, свернулся правильным лысым кольцом, зевнул и почти сразу уснул.

– Теперь он похож на огромный пончик, – заметил Боря почему-то шепотом.

– Наверняка ему снится, что за ним охотятся копы, – я отпила вина.

– Он что, раскаявшийся главарь валерьяночного наркокартеля?

– Да нет, все прозаичнее, – вздохнула я. – И темное прошлое не у кота, а скорее у меня… А ты ешь, пожалуйста, пирог.

Боря докурил, подвинул к себе тарелку с пирогом, нерешительно взял бокал:

– Я ведь правильно тебя понял? Могу пить вино и… остаться ночевать?

– Конечно, – удивилась я. – Какие вообще варианты.

Вспомнила, что всего несколько дней назад отправила его домой, попрощавшись у подъезда, и даже войти не пригласила: грустила. Да, со мной варианты возможны.

– Хорошо, – Боря приподнял бокал. – Расскажи же про кота.

– Сначала его завел мой бывший муж со своей нынешней женой. Мы дружим, они живут в Белогорске, воспитывают четверых детей. Видимо, не очень хорошо воспитывают, потому что дети мучили Зайку и на увещевания не реагировали. Меня уговорили забрать кота себе. А я тогда встречалась с чуваком, у которого дочка мечтала о сфинксе. Чувак ушел из семьи ко мне и чувствовал себя виноватым. Подарил ребенку моего кота. Потом сам вернулся к жене, а Зайку вернул мне: жена не хотела, чтобы что-то напоминало ей об измене. После этого я купила однокомнатную квартиру в малоэтажной части Бутова и пошла на уроки сальсы, где познакомилась с девушкой Дарьей. Она была таким печальным бездомным зверьком, смотрела снизу вверх и кивала, кивала. Я не заметила, как зверек попросился пожить у меня, осмелел и отрастил зубы. В итоге после нескольких затяжных скандалов мне пришлось уехать из собственной квартиры. Я дала Дарье время собрать вещи, она слезно требовала оставить ей кота. Квартиру Дарья на прощанье разгромила. А позже я из фейсбука² узнала, что она его продает – или усыпляет, типа как повезет. Тогда сестра Антонина тайно выкупила Зайку – мне бы его фиг отдали, – и он переехал наконец ко мне сюда. В итоге кот сменил… раз, два, три… пять квартир. Эта шестая. Отсюда недоверие к миру и приступы паники. Каждый раз, когда я выхожу из дома, он думает, это навсегда. Была хозяйка – и нету.

– Бедный кот. Ты ему хотя бы Агнию Барто не давай читать. А то там сплошной остросюжетный хоррор про «Зайку бросила хозяйка».

Кот зашевелился под столом, но обошлось: просто лег поудобнее, даже не проснулся. Боря закурил новую сигарету.

– А знаешь, – сказала я не глядя на него. – У меня ведь с тобой похожая история.

– То есть? – быстро переспросил он. – Хочешь меня бросить?

– Наоборот … – Я набрала воздуха. – Когда я тебя не вижу, мне кажется, ты не существуешь, а то, что было, я выдумала. Потом мы встречаемся и все нормально. Но я знаю, ты уедешь – и опять начнется хаос, буду лепить всякие ужасы из пустоты. Наверное, я плохо объясняю.

Он бросил едва начатую сигарету, подвинулся ко мне, взял за руку.

– Эй, – позвал Боря ласково, ловя мой взгляд. – Я понимаю, о чем ты. Но не понимаю, почему так. Я же не давал повода. И не собираюсь, честное слово. Джо…

Я улыбнулась – заметила, что он, конечно, расстроен, но немножко и рад: по сути, я только что призналась, что боюсь его потерять.

– Ох, тяжело мне даются такие разговоры. Поэтому я их обычно веду с сестрой Антониной, а не с тобой. Вчера вот убеждала ее, что ты турецкий аниматор. Она тебя защищала.

– Вот спасибо ей, – сказал Боря с некоторым укором.

– Извини. Что-то я разболталась. Теперь ты знаешь слишком много о моем прошлом. Можешь в отместку предъявить мне любые шокирующие факты о своем.

Боря отпустил мою руку, задумался:

– Да нечего рассказывать особо. Женат не был. Были какие-то девушки, но все несерьезно. Ну, жил с женщиной пять лет, потом она ушла.

– Ничего себе, – удивилась я. – Пять лет. А говоришь, ничего серьезного.

– Мы давно расстались.

– Она ушла! Значит, расстались не по твоей инициативе. А ты, кстати, говорил, что любил только одну Ясю со шрамом.

– В том-то и дело, – произнес Боря грустно.

Мы помолчали, пока до меня доходил смысл сказанного. Потом Боря продолжил:

– Наташа устала от моей нелюбви. Так она сказала, уходя. И я до сих пор перед ней виноват. Конечно, не обижал сознательно. Не изменял, например. И вообще старался все делать по-человечески, по-хорошему. Считал, что пора остепениться, строить семью. Но она чувствовала что-то, наверное. Что она не Яся. И не ты. Ну и невозможно полюбить человека насильно, я в принципе это всегда знал.

– Всегда? – повторила я.

Он снова взял меня за руку и поцеловал вдруг в губы, очень долго целовал. Когда перестал, я придвинулась к нему вплотную и дышать боялась. Ветер грохнул в балконное стекло, но не прорвался.

– Вот тебе бонусом еще одна история, – сказал Боря, помедлив. – Помнишь, я рассказывал, как меня оставили в Сочи у тетки на половину учебного года? Когда мама попала в больницу? Так вот. Позже оказалось, что дело не в больнице. Просто отец на эти полгода уходил к секретарше Люсе. Мне о таком позоре было знать не положено, да и вообще маме было не до меня. Она вела против Люси войну, возвращала отца домой. И вернула. Какими способами, лучше говорить не буду – но в больнице ей и правда пришлось полежать. Когда я вернулся, мне это все зачем-то рассказала бабушка по отцовской линии. С гордостью: мол, мать твоя героиня, мы в ней не ошиблись. Мои родители оба из хороших еврейских семей, и эти семьи об их браке договорились. Только мама папу полюбила, а он просто согласился жениться. И она всю жизнь свою посвятила тому, чтобы удержать его и повернуть к себе лицом. Создавала ему все условия для счастья. Полностью отстранила от решения бытовых вопросов. Держала дом в идеальном порядке. Кормила сложной здоровой пищей – у отца язва. Родила мальчика – папа предпочитал сыновей, и высокого – родители оба, кстати, среднего роста. Все время самообразовывалась – чтобы ему было о чем с ней беседовать. Не помогло. Люся-то, например, была юной беспечной неряхой, которая варила сосиски в чайнике…

– Это тебе тоже бабушка рассказала?

– Это уже мама, недавно. Приезжал к ним в Хайфу, она выпила две рюмки ликера вместо одной и разоткровенничалась. В Израиль, кстати, увезла отца при первой возможности, чтоб подальше от всяких люсь. Могла бы – поселила в пустыне в закрытом наглухо шатре.

– Значит, все-таки она победила, – предположила я. – Папа же с ней.

– Не знаю… Странная это победа. Мама вечно на измене – несмешной каламбур. Все вычисляет, куда же рванет папа в следующий раз. С тетей Милей разругалась – не перенесла, что та встречалась с женатым доктором. Тетя, в свою очередь, мамины танцы вокруг отца тоже не одобряла. Хоть и понимала ее…

Почему-то во всей этой истории больше всего было жалко высокого мальчика Борю, рожденного целеустремленной мамой по заказу равнодушного папы. С другой стороны, хорошо, что она его родила. Мне нравится.

– Мы с котом очень просим, чтобы ты остался ночевать сегодня. И завтра, – сказала я крайне серьезно.

– Мэ! – подтвердил проснувшийся Зайка. – Мы тебе верим, большой парень. Только не девайся никуда, будь человеком, а.

Глава третья
Попик в гостях у Барбоса

Москва, Якиманка, 19 мая

Следующая неделя прошла на удивление спокойно. То ли выходные с Борей дали правильный заряд, то ли работы было много, и она требовала моего непосредственного участия, но времени на гранатовую рефлексию не оставалось. К тому же Боря, похоже, буквально воспринял мои пятничные страдания на тему «я тебя не вижу, значит, ты не существуешь». Вечерами он теперь связывался со мной по скайпу и включал видео. Кот Зайка усердно лез в камеру и желал участвовать в беседе. Когда его внеземная морда появлялась на экране, Боря говорил: «И Ти звонить дом», и серьезно спрашивал моего пришельца, как жизнь и не обижает ли его кто (жизнь и обижает – намекал Зайка).

20 мая у меня день рождения. Я не собиралась его праздновать, а вот сестра Антонина и Боря – собирались. И меня уговаривали.

– Устроим камерную вечеринку в Нехорошей квартире, – предложила сестра.

– Камерную? В Нехорошей квартире? – Я была настроена скептически. – Так не бывает.

– Да почему, бывает. Только мы – ты, Боря, Гоша, попугай, я. Поздно вечером еще приедут мама с Леонидычем и детьми, но неизвестно во сколько, они ж из Анапы. Собственно, из-за них я и предлагаю свою квартиру, так-то Боря у себя хотел…

– А я хотела тихо отметить в выходные с родителями. В Белогорске.

– И ты все еще можешь это сделать! – не сдавалась Антонина. – Но в пятницу, двадцатого, изволь быть в Нехорошей квартире, с нашей маленькой тусовкой, которая принципиально празднует дни рождения. Кстати, можем ее расширить. Позови кого-нибудь еще, если хочешь. С работы, или откуда угодно. Я буду рада.

Сестра меня озадачила. Пригласить кого-то из офиса? Можно, наверное. Не то чтобы я прямо дружила с коллегами, но общаюсь же. Как минимум с некоторыми есть уровень близости «обедаем вместе». А с парочкой – даже «выпиваем в баре до состояния хештегов»: это когда к концу вечера вы делаете совместное селфи, выбираете то, на котором все себе нравятся и выглядят трезвыми, и выкладываете его в соцсети. Правда, одна из хештег-товарок недавно выбыла из строя – забеременела. На ее место мы как раз и должны были до конца недели найти нового сотрудника в мой отдел.

Тут надо быстренько и по возможности не занудно рассказать, где я работаю и чем занимаюсь. Если совсем коротко, я пиарю молочные продукты, которые производит большая международная компания. Называюсь кластерным менеджером по связям с общественностью в подразделении «функциональных продуктов», регион «Центр». «Функциональные» – значит, полезные для здоровья: биойогурты, обогащенные творожки, кефиры с активными бактериями (над их ненормальной активностью потешается сестра Антонина) и так далее. «Центр» – значит Центральный федеральный округ: Москва, Тула, Воронеж, Липецк и далее по карте. Я руковожу отделом, в котором, кроме меня, еще три девушки. Одна общается со СМИ, вторая отвечает за сайт и SMM, третья – за организацию ивентов и внутренние коммуникации.

Вот ивента-то мы и искали весь прошлый месяц. Дотянули до последнего: наша беременная Юля уходила в декрет прямо в пятницу, в мой день рождения. Собиралась выпить безалкогольного шампанского и попрощаться года на два-три, передав дела. Но передавать их было некому. Я отсмотрела четырех кандидаток до майских праздников и еще пятерых – после. Все не то. Эйчар-отдел недоумевал и злился, прямо-таки уже кидался в меня резюме. Но я знала: если с человеком предстоит работать, нельзя брать первого попавшегося. В среду в мой кабинет зашла Нино, менеджер по подбору персонала, с которой мы пару раз доходили до состояния хештегов в баре через дорогу. Ее явно командировали меня уговорить.

– Жозефина, признайся, дело в фамилиях? – Она сдвинула ухоженные брови. – И в проклятии твоего отдела?

– Во-первых, это не проклятие, а концепция. А во-вторых, нет, дело не в ней.

– Ну а что я должна думать! – всплеснула руками Нино. – Ладно, большинство соискательниц были явно так себе. Но ты отмела трех кандидаток с релевантным опытом. И фамилии их – Данилова, Павлова и, что совсем подозрительно, Иванова.

– Опыт есть, а ума нет у твоей Ивановой: не может сформулировать ни одну мысль, но рвется во внутренние коммуникации. Данилова половину интервью врала и рассказывала о фантазийных мероприятиях, которые якобы устраивала. Я прямо ждала, когда перейдет к свадьбе короля Малайзии. Павлову не помню.

– Это которая опоздала на час.

– А! Ну да, прирожденный организатор.

Нино покачала головой и выложила на стол еще стопку резюме:

– Вот, смотри. От сердца отрываю. Изучай! Да поскорее, времени нет совсем.

Я взяла листки, села читать. Нино не уходила: решила взять меня измором.

– Ладно, – сказала я наконец. – Вызывай на завтра вот этих.

И протянула ей два резюме. Нино заглянула в них, и прекрасные глаза ее возмущенно заблестели:

– Ты издеваешься! И потом будешь утверждать, что великая концепция ни при чем?

– Буду, – уверенно заявила я. – Вот увидишь, завтра выберу одну из них.

Великая концепция моего отдела проста: в нем работают только люди с дурацкими фамилиями. Другие не приживаются. Нино называет это проклятием, но я верю в нашу богоизбранность. Судите сами. Глава отдела – я, Козлюк. SMM-щица – Настя Попик. Медиаменеджер – Алла Солнечная. В декрет отправляется Юля Потирай – и да, они с Попик подружки. До меня отделом управляла Карина Косорылова, прекрасный специалист, ушла к конкурентам. Кстати, Карину схантили, как только она вышла замуж и превратилась по документам в скучную Михайлову. Прошлым летом у нас еще был стажер, умный, но рассеянный мальчик по фамилии Хренов. Жаль, что вернулся в институт, я так привыкла отвечать на вопрос «Где ваш стажер Хренов?».

В общем, из всех принесенных Нино резюме я безошибочно выловила два. Почувствовала связь и единение. Одну девушку звали Елизавета Хвостикова. Вторую – Елизавета Барбос. Две Елизаветы, Первая и Вторая. По опыту, возрасту и техническим характеристикам они примерно совпадали. А какая-нибудь некоронованная Смирнова или Новикова все равно не пройдет испытательный срок…

К вечеру среды позвонила Нино, была строга:

– Завтра в четырнадцать ноль-ноль к нам явится Барбос. Вот даже не верю, что произношу это!

– А Хвостикова?

– Она может только на следующей неделе.

– Ладно, оставим ее про запас. Но я верю в Барбоса, он наверняка весел и игрив.

Нино сердито повесила трубку.

И вот наступил четверг, мы с Нино сидели в переговорной и слушали, как серьезная и сосредоточенная Елизавета Барбос рассказывает о себе. Мне она сразу понравилась. Темные длинные волосы, прямой пробор, трогательные эльфийские уши, слегка щурится. Не теряется, когда ей задают вопросы, а перед тем, как на них отвечать, думает – и на лбу проступает морщинка. Значит, думать для нее привычное дело. Остальному в принципе можно научиться.

– Почему вы хотите работать именно у нас? – официальным тоном спросила Нино.

Барбос произнесла что-то правильное и нейтральное, а в конце добавила от себя:

– Если честно, мне нравится, что у компании есть имя на рынке, традиции, корпоративная культура. Я не человек стартапов. Мне больше нравится поддерживать порядок, чем создавать его из хаоса.

– И еще у нас бесплатные йогурты, – вставила я.

– Это решающий фактор, – без улыбки пошутила Барбос, и я поняла, что мы сработаемся.

После собеседования у меня случился внеплановый ланч с сестрой Антониной, которая гуляла по городу, пользуясь последними свободными деньками, и очнулась на Якиманке. Она написала мне, предложила выпить кофе в «Шоколаднице». За мной увязалась Алла Солнечная, наш медиаменеджер – тоже хотела кофе, а заодно познакомиться с моей сестрой.

– Ой, вы так похожи! – заголосила сходу Солнечная. – Просто одно лицо!

– Да, нас с детства путают, – сообщила Антонина.

– Нет, я знаю, что вы на самом деле не сестры! Но есть, есть общее! Черты разные, а лицо одно! – продолжала восхищаться Солнечная, тряся этническими сережками.

Ее вообще многое в мире восхищает – вот уж где фамилия нашла героя. Кстати о фамилиях.

– Антонина, как ты думаешь, Барбос – хороший работник? – спросила я.

– Охранника нанимаете? – осведомилась сестра, не отрываясь от меню.

– Нет. Ивенты и внутренняя коммуникация. Стык пиара и эйчара.

– Ну, если Барбос понимает все эти слова, я его уже уважаю, – сказала Антонина и решительно заказала блинчики вместо салата.

Солнечная попросила у официанта капучино на миндальном молоке и объяснила всем, кто готов слушать:

– Для меня лактоза – настоящее зло…

– Эти слова надо сделать девизом молочной компании, в которой мы с тобой работаем, – предложила я. – Ты-то как думаешь, берем в отдел Елизавету Барбос?

– Не зна-аю, – тянула Солнечная, наматывая на кулак этническое ожерелье. – Я же ее через стекло переговорной видела только. Симпатичная вроде, но в пиджаке. Впрочем, и ты в пиджаке… Надо спросить Попик. Они же будут рядом сидеть.

– Попик рядом с Барбосом? – не поверила Антонина.

– Ага, – охотно закивала Солнечная. – У них там свой угол в кабинете, у меня свой.

И полезла под стол, куда уронила солонку.

– Если возьмешь Барбоса, – сказала Антонина шепотом, – тебе нельзя выходить замуж за Борю и брать его фамилию. Потому что шпиц не может быть главным в конуре.

– Я и не собираюсь выходить за Борю, тем более… – начала было я, краснея.

– А кто такой Боря? – обрадовалась некстати вылезшая из-под стола Солнечная. – Вроде же был Антон!

Итогов рабочего четверга оказалось два.

Первый: мы нашли ивента. Елизавета Барбос обещала выйти на работу 1 июня, а завтра заехать в офис и принять дела у предшественницы.

Второй: я позвала Аллу Солнечную на свой день рождения в Нехорошую квартиру.

А все остальные традиционно явились туда без приглашения.