Читать книгу: «Сопричастность. И наестся саранча», страница 7

– Поехали, – закончив тщательно вытирать руки, Мирза хлопнул в ладоши.

– А что надо будет делать?

– Да ничего, мы двери в дополнительный офис железные заказали, посмотреть надо.

Эта неожиданная для специалистов финансового рынка задача несколько удивила Стаса, но остатки зародившегося еще при приеме на работу энтузиазма заставили его отринуть сомнения и ненужную рефлексию на тему взаимосвязи металлических дверей и темы преддипломной практики.

Еще больше он удивился, когда выяснил, что Мирза, уже опустошивший свой стакан с виски и колой, собирается ехать за рулем. Причем за рулем удивительного автомобиля – изумрудной «пятерки» BMW с механической коробкой передач.

Считая всех банкиров страны людьми весьма состоятельными, особенно после того, как ему озвучили размер его собственной зарплаты, Стас был абсолютно уверен, что это не старая немецкая развалюха, а некий автомобильный раритет, который его непосредственный руководитель, вероятно, коллекционер, приобрел в свой обширный ретро-парк. Однако вид абсолютно лысой резины и нежелание изумрудного раритета заводиться ни с первой, ни со второй попытки развеяли иллюзии. Окончательно разрушил эти наивные предположения сам Мирза:

– Достала уже, выкидывать пора.

Что же, возможно, это был первый, но далеко не последний случай, когда Стасу довелось усомниться в казавшихся безусловными еще вчера прелестях карьеры банкира.

В длительных перерывах между нажатием кнопок I SELL и I TAKE под шум принтера и звон стаканов он писал объемные теоретические трактаты на тему развития портфельного инвестирования и применения теории Шарпа к зарождавшемуся тогда направлению интернет-трейдинга.

Галина Борисовна терпеть не могла ни ценные бумаги, ни интернет, который, как подсказывала ей безотказная интуиция, еще доставит банкам массу хлопот. Тем не менее пространные пассажи она читала и всегда находила повод что-то раскритиковать.

– Знаю я вашего Шарпа, вы что, думаете, я дура, что ль? Нашлись тоже мне… – когда аргументации не хватало, она мгновенно прибегала к безотказному приему. – Яйца курицу учат. Я, между прочим, на Нью-Йоркской бирже была, когда вы еще под стол ходили, умники.

Конечно, все эти новшества претили ей и не укладывались в сложившуюся концепцию ведения дел: келейность, или, как было модно говорить чуть позже, кептивность, была для нее абсолютом, средневековой догмой в ее персональном храме денег. Тем не менее интуиция, главный фактор и безусловный талант, побуждавшие ее к действию порой вопреки житейской логике, настойчиво требовала соблюдать видимость развития согласно общим тенденциям и банковской моде того времени.

– Вы не переживайте, – говорила она любому потенциальному клиенту, которого, как правило, приводил другой, довольный и лоснящийся от удовольствия, ранее приведенный еще одним таким же. Цепь благополучия могла быть очень длинной. – У нас, между прочим, все онлайн.

Что именно у них онлайн, заранее подготовленную «жертву» банковского обаяния Галины Борисовны не интересовало. Все их помыслы концентрировались на рассказах о том, какие поистине фантастические условия предлагал банк в лице своего бессменного руководителя новым, но мгновенно становившимся эксклюзивными клиентам. В них было мало общего с классическими продуктами финансовой индустрии, но в уникальности им отказать было сложно. Ради этого можно было вытерпеть непонятные рассказы про какие-то «онлайны», прослушать лекцию о правилах личной жизни и необходимости беречься от шалав, ради которых, собственно, многие клиенты в почтенном возрасте и готовы были рискнуть, чтобы наконец получить возможность тратить чуть больше на любовниц, чем они могли позволить себе тратить многие годы на законных жен. Или гораздо больше. Тем более что рисковали они не собственными деньгами, а вероятность понести ответственность перед какими-то другими органами за растрату в ту священную эпоху начала нулевых была обратно пропорциональна плате за риск, которую предлагали щедрые банкиры.

Так постепенно дилинг пополнился еще одним «онлайном» – компьютером, на котором было запрещено размещать что-либо, кроме программы доступа на Московскую межбанковскую валютную биржу «Альфа-директ». Программа была абсолютно новой, и по неизвестной причине крупный частный банк, видимо, проникнувшись наивной активностью человека, представлявшегося старшим дилером, решил предоставить ее для бета-тестирования именно во Внештрансбанк. Мирза воспринял эту новинку скорее как дополнительное развлечение, вроде игровой экономической стратегии, Стас же безумно гордился своим первым взрослым «проектом».

– Ну вы смотрите, осторожнее тут, – куда именно смотреть и чего опасаться, типичный компьютерщик с усами, в очках и, видимо, как и большинство из них, без регулярного доступа к банным процедурам не уточнял.

В этот момент в дилинг вошел третий участник регулярных обсуждений текущей ситуации на финансовых рынках за бокалом зловонной смеси из колы и второсортного пойла под названием Canadian club, называть которую коктейлем было настоящим кощунством. Николай был всегда в приподнятом настроении, даже если для этого не было никаких видимых оснований. Оптимистичный и кучерявый, насколько знал Стас, он занимался чем-то вроде клиентской работы или оформления пластиковых карточек. Но это было не точно, так как в основном его можно было наблюдать в банке либо за чтением «Спорт-экспресса», либо в кабинете дилинга с дротиками в руке. А чаще всего его вообще не было на рабочем месте. Именно он отмечал тот памятный день рождения, перед которым затарившийся пивом Мирза впервые пришел во Внештрансбанк. Их общий однокурсник, ставший невольным «виновником» начала их банковской карьеры, проработал в банке всего несколько лет, так и не поняв его истинного предназначения в финансовой системе России. Мирза, пользуясь своим окрепшим авторитетом в глазах Галины Борисовны, в свою очередь пригласил другого институтского товарища составить ему компанию – уже в качестве коллеги по работе.

– Здорово, перцы, – через несколько мгновений после появления с чашкой кофе Николай взялся за дротики и начал, ненавязчиво о чем-то болтая, всаживать их в противоположную от двери стену. – Надо на рынок съездить, телкам купить на вечер жрачки.

Такой незатейливой и предельно четкой формулировкой Николай, которого даже возрастные коллеги чаще звали Коляном, напомнил, что сегодня канун Восьмого марта. Первый в дуплете весенних праздников – День защитника Отечества – Стас благополучно пропустил, трудоустроившись сразу после того, как мужской коллектив получил свою порцию носков и одеколонов. Но в Женский день ему пришлось окунуться в подзабытую за студенческие годы атмосферу школьных «огоньков». О, незабываемый запах весны и предвкушение чего-то грандиозного и запретного, которые мы так хорошо запомнили в детстве: зима уже начинала отступать вместе с приходом первого гендерного праздника и, как правило, совсем сдавалась к началу марта. Свежие весенние ветры сметали хандру скучных темных вечеров и раздевали прекрасную половину, заставляя юношеские гормоны бесноваться в безумном ритме в ожидании медленных танцев и томных вздохов у перевернутых парт. В банке классную комнату, прибранную для проведения «огонька», заменяла столовая, но пластиковые стаканчики и одноразовая посуда с сервелатом и сырами были такими же, как в детстве. И даже предвкушение чего-то необычного было почти тем самым, знакомым еще с детских лет. Повзрослевшие и даже постаревшие девочки принимали поздравления еще за обедом, а вечером после работы, когда столы выносили, несколько десятков человек умудрялись втиснуться в небольшое пространство, заполненное звуками музыки и танцующими парами. Только если в школьные годы взрослые пристально следили за моралью подопечных до конца мероприятия, сейчас, разумеется, основной праздник начинался сразу после отъезда руководства в лице Галины Борисовны.

Еще одним важным отличием этого первого в жизни Стаса странного кухонного корпоратива от школьных воспоминаний было, во-первых, неограниченное количество нескрываемого от старших хорошего алкоголя и, во-вторых, обилие черной икры, по количеству которой, помимо поваренной соли, Галина Борисовна, кажется, и определяла для себя степень процветания организации.

Именно за ней в первую очередь и собиралась направиться веселая троица на близлежащий рынок, где коллег, неоднократно посещавших его в преддверии каждого праздника, прекрасно знали, делали вид, что уважают, и, конечно, каждый раз пытались бессовестно обсчитывать и обвешивать. Мирзе этот момент торговли и торжества справедливости, как восточному человеку, нравился больше всего.

К каждой поездке он тщательно готовился. Вот и сейчас под звуки втыкающихся в стену и в цель дротиков и болтовню Коляна он составлял подробный список покупок.

В этот момент в комнату дилинга ворвалась Елена Григорьевна – она считалась руководителем управления, где трудился Николай, и была одной из основных долгожительниц банка, заставшей его первые дни. То есть, по идее, являлась человеком уважаемым и значимым.

– Колян! Ну, где ты еще можешь быть! Надо что-то делать! – хрипловатый голос начальницы срывался на крик.

– Спокойно, Елена Григорьевна, что случилось? – на Коляна вид встревоженной дамы произвел ровно такое же впечатление, как многочисленные назойливые туристы на солдата, застывшего в почетном карауле.

– Пушечную заливает! Там крыша протекла! Надо что-то делать!

Это был очередной дальновидный проект Галины Борисовны, на который она также нехотя согласилась, уступая, с одной стороны, мнению коллег о необходимости работать и с посторонними клиентами с улицы, а с другой – следуя все той же собственной интуиции. «Надо развиваться. У нас все в онлайне. У нас есть собственная сеть – целых два обменных пункта!» Один из которых, правда, облюбовал тот самый валютчик по имени Шурик.

– А что мы сделаем? Вы успокойтесь, Елена Григорьевна, я же не кровельщик. И не сантехник даже. Ну заливает и заливает. Как зальет, просушим все и будем смотреть.

– А… – Елена Григорьевна так и не придумала ответный аргумент, в целом согласившись с доводами подчиненного, которые, к тому же, очень удачно ложились в ее собственную концепцию почти что буддийского непротивления обстоятельствам. Она ретировалась из комнаты, соображая, как, используя напор и природную силу голосовых связок, объяснить Галине Борисовне, что так и не открытый с сентября дополнительный офис не начнет работать, видимо, и весной. Впрочем, Галину Борисовну это не слишком расстроило.

Наблюдая за этой сценой, Стас был поражен не столько стоицизмом коллеги перед лицом неожиданного происшествия, сколько его откровенным равнодушием в отношении переживаний начальствующей персоны. Признаться, это было не единственной парадоксальной особенностью деловой субординации, с которыми ему пришлось столкнуться в первое время работы. В учебниках по управлению персоналом Стас подобных примеров ранее никогда не встречал.

Временно отставив дартс и напрочь проигнорировав предложение заодно съездить в терпящий бедствие офис, команда дилеров и примкнувший к ним Колян выдвинулись на рынок.

Мирза чувствовал себя в этой продуктовой Мекке, где, как и повсеместно в Москве, господствовали представители братских закавказских республик, как дома. Продавцы принимали его за своего и поэтому старались обмануть не очень сильно, он же ежеминутно ностальгировал по временам тотального советского дефицита, когда врожденная восточная смекалка и связи позволяли ему безбедно существовать в голодные студенческие времена.

– Так, карбонат и колбасу забрали, осталась икра.

Подойдя к лотку с разнообразной икрой, Мирза и Колян придирчиво попробовали образцы.

– Ребята, а сколько брать будете?

– Два килограмма. Почем отдашь?

Продавец интуитивно понял, что ребята тратят не свои деньги и вполне могут обеспечить ему недельную выручку. Смекнув это за долю секунды, он решил назвать цену, которая была вполне адекватной. Но многовековой этикет поведения на базаре, усвоенный Мирзой еще в детстве, требовал обязательной торговли, чтобы не оскорбить ни покупателя, ни продавца.

– Да вы что? За такие деньги я сам ее съем, – южанин был явно удивлен таким поворотом событий.

– Ну, дружище, за твою цену мы в «Азбуке вкуса» купим официальную, а не этот контрабас, – Колян с крайне недовольным и серьезным видом позвал коллег за собой, надеясь, что в последнее мгновенье торговец поймет, какого солидного куша он себя лишает, и сбавит цену.

Но продавец этого не сделал. Проехав несколько районных магазинов, где икра была либо соленой и сухой, либо гораздо более дорогой, чем они предполагали, коллектив фуражиров понял, что придется возвращаться на рынок.

– Неудобно получится, – Мирза, хоть любил торговаться с азартом и вызовом по отношению к продавцу, в душе порой был очень стеснительным и ранимым человеком.

– Да ладно тебе, брось, что ты в самом деле? Нормальное дело совершенно, – у Коляна, напротив, во всех вопросах был деловой и прагматичный подход.

Даже Стас, в торге из застенчивости не участвовавший, был готов согласиться с Мирзой, но, услышав бодрые аргументы Коляна, почувствовал уверенность в их справедливости и верности выбранной стратегии. Он с интересом наблюдал за коллегой и ожидал дальнейших распоряжений. Его прагматичный напор, деловитость и отсутствие ненужных переживаний вызывали неподдельное уважение вчерашнего студента.

– Евгений, сейчас на первый рынок поедем, – Колян уверенно обратился к банковскому водителю, которого им временно выделили, оторвав от поездок в экспедицию Центрального банка и за пакетами в ЦУМ. – Только вы где-нибудь машину припаркуйте. Мы вас подождем в ней. Можете сходить к рыбному прилавку, там икру черную купите? А то мы немного… это… в общем…

От начальной бравады и деловитости Коляна в конце речи не осталось и следа. Такого поворота событий Стас не ожидал, но, как показала его дальнейшая жизнь в коллективе, столь показательный эпизод с бессмысленной торговлей за икру и отсутствием логики в принимаемых решениях можно было смело назвать деловым кредо банка и многих сотрудников. Это было тем более забавно, что в тратах на икру и прочие подарки Галина Борисовна никогда не скупилась и экономию, даже если бы она вдруг случилась, в любом случае не оценила.

Вечером на общем столе Стас с удивлением обнаружил лишь скромную тарелку с тарталетками, которые были щедро наполнены маслом и скупо приукрашены редкими икринками. Остальные запасы, как пояснил Мирза, пошли на подарки клиентам. И, конечно же, на праздничный стол самой Галины Борисовны и Алика.

Действительно забавный случай, что и говорить.

За дело!

На московских улицах бушевала весна. Воздух был пропитан дурманящим ощущением пробуждения к новой жизни, которое пьянит и беззаботных школьников, и бойких студентов, и вечно спешащих клерков, и даже уставших от жизни вечно недовольных пенсионеров. Одних весенняя капель вдохновляет на подвиги и обещает, что все самое главное еще впереди, других убеждает, что еще не все потеряно, а третьих успокаивает воспоминаниями о том, что все уже было…

– Вам надо обязательно рассмотреть возможность инвестирования в этот уникальный продукт, – молодой менеджер Сбербанка вальяжным тоном выполнял обязательную программу продвижения в массы идеи покупки каких-то структурных нот. Причем уверенность и почти учительская интонация в его голосе явно свидетельствовали о том, что он абсолютно не понимает, что именно предлагает и почему потенциальная жертва должна обратить внимание на пресловутую уникальность. Которой, разумеется, не было и в помине.

– Спасибо, мне только подтвердить перевод. В приложении этого почему-то сделать нельзя.

– Да-да, нельзя. Но позвольте, я вам расскажу об особенностях хеджирования рисков с нашим инвестиционным подразделением, – юноша, который, по всей видимости, еще не окончил институт, почему-то не вызывал у Стаса никакого снисхождения и желания подыграть его напускной профессиональной настойчивости.

– Я пятнадцать лет занимался разнообразными инвестиционными продуктами и прекрасно знаю, что, кроме дополнительной комиссии, которую берут даже с убытков, ничем хорошим это мне не грозит, – Стас ответил несколько более резко, чем хотел бы сам.

– Возможно, вы просто сталкивались с неверными стратегиями, – студент, кажется, бестактности не заметил. Более того, в его голосе почти явно слышалась насмешка, вызванная не столько досадой от очередной неудачной продажи, к которым он уже привык, сколько сомнением в том, что сидящий напротив мог всерьез что-то куда-то инвестировать.

Подавив желание ответить на невысказанный вслух и, возможно, даже надуманный скепсис, Стас поспешил попрощаться с юным банкиром.

Отторжение, которое Ратников испытал только что, заставило его вспомнить о самом себе в таком же юном и дерзком возрасте. Молодой, по-юношески и беззастенчиво уверенный в своем интеллектуальном превосходстве и компетентности, этот сотрудник тем не менее не был похож на Стаса в те годы, когда тот только начинал свою карьеру. Менеджер буквально источал наследственное благополучие, которое напрочь лишало его чувства неуверенности и страха от того, что ошибка может привести к карьерному провалу. В случае неудачи юноша располагал большим запасом дополнительных попыток, который ему, несомненно, обеспечивала поддержка родителей. Хороший костюм, щеголеватый тонкий галстук и дорогие часы Audemars Piguet – все это было куплено не на скромную зарплату начинающего клерка.

В его возрасте Стас мог об этом только мечтать. Однажды он наивно принял за искренний интерес шутку одного из заместителей Галины Борисовны о подаренных ему отцом по случаю Нового года простеньких кварцевых, в стальном под золото корпусе часах Seiko.

– Это же сталь и золото! Эту модель сейчас встретишь даже реже, чем Daytona сталь-золото, – едва заметно ухмыляясь в свои жиденькие кошачьи усы, сказал ему за обедом бывший друг бывшего первого президента банка, который, несмотря на давнее изгнание товарища, все еще оставался бессменным и действующим вице-президентом.

Бывшим другом Александра Евгеньевича Евгений Алексеевич стал еще до того, как тот превратился в бывшего президента. Как это часто бывает, причина размолвки между старыми приятелями крылась не в фундаментальных разногласиях по философским проблемам бытия, а в отказе одного из них от признания смехотворного долга за какую-то веселую пьянку в размере пятисот-шестисот долларов. Сумма и по тем временам была не судьбоносная, но для старых приятелей она стала роковой. С тех пор Евгений Алексеевич навряд ли имел основания жалеть об утерянном товариществе, продолжая делать успешную карьеру банкира и при этом практически не отягощая себя необходимостью серьезно вникать в работу организации.

Сейчас на руке Стаса красовались одобренные когда-то этим же старшим товарищем вечные Breguet, которые он смог купить лишь спустя много лет работы в банке. Да и костюм, причем гораздо дешевле того, в какой был одет юноша из Сбербанка, Ратников приобрел немногим раньше, чем часы. Тогда зарплаты стали выплачивать уже без конвертов, а после очередного повышения ставки по воле всесильной Галины Борисовны Стас впервые перестал мечтать о том, что скоро его семье опять улыбнется удача. Она, казалось ему тогда, уже улыбнулась или по крайней мере начала слегка поднимать уголки соблазнительных губ. На радостях он купил свой первый костюм Boss, казавшийся, по смутным детским воспоминаниям о лихих и тучных девяностых, не стандартной униформой офисного клерка, а символом делового успеха. «Сбылась мечта идиота», – торжественно заявил отцу юный банкир, внося в квартиру кофр, словно это был сундук с сокровищами. Тем более что цена быстро пришедшего в негодность костюма была по меркам его тогдашнего дохода действительно под стать драгоценностям.

В отличие от молодого клерка, которого Стас за все время общения так ни разу и не видел в одинаковых костюмах, он носил, не снимая, этот первый банковский трофей несколько лет. И когда от вечного ерзанья на старых замызганных стульях дилинга ткань слегка протерлась на самом что ни на есть пикантном месте, он нашел вполне естественным скрепить эту «дыру в мечте» простой булавкой, резонно предположив, что если не снимать пиджак, то этого никто и не заметит. Незатейливую конструкцию, конечно, замечали и, вероятно, смеялись за спиной, когда, пробегая по узкому коридору с очередной порцией бумажек мимо тесного кружка стульев, на которых располагался курящий актив женского коллектива банка, Ратников демонстрировал не только проблемы с гардеробом, но и отсутствие в семье человека, способного их решить более действенным и проверенным способом – при помощи нитки и иголки.

Юный менеджер такими тревожащими душу воспоминаниями поделиться, конечно, не сможет. Бедняга! Что он знает о романтике восхождения с последних ступеней социальной лестницы в дырявых брюках? Что он сможет рассказать потомкам о бриллиантовом дыме, который заполонил комнатку дилинга еще гуще, чем знаменитую остаповскую дворницкую, когда в кассе Стасу выдали повышенную по случаю защиты кандидатской диссертации зарплату в размере ста тысяч рублей? Разумеется, этот юноша был сыном состоятельных родителей, который добился своего первого карьерного успеха, когда, не без колебаний, согласился с необходимостью «набираться ума и опыта». Почти наверняка именно так утверждал его отец, договариваясь со знакомым зампредом гигантского государственного кредитного учреждения о стажировке нерадивого чада.

Однако, предполагая это, Стас узнавал в этом амбициозном начинающем финансисте не только и не столько себя. Конечно, он не мог не признать, что ему знакомы и этот легкий апломб в общении, и уверенность в том, что он знает какие-то сакральные тайны инвестиций просто потому, что прочитал книг больше, чем его однокурсники. Сейчас, по прошествии стольких лет, это было смешно, но очень напоминало первые годы карьеры.

Внезапно Ратников понял, что на самом деле этот юнец скорее поздняя копия Паши Самарцева, его старого институтского товарища, который присоединился к дружному коллективу банка спустя несколько месяцев после прихода туда самого Стаса и, конечно, не без его непосредственного участия.

Тот год был насыщен кадровыми пополнениями. Кажется, что Галина Борисовна, наконец, смогла вернуться к реальности, которая все равно держала ее в узком и темном коридоре отчаяния от свалившейся на нее два года назад беды. Консервативная и чуждая перемен, Галина вдруг разом омолодила коллектив. Ей нужно было начинать все заново, возродить то, что она внезапно потеряла, и возродиться самой.

Поэтому, когда Стас пришел к Мирзе с идеей взять к ним в отдел Самарцева, сомнений в успехе этой затеи ни у кого не было.

Идея родилась после их встречи с Пашей перед самой защитой диплома. Ратников откровенно хвастался первыми карьерными успехами, потому что втайне несколько лет завидовал приятелю, наблюдая изо дня в день по дороге к метро, как тот на собственном автомобиле увозит в боулинг очередную подружку. Он живописал прелести своей новой работы, где утро начинается с похода в отнюдь не парфюмерный магазин с поэтичным названием «Ароматный мир», а в конце месяца за это дуракаваляние еще и неплохо платят. Самарцеву такой подход понравился, тем более что он давно хотел обзавестись каким-нибудь солидным статусом, а роль «банкира» казалась вполне для этого подходящей. Поэтому они решили поинтересоваться, нельзя ли и ему, без пяти минут дипломированному специалисту, присоединиться к дружному коллективу Внештрансбанка.

Вскоре Паша Самарцев, одетый благодаря стараниям состоятельного дяди как заправский франт, предстал перед глазами Галины Борисовны.

– А кто у вас родители? – за несколько месяцев знакомства с начальницей Стас уже понял, что суровый тон и манера задавать на собеседовании граничащие с хамством вопросы, которые в лучшем случае вызывали у собеседника оторопь, – всего лишь умелая маскировка и тактический прием. – Не алкаши, надеюсь? Сами-то, смотрю, выпить любите?

– Нет, что вы, – Паша сделал вид, что не заметил очевидной бестактности, держался подчеркнуто деликатно и строго следовал данным ему заранее указаниям. – Родители – врачи, папа – главврач Боткинской больницы, мама сейчас не работает, а дядя… дядя – председатель фонда медицинского страхования Москвы.

Правильно расставлять акценты его научил Мирза, которому новый знакомый сразу приглянулся. Он же заблаговременно сообщил подробности семейных связей Самарцева Галине Борисовне. И это было единственное, что заинтересовало ее в потоке бахвальства от молодого гордеца, в котором она разглядела для себя и для банка новую цепочку перспектив.

Собственно говоря, после этих объяснений Паши вопрос о возможности его трудоустройства был решен, а сети Галины Борисовны пополнил еще один клубок интересных связей, который она много лет будет ниточка за ниточкой вплетать в пестрый ковер своей клиентуры.

Хозяйка Внештрансбанка, наверное, ни за что бы не призналась себе, что создававшийся в те годы коллектив представлял собой собранные воедино кусочки разрушенной мозаики, отражавшей ее представления о том, как бы она управляла банком, будь рядом с ней Давид. Но это было именно так. В каждом новом сотруднике она находила что-то, что хоть отдаленно напоминало реального или возмужавшего в ее мечтах сына. Вот и в Самарцеве она заметила здоровую амбициозность и слегка преувеличенную горделивость, трепетно взращенную на желании во что бы то ни стало оправдать надежды и чаяния родственников. Все это было ей только на руку, а уж обуздать норов зеленых юнцов она всегда сумеет.

Если поверить в то, что банк со временем почти полностью заменил ей семью, то призванная в тот год под ее знамена молодежь стала чем-то вроде сборного образа самого родного человека, которого надо воспитывать в строгости, публично порицать за неверные поступки и все же беззаветно любить, потакая шалостям и капризам.

Стас долгое время ничего не знал о той трагедии и удивлялся неделовой, в его понимании, манере обхождения Галины Борисовны с подчиненными. Впервые завеса мрачной тайны открылась ему лишь спустя почти полгода после трудоустройства. Придя на работу, он неожиданно столкнулся с атмосферой траура, которая, казалось, вырвалась из души начальницы черным облаком и на сутки окутала коридоры банка.

В тот июльский день руководство, включая их с Пашей непосредственного начальника, появилось в офисе лишь к полудню. Одетая в черное Галина Борисовна их к себе не вызывала и на обеде не появилась. А ближе к концу рабочего дня в столовой накрыли для сотрудников столы с разнообразными закусками, бутербродами, конфетами, фруктами и соками. Эта традиция будет неукоснительно соблюдаться все те годы, что Паша и Стас проработают в банке.

Так постепенно с поминок по несбывшимся мечтам и начиналась история новой жизни Внештрансбанка.