Читать книгу: «Хроники 302 отдела: Эффект кукловода», страница 7

Глава 5

Приёмная Федеральной службы безопасности встречала посетителей казённой тишиной и холодом, будто была создана для подавления любых проявлений эмоций. За массивной стойкой из тёмного, многократно лакированного дерева сидел дежурный офицер, майор Сергей Анатольевич Макаров, лицо которого давно застыло в выражении безразличия. Годы, проведённые за этим столом, превратили его равнодушие в профессиональный цинизм, а каждое новое обращение воспринималось как досадная помеха, а не служебный долг.

За толстыми стенами еле слышался слабый городской гул, здесь же тишина нарушалась лишь тихим тиканьем часов и ленивым перелистыванием журнала, в который Макаров изредка бросал скучающий взгляд.

Дверь приёмной медленно отворилась, пропуская внутрь пожилого человека, который ступал с явной неловкостью. Мужчина оглядел помещение настороженно, будто ожидая подвоха. Старый выцветший плащ висел на его худой фигуре длинной неопрятной тенью, а из-под потрёпанной шапки выбивались редкие клочья седых волос, усиливая его жалкий и растерянный вид.

– Здравствуйте, – негромко сказал он дрожащим голосом, приближаясь к стойке и выкладывая паспорт. – Мне нужно сделать важное заявление.

Макаров с привычной усталостью взглянул на документ и без интереса спросил:

– Какое именно заявление, гражданин… – он слегка склонился, уточняя фамилию, – Локтев?

– Павел Андреевич Локтев, – старик попытался выпрямиться, будто имя придавало ему больше уверенности. – Я являюсь участником тайного проекта. Точнее, даже жертвой этого проекта и обязан сообщить об этом.

Макаров отложил журнал и внимательно, но уже с раздражением взглянул на посетителя. В его глазах промелькнуло явное неудовольствие от необходимости слушать очередного странного визитёра.

– Что ещё за тайный проект, товарищ Локтев? Уверены, что обратились по адресу? Может быть, вам лучше пойти в другое ведомство?

Павел Андреевич нахмурился, почувствовав, что его слова не произвели ожидаемого впечатления. Усилием воли взяв себя в руки, он заговорил отчётливее и громче:

– Нет, я пришёл именно сюда, потому что вопрос касается государственной безопасности. Речь идёт о проекте переноса сознания в прошлое, в Советский Союз. Моё сознание перенесли примерно год назад по нашему времени, а моё настоящее тело, которому сейчас тридцать лет, находится в специальной капсуле у организаторов эксперимента.

Макаров демонстративно медленно потёр переносицу пальцами, выражая полное сожаление о потраченном времени.

– Гражданин Локтев, извините, конечно, – произнёс он подчёркнуто вежливо, – но вы понимаете, как странно звучат ваши слова? Какая капсула, какое сознание? Вам стоит отдохнуть и прийти в себя вместо того, чтобы ходить по госучреждениям с подобными сказками.

Локтев тяжело вздохнул, осознавая абсурдность сказанного, но упрямо продолжил, надеясь убедить офицера хотя бы выслушать его внимательнее:

– Я прекрасно понимаю, насколько всё это звучит странно, но поймите и вы меня! Я не сошёл с ума. Я был жертвой чудовищного эксперимента, последствия которого могут быть катастрофическими. Другого выхода у меня нет. Где сейчас капсула, я не знаю, но уверен: моё настоящее молодое тело там, а сознание перенесли в это старое. Вы обязаны отнестись к этому серьёзно!

Макаров раздражённо вздохнул и резко махнул рукой, прерывая старика, словно стирал его слова из воздуха.

– Всё, довольно! – резко произнёс он. – Я не собираюсь слушать эту фантастическую чушь. Послушайте меня внимательно, гражданин Локтев. Здесь вам не цирк и уж точно не кабинет психиатра. Советую немедленно отправиться домой и перестать морочить голову серьёзным людям. Работы и без ваших фантазий хватает.

Макаров демонстративно откинулся на спинку стула, показывая, что разговор окончен, и вернулся к журналу. Старик продолжал стоять у стойки, растерянно переводя взгляд с офицера на свой паспорт, словно надеялся найти в этом клочке бумаги хотя бы малейшую поддержку.

Он уже собрался снова заговорить, но встретив тяжёлый, непреклонный взгляд майора, окончательно сник и опустил глаза, мучительно размышляя, куда идти с невероятной историей, которой никто не верил.

Приёмная снова погрузилась в вязкую, казённую тишину. Старик неподвижно застыл у массивной стойки, глядя перед собой, будто мог найти утешение или объяснение в глянцевом покрытии лакированного дерева. Майор полностью ушёл в чтение, словно позабыв о присутствии странного посетителя.

Внезапно скрипнула дверь внутреннего кабинета. Из неё вышел молодой капитан Артём Васильевич Ерофеев, человек дотошный до занудства, отчего коллеги старшего поколения испытывали лёгкое раздражение. Бегло оглядев пожилого посетителя, он негромко, но отчётливо обратился к майору:

– Сергей Анатольевич, я невольно слышал ваш разговор и сначала решил, что это полный бред. Но потом вспомнил недавнюю ориентировку: всех граждан, заявляющих о переносе сознания во времени, следует немедленно направлять в триста второй отдел. Абсурд, конечно, но приказ есть приказ. Вы что, забыли?

Макаров медленно поднял глаза от журнала и с явным раздражением потёр переносицу, будто сама мысль о серьёзном отношении к словам старика причиняла ему боль. Он тяжело вздохнул, демонстративно подчёркивая своё недовольство неизбежностью происходящего:

– Что-то такое припоминаю, Артём Васильевич, но, честно говоря, счёл это очередной бюрократической глупостью. Неужели теперь каждого психа будем по серьёзным отделам таскать?

Капитан пожал плечами, не желая спорить с начальством, однако осторожно продолжил:

– Я тоже не верю в подобные сказки, но указание чёткое: всех заявителей без промедления отправлять в триста второй отдел. Обсуждению, как сами понимаете, не подлежит.

Майор с явной обречённостью снова вздохнул и махнул рукой, окончательно сдаваясь перед абсурдностью ситуации:

– Ладно, если такова воля высшего руководства, действуйте по инструкции. Свяжитесь с триста вторым отделом, доложите о ситуации и пусть сами разбираются с этим… – он метнул короткий взгляд на старика, – необычным гражданином.

Ерофеев, не откладывая, скрылся в кабинете. Вскоре оттуда донеслись обрывки приглушённого телефонного разговора. Павел Андреевич, молча наблюдавший за происходящим, почувствовал, что тревога отступает, уступая робкой надежде: кажется, его наконец-то восприняли всерьёз.

Минуты тянулись бесконечно. Наконец капитан снова вышел к стойке и деловым тоном доложил:

– В 302 отделе подтвердили готовность принять гражданина Локтева. Машина уже в пути. Нам поручено сопроводить его и передать лично Варваре Олеговне Смолиной и Виталию Дмитриевичу Санину.

Макаров удовлетворённо кивнул, радуясь, что ответственность теперь ляжет на чужие плечи, и небрежно махнул рукой в сторону Павла Андреевича:

– Что ж, товарищ Локтев, поздравляю, вы добились своего. Вас ждут люди, которые, возможно, поймут вас лучше, чем я. Следуйте за капитаном.

Капитан Ерофеев подошёл к пожилому человеку и с подчёркнутой вежливостью произнёс:

– Павел Андреевич, прошу за мной. Машина уже подъехала. Не волнуйтесь, теперь вы в надёжных руках, и, если говорите правду, вам обязательно помогут.

Старик молча кивнул, взял паспорт и медленно последовал за капитаном, ощущая на себе пристальный, скептический взгляд майора Макарова, недовольного странностью ситуации.

Во дворе стоял тёмный строгий автомобиль, идеально вписывавшийся в атмосферу здания. Капитан заботливо открыл заднюю дверь, жестом приглашая внутрь.

Устроившись на жёстком сиденье, Павел Андреевич почувствовал, как понемногу уходит напряжение, так долго сковывавшее грудь и плечи. Машина тронулась мягко, и он смотрел на проплывающие за окнами улицы, будто не изменившиеся за последние годы. Локтев напряжённо размышлял, как убедительно изложить свою историю, чтобы его вновь не посчитали сумасшедшим.

Глядя на мелькающие дома, он мысленно подбирал слова, избегая фантастических деталей и надеясь на понимание людей, знакомых с реальной сутью происходящего. Тайна, которую он столько лет хранил в себе, готова была сорваться с губ, и старик одновременно испытывал облегчение и страх перед неизбежным признанием.

Автомобиль остановился перед небольшим двухэтажным особняком, затерянным среди современных зданий центра Москвы. Он не выделялся ничем особенным: простой фасад, тёмные окна и строгие линии без декоративных излишеств. Ни охраны, ни шлагбаума, однако Локтев чувствовал: за этими стенами скрывается нечто большее, чем обычная бюрократическая рутина. В груди нарастало волнение, смешанное с тревогой. Оставалось только правильно начать рассказ.

Когда двигатель заглох, в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием пассажиров. Павел Андреевич глубоко вздохнул, собирая последние силы и твёрдость, чтобы войти и наконец избавиться от груза, мучившего его столько времени.

Кабинет, куда привели Локтева, полностью соответствовал негласным правилам и порядкам триста второго отдела: официальная строгость без намёка на уют, серые стены и мебель, предназначенная не для удобства, а для долгих бесед, где ничто не отвлекает от сути дела. Старик сел напротив Виталия и Варвары и, выпрямив спину, встретил их внимательные, настороженные взгляды.

Виталий демонстративно перелистал бумаги на столе и холодно, с едва скрытым подозрением произнёс:

– Павел Андреевич, надеюсь, вы понимаете, насколько необычно звучит то, что вы рассказали моим коллегам? Подобные истории мы слышим не впервые, и, к сожалению, чаще всего они оказываются плодом нездорового воображения или попыткой манипуляции. Поэтому прошу вас подумать дважды: любое неточное слово или сознательная ложь могут привести к неприятным последствиям.

Павел Андреевич медленно, но твёрдо покачал головой и с лёгкой улыбкой ответил:

– Виталий Дмитриевич, я осознаю, как фантастически звучит моя история. Но это единственная правда, которая у меня есть. Я не стал бы тратить ваше и своё время на выдумки. Мне уже давно не двадцать, и я не ищу приключений или славы. Поверьте, я пришёл сюда, потому что другого выхода у меня просто нет.

Варвара нахмурилась и внимательным, чуть более тёплым, чем у её коллеги, взглядом изучала Павла Андреевича. Голос её прозвучал осторожно и ровно:

– Павел Андреевич, начнём с самого начала. Изложите всё подробно и спокойно. Если нужна вода или что-то ещё – скажите, мы обеспечим.

– Спасибо, Варвара Олеговна, я в порядке, – старик благодарно кивнул. – Тогда позвольте я начну с подготовки, которую прошёл перед переносом. Это поможет вам понять всю картину.

Виталий едва заметно поднял бровь, и в его глазах мелькнул интерес:

– То есть перед вашим переносом в прошлое была специальная подготовка? Это не случилось случайно?

– Разумеется, – подтвердил Павел Андреевич. – Всё было спланировано заранее. За полгода до эксперимента меня поместили в закрытый научный центр. Там я прошёл психологическую подготовку и глубокое изучение бытовых и исторических реалий СССР конца семидесятых. Нас учили адаптироваться незаметно, не совершая ошибок. Мы знали правила поведения, мельчайшие детали повседневной жизни, даже правильную формулировку мыслей, чтобы не вызывать подозрений. Поверьте, теоретически я мог полностью слиться с той эпохой.

Виталий усмехнулся и слегка покачал головой:

– Звучит стройно, Павел Андреевич. Но тогда почему вы здесь, почему нарушили инструкцию и пришли именно к нам? Наверняка вы получили чёткие указания на случай чрезвычайных ситуаций?

Старик вздохнул и на мгновение опустил глаза, собираясь с мыслями, затем поднял голову и твёрдо ответил:

– Совершенно верно, Виталий Дмитриевич. Нам давали инструкции на все случаи жизни. Объясняли, как действовать, если что-то пойдёт не по плану. Но я оказался в ситуации, которую инструкциями не предусмотрели. Сейчас моё сознание находится в теле пожилого человека, хотя моё настоящее тридцатилетнее тело лежит в специальной капсуле, поддерживаемое медицинскими устройствами. Произошёл сбой, и теперь я не могу самостоятельно вернуться обратно.

Варвара внимательно слушала, отмечая внутреннюю уверенность старика и то, с какой тщательностью он подбирает слова. Её интуиция подсказывала, что за невероятной историей кроется нечто серьёзное.

– Что именно пошло не так, Павел Андреевич? – тихо спросила она, вглядываясь в его усталое лицо. – Опишите точный момент, когда ситуация вышла из-под контроля.

Павел Андреевич осторожно кивнул:

– Перенос прошёл по плану. Меня вселили в тело тридцатилетнего мужчины, идеально подходившее по моей психофизиологии, с тщательно проработанной легендой для максимальной незаметности. Я жил по инструкции: работал, общался, выполнял задачи и оставался в тени. Но прошло более полувека, и тело естественно состарилось. Сейчас перед вами старик, хотя с моего личного восприятия прошло совсем немного времени. Моё сознание по-прежнему принадлежит человеку по имени Максим Негин – так зовут меня и сейчас. Моё молодое тело до сих пор лежит в капсуле под этим именем. Связь с организаторами давно прервалась, а инструкции не предусматривали такой долгий срок пребывания. Я остался здесь без связи и пути назад.

Виталий откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и со скепсисом произнёс:

– Предположим, мы вам поверим, Павел Андреевич. Излагаете вы убедительно и последовательно. Но сначала вы обратились в ФСБ, а не к нам. Почему?

– Я не знал о вашем существовании. Мне казалось, что если кто-то и понимает происходящее в этой стране, то только ФСБ. Я обратился к ним, надеясь, что там воспримут мои слова всерьёз. И когда меня не только не выставили за дверь, а сразу же отправили к вам, я почувствовал, что ещё не всё потеряно. Значит, информация о таких, как я, всё-таки существует. Сам я понятия не имел, кто вы такие – меня просто посадили в машину и привезли сюда. Но раз меня направили именно к вам, значит наверху уверены, что вы способны понять, с чем имеете дело.

Варвара посмотрела на Виталия и почувствовала, как слова старика вызвали в ней отклик, несмотря на всю фантастичность рассказанного. Она ещё не решила, как действовать, но отчётливо понимала: Павел Андреевич не лжёт. Оставалось лишь убедить в этом Виталия – задача, возможно, более сложная, чем принять сам рассказ.

Старик ненадолго замолчал, глядя на свои слегка дрожащие руки. Глубокие морщины на его лице казались теперь ещё резче, подчёркивая тяжесть второй прожитой жизни, которую ему предстояло открыть незнакомым людям. Глубоко вздохнув, он поднял глаза на Варвару и Виталия и начал осторожно и ровно:

– Я понимаю, как это звучит со стороны, но прошу вас поверить: моя жизнь здесь, в СССР, наполнена такими деталями, которые нельзя узнать из книг или архивов. С первого дня я жил среди обычных советских граждан, старался не выделяться и строго следовал инструкциям. Но вскоре я понял, что настоящая жизнь той эпохи не похожа на представления историков и политиков из будущего.

Варвара слегка подалась вперёд, ловя каждое его слово и пытаясь уловить скрытые смыслы:

– Продолжайте, Павел Андреевич. Важны любые мелочи, которые кажутся вам значимыми. Именно детали помогают отличить правду от вымысла.

Павел Андреевич кивнул и заговорил с горькой усталостью в голосе:

– Первое время было невероятно трудно привыкнуть к постоянному страху, буквально висевшему в воздухе. Люди боялись лишнего слова, случайного взгляда, неосторожной фразы. Кажется мелочью, но именно это стало моим первым серьёзным испытанием. Даже хорошо подготовленному человеку сложно представить, насколько глубоко эта настороженность въелась в повседневную жизнь. Я сам вскоре стал вздрагивать от стука в дверь или взгляда прохожего, задержавшегося чуть дольше обычного.

Он замолчал на мгновение и продолжил с новой энергией, словно вновь переживая собственные воспоминания:

– Я прожил не просто годы – целую жизнь, каждый шаг которой давался с трудом и ощущением чужеродности. Я видел, как рушились судьбы из-за мелких оплошностей, видел людей, годами живших под гнётом подозрений и недоверия. Чем дольше я здесь оставался, тем яснее понимал: наш эксперимент был чудовищным не только с научной, но и с человеческой точки зрения. Нас отправляли сюда, не задумываясь, как это повлияет на душу и разум.

Виталий внимательно слушал, нахмурив лоб и несколько расслабившись. Его голос прозвучал спокойнее, хотя настороженность никуда не исчезла:

– Павел Андреевич, приведите конкретные примеры из повседневной жизни того периода, которые особенно запомнились и не могли быть известны без реального опыта проживания в СССР.

Старик задумался, затем негромко произнёс:

– Очереди. Бесконечные очереди, которые не забыть никогда. Люди занимали место до рассвета и стояли часами ради элементарных вещей. Очередь становилась отдельным миром: люди знакомились, делились новостями, ссорились и мирились, порой проводя вместе целые дни. Помню, как однажды стоял за финскими сапогами почти двенадцать часов на морозе, а когда подошла моя очередь, товар закончился прямо передо мной. Знаете, что страшнее всего? Никто даже не удивился, не возмутился – просто молча разошлись, приняв это как неизбежность, как часть своей жизни.

Он замолчал и тяжело вздохнул, словно воспоминания причиняли ему физическую боль.

– И эта бесконечная слежка… Каждый второй, с кем приходилось общаться, мог оказаться доносчиком или сотрудником органов. Доверие стало редкостью, роскошью, доступной единицам. Даже в личных отношениях оставалась тревожная настороженность, полностью никогда не исчезавшая. Понимаете, эту атмосферу нельзя постичь по книгам. Её нужно пережить самому, чтобы понять, какие шрамы она оставляет на душе.

Варвара и Виталий почти незаметно переглянулись. В коротком взгляде было ясно одно: перед ними ключевой свидетель, способный подтвердить или опровергнуть факты, о которых они до этого могли только догадываться.

Варвара снова повернулась к Павлу Андреевичу и осторожно, но чуть напряжённее спросила:

– Вы назвали эксперимент чудовищным. Что можете рассказать о людях, стоявших за ним? Кто они? Чем руководствовались, отправляя вас и других в прошлое? Нам важны любые детали: имена, должности, организации. Всё, что сможете вспомнить.

Павел Андреевич снова замолчал и посмотрел сквозь Варвару и Виталия, словно перед его глазами разворачивалась невидимая для остальных картина прошлого. Голос его прозвучал тихо, осторожно, с тревожными нотами:

– Я хотел бы помочь вам подробностями, но доступ к такой информации был полностью закрыт. Моё тело находится там, где я никогда не чувствовал себя свободным. Меня доставляли туда и обратно на машине с зашторенными окнами. Организаторы строго следили, чтобы никто не смог определить точное местонахождение комплекса. Всё, что я знаю наверняка: это закрытый объект, тщательно охраняемый и, скорее всего, расположенный далеко за пределами Москвы.

Виталий подался вперёд и вопросительно поднял бровь:

– Значит, вы совсем не знаете, где именно находится ваше тело? Нет никаких ориентиров или деталей, которые могли бы указать на местонахождение?

Старик грустно покачал головой, глядя в глаза собеседника так, будто пытался передать всю глубину собственной беспомощности:

– Боюсь, что нет. Нас перевозили ночью, всегда разными маршрутами. Снаружи не доносилось особых звуков, каждый шаг сопровождался строгой секретностью. Я понимаю, как это усложняет ситуацию, но больше сказать нечего. Единственное, в чём я уверен: моё тело живо, оно лежит в капсуле, и им распоряжаются именно те люди, которых вы сейчас ищете.

Варвара слегка нахмурилась. Её голос стал ещё более сдержанным, словно она опасалась спугнуть осторожные признания старика:

– Вы упоминали некого «Профессора». Это единственный человек, с которым вы общались, или были контакты с другими организаторами?

Павел Андреевич вздохнул и развёл руками, как бы подчёркивая невозможность оказать больше помощи:

– Лично я знал только технического руководителя, отвечавшего за перенос сознания и весь технологический процесс. Его звали Борис Тимошин. Он всегда появлялся с охраной, был немногословен и крайне осторожен в формулировках. Его имя звучало часто, и у меня сложилось чёткое впечатление, что именно он являлся мозговым центром всего процесса.

– Борис Тимошин… – Варвара произнесла имя вслух, словно пробуя его на вкус. – Вы уверены, что именно он отвечал за технологическую часть?

Старик кивнул:

– Да, именно Тимошин давал указания техникам, контролировал процесс переноса сознания и лично присутствовал при моём перемещении. Я не могу забыть его голос – холодный, спокойный, без единой эмоции. В каждом его слове и движении была абсолютная уверенность. Если кто-то и знает все детали этой технологии и местонахождение капсул, то только он.

Виталий пристально всматривался в лицо Павла Андреевича, словно пытался найти в нём малейшие признаки неуверенности, но старик выглядел спокойно и уверенно. В голосе Виталия вновь появилась напряжённость:

– Хорошо, Тимошин. Запомнили. Но вы говорили о группе людей, управляющих проектом. Значит, кроме Тимошина должны быть другие. Может быть, вы слышали ещё какие-нибудь имена или фамилии?

Павел Андреевич покачал головой, во взгляде мелькнула едва заметная печаль:

– Нет. Тимошин был единственным, с кем я лично встречался и разговаривал. Остальные были предельно осторожны. Я слышал лишь отрывки разговоров, из которых было ясно, что решения принимаются коллективно, но никаких имён они не называли – только условные обозначения и коды. Мне жаль, но это всё, что я знаю.

Варвара обменялась взглядом с Виталием: оба осознавали, что ситуация становилась серьёзнее. Перед ними сидел человек, способный пролить свет на эксперимент и указать на тех, кто за ним стоит. Однако нить, ведущая к организаторам заговора, была тонка и неясна. Имя Бориса Тимошина стало первым и пока единственным чётким указанием на тех, кто скрывался за завесой секретности.

Варвара наклонилась чуть ближе, понизила голос и внимательно посмотрела на старика:

– Павел Андреевич, вы только что дали нам первую важную зацепку. Любые мелочи, которые вспомните позже, могут стать решающими. Подумайте ещё раз, вспомните всё, что происходило с вами перед отправкой сюда: случайно услышанные слова, лица, голоса – любая деталь важна. Пока же вернёмся к Тимошину. Что ещё вы можете рассказать о нём лично?

Павел Андреевич замолчал и долго смотрел куда-то сквозь Варвару, будто снова видел Тимошина. В его глазах мелькнула тревога, смешанная с решимостью. Сделав глубокий вдох, он медленно заговорил:

– Тимошин был особым человеком. Мне казалось, он воспринимал проект как высший смысл своей жизни. В нём чувствовалась абсолютная уверенность и знание, превышающее то, что было у остальных участников. Однажды я слышал его телефонный разговор. Он сказал: «Мы приближаемся к главной цели». Я не знаю, что он подразумевал под «главной целью», но звучало это зловеще и однозначно.

Наступило молчание, и в этой тишине Варвара и Виталий ощутили тяжесть вопросов, ответы на которые могли повлиять не только на судьбу старика перед ними, но и на многих других, втянутых в пугающий заговор.

Павел Андреевич снова задумался, словно собирал по крупицам воспоминания, тщательно подбирая слова, боясь упустить хоть одну деталь. Наконец он осторожно поднял взгляд и продолжил:

– Я вспомнил ещё кое-что. С Тимошиным напрямую связаться было почти невозможно. Каждый контакт с ним проходил через человека по имени Евгений. Именно он завербовал меня, точнее Максима Негина, в проект. Евгений не просто передавал инструкции – он приходил первым. Он знал, какие слова использовать, чтобы человек поверил, как обосновать происходящее. Евгений был не посредником, а вербовщиком.

Виталий резко вскинул взгляд на Варвару и едва заметно кивнул, показывая важность новой информации. Тут же повернувшись к компьютеру, он быстро запустил программы поиска данных по оперативным базам. Голос его прозвучал напряжённо и чётко:

– Евгений – это хорошо. Любое имя – ниточка, за которую можно тянуть. Проверьте всё, что есть: контакты, пересечения с Тимошиным, любой след. Поднимите регистрации и данные тех, кто контактировал с Негиным до исчезновения.

– Вы знали его лично? – уточнила Варвара, внимательно глядя на старика.

– Да, – ответил Павел. – Мы встречались несколько раз. Евгений не любил повторяться и всегда умел расположить к себе. Не давил – действовал мягко, почти ласково, умел слушать. Казалось, решение принимал ты сам, хотя оно давно было принято за тебя. Он говорил, что я помогу стране, что всё это ради высшей цели, ради будущего.

– Он называл фамилию? – спросил Виталий, не отрывая взгляда от экрана компьютера.

– Нет, только имя – Евгений. Он не скрывался, но и лишних вопросов задавать не позволял. Всё было словно в тумане. Я тогда и не пытался копать глубже – просто верил ему.

Варвара переглянулась с Виталием и снова обратилась к Павлу:

– А Тимошин? Как они взаимодействовали друг с другом?

– Евгений подводил, Тимошин принимал. Всё чётко по ролям. Тимошин – инженер, гений. Холодный, как хирург. Для него сознание – структура, которую можно перенести на другой носитель. Я слышал однажды, как он сказал: «Человек – это всего лишь поток, который можно направить».

– А капсула с вашим телом где находится? – спросил Виталий.

– Я уже говорил – не знаю. Меня привозили с зашторенными окнами. Место охранялось. Внутри царила стерильность. Почти уверен, это где-то за городом. Точнее сказать не могу. Но моё тело – тело Максима Негина – там, живое, поддерживаемое аппаратурой.

– Значит, Евгений и Тимошин. Пока два имени, – тихо произнесла Варвара. – Больше никого не слышали?

Павел Андреевич покачал головой:

– Нет, других имён не звучало. Я лишь чувствовал, что над ними стоят люди, которые платят и принимают решения. Но их лиц и имён я не знаю. Передо мной были только Евгений и Тимошин.

Варвара и Виталий снова обменялись взглядами. Теперь у них было два имени и свидетель, которого нельзя игнорировать.

Виталий ненадолго задумался, затем поднял глаза и, чуть наклонившись вперёд, спросил сдержанно, но настойчиво:

– Павел Андреевич, вы сказали, что Евгений лично вас вербовал. Вы знаете, как его найти сейчас? Где он, как с ним связаться?

Павел кивнул не сразу, но твёрдо:

– Да. У меня сохранились его контакты: номер телефона, электронная почта. Я записал их когда-то, чтобы не забыть, хотя тогда и не думал, что пригодятся. Теперь они могут вывести вас на след. Я готов передать всё.

Он достал из кармана старый бумажник и осторожно вытащил сложенный листок, положив перед Варварой. Она приняла его без слов, быстро взглянула на написанное и кивнула Виталию. Оба понимали, что у них появилась первая реальная зацепка.

Когда дверь за Павлом Андреевичем тихо закрылась, кабинет погрузился в напряжённую тишину, наполненную отголосками его рассказа. Виталий первым нарушил паузу, устало потирая переносицу и глядя куда-то в сторону, будто искал ответы на невысказанные вопросы:

– Всё выглядит странно, даже безумно. Но согласись, Варя, старик не похож на фантазёра или афериста. Если бы он всё выдумал, зачем так подробно и убедительно рассказывать каждую деталь? Нет, здесь что-то действительно есть, я это чувствую.

Варвара медленно кивнула, откинулась на спинку стула и слегка прищурилась, рассматривая точку на стене, словно пыталась мысленно сложить услышанное в единую картину:

– Ты прав, Виталь. Рассказ звучит слишком логично и детально. В глазах Локтева была не ложь, а боль и усталость человека, прожившего чужую жизнь. Это невозможно подделать, даже профессиональному актёру. Но прежде, чем делать серьёзные выводы, нужно убедиться, что он на самом деле тот, за кого себя выдаёт. Надо проверить его биографию и всё, что можно найти о его исчезновении.

Виталий немедленно развернулся к монитору и, запустив внутренний коммуникатор, чётко распорядился:

– Срочно поднимите из архивов материалы на Максима Негина и Павла Андреевича Локтева. Нас интересует всё, что связано с исчезновением Негина год назад: заявления родственников, полицейские отчёты, любые сохранившиеся записи. Сравните собранные данные с рассказом этого человека и как можно скорее доложите результаты.

Пока Виталий отдавал указания оперативникам, Варвара уже просматривала базу данных, сосредоточенно вчитываясь в появляющиеся на экране строки. Спустя несколько минут она ровным, уверенным голосом произнесла:

– Есть совпадение. Смотри, Максим Негин действительно пропал ровно год назад. Заявление подано родственниками после того, как он не вернулся из рабочей командировки. Полиция объявляла розыск, который не дал результатов – ни свидетелей, ни улик. Просто исчез бесследно.

Виталий медленно откинулся назад, не скрывая тревоги и напряжения. Голос его звучал теперь с холодным профессионализмом:

– Значит, совпадения есть. Перед нами реальный свидетель, игнорировать которого мы уже не можем. Варя, ты понимаешь, что это значит? Если его слова правда, то описанный проект – не просто гипотеза, а серьёзная угроза национальной безопасности.

Варвара кивнула, мысленно готовясь к дальнейшим шагам:

– Понимаю. Нам нужно действовать ещё осторожнее и точнее. У нас есть Тимошин, загадочный Евгений и его контакты. Поспешные действия недопустимы. Сначала необходимо понять, кто такой Борис Тимошин, выйти на него незаметно и выяснить, чем он сейчас занимается.

Виталий вздохнул и, нервно постукивая пальцами по столу, тщательно подбирал слова:

– Согласен. Пока мы точно не установим личность Тимошина, наблюдение организовать невозможно. Фамилия распространённая, информации мало. Дам указание собрать всё возможное по Борису Тимошину, особенно в связи с научными проектами, новейшими технологиями и экспериментами с сознанием. Любая косвенная связь с этим будет важна. Только когда найдём конкретного человека, можно будет обсуждать следующие шаги.

Он снова обратился к оперативникам, на этот раз строже и настойчивее:

– Немедленно начинайте проверку Бориса Тимошина. Приоритет – его участие в науке, технологических разработках и экспериментальных проектах, особенно связанных с сознанием и его переносом. Ищите любые связи с Евгением, любые пересечения по контактам и проектам. Действуйте максимально аккуратно, не привлекая внимания.

Закончив, Виталий снова взглянул на Варвару, и в его глазах читалось осознание всей серьёзности ситуации:

– Варя, дело и правда необычное. Я не до конца понимаю, с чем мы столкнулись, но чувствую – всё намного серьёзнее, чем мы предполагали. Работа предстоит кропотливая, и каждый шаг нужно просчитывать до мельчайших деталей.