Виктор Добронравов: «Самое страшное в Онегине – эгоизм»
Текст: Марина Зельцер, фото: Александра Торгушникова
Виктору Добронравову как актеру сегодня подвластно все – герои всех времен, сословий, отрицательные и положительные, хотя, как правило, они у него не линейные, сложносочиненные и зачастую их нужно разгадывать почти до конца фильма, как, например, в сериале «Художник». Многих персонажей он автоматически награждает своим бесконечным обаянием и мужской харизмой. Даже не самых правильных, например, мошенника Сашу Медного из нового сериала «Инспектор Гаврилов», который волею обстоятельств, становится начальником полиции провинциального городка.
Ну, а в родном театре имени Вахтангова, где после окончания Щукинского училища служит уже почти двадцать лет, он играет лучшие роли классического репертуара: Андрея Болконского в «Войне и мире», Евгения Онегина, Хлудова в «Беге», Левина в «Анне Карениной», Моцарта в «Амадее» Питера Шеффера, и уже второй сезон выходит на сцену Театра Наций в роли Астрова в «Дяде Ване».
7-го марта в российском кинопрокате состоится премьера фильма Сарика Андреасяна «Онегин», где Виктор представит нам своего хорошо знакомого героя.
Мы поговорили с актером о предстоящей экранизации, о том, чем ему интересен герой, с которым он в театре не расстается уже десять лет, о его самых знаковых и дорогих ролях и, конечно же, о книгах. О том, что он читает сегодня, к чему он с радостью возвращается, кого из современных авторов открыл для себя, а также о его увлечениях и любимом времяпровождении.
P.S: с сегодняшнего дня на Литрес доступна аудиоверсия романа в озвучке Виктора Добронравова и Ольги Лерман от Inspiria Audio!
Витя, 7 марта на экраны страны выходит фильм Сарика Андреасяна «Онегин».
Я жду картину, но, честно, не очень представляю, как из этого романа может получиться фильм. Ты уже много лет играешь Онегина в театре. Но ваш спектакль это все-таки, прежде всего, режиссерское прочтение Римаса Туминаса. Не будет ли картина просто иллюстрацией, визуальным рядом к роману?
Ты все правильно сказала, театр в целом вещь более режиссерская. Да, я думаю, что наше кино будет красивой иллюстрацией к роману, «картинками из романа». Только роман в стихах, а фильм в прозе. Но, на мой взгляд, все равно замечательно, что такой фильм случился. И что он случился и в моей жизни.
Не представляю «Онегина» в прозе...
Там будет и стихотворный текст, но его крайне мало. Фильм будет интересен тем людям, которые знают текст романа. Допустим, строки «...но так как с дальнего крыльца обыкновенно подавали ему донского жеребца...» можно буквально увидеть в нашем кино, эти все сцены есть в нем, хотя их нет словесно, потому что Пушкин не писал их в диалогах. Или когда слуга приходит ко мне, к Онегину, и говорит: «Там соседка приехала», а я спрашиваю: «Та самая? Ой, не хочу с ней видеться», сажусь на коня и сбегаю счастливый от этой соседки, которая ему в спину кричит, что он фармазон.
Не теряет ли фильм от этого?
Конечно, теряет.
Почему при всем этом тебе было интересно играть Евгения снова или от такого предложения не отказываются?
А почему я должен был отказаться? Здесь есть возможность сыграть те самые нюансы, которых нет в театре. Моргнуть на крупном плане, вздохнуть на крупном плане, вот эти все мелочи мне очень даже интересны (улыбается).
Каких сцен из романа ты больше всего ждал на съемках?
Тут тоже все понятно, потому что в самом романе очень мало диалогов и тех самых узнаваемых кусочков, которые на слуху, конечно, ты их ждешь. В театре мы играем: «Скажи, которая Татьяна?», а тут знакомые нам сцены звучат незнакомо. Я ждал каждого съемочного дня, мне было очень любопытно работать в этом.
Но легко ли тебе все-таки было произносить знакомые слова, но в прозе?
Это тяжело, мозги кипят. Приходилось над собой делать некие усилия, но это интересно.
На съемках все шло по плану? Везло с погодой, чтобы можно было снять дни такими, какими описывал их Пушкин?
Плюс-минус да. Я иногда люблю какие-то знаки, и, когда нам нужна была хорошая погода, выходило солнце. Когда нужен был красивый закат, он был именно такой, когда нужна была пасмурная погода, было пасмурно, нужен был снег, был снег. И я думал: «Значит, кто-то нам сверху помогает, не зря затеялись».
А в каких местах тебе было радостнее всего сниматься, где ты ощущал какой-то трепет?
Я был рад вернуться в Пушкинские горы, потому что много лет назад я там много времени проводил. У моего друга был дом в деревне, и мы студентами ездили туда и даже после, когда я еще не стал семьянином и был более свободен в передвижениях. Там потрясающие места: Михайловское, Тригорское, Петровское, Воскресенское. Всем рекомендую побывать там.
Костюмы в фильме – это стилизация или они сделаны в историческом ключе?
Костюмы у нас просто фантастические. Когда я приезжал на примерку, думал: «Господи, дайте мне просто выйти в них» (смеется), главное – выучить текст и не испортить эти прекрасные костюмы. У меня у одного больше двадцати полных переодеваний. Жилет, редингот, плащи и шубы, портки разных цветов, самовязы, брошки...
С ума сойти! И в чем ты себя прекраснее всего чувствовал?
Во всем. Там все было потрясающего качества и красоты неимоверной. А вообще, бывает, принимаешь участие в каких-то исторических работах и думаешь: «Почему сейчас так не ходят? Это же так красиво».
Для тебя Онегин не положительный герой?
Конечно, нет. Он, конечно, антигерой, но очароваться им очень легко.
А что в нем хорошего ты видишь? Ты же, как актер, должен всегда искать это в персонаже...
Он умен, образован, хорош собой. Я думаю, что по своей сути он не мерзавец и не подлец. Он в своем высокомерии разговаривал с Татьяной как профессор с первокурсницей, но он хотел ей добра, растоптав ее чувства. Собственно, и она ему говорит: «Вы были правы предо мной, я благодарна всей душой». И дуэль произошла не потому, что он принял хладнокровное решение стреляться, нет, он сделал все, чтобы ее не произошло. Он опоздал на час, он приехал без секунданта, он не хотел дуэли. Но в дело уже был вовлечен Зарецкий, и Александр Сергеевич об этом пишет. Я читал разные материалы о том, что сказал бы свет, если бы Онегин отказался от дуэли, он уже не мог это сделать. К сожалению, пресловутый социум, в котором мы все живем, иногда влияет на наши поступки. Самое страшное в Онегине – эгоизм, эгоцентризм даже, и вообще равнодушие к миру, ко всему, такая усталость. Но это все было частью дендизма, частью эпохи, все напускное, не настоящее, на мой взгляд, а они в это уже сами верили.
Волнуешься перед премьерой?
Мне интересно, что получится. Хотя нас все равно распластают, потому что это Сарик Андреасян, а у него армия хейтеров. Моя задача была в том, чтобы половина людей в меня влюбились, половина сказали, что я подлец, но ни одна собака не сказала бы, что я плохой артист (смеется).
Хорошая задача. Очень будем надеяться, что Вите Добронравову было что там сыграть.
Да, будем надеяться. А пока я катаюсь на Красной Поляне на лыжах, вырвались на пять дней.
Ты сумел так построить график, чтобы организовать отдых?
Нет, просто получилось заменить состав в театре. Бывают моменты, когда возможно сделать маленькую передышку. Но я понимаю, что отдых нужно планировать с неменьшей тщательностью, чем работу, потому что от него тоже очень много зависит.
А что ты любишь делать просто в свободный день?
Вчера, например, я с одиннадцати утра до восьми вечера с большим удовольствием играл в русский бильярд. В Москве был большой турнир, он не в первый раз проводится. Я стал этим очень увлекаться.
Когда ты им так увлекся?
Давно, лет двадцать пять назад, еще на первых курсах института. Бильярд хорош тем, что в него можно играть и ночью, после спектакля, если он был не сложный. У нас на даче стоит бильярдный стол. А если это не свободный день, а именно отдых-отдых, то мы с женой любим путешествовать, а там ездить и ходить на экскурсии, в музеи, на месте нам с Сашей сложно сидеть. А дома приятный отдых – это, например, баня. Можно с детьми в снежки поиграть, можно на коньках покататься, в кино сходить, много чем заняться можно.
Ну а зрители пока отдыхают в хорошем смысле слова, смотря недавно вышедший сериал, криминальную комедию «Инспектор Гаврилов», где ты играешь неоднозначного, но не лишенного обаяния главного героя. Сразу понял, что это классная роль и вообще сценарий? Это было прямо чтиво?
Когда я прочитал «Гаврилова», мне все понравилось: и материал, он был смешной, и персонаж, проявления которого мне не свойственны, даже его манера говорить, решать проблемы, вопросы. Я люблю играть героев, про которых могу сказать, что это вообще не я. Но сказать, чтобы это было прямо чтиво, я не могу, все-таки это сценарий, а не книжка.
Но бывают же, по крайней мере были в советское время, литературные сценарии, которые можно читать самостийно, они даже издавались в книгах. А ты не любишь читать и пьесы, не как прикладную вещь, не в связи с работой? Вы же в институте большую драматургию проходили...
Чехова я обожаю, это потрясающие тексты, будь то драматургия или рассказы. Он входит в тройку моих любимых писателей вместе с Пушкиным и Толстым.
Ты играешь в театре просто грандиозные роли: Андрей Болконский, Онегин, Хлудов, Моцарт... С кем из героев во время работы над образом было больше геморроя в хорошем смысле? Может быть, ты сам долго искал образ, долго не получалось?
С Болконским было тяжело, потому что в роли очень сдержанный внешний рисунок. У него все кипит и бурлит внутри, а снаружи ничего не происходит. А я парень подвижный по психофизике, и мне это не близко. И мне было достаточно непросто в репетиционный период, он был тяжелым. У меня в тот раз совсем не сразу вышел каменный цветок на волю, пришлось потужиться (смеется), а сейчас очень хорошо.
Ты говорил, что вначале был распределен на Наполеона и уже после того, как Туминас решил, что все-таки ты будешь играть князя Андрея, ругал себя за то, что сразу не побежал к нему просить эту роль, говорить, что она твоя?
Я не то чтобы ругал себя, просто я был в недоумении, как можно было вообще мыслить себя вне этой работы. Вначале я репетировал роль Наполеона. А в конце года Римас позвал меня в кабинет и сказал, что пришло время мне начать репетировать Болконского. Я был совершенно огорошен, пришлось срочно менять свои планы на осень. А когда произошло распределение, я подумал, что Римас не хочет повторять наш дуэт с Олей Лерман, как в «Онегине», и решил, что театр большой, артистов много, значит, в этот раз без меня. Да уже выпустив спектакль, я признался в этом даже Туминасу, что подумал: «Господи, я вроде бы уже не такой и молодой и не такой глупый, а все равно очень глупый человек, потому что как можно было сразу не побежать в кабинет художественного руководителя и не умолять об этой роли, не говорить, что я просто обязан играть Андрея Болконского?!»
У вас в театре давно не было спектаклей по Достоевскому. Ты сожалеешь об этом или нет? Часто спрашивают: Толстой или Достоевский, редко, кто относится к ним одинаково...
Были «Бесы» в постановке Любимова, и да, они давно не идут. Глупо отрицать, что это мировая литература, но я не фанат Достоевского. Это и читать психологически очень тяжело, а уж тем более играть, будь то «Карамазовы» или «Бесы». И конечно, если выбирать между Толстым и Достоевским, то, безусловно, Толстой, потому что это свет и полет, а Достоевский – мрак и страдания.
Достоевский весь такой, на твой взгляд, или все-таки можно найти что-то полегче и посветлее и произведение, и героя, которого ты бы мог сыграть?
Тогда «Идиот» и Мышкина выберу, наверное. Кстати, еще «Подросток» шел у нас в театре и «Чужая жена и муж под кроватью», но это немного другая история.
С Толстым у всех первая встреча происходила в школе, глобально с «Войной и миром», которую потом многие перечитывают. Как у тебя складывались отношения со Львом Николаевичем?
В школе, я думаю, как у всех. Но я в восторге от того, что в зрелом возрасте ко мне вновь приходит такая литература, вновь приходится перечитывать и заново это все переосмысливать. Вообще такие книги надо перечитывать несколько раз, потому что в зависимости от собственного жизненного этапа ты будешь воспринимать их по-разному. Это как с музыкой: ты в один момент что-то воспринимаешь так, а лет через десять то же произведение совершенно иначе.
Да, тебе в этом смысле везет. То же самое произошло с «Евгением Онегиным»...
Да, действительно, везет. И когда мы репетировали «Онегина», я был под сильнейшим впечатлением от романа, я был просто раздавлен этой красотой, этими кружевами. Естественно, я читал его раньше и, наверное, не раз, но потом вернуться во взрослом возрасте снова к нему, да еще в работе, это просто счастье. Кстати, недавно я на радио записал «Евгения Онегина», так что я с ним уже во всех жанрах поработал. И это опять же был новый опыт для меня, когда я целиком, от начала до конца, прочитал перед микрофоном весь роман. Каждый раз я ехал на запись как на праздник, думал: «Господи, я опять буду говорить эти прекрасные, волшебные слова». То же самое с «Войной и миром». В своем графике, со своей занятостью просто взять и перечитать четыре тома похвально, но почти нереально, а когда ты возвращаешься к таким произведениям в связи с работой, то ты погружаешься в эти прекрасные строки, и это такое удовольствие.
Ты еще играешь Левина в «Анне Карениной». Если бы у тебя была возможность выбора героя этого романа, ты бы сыграл его же или кого-то другого?
Мне играть там по возрасту уже некого, Каренина рано, Вронского поздно. Можно Стиву, конечно, но Левин мне очень симпатичен. Агипотетически Каренина, конечно, интересно сыграть. Я, кстати, был у Римаса на премьере в Тель-Авиве, и мне было очень любопытно наблюдать, как работают другие артисты в его режиссуре.
Есть ли еще что-то у Толстого, в чем хотелось бы принять участие?
В «Крейцеровой сонате».
А ты никогда не думал о том, чтобы самому инициировать что-то?
Думал, но вообще роли сами приходят, и я этому рад. Все, что мое, само придет. Я фаталист.
Никогда не узнавал, что начинают какой-то проект, и ты очень хотел бы сыграть в нем определенную роль, но тебя не приглашают, ты бы сам попросился на пробы или на разговор с режиссером? Я знаю случаи, когда уже был назначен другой актер, но режиссер, послушав актера, менял свое решение...
Иногда, конечно, стоит проявить настойчивость, если тебе очень хочется. Вообще не надо сидеть на попе и ждать, когда к тебе придут большие роли. Надо бороться, но просто я не сижу на ней (смеется).
Ты играешь Хлудова в булгаковском «Беге». А какое его произведение считаешь любимым?
Булгаков – огромный писатель. Я люблю и «Бег», но особенно люблю «Белую гвардию». Для меня этот роман более поэтичный и, на мой взгляд, он выше уровнем, чем «Мастер и Маргарита». Но «Мастер и Маргарита» в принципе стоит особняком.
Что тебе в Булгакове более всего интересно, может быть, его ирония?
Да, и этим он созвучен с Чеховым. В юморе, в цинизме он близок к Антону Павловичу.
А ты считаешь, в Чехове все же есть цинизм?
Конечно, он же был доктором (улыбается).
Они оба врачи, кстати. Но когда я была в Мелихове, меня поражали письма Чехова, в которых он писал, как радуется, что его холерные больные выздоравливают и не то что с горшка, извиняюсь, слезают, а уже едят с аппетитом. Я в нем особо цинизма не вижу, ну разве что долю, соглашусь, свойственного врачам.
А я вижу (смеется).
Где больше?
Конечно, в рассказах. Хотя и в «Дяде Ване», например, очень много цинизма.
Но у него всегда есть персонажи, которых он любит.
Он всех их любит.
У тебя с возрастом меняются приоритеты среди пьес Чехова?
Наверное, сейчас на первых местах стоят «Вишневый сад» и «Дядя Ваня», на третьем – «Три сестры». Хотя я очень люблю «Чайку» в спектакле Бутусова в «Сатириконе». Этот спектакль снес мне голову своей фантазией. В какой-то статье я прочитал очень точную его оценку, там было написано, что это спектакль о невозможности поставить «Чайку», потому что все уже сыграно, поставлено, все ходы изучены. И все равно мне казалось, что это квинтэссенция театра. Мне еще посчастливилось в нем поиграть двенадцать раз. Тема Осипов сломал ногу, я вводился вместо него, играл Треплева и Дорна, а года через три-четыре произошло то же самое, и я еще пару раз сыграл. Более того, так получалось, что я играл этот спектакль и на сцене родного театра Вахтангова. И так сложилось, что я вошел в спектакль «Дядя Ваня» в Театре Наций. Играю Астрова уже второй сезон и очень рад, что у меня есть такая возможность – выходить в прекрасной актерской компании с Евгением Мироновым и моими другими замечательными коллегами.
А тебе не хотелось бы поиграть Островского и в классике советской драматургии, в пьесах Вампилова, Зорина, Володина, например?
Островский мне никогда особенно не был близок, возможно, потому что я не погружался глубоко в его творчество, не играл в его пьесах. Поэтому лично я не касался этой вселенной. Вампилова очень люблю, Зорин, Володин – тоже хорошие драматурги, в их пьесах крепкие диалоги и интересные персонажи.
Остается ли у тебя время за тонной сценариев и пьес читать еще что-то для души? Сейчас, в этих пяти днях отдыха, была какая-то книга?
Нет. К сожалению, и на отдыхе я продолжаю читать сценарии, потому что не успеваю.
Сколько же примерно сценариев читаешь в месяц?
За последние пару месяцев я прочитал больше двадцати сценариев, причем обычно это и «полные метры», и сериалы на шесть и больше серий. Я очень скучаю по литературе, но, к сожалению, почти не получается ничего читать в последнее время. Из более-менее недавнего прочел «Авиатора» Водолазкина и был в восторге от романа. Мне вообще нравится Водолазкин, еще люблю Иванова, и я очень рад, что они – наши современники.
Чем тебе понравился «Авиатор»?
И «Лавр», и «Авиатор» – непростая литература, и этим она мне нравится. У Водолазкина прекрасный слог и всегда интересные персонажи и сложный сюжет. Поэтому надеюсь в дальнейшем прочитать все его романы. К тому же я слышу от знакомых и друзей только хорошие отзывы. «Лавр» – просто шедевральный роман, сильнейший, это очень большая литература.
Быстро ли читаешь то, что нравится?
Нет, читаю не быстро, потому что мозг сложно работает. Бывает, две строчки прочтешь и мысль куда-то уносится, приходится снова к этому возвращаться, чтобы не упустить содержание.
Иванов – очень разный как писатель, у него совершенно непохожие произведения и по темам, и по жанрам, и по времени действия. От романа «Географ глобус пропил» до его исторических вещей, по-моему, пропасть. А что тебе ближе у него?
«Географ» очень нравится, а роман «Сердце Пармы» на меня вообще огромное впечатление произвел. Безумно хочу прочитать «Золото бунта», пока не получается. Я очень рад, что у нас есть такая литература, потому что когда мы учились в институте, нам говорили, что все закончилось на Серебряном веке и, не считая Булгакова и Горького, не было позже и сейчас больших писателей. Но это не так, что прекрасно. Та же «Обитель» – мощнейший роман Прилепина.
Ты смотрел «Географа» после прочтения книги?
Да, к моему счастью, я сначала прочел книгу, и такой вариант развития событий мне в принципе нравится больше. Я считаю, что у тебя должно быть свое видение после прочитанной книги, потому что литературное произведение всегда богаче и сложнее, чем любая интерпретация. И это твой мир, который ты себе вообразил. А когда ты смотришь кино, то видишь мир, который придумал режиссер, поэтому всем рекомендую именно такую последовательность. Говоря про «Сердце Пармы», я понимаю, что со всеми огромными бюджетами его невозможно экранизировать в таком объеме, со всеми темами, героями. Либо это должен быть такой многосезонный проект, как «Игра престолов», а впихнуть сложнейший, глубочайший роман в два часа экранного времени, совершенно невозможно. Поэтому читайте книжки.
По силе фильм равен роману Иванова?
Я думаю, что со мной многие согласятся, там есть некое переосмысление, другие акценты, потому что это кино. И это всегда хорошо. Но если ты не читал книгу, то посмотришь фильм и подумаешь: «Ну вот, да...». А если прочитал сначала книгу, потом посмотрел фильм, всегда поймешь, в чем различие. Велединский всегда адаптирует сценарий, досочиняет его и докручивает нужные ему моменты, расставляя акценты.
Мне кажется, что во время твоей учебы больше увлекались тогдашней современной западной литературой: Зюскиндом с его «Парфюмером» и уже потом «Контрабасом», Кундерой, Фаулзом...
Зюскинд – да, Фаулз – это ух, это очень сильно. Но что Зюскинда, что Кундеру сегодня уже не назовешь современными писателями.
Если все-таки выпадет свободная минута, ты будешь читать что-то серьезное или что-то в более легком жанре?
Все зависит от настроения. Это как с музыкой, я люблю джаз, но это не значит, что я только его и слушаю. Так и с книжками. Можно прочитать вообще не художественную литературу.
А какую, например?
Ну, например, психологическую. Мне это тоже интересно. Читал «Красную таблетку» и «Чертоги разума» Курпатова и не только его.
А что у тебя с детской литературой? Хотя старшая Варвара, наверное, уже взрослые книги читает?
Да, Варе уже тринадцать лет. Ей хватает школьной программы.
Вы с ней когда-нибудь разговариваете о книжках?
Нет, она пока в том возрасте, когда читает просто потому, что нужно читать. Я сам через это проходил. А потом наступил тот самый момент, когда ты можешь утонуть в книжке. У меня это случилось как раз в тринадцать лет с «Властелином колец». А дальше пошло уже более осознанное чтение, когда я понял, что книга – это та вещь, с которой можно забыть обо всем.
И что так же занимало тебя после «Властелина колец»?
Куча всего, а потом уже был институт, и тогда читал много самого разного. «Игра в бисер» Гессе и «Волхв» Фаулза – это книги, которые на всю жизнь оставили впечатление.
А до «Властелина колец» тебе ничего так не нравилось?
Я читал очень много и до этого, и Жюля Верна: «Дети капитана Гранта», «Пятнадцатилетний капитан», «Двадцать тысяч лье под водой»; «Кортик» и «Бронзовую птицу» Анатолия Рыбакова, например. Это такая мальчишеская литература, но я все равно читал, потому что вроде надо было читать.
А что тогда тебе было в кайф делать, чем заниматься? Пойти к папе в театр, на улице с мальчишками играть?
Конечно, все свободное время я проводил с папой в театре «Сатирикон», мне это очень нравилось. Потом уже в старших классах возникла музыкальная школа и «Класс-центр» Казарновского, появились новые друзья и увлечение джазом. Но это было уже, начиная с четырнадцати лет.
Дочки Варвара и младшая Василиса росли на вашей с Сашей детской литературе или на новой?
Конечно, у нас дома в чести была обычная детская литература, в том числе советская, и проза, и стихи. Со старшей, Варей, мы очень любили читать Михаила Яснова, прекрасные стихи, на которых я рос, и Маршака, и Барто, и Юнну Мориц, и Носова с «Незнайкой» и не только, и, конечно, «Малыша и Карлсона» Астрид Линдгрен.
Они ходят на твои спектакли и вообще любят ли театр?
Я стараюсь их туда не тащить, но Варя почти все видела. И вообще они ходят в театр, но сами не просятся.
А кино любят?
Конечно. Смотрят все мультики, которые я озвучиваю, и наши, и зарубежные. Естественно, диснеевскую классику. Сейчас так много всего. Мы очень любим Миядзаки.
То есть телефоны все не перекрывают?
Боремся с телефонами как можем. Ставим ограничения по времени.
Ты упоминал слово «музыка». У тебя сейчас существует твоя группа?
И да, и нет, но скорее нет, потому что нам нравилось собираться вместе, играть, переделывать чужие песни. Но время идет, переделывать чужие песни уже не так интересно, надо делать что-то свое. Но поскольку это было для нас глотком свежего воздуха и общением, то мы просто стали чаще встречаться семьями, с детьми. Поэтому вроде мы не разбегались, но сказать, что часто играем, тоже не могу.
А вообще музыка в твоей жизни существует фоном или отдельно целенаправленно слушаешь что-то?
Музыка вокруг меня всегда. В машине, в наушниках, в метро, в самолете, в такси. Я очень люблю музыку. Слушаю разное, и джаз, естественно, и рок, и классику. Музыка просто должна быть очень качественной, а ее жанр может быть разным. Так же, как и с кино, иногда нам хочется посмотреть комедию, иногда что-то серьезное. Я подсел на функцию в «Яндекс музыка», которая называется «Моя волна». Ты ставишь одну вещь, которая тебе очень нравится, а потом программа подбирает тебе что-то в этом духе, и иногда такая прекрасная музыка попадается, что ты сразу закладываешь ее в избранное. А чтобы самому искать что-то, нужно иметь кучу времени, такие объемы музыки сейчас существуют.
Когда вы репетировали «Амадея», ты слушал музыку Моцарта?
Обслушался всего вдоль и поперек. Моцарта я очень люблю. Он, как Пушкин, очень созвучен с ним в плане богатства тем и яркости, музыкального фонтанирования. Можно сказать, что Моцарт – это Пушкин своего времени, а Пушкин – это Моцарт.
Мы говорили о «Евгении Онегине», и это больше, чем просто поэзия. А в принципе, какие у тебя отношения со стихами? Кого бы ты назвал своими поэтами?
Маяковского, конечно. Совсем другой поэт, все совсем другое. Ни на кого абсолютно не похож. Когда я читаю его, он меня просто растаскивает, так воздействует на мой организм, это такой надрыв и боль. Конечно, я говорю о его лирике. Взять хотя бы «Лилечке». Он был удивительным. Это пронзительный, прерванный полет.
Когда ты его открыл для себя, не в школе же?
Нет, в осознанном возрасте уже, может быть, даже не так давно.
А после этого тебе не захотелось глубже окунуться в его биографию, узнать полнее?
Я читал книгу Быкова, но всех книг не прочтешь. Мы уже говорили, что хочется читать большую литературу, а беллетристика у меня на каком-то десятом месте, хотя это все тоже интересно. И потом... мы же что-то все-таки знаем.
Есть или была у тебя книга-антидепрессант, которую ты открываешь, когда на душе тоскливо, и фильмы, которые пересматриваешь?
Нет, меня баня от этого спасает. К чему-то по десятому разу я не возвращаюсь с такой целью. А с кино... на Новый год, конечно, смотрим «Иронию судьбы». И когда идет по телевизору «Бриллиантовая рука», тоже не переключаем канал, обязательно досмотрим ее до конца. Наверное, «Бриллиантовая рука» как раз фильм для настроения и «Джентльмены удачи» тоже. И таких картин в золотом фонде советского кинематографа у нас, к счастью, много.
Что из сегодняшнего кино, в том числе, сериалов ты посмотрел целиком и что тебя впечатлило?
Целиком мне сложно смотреть что-то большое. Но очень понравился сериал «Кибердеревня», удивил этот жанр. Совмещение нескрещиваемого. Это же прекрасно – взять и соединить «Звездные войны» и «Любовь и голуби» и снять такое доброе, смешное, даже где-то философское кино с замечательной графикой, которая не уступает западным аналогам. Короче, я порадовался.
С кем из писателей прошлого ты бы хотел познакомиться?
Мне интересно было бы пообщаться с Чарли Чаплиным, хоть он и не писатель и, конечно же, с Александром Сергеевичем Пушкиным.
