Читать книгу: «Мария I. Королева печали», страница 5

Ну а в остальном жизнь шла своим чередом. Мария соблюдала подобающей принцессе этикет, продолжала учебу и довольствовалась маленькими радостями в обществе леди Солсбери и служанок, с которыми музицировала, танцевала и играла в карты. Месячные по-прежнему оставались для девушки предметом мучений: по крайней мере два дня в месяц она оставалась лежать в постели, прижимая к животу горячий кирпич, обернутый фланелевым лоскутом. А еще в такие дни она была особенно нервной, становясь жертвой больного воображения и самых различных страхов. Леди Солсбери, как обычно, делала все возможное, чтобы их развеять, взывая к здравому смыслу своей подопечной, но одна тревога неизменно сменялась другой. Если Мария не волновалась из-за странного головокружения, то переживала из-за какого-то болезненного симптома или терзалась угрызениями совести, что сделала недостаточно для защиты матери. Иногда Марии хотелось убежать от самой себя. И единственной соломинкой, за которую еще можно было ухватиться, стала для нее истинная вера.

Ни Марию, ни ее мать не пригласили на Рождество ко двору. Отец отправил дочь на весь зимний сезон в Бьюли. Посланник отца передал ей, что она не должна общаться с матерью или мессиром Шапюи. Это известие окончательно доконало принцессу, поскольку не было такого случая, чтобы они с матерью не обменялись подарками на Новый год, и мысль о тоскующей в одиночестве бедной матушке была невыносимой. А мысль о Шапюи заставляла принцессу рыдать еще горше. Материнские письма не оставляли у нее сомнений, что этот надежный, заботливый человек с добрыми глазами оставался непоколебим в своей поддержке изгнанниц. Какая жалость, что Мария не могла встретиться с ним и излить ему свои горести! Он наверняка смог бы утешить ее.

Глава 6

1532 год

Подстегиваемая колючим январским ветром, Мария в сопровождении свиты подъезжала по обледенелой дороге к поместью Мор. Мария чувствовала душевный подъем, причем не только благодаря бодрящей зимней погоде, но и потому, что в поместье Марию ждала мать. Отец наконец-то смягчился и разрешил дочери навестить ее.

– Он, должно быть, хочет заткнуть людям рот, – язвительно заметила леди Солсбери, когда пришел приказ. – В народе ходит множество толков по поводу того, что он вас разлучил.

Мария наконец осознала, какую роль играет общественное мнение. Король, возможно, и имеет абсолютную власть, но она всецело зависит от расположения его подданных. Когда она станет королевой, мысленно поклялась Мария, то сделает все, чтобы добиться этого самого расположения.

Когда она, покинув Бьюли, ехала верхом по чьим-то землям, к ней по голому льду бежали люди, горевшие желанием увидеть и благословить принцессу. Она отказалась от носилок: перспектива встречи с любимой матерью как будто излечила все хронические болячки. Однако холод давал о себе знать, и Мария уже не могла дождаться, когда окажется перед пылающим очагом в любящих материнских объятиях. Когда процессия миновала сторожку привратника и конюхи выбежали во двор, чтобы взять под уздцы лошадей, Мария вихрем взлетела по лестнице в покои матери. И действительно, королева была там. Она протягивала дочери руки, ее измученное лицо светилось любовью. Мария прильнула к любимой матушке, с болью осознавая, как сильно та постарела и похудела за месяцы разлуки. А ведь мать не всегда будет с ней, и потому они должны максимально насладиться подаренным им временем. Ну а сколько оно продлится, одному Богу известно.

Они провели целую неделю в уютных королевских покоях, болтая, играя в карты и веселясь как ни чем не бывало. Иногда к ним присоединялась леди Солсбери, которая передавала новости, полученные от ее сыновей Генри, Джеффри и Реджинальда, – единственная доступная ей информация, поскольку, будучи отрезанной вместе со своей воспитанницей от мира, она не имела возможности получать письма даже от леди Эксетер.

Дамы старались не затрагивать дискуссионных тем, однако Мария не могла сдержать свою ненависть к Ведьме.

– Я ненавижу эту женщину за то, что она с вами делает! – уютно устроившись в материнской кровати, выпалила Мария. – Ненавижу все, что происходит с Церковью, и обрушившееся на нашу страну зло!

– Тише! – одернула Марию королева. – Не будем о грустном. Давайте наслаждаться возможностью побыть вдвоем. – С этими словами она открыла книгу, которую они читали.

Спустя неделю мать вызвала Марию к себе:

– Мое дорогое дитя, завтра вы возвращаетесь к себе в Бьюли.

– Нет! – Неужели им отпущено так мало времени? Мария рассчитывала в следующем месяце отпраздновать с матерью свое семнадцатилетие, после чего еще немного задержаться. Совершенно убитая этой новостью, девушка сжала кулаки. – Почему мне нельзя уехать попозже?

– Увы, но это приказ вашего отца. Боюсь, он предпочитает нас разлучить. Похоже, у него появились опасения, что теперь, когда вы повзрослели, мы будем строить против него козни, сговорившись с императором.

– Что послужило бы королю хорошим уроком! – воскликнула Мария.

– Дитя мое, вы, должно быть, лишились рассудка! – ахнула королева. – Неужели вы забыли о своем долге перед королем? Ведь это называется изменой! Но мой случай – совсем другое дело. Раз уж, по утверждению короля, я не являюсь его женой, следовательно я не являюсь и его подданной, а значит, меня нельзя обвинить в предательстве, если я обращусь за помощью к иностранному государству. Чего я, естественно, никогда не сделаю, поскольку считаю себя законной женой. Но вы не только дочь короля, но и его подданная. Если кто-нибудь услышит ваши крамольные речи, это сослужит вам плохую службу. Ваш отец получит удобный предлог разлучить нас уже навсегда.

Пристыженная, Мария внутренне сжалась:

– Я никогда в жизни не стала бы так рисковать. Но мы ведь сейчас одни. И никто, кроме вас, меня не слышит.

– Даже у стен есть уши, – мрачно проронила королева. – Боюсь, этот новый человек во власти, Томас Кромвель, который, заменив кардинала, стал главным советником короля, приставил к нам соглядатаев. Мария, следите за языком и никогда не произносите ничего такого, что могло бы вас хоть как-то скомпрометировать.

Расставание на следующий день стало особенно болезненным, поскольку ни одна из них не знала, когда им суждено увидеться вновь. Мария отправилась в Бьюли в расстроенных чувствах, безразличная к холоду, проникавшему сквозь кожаные шторки ее носилок. Они пробыли вдвоем совсем недолго. Мария не сомневалась, что отец наказывает мать за ослушание. Неужели он не понимает, сколько страданий причиняет своей дочери?

* * *

Мария пыталась находить удовольствие в повседневных вещах: в книгах, музыке и обществе дражайшей леди Солсбери. Девушка постоянно напоминала себе, что живет в роскошном доме, в ее распоряжении множество слуг и все, чего только душа пожелает. По сравнению со многими она была счастливицей. Тем не менее никакие материальные блага не могли компенсировать отсутствие матери или утрату былого счастья. И теперь постоянные недуги и тревожное состояние психики постоянно напоминали о том печальном положении, в котором она оказалась.

Отец время от времени навещал Марию. Она подозревала, что приезжал он исключительно ради того, чтобы удостовериться в ее покорности. Не желая обмануть ожидания отца, она больше не позволяла себе перечить ему и старалась не давать поводов для недовольства. Но затем она начинала терзаться угрызениями совести из-за того, что не смогла должным образом защитить мать, и в результате мучительные мысли ходили по замкнутому кругу.

Визиты отца стали для Марии тяжким испытанием из-за висевших в воздухе невысказанных слов. Мать никогда не упоминалась. Отец, безупречно любезный, как всегда, интересовался академическими успехами дочери и был даже ласков с ней, если на него находил стих. Однако Мария заметила в нем непривычную сдержанность, его манеры стали более резкими. Он явно не выглядел счастливым человеком. Похоже, у короля имелось немало поводов для раздражения и разочарования.

Однажды, после того как ее двор переехал на лето в Хансдон, Мария забыла о сдержанности и, когда отец попытался перетянуть ее на свою сторону, заливаясь слезами, заявила, что никогда не будет считать себя незаконнорожденной. В результате отец уехал, разъяренный вызывающим поведением дочери. И она снова мысленно наказала себе без нужды не сердить его. Однако держать свои чувства в узде оказалось не так-то просто.

Шли месяцы, визиты отца становились все реже, он еще больше отдалился от дочери. Она терялась в догадках, чем могла его оскорбить, и неделями не находила себе места от беспокойства, но затем он возвращался, и все волнения тут же стихали.

Как-то раз в сентябре, после того как отец, сдержанно попрощавшись, отбыл ко двору, леди Солсбери получила письмо от своего сына Генри Поула, который состоял в свите короля. Мария услышала, как воспитательница, прочитав послание, сдавленно охнула.

– Что-нибудь случилось? – спросила Мария, предчувствуя очередной кризис; в последнее время она постоянно жила в ожидании худшего.

Леди Солсбери подняла на нее встревоженные глаза:

– Не уверена, что могу вам что-то говорить, но, боюсь, придется. Хотя бы ради собственной безопасности. Возможно, это всего-навсего пустая болтовня злой женщины, но мы должны быть настороже.

– В чем дело?! – уже не на шутку разволновавшись, воскликнула Мария.

– Генри пишет, при дворе поговаривают, будто король не осмеливается хвалить вас в присутствии леди Анны, дабы не выводить ее из себя. А еще он старается сделать свои визиты к вам как можно короче, потому что она ревнует. Прислуживая на прошлой неделе его милости, Генри собственными ушами слышал, как она говорила, что вы непременно будете в ее свите и она, возможно, накормит вас за обедом чем-нибудь плохим или выдаст замуж за одного из слуг. – (Марии показалось, что ей дали под дых.) – Вероятно, это пустые угрозы. Однако Генри обеспокоен, поскольку совсем недавно пытались отравить епископа Фишера и, похоже, за отравлением стояли Болейны.

Мария, ни секунды не сомневавшаяся, что Анна вполне способна осуществить свои угрозы, невольно содрогнулась:

– Как далеко может простираться злоба Ведьмы? И что плохого я ей сделала?

– Вы поддержали вашу матушку. Да и вообще, самим фактом своего существования вы представляете угрозу тем детям, которых она надеется родить. Так как у вас преимущественное право престолонаследия.

– Боюсь, если отец все же женится на ней и она родит ему сына, он будет иметь преимущество. Но я никогда не признаю его! – воскликнула Мария.

– Будем надеяться, что ее угрозы – всего лишь злобные выпады мерзкой, обиженной мегеры, – заявила леди Солсбери. – Тем не менее мы должны быть бдительны. Я позабочусь о том, чтобы всю вашу еду перед подачей на стол проверяли.

В ту ночь Мария не сомкнула глаз. Перед мысленным взором вставали мрачные картины будущего. Относительно безопасный мир, в котором она жила, больше не казался ей таковым. Король одним махом мог разлучить дочь с леди Солсбери, так же как разлучил их с матерью. Мария живо представляла себе, как ее заставят прислуживать злейшему врагу при королевском дворе, где ей придется жить в постоянном страхе быть отравленной, поскольку защиты не будет. И даже отец навряд ли сумеет хоть что-то сделать – одурманенный любовью к Ведьме, он во всем шел у этой интриганки на поводу.

Из очередного письма Генри Поула, полученного во время подготовки к дневному уроку, они узнали, что Анна во время пышной церемонии в Виндзорском замке получила титул маркизы Пембрук в собственном праве.

– Какой скандал! Эта женщина была возведена в пэрство в собственном праве! – возмущалась леди Солсбери, сердито швыряя книги Марии на стол. – В последний раз подобной чести удостоили меня, леди благородных кровей, а не какую-то там наглую шлюху.

– Действительно жуткий скандал, – согласилась Мария, одновременно начиная осознавать, что новость, возможно, и не такая плохая. – По-вашему, это действительно так важно? Возможно, мой отец устал от Ведьмы или понял, что никогда не сможет на ней жениться. Быть может, он просто решил наградить ее за то, что она была его любовницей.

Задумавшись, леди Солсбери на секунду замолчала.

– Не исключено, что вы правы. В письме Генри что-то такое было. – Она вынула из кармана письмо. – Да. Многие из тех, кто присутствовал на торжественной церемонии, заметили, что титул был пожалован Анне и ее наследникам мужского пола, а не ее законным наследникам мужского пола, как положено.

– Это противоречит всем законам о пэрстве! – возмутилась Мария. – Бастард не может быть наследником.

– Король вправе возвысить любого, кого пожелает. Взять хотя бы Генри Фицроя! Но вы, Мария, возможно, и правы. Король с тем же успехом может обеспечивать безбедное существование каждого бастарда, которого она родит.

От затеплившейся надежды у Марии екнуло сердце.

* * *

Но надежда сразу же рухнула, когда в октябре она узнала, что отец, отправившись в Кале на встречу с королем Франциском, взял с собой Анну Болейн. Значит, он не бросил Ведьму, а, наоборот, возвысил ее, чтобы представить своему брату-монарху.

В ту бессонную ночь Мария не могла сдержать слез. Она услышала, что доктор Томас Кранмер должен был сменить Уорхэма на посту архиепископа Кентерберийского. Уорхэм до самой смерти осторожно поддерживал мать Марии, а вот Кранмера Генри Поул характеризовал как религиозного радикала, ставленника Болейнов и того самого человека, который посоветовал королю узнать мнение университетов по поводу его Великого дела. Кранмер действительно мог оказывать на короля очень опасное влияние. По словам Генри Поула, университеты, скорее всего, подкупили огромными субсидиями, чтобы ученые мужи объявили брак короля недействительным, и, похоже, большинство из них высказались в его пользу.

Тем не менее Мария усиленно пыталась убедить себя в ничтожности их заявлений по сравнению с мнением папы. Только папа имеет право решать такие вопросы. Одному Богу известно, почему папа так долго тянет с ответом, но он наверняка скоро вынесет решение. Мария молилась, чтобы оно не появилось слишком поздно, так как сердцем чувствовала, что грядет нечто страшное. Все знамения были недобрыми.

1533 год

В феврале в день, когда Марии исполнилось семнадцать лет, в Хансдон, где она встречала уже второе Рождество без матери, прибыл гонец, на котором не было никакой ливреи. Мария, которая руководила развешиванием гобелена в зале, увидела вошедшего в дом незнакомого мужчину. Дворецкий тут же отправил незнакомца к леди Солсбери, и уже позже Мария узнала, что этого человека звали мастер Хейворд.

Когда леди Солсбери присоединилась к Марии за обедом в ее частных покоях, та сразу поняла, что случилось неладное.

– Мне неприятно вам это говорить, но при дворе ходят слухи, что Анна ждет ребенка, – сообщила воспитательница.

– Ждет ребенка? – эхом повторила Мария.

– Боюсь, что так. Я получила тайное сообщение от леди Эксетер. Она опасается, что готовится какое-то беззаконие.

– Но папа еще не вынес решения! Что они могут сделать?

– Учитывая, что ваш отец назначил себя верховным главой Церкви Англии, я уже ничему не удивлюсь, – уныло проронила леди Солсбери.

Марии буквально хотелось выть, она чувствовала себя плотиной, которую вот-вот прорвет. Ей оставалось только молиться, чтобы это оказалось неправдой, а слухи о так называемой беременности были досужими домыслами.

– Как вы думаете, моя мать в курсе? – Марии инстинктивно хотелось оградить королеву от неутешительных новостей.

Леди Солсбери покачала головой:

– Мне не дано это знать. Леди Эксетер пишет, что ее милости по-прежнему запрещено принимать посетителей или контактировать с внешним миром. Я даже не знаю, где она находится.

После этих слов Мария уже разрыдалась по-настоящему. Чем ее дорогая матушка заслужила подобное отношение?

* * *

Апрель выдался достаточно теплым, и Мария взяла свои книги в сад, чтобы там поработать над переводами. Не успела она немного погреться на солнышке, как увидела леди Солсбери, торопливо идущую по гравийной дорожке.

– Мария! – позвала она.

Увидев ее испуганное лицо, Мария приготовилась к худшему. Папа принял решение не в пользу матери! Или ей, Марии, нужно прибыть ко двору и прислуживать Ведьме… Или, что самое страшное, внезапно скончалась матушка.

Тяжело опустившись на скамейку рядом с Марией, леди Солсбери сказала с тяжелым вздохом:

– У меня сообщение от сына. В Пасхальное воскресенье леди Анна в сопровождении шестидесяти фрейлин отправилась во главе процессии к мессе, разодетая в королевские одежды из темно-красного бархата и в королевской короне.

Марии казалось, что она вот-вот потеряет сознание. В глазах потемнело, в голове зазвенело, словно от удара.

– Нет! Нет! – воскликнула она. – Его святейшество не мог вынести решение в пользу отца!

– Папа вообще не вынес решения! – Глаза леди Солсбери сердито вспыхнули. – Ведь иначе об этом наверняка было бы сделано торжественное объявление. Насколько всем известно, король стал двоеженцем.

Мария тревожно огляделась по сторонам в страхе, что их могут услышать. Но рядом никого не было. Она не ожидала, что отец зайдет так далеко, от потрясения у нее скрутило живот.

– Если это вас хоть немного утешит, большинство людей были потрясены не меньше вас. По словам Генри, они явно не знали, то ли смеяться, то ли плакать, и все вокруг шушукались. Кое-кто выражал леди Анне свое почтение, но остальные просто таращились на нее.

И немудрено! И как только у Ведьмы хватило наглости появиться при дворе в короне, на которую она не имеет права?! Кровь бросилась Марии в голову. Если бы Анна была здесь, Мария воткнула бы ей в сердце кинжал или задушила бы ее голыми руками.

* * *

Словно в насмешку, весна украсилась цветами, представ во всем своем блеске. Но Марии, согнувшейся под бременем несчастий и страха неизвестности, было не до природных красот.

Одним чудесным майским днем Мария сидела в саду с доктором Фетерстоном, который проверял, насколько хорошо она знает нюансы риторики. Внезапно она увидела приближающихся всадников в сопровождении верховых в ливреях с королевской эмблемой. Когда всадники подъехали к дому, она узнала лордов из Тайного совета. В далекие счастливые времена эти люди нянчились с маленькой принцессой и всячески баловали ее. Страх ледяной рукой сжал сердце Марии. Интересно, что им здесь нужно?

У доктора Фетерстона, похоже, возник аналогичный вопрос.

– Вам, пожалуй, лучше удалиться и поискать леди Солсбери, – сказал он. – Мы встретим их вместе.

Когда Мария вошла в большой зал, там ее ждали советники, потевшие в своих красивых мантиях и золотых цепях. Она с облегчением увидела, что при поклоне они сняли шапочки. Набравшись смелости, она обратилась к ним:

– Какая неожиданная радость, милорды.

Вперед выступил герцог Саффолк, ставший ей дядей путем женитьбы на сестре ее отца, тете Марии. Этот цветущий здоровяк внешне был очень похож на короля и пользовался его безграничным доверием.

– Миледи принцесса, мы приехали по поручению короля, и нам велено известить вас, что архиепископ Кентерберийский аннулировал брак короля с вашей матушкой, объявив этот брак недействительным и противоречащим Божественному закону. Архиепископ также нашел брак его милости с леди Анной Болейн безупречным и действительным.

Мария дрожала от ярости:

– А его святейшество вынес решение по данному вопросу?

– У папы нет полномочий отправлять правосудие в подобном деле, – со смущенным видом ответил герцог Саффолк.

– Кто вам такое сказал?

– Таково мнение университетских богословов, а также и самого архиепископа Кентерберийского.

Мария вскинула голову и выпрямилась. Она как-никак английская принцесса, наследница трона, и она уже была сыта по горло этим вздором.

– Милорд герцог, боюсь, они все ошибаются, и даже милорд архиепископ. – Когда-нибудь, мысленно поклялась себе Мария, Кранмера призовут к ответу за это беззаконие. – В подобных делах папа является единственным авторитетом, и могу вас заверить, что я не признаю королевой никого, кроме своей матери.

– Ваше высочество, прошу вас пересмотреть свою точку зрения. Уверен, вы не хотите навлечь на себя гнев короля.

Ярость Марии вспыхнула с новой силой.

– Моя мать является законной женой короля, и я никогда не стану утверждать обратного.

Вперед вышел герцог Норфолк, своекорыстный старый солдафон:

– В таком случае, мадам, вам запрещены любые контакты со вдовствующей принцессой, как теперь должна именоваться ваша мать. Вам не разрешено с ней видеться до тех пор, пока вы обе не образумитесь.

– Неужели мне даже нельзя написать ей прощальной записки? – глотая слезы, спросила Мария.

– Нельзя.

– Очень хорошо. Но если вы рассчитываете своими запугиваниями заставить меня подчиниться, то сильно ошибаетесь. Моя мать является законной королевой, и я никогда не стану называть ее вдовствующей принцессой. И никогда не признаю леди Анну королевой.

– Решать вам, но тогда вся ответственность ляжет на вас! – рявкнул герцог Норфолк.

После чего члены депутации поклонились, на сей раз менее почтительно, и вышли из зала.

Три дня спустя пришло письмо, скрепленное печатью королевы. Сперва Мария решила, что послание от матери, но, как оказалось, письмо было от Ведьмы.

«Я не стану его читать», – решила Мария. Она не желала иметь ничего общего с этой женщиной. Но искушение оказалось сильнее. Она должна была знать, что в том письме.

Письмо было достаточно сердечным – оливковая ветвь, по крайней мере с виду. Анна приглашала Марию прибыть ко двору. Если та признает Анну королевой, это поможет умилостивить ее отца, чрезвычайно недовольного дочерью.

Итак, они собирались подкупить ее, тем самым заставив подчиниться!

Кипя от ярости, Мария быстро набросала ответ, перо буквально летало по бумаге. Она не знает никакой другой королевы, кроме своей матери, писала Мария, но, если мадам Болейн – принцесса демонстративно не использовала никакого титула – походатайствует за нее перед отцом, она, Мария, будет премного ей благодарна.

Тон следующего письма Анны оказался уже не таким дружелюбным, однако Марию в очередной раз пригласили ко двору.

Мария снова дала Анне отпор и только после отъезда гонца начала думать о последствиях.

Приглашений ко двору больше не поступало. Но затем Мария узнала, уже от леди Солсбери, что Генри Поул подслушал, как Анна публично угрожала выбить из Марии всю ее гордость, порожденную необузданной испанской кровью. Итак, битва началась, и если Анна настроена не давать врагу пощады, тогда Мария станет для нее достойным противником.

* * *

Мать не давала о себе знать, и не было никакой возможности получить от нее весточку. Мария часами стояла на коленях, молясь за мать и умоляя Пресвятую Деву облегчить ее страдания. Однако принцесса не сомневалась, что королева будет твердо стоять на своем.

Отчаянно нуждаясь в хоть каких-нибудь новостях, Мария написала письмо мессиру Шапюи и поинтересовалась у леди Солсбери, не может ли мастер Хейворд, гонец Генри Поула, отвезти письмо своему хозяину. Мария напряженно ждала ответа, с ужасом представляя, что будет, если послание перехватят. Шли дни, но ответа так и не было.

Но вот в один прекрасный день в Хансдон приехал мастер Хейворд. В его суме лежал запечатанный пакет для Марии. Мастер Хейворд молча вручил его ей, когда в комнате не осталось никого, кроме леди Солсбери. Письмо от Шапюи!

Мария ушла к себе в спальню, чтобы в одиночестве прочитать послание. Из него она узнала все, что хотела знать.

Как она и предполагала, мать мужественно встретила новости о вынесенном Кранмером решении. Она взяла перо и вычеркнула слова «вдовствующая принцесса» на документе, переданном ей на подпись для подтверждения, что она больше не королева, причем сделала это с такой силой, что кончик пера порвал пергамент. После чего решительно заявила, что раз уж она коронована и миропомазана как королева, то будет величаться так до конца своих дней. А когда ей напомнили, что законной королевой сейчас является ее величество Анна, Екатерина возразила, что знает, чей властью это сделано, и объявила, что не подчинится ничьему решению, кроме решения папы.

Сердце Марии наполнилось гордостью и восхищением. Было отрадно осознавать, что невзгоды и жестокое обращение не сломили дух матери, она осталась твердой в своих убеждениях даже перед лицом беспредельной жестокости. Ведь лорды привезли ей ультиматум. Если мать продолжит упорствовать, король может лишить их дочь отеческой любви. Читая эти строки, Мария смертельно побледнела, в душе словно что-то умерло. Однако королева оставалась непоколебимой, заявив, что не уступит ни ради дочери, ни ради кого бы то ни было, невзирая на неудовольствие короля. После предупреждения, что тем самым она навлекает на себя гнев короля со всеми вытекающими последствиями, она ответила, что даже под угрозой тысячи смертей не согласится на проклятие своей души или души своего супруга.

Шапюи сообщил, что короля разгневало подобное неповиновение и он отослал королеву подальше от королевского двора, во дворец епископа Линкольнского в Бакдене, в Хантингдоншире, где ее будут держать как пленницу.

Мария уронила письмо и смахнула с глаз горячие слезы. Она скорбела по своей матери, страстно желая утешить ее в тяжелую годину. Было отрадно знать, что Шапюи старается помочь им обеим, однако он предупредил, что не может писать слишком часто, так как это опасно. Тем не менее он предпримет все возможное для облегчения их страданий, как велел ему император и как он сам намеревался делать, ибо он не мог спокойно терпеть подобную несправедливость.

Какой же он все-таки замечательный человек! Именно за такого мужчину Мария когда-нибудь собиралась выйти замуж. Но Шапюи был всего-навсего послом, а она – принцессой, и ей не пристало даже думать об этом. А кроме того, он имел духовный сан. Если бы все пошло по-другому, то вполне вероятно, что сейчас она вышла бы замуж за какого-нибудь монарха. Ее замужество являлось подарком отца, и она должна была обручиться с герцогом Орлеанским. Впрочем, теперь одному Богу известно, захочет он или кто-нибудь другой жену, легитимность которой находится под сомнением. Кранмер пока не вынес решения по данному вопросу, однако Мария сомневалась, что решение в любом случае будет в ее пользу. Ведь он ставленник Анны.

* * *

По мере того как лето походило к концу, Мария все отчетливее понимала, что Ведьма должна скоро родить. Подобная перспектива наполняла сердце страхом. Ведь если Анна родит королю сына, она, Мария, будет выкинута из очереди на престолонаследие, причем не кем-нибудь, а бастардом! Подобная несправедливость снедала ее изнутри. Да, она невзлюбила Генри Фицроя, но это чувство не шло ни в какое сравнение с той ненавистью, которую она питала к еще не родившемуся ребенку Ведьмы.

И вот как-то в сентябре, когда Мария, пытаясь отвлечься, перетягивала в гостиной струны лютни, туда прибежала леди Солсбери.

– У нее девочка! – победоносно объявила она. – Господь не мог высказаться яснее.

Девочка.

– Это оправдывает мою дорогую матушку, – сказала Мария.

Она думала о своем отце. Он перевернул мир вверх дном, чтобы жениться на Ведьме и получить сына. Марии стало почти жаль отца. Небеса оставили его в дураках. В глазах всего христианского мира этот ребенок будет считаться не кем иным, как бастардом, зачатым и рожденным в грехе бесславной куртизанкой.

Они назвали младенца Елизаветой, ей устроили пышный обряд крещения, хотя, как сообщил Генри Поул, король отменил рыцарские турниры, намеченные в честь рождения принца.

– Похоже, он делает хорошую мину при плохой игре, – предположила леди Солсбери. – Мой сын пишет, леди Анна по-прежнему пользуется его благосклонностью и настаивает на том, чтобы ее дочери воздавали почести как наследнице престола.

– Но это мой титул! – возмутилась Мария. – У нее нет на него никакого права.

Леди Солсбери окинула воспитанницу печальным взором:

– Увы, моя дорогая Мария, в наши дни право немногого стоит.

* * *

В том же месяце депутация советников во главе с герцогом Норфолком и герцогом Саффолком вернулась в Хансдон. Впрочем, на сей раз все было чуть иначе.

Герцог Норфолк не стал ходить вокруг да около, а сразу взял быка за рога.

– Миледи Мария, – начал он, обходясь без ее титула, – я должен сообщить вам, что парламент принял акт о том, что вы утрачиваете легитимность и право на престолонаследие, которое переходит к принцессе Елизавете.

– Нет! – закричала Мария, не заботясь о последствиях. – Я законная дочь короля и его законная наследница. Я готова считать Елизавету сестрой, но принцессой – никогда!

– Своеволие и непокорность навлекут на вас гнев короля! – гаркнул Норфолк. – Я в жизни не видел такой неблагодарной и непочтительной дочери.

Марию трясло как в лихорадке, но она оставалась непоколебимой:

– Я подчинюсь лишь решению папы, и я не верю, что оно уже вынесено.

В разговоре наступила пауза, причем достаточно длинная, чтобы Мария поняла: стрела попала в цель.

В тот раз они уехали, но вскоре вернулись, причем Норфолк был настроен более решительно. Он громко откашлялся и произнес:

– Я говорил с королем о вашем упрямстве, миледи Мария, и он велел передать, что вам запрещено пользоваться титулом принцессы, а ваш двор должен быть распущен. Вы уже не в том возрасте, чтобы нуждаться в учителе, в связи с чем доктора Фетерстона освободят от его обязанностей.

– Нет! – Мария пошатнулась, словно от удара, и ей пришлось схватиться за стул, чтобы устоять на ногах. – Они не могут так со мной поступить! Где я буду жить?

– Желание короля – закон. Он хочет, чтобы вас отправили в Хатфилд прислуживать принцессе Елизавете. Ее двор будет сформирован там в декабре.

Марии казалось, что она вот-вот лишится чувств. Она потеряла дар речи. Все обернулось даже хуже, чем она ожидала, поскольку свита Елизаветы в основном состояла из сторонников Болейнов, и все они были врагами Марии.

– Ну и когда будет распущен мой двор?

– Скоро, – лаконично ответил Норфолк.

Леди Солсбери выступила вперед, ее лицо было белым как мел.

– Милорд герцог, а мне разрешат остаться с принцессой?

– С леди Мэри! Этот титул запрещен. – (Леди Солсбери явно собралась возразить, но в результате молча склонила голову. Мария знала: как только Норфолк уедет, воспитательница нарушит запрет.) – А вам, миледи, поручено доставить драгоценности леди Марии. Их потребовала ее милость королева.

Мария буквально задохнулась от подобной наглости.

Глаза леди Солсбери гневно вспыхнули.

– Чтобы я отдала драгоценности принцессы женщине, являющейся позором христианского мира! Даже и не надейтесь!