Читать книгу: «Школа Шрёдингера», страница 3

Хуже всего, как ни странно, себя чувствовал бывший назгул – он тяжело дышал, потел и пыхтел, хотя выглядел самым спортивным из всех. Дракон вспомнил, что парня зовут Дэном. Денисом, если уж совсем точно. Сейчас он выглядел не назгулом, а таким же мокрым цуциком, как и все.

Бот вылетел из-за темнеющего леса бесшумно и неожиданно – но впилился в мягкий песок лесной опушки с тяжелым скрежетом.

– Паркуюсь как дурак, – пробормотала Ана. – В своем репертуаре.

– Отлично паркуешься, – фальцетом сказал Би-Би Джей и выдохнул наконец.

* * *

Дракон увез первую партию в семь человек – тех, кто больше всего хотел пить, в туалет, кто подвернул ногу, у кого болел живот. Две девчонки вызвались подождать второй очереди. Назгул отмалчивался. Когда бот улетел, Би-Би Джей, Ана и трое оставшихся оторопело уставились друг на друга.

– А кто из вас Ана, а кто Би-Би? – спросила девчонка с большими черными глазами. – Ничего себе. Никогда бы не догадалась.

Этих троих различить можно было только по росту и глазам – сами они были с ног до головы грязные и мокрые. Все заново перезнакомились: серые глаза были у Дэна, голубые – у Гаи, бывшей крылатой пикси, а черные – у Николь, которую все помнили как лису-кицунэ.

– А здесь сидеть можно на кочках? – спросила Ана.

– В смысле, не откусит ли кочка половину тушки? Или ты боишься ей сделать больно? – невесело засмеялась Гая. – Я бы не стала.

Ана дошла до голого песка со следами дурацкой парковки и плюхнулась на него. Остальные тоже.

Общаться с теми, кто обнаружился за аватарами, было неловко. Цедили в час по чайной ложке: а что там на станции? А вы что здесь видели? И тут Дэн чихнул.

Земля содрогнулась.

– Фигассе ты чихаешь, – поежилась Николь.

– Это не я.

В самом деле, это просто был новый подземный толчок. Так совпало.

Ана закашлялась.

– Да вы что, сговорились, что ли? – возмутилась Гая.

– Мне пыль в горло попала, не могу откашляться, – пояснила Ана.

– А я болею, – хлюпнул носом Дэн.

– Что? – вскинулся Би-Би. Он даже подпрыгнул и нелепо взмахнул руками. – Мы же все тесты сдавали и справки брали!

– У меня мама врач. И я уже выздоравливал. Она мне все справки сделала. И лекарство дала с собой.

– Ты, блин, понимаешь, что ты нас тут всех можешь перезаразить? – заорала Гая.

– Я не заразный. Это остаточные явления.

В это время прилетел бот.

– Посмотрел я, что там на станции, – сказал Дракон. – Аня! Бенедикт! Вы оба вообще герои, что в живых остались. Спасибо.

– Все норм, – нахмурилась Ана. – Только я Ана.

– А я Би-Би.

До станции летели молча. Дэн хлюпал носом.

– Да высморкай уже сопли. – Гая сердито всучила ему бумажный платок.

– Сопли, – задумчиво протянул Би-Би Джей. – Сопли.

– Что – сопли? – устало спросила Ана.

Би-Би посмотрел на нее счастливыми глазами и сказал:

– И кашель.

* * *

Возле развороченной станции их ожидала депутация нрогов. Профессор Дгор мелко пульсировал, под его зеленой оболочкой перекатывались серебристые пузырьки. Он подозвал к себе Дракона и что-то долго ему втолковывал на местном языке. Дракон переспрашивал.

Школьники разбрелись по разрушенной станции, собирая свои вещи. Дракон еще в боте сказал, что надо немедленно уезжать.

Би-Би расхаживал по станции длинными ногами и махал длинными руками.

– Ты можешь успокоиться? – желчно спросила Гая. – В глазах рябит.

– Пусть ходит, – неожиданно подала голос Ана. – Может, он так думает.

– А он умеет?

Ана хотела что-нибудь съязвить в ответ, но снова закашлялась.

– Пошли! – дернул ее Би-Би.

Они вышли из станции. Нрог продолжал что-то втолковывать Дракону. Дракон молча слушал и покрывался красными пятнами. Ана кое-как поняла, что Мать не то сошла с ума, не то разъярилась до умопомрачения и теперь их всех должны принести ей в жертву и бросить в жерло вулкана. Би-Би хуже понимал язык нрогов, и Ана ему перевела то, что смогла понять.

– Беги тащи сюда Дэна! – закричал он шепотом, а потом уже громко: – Дра… Евгений Иванович! Я все понял! Планета от Дэна заразилась! Не надо нас в жерло! Надо антибиотик!

* * *

Когда межгалактический конфликт кое-как был улажен, все планетарные мощности брошены на синтез антибиотика, а первая доза была заброшена с дистанционно управляемого бота в жерло вулкана, на станции шли последние работы перед ее самоликвидацией.

Николь и Ана сидели перед лопнувшими мониторами и покореженными блоками памяти, пытаясь понять, сохранилось ли хоть что-нибудь от их проекта. Тонкие пальчики Николь уверенно сновали по кнопкам и клавиатурам. Ана просто тупо смотрела.

– О! – торжествующе воскликнула Николь и взмахнула лисьим хвостом. Что-то защелкало, замигали лампочки.

Ана почувствовала, что мышцы наливаются силой. И поняла, что совсем этого не хочет.

«Отменить», – скомандовала она и осталась собой.

– Мяу, – раздалось за спиной.

Она обернулась, ожидая увидеть лилово-золотого леопарда с радужными крыльями. Но там стоял обычный Би-Би и глупо улыбался.

– Я к ним пробился! – заорал он. – Пошли что покажу.

Ана не особо любила брогов. Они были у нрогов чем-то вроде хомячков, но отличались от них мало: тоже зеленые бочонки, только маленькие.

– Тихо! Не дыши!

Они склонились над влажной камерой брожиков, и Ана увидела, что среди узорчатой мелкой травы важно катается один большой бочонок, а вокруг него четыре маленьких.

– Брожики! – шепотом ликовал Би-Би. Он схватил Ану на руки и стал гарцевать с ней по комнате.

– Да пусти, блин, уронишь! – возмутилась она.

* * *

– Самоликвидация станции через… сорок девять минут… сорок девять минут, – провещал неживой женский голос из громкоговорителя.

Дракон со скрежетом отворил покореженную дверь отсека образцов флоры и фауны, предвкушая, как сейчас передаст Би-Би Джею настоящую правительственную награду от руководства Великой Семьи Нрогов.

Вместо этого он остановился на пороге, всплеснул руками и укоризненно сказал:

– Бенедикт! Аня! Ну вы нашли время и место!

Они отодвинулись друг от друга, ухмыльнулись и одновременно ответили:

– Окей. Только я Ана.

– Простите… Но только я Би-Би.

Николай Назаркин
Кровь на белых крыльях и много сыра

Макс влюбился вечером в пятницу, в шесть двадцать по системному времени, когда отрубленная голова минотавра взлетела, кувыркаясь, и поток черной крови ударил из обрубка, пачкая белые крылья любви. Любовь парила над схваткой. Крылья, огромный меч, короткая туника, сандалии на ремешках, длинные-длинные волосы и длинные-длинные ноги – все было белым, забрызганным черной кровью. Недостижимая и прекрасная, невозможно было не влюбиться. Макс так и сделал. Не первый раз.

Рейд закончился, лидер дал всем отбой, так что Макс отключился сразу. И тут же поймал входящий матери.

– Солнышко, всё в порядке? – И, не давая ответить: – Только не пытайся скрыть, у тебя же пульс подскочил, такое происходит при сильных переживаниях! Вот! Ты краснеешь!

До отключения родительского мониторинга Максу еще полгода.

– Я немедленно свяжусь со специалистом…

– Лена, может быть, не стоит каждый раз, когда… – Это папа подключился.

Они начали спорить, опять, но у папы было только его собственное мнение, а у мамы – восемь терапевтических пабликов.

– Делай как знаешь, – произнес папа свою коронную фразу и скрылся.

А на его месте сразу же возник Соломон Юрьевич, доктор вирт-психологии, моложавый дедушка в домашнем, уютный и спокойный. «Я всегда готов выслушать» – это лого его курса такое. Даже надкусанный бутерброд вон на углу стола лежит, так спешил откликнуться.

– Приветствую, голубчик! – начал Соломон Юрьевич и тут же улыбнулся. – О, вижу, вижу, как сердечко-то бьется! Влюбились, юноша? Признавайтесь!

Макс признался, конечно. А чего такого?

– И кто же она? Валькирия? Интересно! – по-доброму усмехаясь, уточнял Соломон Юрьевич. – Трехсотого уровня? Призывается артом или ритушкой? А, через конт! Тогда конечно, конечно…

Соломон Юрьевич поговорил еще минут пять, посмеялся в аккуратную седую бородку и мигнул, отключаясь. Макс тут же рванул в коридор, к родительской двери.

– …Не стоит переживать, голубчики, – доносился оттуда бодрый голос Соломона Юрьевича. – Юность, гормоны… Поверьте мне, любовь – это отличная терапия в его возрасте. Как и комплекс витаминов, рекомендованный нашим курсом. Вы ведь подписаны?

– Подписаны! – пискнула мама.

– И очень правильно! – воскликнул Соломон Юрьевич. – Комплекс витаминов и любовь – замечательная терапия для подрастающего организма. Подростки переживают психологически трудные времена: всё чаще выходят в реал, всё больше им надо решать в жизни. Без точек респауна и откатов. Так что пусть влюбляются, это все быстро пройдет!

– М-м-м, – сказал папа.

– Не волнуйтесь, голубчики, – рассмеялся Соломон Юрьевич. – Он нас не слышит, я отключил его линию.

Макс усмехнулся. Взрослые иногда такие наивные!

– Так что все в порядке, пусть влюбляется, это полезно молодому организму, – закончил Соломон Юрьевич, и его голос пропал совсем.

– Я опять зря паниковала? – спросила мама виноватым голосом. – Да, Олегусик?

– Ну что ты, Ленусик! – откликнулся папа. – Просто мы все, и ты, конечно, переживаем и соскучились, дай хоть обниму…

Макс отпрыгнул от двери. Взрослые иногда такие…

Через час, почти перед ужином, он зашел к маме. Та не спала: сидела на диване, поджав ноги, и что-то читала в большой синей папке. Отложила папку, улыбнулась, стала расспрашивать: а как дела, а как школа, а сколько одноклассников Макс уже встретил в реале… Обнялись в конце – обнимать голограмму было привычно щекотно, словно наэлектризованный поролон, – и мама отключилась. Она уже полгода в Монголии на раскопках, еще минимум месяц до возвращения.

Потом готовили с папой ужин. Пиццу домашнюю на двоих. Папа с ветчиной и оливками на своей половине, Макс с «много сыра» – на своей.

– Рассказывай, – сказал папа, нарезая оливки кружочками.

Макс вздохнул.

– Пап, – сказал он. – Как ты относишься к предательству?

– Серьезно, – не задумываясь отреагировал папа и даже оливки перестал резать. – Это сильное обвинение, таким не бросаются.

– В общем, есть один человек… Эльф… Ассасин двести пятьдесят шестого уровня… В нашем клане, ну и вообще… И он… Она… Этот человек, в общем… – Макс нахмурился. – Я ее с «Воронами» сегодня видел! Шла, главное, смеялась!

– А «Вороны» – это соперники?

– Сволочи они! Ну, в смысле, враги, да. Другой клан. «Золотые Вороны». Курицы недощипанные!

– И ты эту… ассасинку…

– Аску.

– Да, аску с ними видел. Вместе и смеющейся. Тогда как она должна была, судя по твоей реакции, с ними как минимум сражаться. Так?

– Ага, – повесил голову Макс.

Сыр на его половине пиццы валялся крупными обломками, как его, Макса, жизнь.

– А ты ее хорошо знаешь? – спокойно, словно речь шла о его любимых пермских дицинодонтах, спросил папа.

Он всегда их, этих вымерших, в пример приводил, когда кто-то очень нервничал. «Давайте представим, что мы говорим о дицинодонтах. Об эндотиодоне, допустим. Замечательный был представитель. Так вот, давайте представим, что мы о нем. Ему уже все равно, он уже вымер, так что нас будут волновать только факты». Факты…

– Знаешь? – повторил папа.

Макс медленно кивнул. Еще бы!

– Она из нашего класса, – сказал он несчастным голосом. – Ее Лика зовут. Мы уже встречались… Ну, в реале. Когда в поход ездили, осенью, потом на карнавале, ну и… потом… тоже… Она в соседнем доме… живет, – добавил совсем тихо.

Папа кивнул. Спокойный, как вымерший эндотиодон. Словно это не его сын признаётся, что знает, где в реале живет одноклассница.

– И в вирте, наверное, много общались?

– Ну да, – оживился Макс. – Она знаешь какая корная! Лапка такая, держит фокус как мякушку, вливать одно удовольствие! А когда мы тролликов водили, Лика две строчки сама клала без дыма! Чистая ласка!

Папа слегка улыбнулся.

– Не скажу, что все понял, – серьезно сказал он. – Но твой энтузиазм виден. Даже удивительно, что мама опять того терапевта не вызвала… Впрочем, она спит уже, небось, разница с Дарханом пять часов все-таки.

– Да ну его, – отмахнулся Макс. – С его бутербродом…

– А что – бутерброд? – не понял папа.

– Да у него один и тот же надкусанный бутерброд на углу стола каждый сеанс лежит, – хмыкнул Макс. – Заставку поставил и забыл!

Папа хмыкнул.

– Да? А ты внимательный, молодец. Настоящий палеонтолог… Это что же получается, может, и нет никакого Соломона Юрьевича?