Читать книгу: «Сопричастность. И наестся саранча», страница 3

Зиц-председатель

Галина прекрасно понимала, что, учитывая обстоятельства последних лет, в которые попала их семья, возглавить новый банк сама она какое-то время не сможет. Но и привлекать на эту должность человека со стороны было опасно. Более того, этот человек должен быть насколько лоялен, настолько же амбициозен, даже горделив, возможно, не слишком сообразителен, а еще лучше… некомпетентен. Размышляя над этим вопросом, она все чаще думала о сыне какого-нибудь полезного человека, который уже отчаялся найти своему отпрыску непыльное, но достойное место. На ее счастье, таких детей среди знакомых ей руководителей и чиновников было довольно много, но проблема заключалась в том, что кто-то из них был слишком молод, чем мог вызвать недоверие у клиентов, а кто-то слишком активен и, к несчастью, не только образован, но и смекалист, получив в перестроечные времена неплохой практический опыт и связи. Такому персонажу не смогла бы полностью доверять уже сама Галина.

Перебирая в картотеке своих богатых деловых контактов имена различных людей, Галина внезапно вспомнила недавний разговор с одним некогда влиятельным министерским чиновником. Вопреки стойкому убеждению большинства сограждан в том, что все праведно и не очень накопленное во времена Перестройки государство изъяло благодаря мягкой, как и сам ее автор, павловской денежной реформе и последовавшей шоковой терапии начала демократической эры, Евгений Павлович Кравцов, не занимая значимых должностей в новой экономической системе, умудрился сохранить не только внешний лоск, присущий старой социалистической элите, но и солидные сбережения. Он, как и многие, перебрался на должность заместителя директора какого-то сомнительного совместного предприятия, но ощущал себя по-старому, по-министерски, благодаря чему и его великовозрастный отпрыск мог, как и раньше, в далекие студенческие годы, не заботиться о хлебе насущном, целиком уповая на те самые неисчезнувшие в вихре рыночных преобразований накопления родителя.

Типичный сын номенклатурных работников Александр Евгеньевич Кравцов, тридцати восьми лет от роду, с гордостью нес свое громоздкое тело по потрепанным ветрами перемен коридорам Союзвнештранса, свысока поглядывая на окружающих через стекла очков в дорогой оправе. Этот надменный взгляд, за который в былые годы он нередко страдал по причине его неприятия менее рафинированными интеллигентами с крепкими кулаками, появился у него еще в школьные годы. Впоследствии ощущение превосходства над окружающими росло и развивалось в прямой зависимости от степени осознания гнетущей бесцельности собственного существования. Бурная река преобразований, несмотря на упомянутые возможности родителей, требовала все же чего-то большего, чем просто хорошие связи, которые к тому же нужно было уметь использовать совершенно незнакомым ему способом – рыночным. В том числе, к слову, и с противоположным полом, который, опьяненный новыми открывшимися возможностями валютных магазинов, искал в потенциальном партнере гораздо более интересные перспективы, чем квартира в центре и родительская дача во внешторговском поселке. Саша же сначала взрослел, по крайней мере, если верить паспорту и календарю, затем начал приближаться к возрасту, когда люди начинают стареть, но свое место в новом мире, по сути, так и не нашел. И по большому счету не искал, заняв, благодаря связям отца, сразу после института должность в казавшейся тогда еще престижной внешнеэкономической фирме, которая давно впала в летаргический сон и в экономических конвульсиях доживала свой век, так и не дотянув до времен возрождения былой мощи близких к государству организаций.

Что делать дальше, не знал ни Александр, ни его отец. Звонка последнего «куда надо» было бы еще достаточно, если бы ему нужно было, например, еще раз устроить сына в престижный институт или получить путевку в какую-нибудь дефицитную Болгарию. Но ни в институт, ни в Болгарию, переставшую быть дефицитной, Александру Евгеньевичу было не нужно. Справедливости ради, он обладал целым рядом врожденных способностей и талантов, получил отличное образование, но, как назло, этому достойному багажу возможностей упорно мешала пробивать себе дорогу в капиталистический рай почти что аристократическая, выпестованная долгими жаркими летними вечерами на номенклатурной даче отца и уже непобедимая лень.

Все это как нельзя лучше подходило и Галине, и Алику.

– Евгений Павлович, здравствуйте, дорогой, – своим фирменным заискивающим тоном начала она телефонный разговор с бывшим чиновником, с которым шапочно познакомилась на заграничной конференции пару лет назад.

Этого мимолетного знакомства, которого большинству людей было бы недостаточно даже для того, чтобы впоследствии при новой встрече завести дежурный разговор о погоде, Галине Борисовне с лихвой хватило, чтобы периодически использовать все еще узнаваемое «Кравцов» в беседах с нужными людьми, создавая у последних впечатление их долгой и близкой дружбы. Развивать эту иллюзию Галине помогал один-единственный эпизод их знакомства на памятной конференции, который она ничтоже сумняшеся преподносила как всего лишь одну из якобы многочисленных историй их тесного общения.

Как и большинство мероприятий такого рода, что тогда, что сейчас, они использовались участниками в основном для целей, весьма далеких от повестки, заявленной организаторами этих многочисленных форумов и симпозиумов.

Во-первых, это была возможность, не тратя собственные деньги, развеяться в манящих роскошью отелей и разнообразием магазинов европейских городах. Во-вторых, туда можно было почти что официально и без риска быть застуканным прихватить с собой незаменимую в деловых (и не только или не столько) вопросах помощницу. Ну и, наконец, посещая, к примеру, гостеприимные швейцарские города, бывшие чиновники и промышленные бонзы плановой экономики не отказывали себе в возможности на деле, исключительно, как они утверждали, в познавательных целях, ознакомиться с работой столь известной своей педантичностью местной банковской системы.

В перерывах между изучением баланса собственных счетов и различными скучными экскурсиями, вырвавшись с протокольных заседаний конференции, проходившей в важнейшем торговом порте Европы Амстердаме, разношерстные группы ответственных докладчиков и их внимательных слушателей под разными благовидными предлогами стремились оказаться в популярных заведениях города, среди которых был и один театр, в котором из традиционных театральных атрибутов не было практически ничего: ни декораций, ни даже одежды на исполнителях. Да и сюжетная линия демонстрируемых здесь пьес была очевидна изначально вплоть до самого что ни на есть финала «спектакля».

Именно на выходе из этого эротического театра заблудившаяся во фривольном районе Галина Борисовна и застала делегацию во главе с Евгением Павловичем Кравцовым, которая по официальной версии отбыла на переговоры по развитию межгосударственных отношений в морской порт Амстердама. Смущенные мужчины, как будто бы их застукали не на выходе, а как минимум на сцене этого заведения, машинально поправляли одежду, словно стараясь прикрыться от по-детски открытого и радостного взгляда Галины, которую занесло в этот район исключительно по причине отсутствия компании и незнания иностранных языков.

С тех пор эту красочную картину встречи под сенью красных фонарей слышали десятки людей, а невольные участники из числа «театралов» продолжали робеть и даже слегка краснеть, когда им доводилось сталкиваться с Галиной Борисовной. Большинству из них к тому времени уже перевалило за пятьдесят.

Поэтому звонок от Галины Борисовны с предложением встретиться поначалу не вызвал у Евгения Павловича должных положительных эмоций, но подсознательное опасение, что его никому не нужную тайну, которая и тайной-то никогда не была, могут раскрыть, заставило немедленно согласиться.

– Интересный вариант. Конечно, мы ищем надежных партнеров для осуществления своих операций, и Саша как нельзя лучше подходит на эту должность. Не подумайте, что я так говорю, потому что он мой сын, нет, – а Галина на всякий случай даже в мыслях не допускала сейчас ничего подозрительного, дабы не спугнуть собеседника, – привычка. – Он хорошо знает язык, получил большой опыт в объединении и, не скрою, мне будет проще убедить товарищей работать с новым банком, если его будет возглавлять… даже, я бы сказал, непосредственно руководить, такой специалист.

Евгений Павлович осекся, поскольку прекрасно понимал истинную суть предложения и роль сына в новом проекте. Галина благодушно улыбнулась и с наигранным восторгом согласилась с тем, что им несказанно повезет, если именно Александр согласится принять из их рук бразды правления едва народившимся банком. Евгений Павлович нотки иронии в словах знакомой не заметил, вполне серьезно согласившись с ее мнением, но пообещал поговорить с сыном, как будто бы тот коллекционировал подобные предложения и не мог выбрать из них наиболее достойное. Галина Борисовна улыбнулась еще раз, размышляя о том, какой удачный вариант она выбрала. Использовать чужое тщеславие в собственных целях она умела безукоризненно.

Узнав об этом разговоре и сосредоточив свои размышления главным образом над перспективами получать заработную плату в размере двух тысяч долларов, Александр Евгеньевич решил, что предложение занять столь высокий пост в коммерческом банке было бы сейчас как нельзя кстати. Вместе с отцом они восприняли его практически как должное и решили, что соблаговолят ответить на него согласием.

Итак, спустя много месяцев напряженной организаторской и дипломатической работы, которая главным образом сосредоточилась на обещаниях будущих «пряников» клиентам и сотрудникам, стало понятно – банку быть!

Как и предполагалось, половину его небольшого, но, говоря языком банковских нормативов, достаточного капитала сформировали те самые осколки социалистической экономики, переехавшие на шаткие рельсы экономики рыночной, а другую половину добавили мало кому известные общества, на вопрос об источниках средств которых, как мы помним, Галина Борисовна привычно закатывала глаза, поднимала указательный палец вверх, всем своим видом намекая, что ответ на этот вопрос очевиден, но знать его небезопасно. По иронии судьбы она действительно не лукавила, по крайней мере не так, как привыкла делать это раньше. Источник происхождения основной массы денег и правда мог знать только узкий круг лиц, но вот связан он был совершенно не с теми людьми, на кого как бы прозрачно намекала вице-президент нового банка… Простенький, но эффективный прием, который еще не раз и не два поможет Галине в работе, но, увы, со временем обернется и против нее самой. Однако до этих мрачных времен было еще очень далеко. Пока же все сопричастные к рождению нового банка, как и положено родителям, занялись изобретением звучного и солидного имени для своего детища. После долгих споров и размышлений в название на всякий случай впихнули пару-тройку несвязанных, но громких слов, которые в формате аббревиатуры намекали не только на большие международные перспективы и амбиции новой кредитной организации, но и, конечно, на возможную, хоть и не обязательную, связь с некоторыми более известными публике названиями. Внешнеэкономический – звучит солидно и приятно для слуха зиц-учредителей. Транспортный – фундаментально и понравится директорам клиентов. Ну и, собственно говоря, Б – банк. И гениально, и просто, и со смыслом, причем, как любила Галина Борисовна, – двойным. В-Т-Б. Внештрансбанк. Услышав это название, большинство людей долгие годы действительно полагали, что где-то что-то уже слышали об этом банке, но вот что именно? Они, конечно, не помнили, но были уверены – точно что-то хорошее.

Английский перевод на правах большого знатока языка самолично соизволил сделать Александр Евгеньевич. В результате и без того нескладное перечисление слов в русском варианте превратилось в еще большую бессмыслицу на английском языке – Foreign Economic and Transportation bank. Но президент был безусловно горд и доволен собой. Алик был менее щепетилен в формальных вопросах, не связанных с деньгами, и узнал о выборе названия с неприкрытым безразличием. В конце концов, на его тисненой золотом визитке значились только имя и отчество. Без фамилии, должностей и контактных данных. Он подсмотрел это в каком-то голливудском фильме про мафию еще в 80-х и с тех пор каждый раз, когда передавал никчемный клочок бумаги собеседнику, наслаждался его реакцией на фразу «Я сам вас найду», которую обязательно с ухмылкой добавлял, видя недоумение от отсутствия на визитке какой-либо полезной информации.

Тогда, в самом начале пути, казалось, что с такими талантливым и амбициозным руководителем, сплоченной командой профессионалов, надежными учредителями Внештрансбанку уготована яркая и долгая жизнь. Что ж, отчасти эти прогнозы оправдались.

У руля

Солнце, столь редкий и от того долгожданный гость на московских улицах, заливало своим светом проспект, по которому тянулись плотные вереницы машин. Александр смотрел в окно сквозь линзы новых дорогих очков и неспешно пил кофе, который только что принесла секретарь Наташа.

– Вам что-нибудь заказать на обед?

– Спасибо, у меня с собой, – он передал ей лоток с какой-то едой, которую ему приготовила домработница, нанятая после того, как в его трудовой книжке появилась новая запись, гласившая, что отныне он является президентом банка.

Александру Евгеньевичу очень нравилось это гордое наименование, за которым, правда, положа руку на сердце, кроме заработной платы в пару тысяч долларов США, большую часть из которых он, разумеется, с упоением получал на руки в конверте, не стояло ровным счетом ничего.

Из обширного перечня привилегий, которые грезились ему сразу после того, как он с отцом согласился на предложение Галины, явью, кроме отдельного кабинета и зарплаты, не обернулась ни одна фантазия.

Автомобиль, большой, черный, немецкий, но, правда, пятилетний, он приобрел себе сам. Водителя, которому скрепя сердце ежемесячно отсчитывал из того самого конверта двести долларов, нанял тоже сам, осчастливив кого-то из менее удачливых сыновей их старых соседей по номенклатурному дому. Секретарь Наташа, соблюдая формальные приличия, выполняла некоторые его незатейливые поручения, но, по сути, оставалась личной помощницей предприимчивых брата и сестры. Впрочем, скудный список его потребностей, как то: утренний кофе, заказ столика в ресторане или разогрев домашней еды – едва ли не полностью покрывал перечень деловой активности Александра за весь рабочий день. Благодарная за согласие выполнять функции зиц-президента, Галина Борисовна освободила его от любых реальных обязанностей.

Александр приезжал на работу с весьма деловым видом около 9:30. Стремительно проносился по коридору с газетой в руках по направлению к своему кабинету и погружался в рутину рабочего дня, которая в его случае состояла из чтения прессы и просмотра телевизора. Самым неприятным моментом, который наступал каждое утро и вечер, была неминуемая необходимость что-то подписывать. Каждый раз, когда в кабинет стучали, а бывало это за исключением случаев, когда речь шла о необходимости поесть или выпить чай, лишь дважды в день, в груди Александра рождалось неприятное, тягостное ощущение тревоги. Он не только не знал, что он подписывал, но и всячески старался избавить себя от этого ненужного знания. Он, возможно, даже зажмурился бы, если бы при этом можно было продолжать попадать ручкой в нужное место на очередной бумажке. В эти драматичные минуты он старался представлять, как получает очередной конверт с зарплатой, и холодок отчаяния понемногу покидал его массивную грудную клетку.

Тем не менее он оставался президентом новоявленного «участника» нарождающегося финансового рынка России. К слову, этот титул как нельзя кстати подходил мироощущению Александра. Он напоминал ему о давней тяге к поиску подтверждений благородного происхождения их семьи, которая, по правде говоря, вела свою историю от крестьян Рязанской губернии. Его прадеды в свое время весьма преуспели на волне коллективизации скорее на партийной, чем на сельскохозяйственной ниве, но Александр нес титул президента с достоинством, которое было бы объяснимо, если бы ему довелось быть наследником как минимум высокородного князя.

За возможность насладиться этим ощущением Александр должен быть благодарен своему заместителю, вице-президенту, которым стала сама Галина Борисовна.

– Галочка, – взвалившая на себя большую часть повседневной управленческой рутины Татьяна Васильевна Галкина на правах старой знакомой и соратницы обращалась к начальнице исключительно на «ты», – скажи, пожалуйста, ты посмотрела штатку?

– Да, Тань, только не совсем поняла, почему в самом начале какие-то вопросики везде? Директор, председатель…

– Надо выбрать из нескольких вариантов, – Татьяна пустилась в традиционно подробную лекцию об особенностях действующего законодательства в таком, казалось бы, пустяковом вопросе, как устав кредитной организации.

Несмотря на формальность, оказалось, что, в отличие от обычного хозяйственного общества, где руководителю автоматически присваивалось звание генерального директора, для банка, по словам Татьяны, выбор был существенно шире.

– Президент – это звучит солидно, – Галина Борисовна была тоже по-своему не чужда тяге к определенной пафосности, особенно если ее удавалось достичь бесплатно. – А вообще мне все равно. Председатель правления как-то напоминает колхоз.

Таня с этим безусловно справедливым аргументом согласилась и тем же вечером окончательно отредактировала документы, убрав из штатного расписания отвергнутые варианты названия должностей.

За несколько месяцев, что прошли с момента эпохального квартирного приема на Ленинградке, банк стал приобретать черты настоящей организации, а не полуавантюрного проекта Алика, который до этого не менее вдохновенно занимался дубленками из Турции, подержанными машинами из Германии и прочей традиционной бандитской мелочью тех лет. Правда, тогда еще был жив их отец и все эти прожекты казались не более чем забавой, в то время как настоящее дело, разумеется, оставалось уделом старшего. Теперь его не было. Не было и тех дел, которыми он прославился и запомнился во многих коридорах, где сидели люди с холодными головами и горячими сердцами, но взамен появились деньги… Большие деньги.

Правда, что с ними делать, они решили не сразу. Идею подкинул знакомый валютчик Шурик, который во время очередного застолья у «Мамы Зои» живописал Алику масштабы бизнеса, крутившегося вокруг вьетнамской диаспоры, представители которой трудились в районе Лужников. Вышедшие из-под расстрельной статьи специалисты обмена, как и все в то время, стремились встать на цивилизованные рельсы настоящего бизнеса. «Как у фирмачей». Говоря понятным для этой публики языком, они нуждались в «крыше», в прямом и переносном смысле. Алику эта идея понравилась, став, по сути, первоначальной бизнес-моделью будущего банка. Знакомства сестры и ее опыт работы в сфере финансов добавляли уверенности в успехе, а пресловутые «большие деньги» помогли облечь фантазию в реальность.

Коридоры и пустынные кабинеты бывшего института постепенно наводняли люди. Здесь уже обосновались несколько бухгалтеров, сновали компьютерщики, обустраивались в укрепленной комнате с настоящим бронированным хранилищем кассиры, а их соседями по этажу стали юрист, валютный операционист и даже курьер и несколько водителей. Каждый из тех, кто был призван под знамена Галины раньше, собирал по знакомым, друзьям и родственникам основу будущего дружного коллектива, в котором не было ни одного случайного человека с улицы. Свободных кабинетов с лихвой хватило бы еще на пару десятков сотрудников. Галина расположилась в комнате рядом с президентом, и даже Алик решил, что для важных встреч и переговоров ему обязательно понадобится отдельный кабинет. Сын Галины, Давид, который в качестве перспективы дальнейшего карьерного роста безусловно рассматривал место в кабинете под номером один, временно согласился на стол в общем зале, где и продолжались их регулярные совместные компьютерные битвы со знатоком техники и большим любителем автомобилей «москвич» Алексеем. Позднее своей маленькой уединенной комнатушкой обзавелся и он.

К осени 1995 года в автоматизированную банковскую систему Внештрансбанка стали попадать первые проводки, в кассу потянулись пока еще тонкие ручейки денег, а клиенты выстраивались в небольшие очереди у одинокого окна операциониста, расположенного за неимением других вариантов в коридоре учреждения.

Несколько первых лет жизни нового банка даже непосредственные участники его становления теперь помнили с трудом. То ли за давностью лет, то ли по причине возраста, то ли, поддаваясь хитрым играм памяти, способной отметать неприятные воспоминания, ставшие впоследствии причиной стольких переживаний.

Александру Евгеньевичу эти годы запомнились почти как один день. Долгий, слегка сонный, за окнами которого почему-то то шел снег, то внезапно проглядывало жаркое солнце или вдруг начинался холодный осенний дождь.

Он все еще страшился тех моментов, когда в дверь входил очередной сотрудник с кипой каких-то бумаг, но постепенно стал привыкать и к этому, равнодушно взирая на толстые пачки документов как на неизбежное условие получения необходимых благ. Судя по увеличившемуся количеству таких визитов, банк рос, а вместе с ним росла и его ответственность. Временами очередной приступ депрессии все же выводил его из равновесия, и тогда его переживания выливались в драматичные сцены скандалов с участием Галины и Алика. Появление последнего всегда знаменовало собой окончание нового сюжета нудной, заигранной до дыр пьесы. Для Александра регулярные спектакли в итоге обернулись двукратным увеличением содержимого пресловутого ежемесячного конверта, появлением новой (вернее, чуть менее старой, чем была предыдущая) подержанной иномарки неизменного черного цвета и немецкого происхождения, а также приемом на работу симпатичной секретарши Любы.

Все эти подачки стали своеобразным ритуальным жертвоприношением на фиктивный президентский алтарь. За те же годы и брат, и сестра новых секретарей не завели, но, помимо действительно новых машин, обзавелись несколькими квартирами, скромными, но просторными домами и, как подозревал Александр, каждый месяц выдавали себе гораздо более солидные «конверты» с вознаграждением за непосильные труды. Но главная проблема для президента таилась в другом. Он абсолютно не ощущал радости от получения этих денег, перестал чувствовать воодушевление от нового и довольно доходного места работы. Умом он понимал, что ему, несомненно, улыбнулась удача, столь редкая в суровых реалиях рыночной экономики, которая в те времена разливалась по стране бурными потоками преобразований, уже смывшими с поверхности казавшихся непотопляемыми гигантов из прошлой жизни, среди которых оказался и его вынужденно ушедший на пенсию отец. Но в глубине души у него все больше копилось недовольство и раздражение от успеха этих безродных выскочек, которые использовали его ум и знания в роли подсадного зиц-председателя.

Людей почему-то принято делить на разные категории в зависимости от их пристрастий, особенностей, талантов, привычек и прочих интересующих исследователей характеристик. Новоявленный банкир был из числа тех, кого причисляют к счастливой когорте баловней судьбы.

Александр, как и многие послушные дети из благополучных семей, с детства был убежден, что не может позволить себе опозориться и ударить в грязь лицом, чтобы не подвести родителей. Именно поэтому он усердно учился, вернее упорно шел к результату – звездочки в тетрадке в первом классе, пятерки в четверти в третьем, отчетный концерт в музыкальной школе, аттестат с отличием, экзамены в вузе, дипломы… Он двигался в стремительном потоке времени, заранее зная цель, добравшись до которой, например, в школьные годы, можно было немного передохнуть на каникулах, чтобы вскоре вновь броситься в бурную реку борьбы за следующий результат. Он настолько к этому привык, что именно цель, а не сам процесс ее достижения, даже если он должен был быть приятным, стали казаться ему единственным, что имеет значение. Эта уверенность наполнила его личность и стала восприниматься как должное во всех сферах жизни – от личной до общественной. И если в первом случае результатом стал его статус вечного холостяка, то, что касается работы, потеряв ориентиры в виде четвертей, полугодий, сессий и дипломов, Александр позволил себе расслабиться настолько, что в какой-то момент в период обострившейся на фоне нескольких бутылок виски рефлексии признался, что не видит смысла в своем существовании. Возможно, виной тому были родительские ошибки в воспитании, быть может, их неудачные гены или вообще какие-нибудь физиологические особенности развития левого или правого полушарий – он не знал, кого бы еще можно было обвинить в своих бедах. Но все же как никогда четко осознал: люди, умеющие наслаждаться процессом, не заморачиваясь исключительно на скором достижении искомого результата, возможно, бывают менее эффективны и ответственны, но определенно гораздо более счастливы, чем те, кому для понимания, что они вообще еще живы, нужно постоянно достигать какой-то промежуточной цели. Как ни грустно это было признавать, Александр принадлежал к группе последних. В конце концов, все мы так или иначе стремимся к одной заранее известной финальной цели, и проскочить к ней быстрее других, не замечая за этой гонкой собственно самой жизни, – довольно сомнительный успех.

Но изменить себя на заре пятого десятка лет даже после столь ясного осознания проблемы было уже практически невозможно. Новая должность и новая работа на время облегчили ему процесс принятия себя и своей роли в сложившихся обстоятельствах, но, за неимением реальных обязательств, а как следствие, и задач, которым его внутренний календарь всю жизнь стремился назначить сроки исполнения, сделали единственной осязаемой целью ожидание регулярных выплат в пресловутых конвертах. Даже он понимал, что гордиться подписанием сотни документов и считать это своим ежедневным достижением по меньшей мере глупо. Однако смирился со своей участью.

Александр Евгеньевич приехал на работу, где с момента появления Любы у него, помимо повседневных обыденных ритуалов и необременительных обязанностей руководителя, появилась еще одна приятная забота. Дверь распахнули без стука.

– Привет, как спалось? – подобная фамильярность в обращении обычной секретарши была не просто вызывающей, а демонстративной.

– Доброе утро, Люба, – Александр, как единственный присутствующий в кабинете, прекрасно понимал, что эта показуха была рассчитана исключительно на него. От него ждали ответной реакции.

Белая блузка, черная узкая юбка, туфли – стандартный, но притягательный набор.

– Запри, пожалуйста, дверь. – И реакция последовала без промедления.

Александр Евгеньевич при всей своей внешней физиологической суровости, наводившей благоговейный трепет на рядовых сотрудников, за стеклами очков прятал инфантильность настолько вопиющих размеров, насколько этот парадоксальный диссонанс могло вместить его грузное тело. Он еще в юности частенько рефлексировал на тему собственной неуверенности в общении с другими людьми, если те не находились в заведомо подневольном или угнетенном положении. И особенно если эти люди были женского пола и выглядели привлекательно для безусого отпрыска статусной семьи. Тогда, стремясь в первую очередь успокоиться, Александр снова пришел к выводу, что причина может скрываться в некой физиологической особенности его организма. Конечно, он подразумевал не мнимую природную склонность к полноте, которая отталкивала брезгливых подруг, а некую психологическую наследственность. Помимо его воли, она еще до рождения нанесла причудливые увечья коммуникативным способностям Саши. Поэтому без вспомогательных методов обретения необходимой уверенности ему не обойтись. Ну и пусть, решил будущий президент банка. Ведь нуждается глухой от рождения в специальном слуховом аппарате, хромой – в костыле, да что там далеко ходить, когда и он сам, чтобы компенсировать испорченное любовью к чтению слабое зрение, вынужден надевать очки. Так же и отсутствие врожденной уверенности в собственных силах, рассуждал юный Саша, отнюдь не порок, а досадное недоразумение, которое легко устраняется подсобными средствами. Например, в прошлой социалистической эпохе для обретения веса (конечно, не физического, которого у него всегда было хоть отбавляй и который, напротив, мешал обретению уверенности) ему хватало связей и статуса родителя. И Александр не видел в этом факте абсолютно ничего постыдного. Кому-то повезло, и он обладал вожделенным качеством от природы, например, как те наглые областные мальчишки, которые, несмотря на робкие протесты Саши, вытеснили его из очереди на новые аттракционы в Парке Горького. Ни денег, ни статуса, ни даже приличной модной одежды у них не было, но подруга, которую он с таким трудом заманил на свидание, смотрела на возмутительное поведение хулиганов с восторгом. Посрамленный Александр понимал, что их вызывающей решительностью он не обладает, и гордо ретировался из парка, чтобы через неделю вернуться подготовленным. После звонка отца знакомому секретарю Фрунзенского райкома его провели по всем аттракционам, как почетного гостя. Правда, уже в одиночестве – позабытая ныне подруга от повторного свидания отказалась и его триумфальное возвращение не наблюдала. Дура! Конечно, возможности отца были не единственным достоинством Саши. У него были и быстрый ум, и хорошая память, и приличное воспитание, но вот то, что называлось харизмой, увы, напрочь отсутствовало. Повзрослевший Александр ничуть не преуспел в развитии искомых способностей, которые навряд ли можно было прокачать как мышцы, которых он, справедливости ради, с годами тоже так и не приобрел. Зато теперь он четко понимал, что в новую эпоху прежний спасительный «костыль» был бесполезен. Ему нужны были деньги. И только деньги. Без них он хуже, чем инвалид, – он импотент! Но кто ж виноват? Точно не он. Что поделать – подвели его родители с их генами неуверенности и смешными, по нынешним меркам, накоплениями. Подобное объяснение неудач его вполне устраивало и успокаивало.

Только с появлением в его жизни сначала Внештранса, а потом и Любы, ситуация стала изменяться. Поэтому Александр, прекрасно понимая, что и как искала и нашла в нем бойкая секретарша, все же стеснялся объяснить ей некоторые детали реальной иерархии, существовавшей в управлении банком, а она, уже продумавшая в мелких деталях собственное паразитическое будущее в качестве первой леди солидной финансовой организации, упорно игнорировала то, что слышала от других сотрудников. Словом, они идеально подошли друг другу, как шестеренки замысловатого механизма часовой бомбы, которые однажды, наконец совпав в установленном кем-то порядке, приводят к тотальному разрушению иллюзии.