Читать книгу: «Инквизитор. Божьим промыслом. Книга 16. Серебро и олово», страница 3

– Вы не забывайте, нам сегодня к принцу на ужин.

И идёт наверх, в спальню: раздеться желает, отдохнуть немного после обеда. Но жена, сбагрив младенца то ли монахине, то ли кормилице, уже стучит каблуками за ним по лестнице:

– Господин мой, господин мой!

– Ну, что вам, сердце моё?! – Лениво интересуется генерал,

останавливаясь возле кресла и Гюнтер начинает ему помогать разоблачаться от одежды.

– Я не пойму, отчего вы раздеваетесь? – С укором спрашивает супруга.

– Как от чего? – Удивляется барон. – Утомил меня государственный совет. Долго шёл. Вот и хочу полежать немого. Думаю, что и ужин продлится до ночи.

– А что же мы за новым платьем не поедем, что ли? – Почти с возмущением кричит ему супруга.

– Сердце моё, платье вам уже куплено! – Отвечает супруге генерал. – И денег, пока что, на новые наряды у меня нет.

– И как же мне быть? – Баронесса, кажется, убита горем.

– Но мы же ещё утром всё обсудили! – Напоминает ей муж. Он садится в кресло, и слуга помогает ему разуться. – Я же сказал вам, что лишних денег у меня нет. У меня много долгов, замок стоит недостроен, ваш высокий родственник опять пытался мне устроить новую затею, даже не подумав вознаградить меня за прежнюю, из которой я живой едва ушёл.

– Господи, да за что же?! – Восклицает женщина. И Волкова удивляет, что вопрошает она Бога вполне искренне. Нет, сия жена не потеряла мужа, и дети её целы, но в голосе баронессы звучит истинная печаль. Печаль женщины… – Что же мне на званый ужин идти в старом платье?

– Помилуйте, душа моя, – удивляется барон. – Вашему новому платью и трёх дней нет. Вы были в нём лишь в церкви, да у герцогини на ужине!

– Вот именно, – чуть не плача кричит ему супруга. – Я уже была в нём у герцогини, и что, опять в нём идти?

– Я в одном и том колете по дворцу годами хожу, и что же? – Парирует ей супруг, да ещё посмеивается над несчастной.

Глава 6

У дверей в столовую было не так уж и много народа. Странное дело. Всё-таки званый ужин герцога. Волков полагал, что здесь соберётся ну хоть сотня ближних к курфюрсту людей. Но нет. Приглашённых набралось едва ли три десятка. И то всё лица, скорее, из круга родственников, чем сановников. А из городских нобилей так и вовсе никого не было. Никого не пригласили и из городских чинов. Даже бургомистр отсутствовал. Но был среди приглашённых господин Шеленброк. И взглянув на него всякий бы заметил, что он как-то особо награждён или получил важнейший в государстве пост. Все подходили и поздравляли его. А он улыбался и кланялся. Улыбкой, скорее, вежливой, чем радушной. И с кем же он был, этот новоиспечённый канцлер? И тут вдруг генерал и вспомнил, при каких обстоятельствах он слыхал его имя. Рядом с этим не очень ярким человеком, стояла по-настоящему яркая женщин, фрейлина Её Высочества, Аделаида фон Шеленброк. Да, несомненно, на фоне своего «серого» мужа, со спокойным, если не сказать постным лицом, она выглядела яркой и привлекательной. И тогда он подвёл к чете Шеленброк баронессу, чтобы в свою очередь поздравить канцлера. Аделаида и Элеонора Августа недавно уже виделись на ужине у герцогини, так что представляться им нужды не было, и две пары галантно раскланялись. Фон Шеленброки были радушны, и тогда Волков поздравил нового канцлера с назначением, и тот вежливо принял поздравление. А вот фрейлина герцогини отвечала на их слова с большим удовольствием:

– Спасибо, барон, спасибо баронесса.

Аделаида фон Шеленброк просто сияла. А когда чета фон Рабенбургов отошла от нового канцлера, чтобы и другие приглашённые на ужин могли его тоже поздравить, то баронесса заметила негромко:

– О, Матерь божья, пресвятая Дева. Она так счастлива, как будто это её произвели в канцлеры, а вовсе не мужа.

И Волков посмеивался вместе с женой над очаровательной Аделаидой. А потом двери распахнулись, и по зале прошёлся сдержанный шум, все присутствующие расслаблено болтавшие или прогуливающиеся вдоль залы, остановились и замолчали, только и слышался шёпот: курфюрст, курфюрст… И тут же из распахнутых дверей в зал вошла правящая чета: герцог вел свою супругу, а уже за ними следовал и их старший сын. Герцог с герцогиней шли по зале раздавая налево и направо снисходительные кивки, как ответы на поклоны собравшихся. И только увидав барона и баронессу, курфюрст с супругой, остановились и милостиво улыбались, выражая расположение. И тогда Волков повёл к ним свою жену и стал кланяться, а Элеонора Августа присела в книксене и тоже склонила голову:

– Ваше Высочество, Ваше Высочество герцогиня.

– Дорогая родственница. – Произнёс принц, оглядывая баронессу, – Вот как должна выглядеть благодетельная мать семейства и богобоязненная жена. Вы еще раз подтвердили свой прекрасный вкус, баронесса. Второй раз вам о том говорю, так как и прошлое ваше платье помню. Да, оба платья хороши. – Тут герцог даже посокрушался немного. – Вот бы и наши дамы при дворе были столь же строги и утончённы в своих туалетах.

– Благодарю вас, Ваше Высочество. – Отвечала Элеонора Августа, едва подняв глаза на герцога. Кажется, не держись она за руку мужа, может и взлетела бы к потолку от счастия.

– Я ей уже говорила о том же. – Добавила герцогиня. – Платье это надо при дворе взять за моду. Я потом спрошу у вас, дорогая моя, кто вам его пошил.

Элеонора Августа аж покраснела от удовольствия:

– Конечно, Ваше Высочество, тем более что он ваш портной,

вильбургский.

А ещё раз баронесса покраснела, и опять же, от удовольствия, когда узнала, что её место за столом… Будет вторым от левой руки курфюрста. А первое место занимал… То есть сидел рядом с самим курфюрстом, её Богом данный супруг. По сути, баронесса принадлежала к самому высшему кругу земли Ребенрее, и среди самых близких герцогу людей Элеонора Августа фон Мален, госпожа Эшбахта, баронесса фон Рабенбург, занимала одно из почётнейших мест. Да ещё перед этим, принц ставил её в пример и расхваливал. Женщина и без вина раскраснелась. И поглядывала по сторонам ища взгляды присутствующих.

А тут лакеи стали разносить аперитивы. И она пригубила немного, а затем негромко заметила, чуть наклоня голову к своему супругу:

– Хорошо, что я выбрала это платье.

– Кто ж осмелится спорить, – отвечал ей генерал, тоже испив немного портвейна, – у вас прекрасный вкус, госпожа моя, впредь полагайтесь на него.

И женщина была полностью с этим согласна. А тут ещё герцог встал и взяв стакан с вином в руку произнёс:

– Господа, на этот ужин близких людей, я позвал вас для того, чтобы отдать должное нашему герою, совершившему подвиг, подобный подвигам героев поэм и романов. Нашему славному барону фон Рабенбургу, который смог вырвать из лап нечестивых людей принцессу, и несмотря на все препоны вернувший женщину в её собственный дом.

Волков взял свой бокал и тоже встал, и другие мужи стали подниматься со своих мест, но кажется опередил всех молодой герцог Георг Альберт, он едва не выпрыгнул из кресла, и высоко подняв свой стакан, воскликнул:

– Слава первому рыцарю земли Ребенрее!

Может это было несколько неожиданно и пафоса в этом было больше, чем нужно, от того Волков даже почувствовал себя несколько неловко, но кто ж осмелится не согласиться с будущим курфюрстом, тем более что курфюрст нынешний, посмотрел на сына и добродушно усмехнулся выходке его: пусть подурачится. И все присутствующие стали выпивать своё вино, а некоторые ещё и перед этим не стеснялись славить барона.

Он же, стоя рядом с герцогом, всем салютовал своим стаканом и всем кланялся, а баронесса аж рот отрыла от счастья, стала при том пунцовой и не стеснялась вытирать глаза.

А потом все сели и лакеи понесли вдоль столов блюда с хорошо протушенной, коричневой уткой, в почти чёрной винной подливе, с нею несли свежие отличные яблоки, томленые с мёдом фиги в чашах, которые можно есть лишь ложкой, и переспелые сладкие сливы, которые перед подачей обдали кипятком, а ко всему этому подавали тонкие, совсем лёгкие белы вина, или светлое пиво. На больших досках разносили булки белого горячего хлеба, от которого пальцы становились жирными. Слуги ставили на столы тарелки с мягким несолёным сыром. Потом подавали перечные соусы, черный и красный, вдруг кому утка покажется безвкусной. Хотя повара у герцога слыли превосходными, и вряд ли такое было возможно.

Нет, конечно, к поварам невозможно было придраться. Ужин был по-настоящему хорош. Отлично приготовленная птица, прекрасно подходила к сладким фруктам, сдобному хлебу и хорошим винам. И хоть генерал ещё не был сильно голоден после обильного ужина в «Жирном фазане», тем не менее пропитавшаяся вином утка с солёной и перчёной корочкой вместе с фигами и сыром его поразила в самое сердце.

А после, чуть насытившиеся господа, стали ждать подачи жареных кровяных колбас. Чёрных и ещё шипящих в жиру, присыпанных сверху свежим луком. А тут герцог и говорит генералу:

– Барон, вы же, кажется, любитель кофе?

– Да, сеньор. Пристрастился давно, на юге!

Конечно же все стали прислушиваться к их разговору. Всем было интересно о чём говорит курфюрст и его фаворит.

– Ах, как это только можно пить!? – Воскликнула Её Высочество решившая поучаствовать в их разговоре. – Нынче все говорили о вас и ваших увлечениях, дорогой барон, так мы с дамами решили тоже попробовать! Думаем, что это барон такое пьёт, что люди не пьют? У нас тут, в Вильбурге, тоже стали пить его.

– И что же, Ваше Высочество? – Стали интересоваться другие гости.

– Это невозможное питьё! – засмеялась герцогиня. – Мы были шокированы его вкусом.

– Да, да, – Волков полностью соглашался с нею. – Вы абсолютно правы, мадам. – Он тоже смеётся.

– Это просто напиток мужчин! – уверенно заявил молодой принц. – Я уже велел повару подавать его мне после обеда и ужина.

– Господа, – заговорил генерал, обращаясь ко всем собравшимся сразу. – Позвольте я возьму на себя смелость и кое-что вам расскажу по поводу этого напитка?

И он рассказал, что первый раз распивал его с одним магометанским купцом, который пил его в самую ужасающую жару, что случалась в те июльские дни. Было то в далёком южном порту, давным-давно. Так же он рассказал, что лучше этот сарацинский напиток, пить до завтрака, или после обеда, и что бывают плохие его сорта. Горькие и пережаренные. А дамам он посоветовал добавлять к нему сахар или хорошую порцию взбитых сливок. Которые прекрасно смягчают вкус напитка. И ещё сообщил, что нельзя его долго варить. Кажется его рассказ был всем интересен. Его внимательно слушали, даже герцог, и к концу своего рассказа, барон даже заметил, что из кухни пришёл один из поваров, и, остановившись в дверях, внимательно его слушал.

А после все стали обсуждать кофе, и сарацинов, и пришли к выводу, что каковы сарацины, таковы у них и напитки, после чего посмеялись и принялись за кровяную колбасу с луком. Тут генералу, после половины утки-то, показалось, что он почти сыт и посему взял себе всего один хорошо зажаренный кусочек, но съесть его весь он не успел. Герцог снова повернулся к нему и произнёс:

– Генерал, я хочу освежиться, не проводите ли меня?

«Освежиться?»

В замке было всего два человека кого Его Высочество почти никогда не стеснялся приглашать с собой, они могли быть с ним в столовой, и в купальне… То были, как виделось Волкову, самые близкие люди его сеньора. Одни из них был дядя курфюрста, по возрасту почти его ровесник, Вильгельм Георг фон Сольмс граф Вильбург. Вторым его близким советником являлся барон фон Виттернауф. И вот теперь, пока гости заканчивали со вторым блюдом, хозяин дворца и огромной земли, предлагал ему пройтись.

– Конечно, сеньор, – сразу согласился Волков и встал первый.

Герцог поднялся за ним. Дамы и господа не понимая, что происходит, тоже, было, начали заканчивать ужин, резали последние куски и допивали вино. Но герцог, вытерев рот и бросив салфетку на стол, жестом остановил их:

– Дорогие гости, прошу вас, продолжайте, продолжайте, мы с бароном сейчас же вернёмся.

Они вышли из обеденной залы, и… Поначалу генерал думал, что они пойдут к уборным, но принц повернул в другую сторону, он пошёл к балкону, что открывал вид на внутренний дворик замка. Уже наступила ночь, в воздухе звенели сверчки. Звёзды засыпали весь небосвод. Они остановилась у балюстрады. Откуда-то снизу доносилась музыка. Дева какая-то то пела, то смеялась негромко, то болтала с кем-то. А потом снова кто-то трогал струны.

– Хорошо сейчас, но лето выходит очень жарким, – начал принц. –Чиновники и судьи пишут, что в некоторых местах, хлеб уже горит. Например, у вас там, на юге.

– Да, – соглашается генерал, – часть урожая сгорит. Зной, дождей у нас мало. Тучи, что с юга идут к нам, через горы не переваливают.

– А в Винцлау? – Спрашивает герцог.

– Там ещё жарче. – Отвечает Волков. – Когда собирался биться с горожанами, так стало тяжко от жары, что думал не упасть бы перед врагом. Голова в шлеме словно в котелке была. Уж как выдержал, то лишь Богу известно.

– И что же, там тоже засуха?

– Нет, монсеньёр, с юга от морей дуют ветра, всё время несут тучи, в

горах они собирается, там дожди весьма часты, и реки, что текут с гор, полноводны. И их много.

– Реки? – Переспрашивает курфюрст.

– Да, там много мелких речушек протекают с гор, они там повсюду, – подтверждает генерал. – А в тех реках полно форели. Я сам её пару раз видел, когда переправлялся через те реки. Рыба не крупная, чуть больше ладони, но её там столько, что даже крестьяне могут себе её позволить.

– Значит земля там благодатна? – Задумчиво то ли спрашивал, то ли утверждал герцог.

– Безусловно, сеньор. Винцлау необыкновенно богата. Вы ведь поедете на свадьбу своего племянника и сами в том сможете убедиться.

– Да, смогу, смогу…. – И тут герцог, до сих пор смотревший куда-то вдаль, или на звезды, поворачивается к барону и спрашивает:

– Значит стоит за ту землю схватиться? – И тут, после этих слов Волков вдруг подумал, что сеньор его, ничего, кажется, ещё не решил по Винцлау.

– Не знаю, Ваше Высочество, – честно отвечает генерал.

– Не знаете? – Кажется герцог удивлён. – А вот ваш приятель Виттернауф говорит, что такого провидца как вы, стратега, ещё надобно будет поискать. Неужели вам не ясна сила, что может нам противостоять в Винцлау?

– Как раз сила, что может противостоять нам в Винцлау, мне понятна, мне не ясны ваши силы, сеньор. – Сухо отвечает ему генерал.

– Ах вот как? – Тут герцог не стал уточнять, что Волков имел ввиду. – Он лишь спросил. – Думаете придётся воевать?

– Несомненно, – ответил генерал. – Но это в том случае, если нам не

удастся быстро провести бракосочетание.

– Значит нужно торопиться?

– Я не осмелюсь давать вам подобные советы, Ваше Высочество, но будь я на вашем месте, я бы поторопился, и до рождества точно бы тянуть не стал. – Отвечал своем сеньору барон.

– А Винцлау сильны будут в войне? – Продолжает герцог.

– А кто там будет воевать? – В свою очередь интересуется генерал. – Армия Винцлау это малочисленная гвардия. Охрана дворца. Их от силы полтысячи будет, да и то нужно уточнять. Она, на вид, хороша, конечно, вооружена прекрасно, но про обученность я ничего сказать не могу, как и про желание умирать за кого бы то ни было. Сеньоры? Они за последние двадцать лет садились в сёдла лишь чтобы поохотиться, два поколения не воевали. Какое из них рыцарство? Горожане? – Волков говорит это с презрением. – Я отдал им серебро лишь потому, что они не дали бы мне уйти, утомили бы наездами. У них было много кавалерии, а я за неимением лишних деньг кавалерии взял ровно столько, сколько нужно для разъездов и разведки. Так что всё, что они смогут выставить, это горцы, да ламбрийцы.

– Ну так это же хорошие воины, – замечает герцог.

– Это отличные воины, уж и не знаю я лёгкой кавалерии лучше ламбрийской, не знаю лучших арбалетчиков, чем они же, а горцы… – тут он даже вздыхает, – горцы есть горцы. Но и у тех, и у других есть один большой недостаток.

– И что же это за недостаток? – Интересуется принц. И вопрос этот показался Волкову вовсе не праздный.

– И те и другие очень дороги, – отвечает генерал. – И никогда не будут терпеть задержек с деньгами.

Тут герцог всё понял, он помолчал немного и вдруг произнёс:

– Говорят, что вы воздвигли какой-то необыкновенный замок. Мне донесли, что он и сам неприступен, да ещё и стоит так, что к нему попросту не подступиться. В половину его река, а в половину топи да пески прибрежные. – Тут сеньор снова смотрит на своего вассала и ждёт ответа.

Глава 7

И Вассал отвечает своему сеньору, благо, что ему всегда есть, что ответить:

– Сеньор, хотелось бы вам напомнить, что с тех пор, как вы передали мне во владения мой лен, в мои пределы дважды вторгались горцы… Дикари незнающие чести, известные всем своей непреклонной свирепостью и жестокостью. Первый раз мне удалось побить их прямо на реке, но второй раз они были хитрее, и я едва смог остановить их уже в середине моих владений. А до Эшбахта им тогда остался всего день пути. А там, в Эшбахте, у меня тогда и простых стен не было, чтобы отсидеться. То была просто деревня. Это хорошо, что мне в помощь были посланы добрые люди от соседей, из Фринланда. Не будь их, так уж и не знаю, говорил бы я сейчас с вами. Так что хороший замок мне, в моих переделах, совсем не лишний будет.

– Тем более, что он ещё и всю торговлю на реке под присмотр берёт, – замечает, как бы между прочим, курфюрст. – Говорят, что, если на западных стенах вашего замка поставить хорошие пушки, мимо него, на лодках, разве что ночью проскользнуть возможным станет. Да и то, если только бурлаки пойдут по дикому, противоположному от вас берегу.

– Так то хорошо для нас с вами, сеньор, – ничуть не смутившись отвечал генерал.

– Для нас с вами? – Уточняет герцог.

– Конечно, – продолжает Волков. – Случись что, так мы Ланну и Фринланду в одночасье всю торговлю по реке, то есть всю южную торговлю им прикроем.

– Да, наверное, – соглашается Его Высочество, вот только в этом его согласии чувствует вассал какое-то сомнение сеньора. И поэтому барон продолжает:

– Но это лишь в том случае, если я замок тот дострою, сеньор. Он же у меня недостроен и пушки мне там никак пока не поставить, да и мало их у меня. – И тут он делает намёк своему сеньору. – Уж больно велики траты на этот замок, я на многие, многие годы отдал себя в рабство ростовщикам и банкирам.

И так как герцог его намёк, кажется, игнорирует, он продолжает:

– И заниматься мне своим делами совсем нет времени, так как я всё время исполняю долг свой вассальный.

Но сеньор и тут его не слышит:

– А ведь с горцами, с теми, что за рекой от вас, давно мир и любовь.

– Пока, да, – соглашается генерал.

– И торговля у вас с ними хорошая, говорят, ваши товары допускают на их ярмарки, а ваш племянник женился на горской женщине знатного рода. Живёт с нею на том берегу, она родила ему двух детей уже. И всё у них хорошо, но замок вы всё равно воздвигаете неприступный.

– Так это сегодня всё хорошо, – сразу отвечает барон. – Одному Богу ведомо, что случится с нами завтра. Но чтобы не случилось, всем неприятелям нашим, – он сказал именно «нашим», то есть не отделяя себя от сеньора, – один вид крепкого замка на реке в удобном месте, будет отличным усмирением. А врагам так истиной костью в горле встанет.

И на всё это сеньору нечего было возразить. А что он мог сказать: я тебе не верю? Ты не против горцев замок возводишь, не против Ланна и Фринланда, ты против меня его возводишь, отсидеться в случае раздора со мной полагаешь. Герцог мог такое сказать, не постеснялся бы. Но, кажется, сеньор имел какие-то виды на своего вассала, и потому снова сменил тему:

– И всё-таки, отчего же вы не пожелали возглавить свадебную миссию в Винцлау? Уверен, в том была бы вам выгода большая. И Ребенрее и Винцлау вас бы не позабыли. – Он делает паузу. – Возможно от нового маркграфа вы получили бы хороший надел. Какую-нибудь тихую долинку с пашнями и лугами. И одним мостиком через реку, чтобы взымать за переезд плату. Уверен, молодому курфюрсту, тоже не помешал бы такой доблестный рыцарь как вы. Тем более, что и супруга его к вам благоволила бы. Герцог так и толкал его в это предприятие, подталкивал вассальным долгом и заманивал прекрасными посулами. Земля в Винцлау! Эко хватил, не помелочился. Хотя, конечно, иметь хоть десять тысяч десятин земли где-нибудь в Цирле! Да с виноградниками, с мелкими речками холодными, что катятся с гор до самых запруд с мельницами. Со стадами коров, что пасутся на склонах. Да, всё это было прекрасно. Но, нет, барон понимал, что там может приключиться. И ему придётся тащить на себе, на своих плечах тяжёлую войну, что потянется долгими, изматывающими годами. Осады, штурмы, сбор армий, дезертирство из-за неуплаты содержания и солдатские бунты. А ещё бесконечные переходы по адской жаре летом, и под лютыми горными ветрами зимой, и непрекращающаяся кровавая «возня» с засадами и контрзасадами, на передовой, ловля чужих обозов, разорение вражеских магазинов, рейды во тылы противника и всякое прочее из того, чем он уже неоднократно пресыщался.

Нет, нет и нет, он не хотел ехать за перевал, и пусть герцог его не соблазняет, и он твёрдо отвечает своему сеньору:

– Ваше Высочество, я не могу уехать в Винцлау, когда мой собственный дом в огне. Я для того и вернулся, чтобы пожар сей усмирить. Иначе я был бы там до сих пор, как о том обещал маркграфине.

– Ваш дом в огне? – Только и спросил курфюрст.

– В огне, сеньор, хотя из вашего окна того огня и не видно, – отвечал Волков и прозвучало это как прямой упрёк сеньору. Ведь не только вассал давал клятву сеньору, но и сеньор давал клятву младшему своему, что всегда вступится за него и за его имущество, особенно в тот момент, когда вассал находится на исполнении своих вассальных обязанностей.

– Расскажите мне подробнее, – просит его принц.

Ну, раз принц просит… Волков собрался всё ему изложить,

изложить вовсе не так, как излагал ему обер-прокурор.

– Ну, вы уже знаете, что на мою сестру и племянника было совершено два покушения.

– Два? – Удивился сеньор. – Мне доложили об одном, о какой-то уличной драке, в которой оказалась графиня.

– Конечно же вам доложили об уличной драке, – усмехается генерал. – Вот только в той драке было изрублено два человека, два именитых горожанина Малена, в карете которых и ехала графиня и граф Мален. Но они смогли дать нападавшим первый отпор, и нападавшие дважды стреляли в карету из пистолетов, пытаясь убить юного графа. Но тут подоспели люди и убийцам пришлось ретироваться. – И уже здесь, он стал говорить с заметной горячностью, с едва скрываемой яростью. – И на том дело вовсе не кончилось. Графиня и граф спрятались в доме богатого горожанина, поставщика вашего двора Кёршнера, и надеялись, что там-то они в безопасности… А розыска в городе никто не учинил, никто и не собирался искать убийц, и едва село солнце, как к дому купца подошёл отряд подлых бригантов, и никого не боясь они стали штурмовать дом Кёршнера, и выломали ворота, он и его прислуга стреляли в нападавших из аркебуз и арбалетов, отбивались долго, пока иные горожане не собрались, не вооружились и на пошли на помощь к купцу и графу. – Волков тут остановился, он подумал, что курфюрст сейчас сам ужаснётся тому, что происходило в Малене, но тот не возмущался, странное дело, но он был, кажется, абсолютно спокоен. И молчал… Молчал, то ли ожидая продолжения рассказа, то ли от отсутствия всякого к этому делу интереса. И тогда барон осознал, что его сеньору может быть даже всё равно, ничуть всё это его не трогает, он просто ждёт, когда вассал закончит свои причитания и жалобы… После этого, генерал чуть переосмыслил происходящее и продолжил уже без всякой горячности. – В ту ночь старшим стражи дежурил один офицеришка, так после того, он из города сбежал, но я его всё равно отыскал, да только лежал этот дурак на столе… Мёртвый, а его рыдающая жена сказала, что зарезал его какой-то бродяга, а перед тем как из города сбежать, обещали ему немалую мзду. Но я всё равно разыскиваю затейников нападения на графа. – И всё чувствуя, что герцог не проникся его рассказом, он добавляет. – И приведу его под ваш суд.

– Под мой? – Спросил герцог.

– Под ваш, Ваше Высочество, – подтверждает генерал. – Суда Малена, эти негодяи, не боятся, – и тут он решает немного приврать, – судья, что вынес решение в пользу моей сестры, так потом прибегал ко мне и просил защиты, так как его пытались на улице побить палками и камнями, насилу ушёл.

– И с кем же судилась ваша сестра? – Интересуется принц.

– Так я фон Виттернауфу говорил про то, всё как было рассказывал, просил вам передать, – уверено говорит генерал. Но всё-таки в его ответе больше вопроса: а разве вы ещё про то не знаете, сеньор, – про те распри вам и бургомистр Малена писал, он мне про то сам рассказывал. Судилась она с господином Гейзенбергом.

– Не припомню я того, – отвечает герцог. И потом всё-таки нехотя уточняет. – А в чём же суть тяжбы?

– Он проживал в доме графа, и не желал его освободить, это, не говоря о том, что господа Малены, не признают графиню попечительницей юного графа, и не отдают ему причитающиеся владения, а назначили пенсион до совершеннолетия, не пенсион, а просто насмешка.

Всё это он теперь говорил спокойно, только лишь холодно перечисляя мерзости и подлости своих врагов. Он успокоился и прекрасно помнил разговор с Виттернауфом, когда тот сказал ему, что Брунхильда, по утверждению некоторых, ему вовсе не сестра, а гулящая девка, подобранная Волковым в трактире. А может быть даже его полюбовница. И посему все их притязания на титулы и земли – тщетны и смешны. Это если не посчитать эти притязания преступными. Достойными плахи. И генерал ни секунды не сомневался в том, что герцогу об этом доложили в первую очередь. Уж дядюшка его, обер-прокурор, постарался бы. Но, нет… Раз уж начал он этот разговор, надобно было его и закончить. Барон не собирался отступать.

– Но по дому-то, как я понял из ваших слов, суд принял решение в пользу вашей сестры? – Спрашивает герцог.

– Выселять Гейзенбергов мне пришлось оттуда с солдатами, суд им

не указ, только как пришёл и напугал их, так они оттуда и ушли, но дом, пред тем, разорили… Всю мебель забрали, посуду так же, обдирали обивки со стен, а паркет из бальной залы, не забрали, он стар был, так всё одно разрубили, испоганили, вели себя словно бюргеры, что достоинства не имеют вовсе. А ещё один молодой человек, по из фамилии Ульберт, прозывающий себя Вепрем, стал

опять разбойничать на реке.

– Но мне писали, что город его шайку разбил. А сам он бежал. – Вспомнил герцог.

– Не город его логово разбил, а два моих офицера, шайку они разогнали, некоторых взяли в плен и отдали на суд городу. Сам же разбойник спрятался у одного из своих родственников в замке, а вовсе никуда не сбегал. Я не стал разорять тот замок, ибо… – Волков дал понять, что не будет нападать на дома родственников курфюрста. – Но едва я уехал со своими ближайшими офицерами в Винцлау исполнять свой вассальный долг, – генерал подчеркнул последние слова, – так Вепрь этот опять принялся за своё. Стал нападать на корабли моих купцов и купцов из Малена, на купцов из Фринланда. Они, соседи наши, страдали от его бесчинств больше всех.

– Фринланд? – Уточнил герцог. И снова по его тону было ясно, что купцы Фринланада волнуют его меньше всего. – Кажется фогт Фринланда писал мне что-то на сей счёт.

– А мне пришлось с ним встречаться дважды, Ваше Высочество, он в ярости, и грозится, коли приключатся ещё нападения на их торговлю, отнимать у купцов Малена их собственность, что есть на Фринланде и отдавать её в счёт пограбленных.

А вот эта новость герцогу пришлась не по душе. Это было видно по тому, что он оживился. Он не мог допустить, чтобы иные сеньоры, обирали его купцов, и понимая это генерал ещё и прибавляет:

– Этот разбойник нам рушит всю торговлю в верховьях Марты, а торговая эта приносит вам в казну… – барон делает паузу, – кажется, за прошлый год больше девяти тысяч талеров пошлин было

собрано.

– Девять тысяч, – повторяет курфюрст. – Не так уж и много.

– Если сравнивать с Фёренбургом или Хоккенхаймом, то да… – Соглашается Волков, но тут же напоминает своему сеньору, как бы между прочим, – но если сравнивать с тем Эшбахтом, что был десять лет назад…

То есть до того, как барон получил свой лен. Тогда это был огромный кусок дурной земли, что не имел никакой ценности и не приносил никакого дохода гербу Ребенрее. Даже жалких девяти тысяч талеров в год.

И тут сеньору уже нечем было парировать, и он всё ещё прохладно интересуется:

– И что вы намерены предпринять, барон?

– Я собираюсь изловить Вепря, где бы он не прятался. – И потом Волков добавил весьма решительно. – И заберу его самого и его негодяев, у любого, кто бы его не прятал. Банду его перевешаю сам, а его привезу в Вильбург вам на суд. Так же собираюсь произвести в Малене дознание, выяснить, кто устроил нападение на графа и графиню, схватить его, и так же передать его на суд ваш. – Волков отвечал так, как будто заранее готовил этот ответ. И после этого снова намекает своему сеньору. – Некоторые мои долги, я делал в спешке, и брал деньги под огромные проценты, которые теперь ввергают меня в истинную нищету, в такую нищету, что я не могу позволить купить жене лишнее платье, посему я буду перезанимать деньги под менее страшный процент, да ещё хочу разобраться с нынешним урожаем, и многими другими делами, что скопились у меня дома, посему я и прошу у вас, сеньор, времени для упорядочения дел своих и дел ваших, в южных провинциях Ребенрее.

Всё, теперь генералу больше нечего было сказать. И он ожидал ответа своего сюзерена.

Глава 8

Может и не долго, сеньор не отвечал своему вассалу, но для того, его молчание тянулось почти бесконечно. Барон не торопил курфюрста, а просто терпеливо стоял и ждал. Он прекрасно понимал, что своей этой просьбой поставил герцога в очень непростое положение. Решение и вправду для принца было трудным. По сути, Волков просил у сеньора дозволить ему учинить насилие над его собственной роднёй. Буйной роднёй, дальней, раздражающе-глупой, жадной и докучливой, но всё-таки роднёй. И кто же его о том просил? Чужак. Непонятно откуда пришедший, с какой-то непонятной сестрой, что нашла способ породниться с ним, с курфюрстом Ребенрее. Одним из семи людей, что выбирают императора. Но вся ситуация, для столь влиятельного человека заключалась в том, что просивший его, уже бывал герцогу неоднократно полезен. Бывал и ещё мог быть. А вот пользы от надоедливой родни, было немного, они и при дворе служить не особо рвались, а если и хотели, так сразу просили мест важных и хлебных, на которые он, как раз, пускать их и не собирался, зная, что случись что, он потом даже и наказать их не сможет, да и на войну родственнички не так чтобы рьяно шли. Клялись положить за него живот, да видно положить где-нибудь на паркет дворцовый, а не на поле бранном. Зато часто донимали его уведомлениями о своей вопиющей бедности, без конца говорили, что и для всей фамилии их нищета большой позор, после чего писали ему нескончаемые просьбы освободить от ужасающих долгов.