Читать книгу: «Решала», страница 2

Сидя на берегу, я делал движения руками, как будто держу в них леску, и выдёргивал из воды очередную краснопёрку с ладонь взрослого мужчины – это, считай, крупная. Изображать рыбалку было необходимо, потому что дальше, метрах в двухстах от меня, два пацана, братья лет десяти и двенадцати, копали клубни камыша (не у нас одних голодно), заодно собирая и сам камыш в вязанки для растопки.

А рыбачил я довольно просто: иногда включал Видение (как я называл магический взгляд) и, замечая крупную для этих мест рыбу, хватал её телекинезом и выкидывал на берег, делая при этом движения руками, словно подсекал. Речка у нас мелкая, называется Чир. Рядом брод, потому в войну тут и располагались позиции немцев.

По броду, который был выше по течению, как раз шла телега с углём. Те, кто мог себе это позволить, покупали уголь, другим иногда давали от колхоза. Зарплаты-то не было, так хоть так помогали людям. Нам вроде тоже обещали. В этих краях дрова – дефицит, зато недалеко расположены угольные шахты, мелкие камни да пыль с которых отдавали в продажу. Наш колхоз там закупался.

В общем, мне было о чём подумать. В город нужно, запасы сделать. А для этого транспорт необходим: я с этой ногой не пешеход, далеко не уйду. Идеально подошла бы мотоколяска, да где её найдёшь? И выпускают ли их вообще? Придётся обычные машины угонять. Велик мне не нужен, не справлюсь.

Приметив, что пацаны закончили возиться с камышом и, закинув вязанки за спины, двинули к селу, я тоже прекратил рыбачить. Дождался, когда они со мной поравнялись, один из парней подхватил моё ведро (не мне с костылём его тащить), и мы направились в село.

Братья жили через три дома от нас дальше по улице. Возле нашего плетня остановились, деловито отобрали для себя пять крупных рыбин (у них было пять ртов в доме). Я смотрел на это спокойно: они не раз помогали нам, так что всё правильно, заслужили.

Младший из братьев похвастался, что вчера взял на удочку большого леща. Я это уже слышал, он всем рассказал и даже показал пойманного подлещика. Вообще, наша речка впадала в Дон, до которого километров сорок, но была она мелкая и водилась в ней одна мелочовка, крупные рыбины в неё не заплывали.

Братья направились к своему дому, а я позвал девчат. Они занесли ведро во двор и сразу отправились к столу под навесом, чтобы почистить рыбу. Я пошёл следом за ними.

Стоит сказать, что демобилизация продолжалась, и на днях вернулись восемь фронтовиков, в том числе и отец парнишек, которые помогли мне ведро донести, недавно и гулянка была по этому поводу. Много после войны осталось вдов и сирот, но кому-то везло, мужья и отцы возвращались. Из живых ждали ещё пятерых. Кроме того, шесть наших молодых парней были призваны в армию, их должны были скоро забрать. По этому поводу тоже гуляли.

Устроившись на лавке под навесом, я смотрел, как быстро девчонки потрошат рыбу. Некоторая была с икрой. Вообще, я хотел крупную отдать, а мелочь засолить, даже казанок приготовил. Нам от колхоза кусок соли подкинули, я б его роздробил, как раз бы хватило. Однако и мелочь пошла в дело: её завернули в марлю и отправили в котёл, на уху.

Причём часть рыбы девчата отложили и позже, завернув в лопухи, разнесли по соседям, в том числе снохе и свахе Марфы Андреевны. Это правильно, живём всем миром, помогая друг другу, иначе не выжить. Вон братья Трубины, что сети ставят, большую часть рыбы коптят и продают пассажирам поездов на железнодорожной станции, в двадцати километрах от нашего села. Их считают жадюгами и не любят с ними дел иметь.

Впрочем, у нас в селе появился участковый, младший лейтенант Антонов, тоже из демобилизованных. Повоевал он, судя по наградным колодкам, лихо. Так что, думаю, он прикроет эту лавочку: разрешения-то у братьев нет, председатель колхоза не выдавал. Ну да они на Дон переберутся, там и улов крупнее. Участковый с женой устроились пока у наших соседей. Одна из тех хат, которые начали строить для молодожёнов (у нас уже четыре свадьбы были), предназначалась для них.

Некоторые из наших соседей, узнав об улове, сами к нам заходили, языками почесать и прихватить часть улова. И вот, когда очередная соседка-старушка ушла, я сказал:

– Мама Марфа, после Дня Победы дядя Стёпа едет к станции. Попроси его взять меня с собой. Хочу на рынке побывать, купить кое-что. Находки были в реке, продам, вам подарки привезу.

– Так…

Марфа хотела было упереть руки в бока, но вовремя спохватилась: руки были в рыбной чешуе. Она открыла рот, чтобы грозно спросить, что такое я нашёл в реке, но не успела: нас окликнули от калитки. Подъехала та самая телега с углём, которую я видел на броде: нам велели передать двадцать килограммов угля. Так что я рванул за корзинами, по дороге зовя девчат, а Марфа Андреевна направилась к плетню, пообщаться с возничим.

Он лопаткой набирал уголь в ведро, ставил ведро на весы, после чего высыпал уголь в корзины, которые девчата уносили в сарай. И так, пока мы не получили свои двадцать кило. Среди них было много пыли, но и камней хватало.

Уголь мы убрали в угольную яму, будем копить на зиму. Летом хватает хвороста и камыша. Бани у нас нет, соседской пользуемся, к ним пол-улицы ходит. А летом речка, уже сейчас купаются, хотя и прохладно. Сам вечером окунусь. Пора уже.

Надо, наконец, рассказать о жильцах нашего дома. Про хозяйку я уже говорил: тридцатипятилетняя женщина, справная казачка, сам таких люблю. Потом Глафира, она же Глаша, невестящаяся девка семнадцати лет, из приёмных. Главная помощница по дому и хозяйству. Школу она закончила (у нас восемь классов было) и теперь работает в колхозе.

Потом по возрасту идут дети Марфы: Анна четырнадцати лет и Даша двенадцати. Есть у нас ещё одна Анна, десяти лет, из приёмышей, и Терентий, то есть я. Ну и Нина, родившаяся от немца, ей два годика, она самая младшая. Сейчас время к обеду, и она вон по двору носится, но скоро её спать в доме уложат – тихий час.

А я сплю на улице: у стены дома навес сделан, там я лежанку себе и устроил. Ночью одеяла хватает, хотя и прохладно. Если вдруг дождь или сильный ветер, я перебираюсь в дом. А так нормально, мне нравится.

Марфа отдала почти всю рыбу, остались лишь три мелких и две крупных, варятся в марле в казане на летней кухне. На обед будет уха, и лепёшки пекут. Я Марфе сказал, что вечером ещё схожу наловлю, так что она не экономила. Поделился с ней мыслями о засолке, получил одобрение. За всей этой суетой хозяйка и забыла расспросить меня о моих находках.

Вечером я действительно сходил на речку. Мелкую с собой взял, сидела рядом, глядела, как я рыбачу. Заодно искупал её и сам искупался. На речке хватало малолетних рыболовов с удочками, а один из Трубиных ниже по течению сеть вытаскивал. Мне на рыбалку получаса хватило, а чуть позже пришла Глаша, она ведро и донесла. Не полное, я не наглел, чуть больше половины было.

Три десятка мелочи я сразу отобрал себе на засолку и тут же занялся делом. Остальное Марфа забрала на ужин, на этот раз она жарила рыбу на сковороде, а что-то и соседям отдала. А что касается засолки, так дурное дело нехитрое, я и в прошлом мире неплохо руку набил на этом, любил малосольную рыбку, вот и здесь всё сделал как надо. Глаша помогла мне придавить крышку тяжёлым камнем.

После ужина я поковылял ко двору дома председателя. А там дым коромыслом: мужики собрались, обсуждают за длинным столом планы по стройке на ближайшие дни. Я вошёл во двор, потыкал костылём в спину одного из мужиков, и мне, нахальному, уступили место.

Устроившись за столом, я сказал:

– Может, хоть квасу нальёте гостю? То, что на столе, я не пью.

– Налей Решале, – хмыкнул в усы председатель.

Хозяйка дома подошла ко мне с кувшином и налила в стакан. Хм, действительно квас. Мужики вокруг дружелюбно подшучивали и посмеивались надо мной.

Ну, моё нахальство им было уже известно, да и кличку свою я также от них получил. Решалой меня прозвали за мои фразы-прилипалы. Я часто говорил: «сейчас решим», «вопрос решаем», «без проблем, всё решу». И в первой своей жизни такое прозвище имел, и здесь тоже. Причём избавиться от этих словечек я и не пытался: это мой стиль, да и прозвище моё мне нравилось.

Квас оказался хорош, ядрёный. Допив до конца, я поблагодарил хозяйку, вытер тыльной стороной ладони пенные усы над верхней губой и сказал:

– Тут слух прошёл, что в левом крыле клуба будет парикмахерская и выделят помещения для мастера-ремонтника.

Председатель хмыкнул и обратился к мужикам:

– Час назад всего обсуждали, а уже все знают. Да, Терентий, пока здание дома быта не построят (по плану в следующем году), будет выделено место в клубе.

– Это хорошо. Претендую на место ремонтника. Своего пока ещё обучим или поди найди специалиста. А я умею, да и фамилия обязывает. Мастер на все руки.

Я подождал, пока смех от моих слов стихнет, и продолжил:

– Понятно, что мне в школу в этом году, но и работы, думаю, немного будет, пару часов после школы смогу потратить. Пока могу на дому работать, а зимой уже в помещении клуба. Деньги – маме Марфе, хочу семье помочь, а то как нахлебник. И мне инструмент купить нужно, своим буду работать. После праздника Победы на станцию машина идёт, разрешите с Глашей съездить в Сталинград, я там всё подыщу и куплю что нужно. Потом со станции вернёмся с кем-нибудь из наших, с теми же братьями Трубиными. Ну а найдёте мастера, освобожу рабочее место.

– Эй, конкурент, – окликнул меня один из братьев, они оба тут были. – Как рыбалка вечером прошла?

– Отлично. Полведра. На голый крючок клюёт. Часть уже засолил. Кстати, вот, нашёл в речке.

Достав из складки рубахи кругляш, я звонко положил его на столешницу. А что, карманов у рубахи и брюк нет, вот и сделал складку у подола рубахи, убрав туда находку.

Председатель взял кругляш и изучил его при свете керосиновой лампы: света в селе не было, от станции вели линию к машинному двору, но пока не закончили.

– Медаль «За отвагу». Колодки нет. Хм, номер сохранился, можно будет узнать чья, – заметил председатель.

Медаль пошла по рукам, пока не оказалась в руках участкового, который тоже сидел с нами за столом. Он записал номер, убрал медаль в планшетку и уточнил у меня:

– Нашёл там, где рыбачил, у Ямы?

– Да, там, чуть левее.

– Это где одна из стрелковых рот с ходу форсировала реку, пытаясь взломать оборону. Одиннадцать бойцов потеряли. Самые большие потери за восемь дней боёв за село.

Очевидцев из выживших жителей села хватало, и участковый собрал все нужные данные. Вон и на братских могилах имена всех погребённых имеются, неизвестных нет. Что за полк брал наше село, известно, а найдут хозяина медали, живым или нет, это уже позже узнаем.

Я как раз стянул с тарелки кусок хлеба с салом, когда председатель, который до этого размышлял, попыхивая папироской, обратился ко мне:

– Значит, говоришь, всё чинить можешь? Проверим.

Он повернулся к сидевшим на крыльце детишкам, среди которых была и его дочка лет десяти, и велел:

– Алёна, принеси часы, там, в верхнем ящике стола.

Девочка быстро метнулась и принесла наручные часы, явно трофейные. Видение мне сразу показало, что в часах лопнула пружинка, поэтому я взял их в руки, уже зная, в чём заключается проблема.

Покрутив легко вертящееся колёсико, я сказал:

– Пружина лопнула. К счастью, у меня есть разбитые часы, в реке нашёл, в них пружина целая, перекину. Завтра принесу.

– Хорошо. Как починишь, тогда и поговорим.

Я завернул часы в подол рубахи и убрал за верёвку, заменявшую мне ремень. Поскольку делать мне тут было больше нечего, я сполз с лавки и, опираясь на костыль, запрыгал к калитке, а там по улочке к перекрёстку и спуску к реке. Босые ноги вязли в песке. Наконец я добрался до места, где рыбачил. Третий раз сюда спускаюсь за день и едва-едва, с двумя отдыхами, преодолел эти метры.

Дело в том, что вечером, купаясь здесь с Ниной, которую только с визгом и слезами удалось вытащить из воды, так ей понравилось (хорошо Глаша помогла, когда за рыбой пришла), я приметил в глубине ямы ствол оружия. Видимо, его во время того форсирования потопили. И теперь я хотел донырнуть и вытащить его.

Между прочим, военных артефактов вокруг села хватало. У брода, на другой стороне, до сих пор стояла сгоревшая «тридцатьчетвёрка»: экипаж хотел с ходу пролететь брод, но произошёл подрыв боекомплекта. Башня слетела, и её уже утащили в металлоприёмку, а вот за корпус пока не брались. Были также две исковерканные немецкие гаубицы (это «илы» поработали), и колхоз уже выделил время и трактор, чтобы в ближайшее время утащить их на станцию. Хватало и остовов разных сгоревших машин.

Выше по течению стоял полузатопленный немецкий танк, и парни говорили, что недалеко от него был утоплен мотоцикл, его искали, да не нашли. В том месте на наш берег прорывалась окружённая группировка немцев, и им это удалось, но часть техники они потеряли. Надо бы там потом поискать, если мотоцикл и правда есть, заберу его и восстановлю.

Быстро скинув с себя всё, я допрыгал до воды и ухнул в неё с головой. Здесь глубина метра три, а чуть дальше яма глубиной метра четыре. Дальше ещё ямы, там Трубины и ставят сети.

Видение показало, что течение сносит меня как раз к находке, мои расчёты оказались верны. Активно работая руками и ногами, я добрался до дна. В ушах уже шумело, сердце билось как сумасшедшее, но я копнул рукой песок, достал до ствола и вытащил оружие. Это оказался карабин Мосина, в патроннике было пять патронов. Я тут же с частью воды убрал карабин в Хранилище.

Вернувшись ближе к берегу, я по воде погрёб выше по течению, отталкиваясь ногой от дна. Дело в том, что я приметил магическим зрением новые находки: ППС и вещмешок, зацепившийся лямкой за корягу. Понятно, что за три года там всё могло подгнить, но всё равно достану.

За три ходки я достал пистолет-пулемёт и сидор. Вот его удалось взять только со второй ходки: первой я промахнулся, и меня утянуло течением. На берегу я достал из Хранилища все находки, отряхнул их от воды и песка и вернул обратно, после чего собрался и потопал к дому. Часы не потерял, мне их ещё чинить.

А сидор, похоже, принадлежал хозяину ППС: в нём оказались патроны для него и запасной магазин. И пусть у обоих магазинов пружины заметно ослабли, я их восстановлю Ковкой. Патронам, думаю, ничего не будет, воды они вряд ли боятся. Можно стрелять, осечки будут, но мало. В сидоре была сотня патронов и одна граната Ф-1. Кроме того, я нашёл там пару банок с рыбными консервами (на вид вроде в порядке), наручные часы, складной нож, исподнее и всякую мелочовку.

Вынув из сидора все вещи, я выжал из него воду, вернул то, что мне не надо, обратно, и, вернувшись домой, отдал сидор женщинам: мол, нашёл в реке. Они быстро его распотрошили, вещи сушить отправили, консервы прибрали. Наручные часы, которые боец явно с кого-то трофеем снял, я обещал восстановить. Девчата размечтались: можно будет их продать, глядишь, на корову хватит. Ну, насчёт коровы это они, конечно, увлеклись, но на козу, которая молоко даёт, вполне можно будет обменять. Я им об этом сказал, и они тут же стали обсуждать, что на две обменять можно. Мечтательницы.

Утром после завтрака я вернул в строй часы, которые получил от председателя. Разобрав механизм телекинезом (им можно как тонкими инструментами пользоваться), я за час починил пружину. Собрал часы, завёл их, выставил точное время и направился к председателю.

Председатель был на машинном дворе. Встретил он меня с хмурым видом, но когда я протянул ему часы, заметно подобрел лицом.

– Работают, – приложив часы к уху, сказал он и, надевая их на левую руку, уточнил как бы невзначай: – А что за часы Марфа Трубиным на обмен дала?

Понятно теперь, почему он меня так хмуро встретил: видимо, решил, что это его часы в оплату пошли.

– В реке нашёл. Сидор за корни топляка зацепился, в нём пара консервных банок, часы да исподнее. Нашёл, когда от вас купаться пошёл. Понырял на удачу, и вот. Хотел ещё что-нибудь найти, кроме медали.

Понятно, что оружие отдавать я не собирался: может, и не пригодится никогда, но иметь под рукой точно стоит. В сидоре нашлась бутылочка с оружейным маслом, заполненная на две трети, вода в неё не попала, вот и приведу оружие в порядок. Глядишь, гденибудь и пригодится.

А вообще, двустволку бы заиметь: в нашей местности водились зайцы. Да и куропатки были, только они мелкие, степные. Говорят, видели косуль, но я особо не верю. Охотник я, вообще, неплохой, так что, думаю, даже с моей ногой, если транспорт будет, смогу приносить добычу. Осталось дело за малым.

Председатель моей заминки не заметил, хлопнул меня по плечу и сказал:

– Ладно, отвезут вас на станцию. Мать-то не против?

– Уговорю.

– Ну-ну.

– Я спросить хотел. Может, кто-нибудь едет к тому немецкому танку в речке? Хочу глянуть, что там и как.

– Надеешься найти оружие? – проницательно уточнил председатель. – Смотри, всё нужно сдавать участковому.

– Если бы платили за сдачу, все бы понесли, а так кому это надо? Как в анекдоте.

– Что за анекдот? – сразу заинтересовался председатель.

Между прочим, моя речь до болезни и потери памяти и сейчас – это две большие разницы. Я явно стал умнее и слов знаю больше, это все замечали. Фельдшер ввернул пару слов на латыни и объяснил, что такое бывает: мол, стресс и всё такое, не редкий случай. Многие тут же начали вспоминать, как их знакомые после контузий и ранений менялись, и, похоже, действительно находили такие случаи, а может, сами себя в этом убедили. Так что изменения, произошедшие со мной, восприняли как должное.

Я рассказал председателю анекдот о том, что ответил внуку дед, поливавший маслом цветочную клумбу. Он рассмеялся и махнул рукой в сторону вереницы телег, три из которых отправлялись в нужную мне сторону. Подкинут, а там недалеко останется.

А танк был Т-4, модернизированный. Так сказали пацаны, от которых я о нём узнал, в моделях нашей техники и противника они были доки. А вообще, как дело было. Немцы с ходу хотели речку пролететь, да завязли: глубина здесь хоть и небольшая, да дно топкое. Часть техники потеряли, а остальное, что смогли, сельчане потом выдергивали тросами. Наш колхозный «Опель-Блиц» как раз оттуда. А танк никого не интересовал.

Братья Трубины были ушлыми парнями, и они искали тот якобы утонувший мотоцикл. Видать, было куда сбыть. Но не нашли. Может, мне повезёт? Если он вообще есть.

На телегах мы проехали километров восемь, и мне показали, где находится танк. Метров двести от дороги я хромал по полю, пока не дошёл до него. Сел на круче и задумался. Странно, что немцы тут перебраться хотели: берег высокий, техника не поднимется, вон выше по течению место более подходящее, видимо, в итоге там и перешли. Да, даже отсюда вижу старые колеи, уходящие в воду.

А вообще, может, и не переправиться хотели, а утопить танк, пустив своим ходом? А тот взял и до другого берега дополз. А что, вполне может быть. Танк торчал из воды не весь, виднелись лишь башня с задранной пушкой и часть корпуса с люком мехвода. Все люки были открыты. Понятно, что все окрестные мальчишки уже внутри побывали и всё, что могли и хотели, оттуда забрали.

Наш председатель хотел танк вытащить, и не для того, чтобы сдать, а желая использовать его вместо трактора – пахать. Это ни у кого удивления не вызывало, у соседей тоже танки и тягачи были, пусть и без башен, а пахали на них. Вот и этот танк пробовали выдернуть, да не смогли, тросы порвали. А потом и не до него стало.

Я проверил перочинный нож, найденный в сидоре. Лезвие я поточил на точильном камне, так что нож был в полном порядке. После этого я стал снимать одежду. Стоило поторопиться: пока все в школе или на работе, я за старшего на хозяйстве, за малой присматриваю, за ней глаз да глаз нужен. Но сегодня пришла баба Нюра, свекровь Марфы, вот я и попросил её заменить меня до обеда, посидеть с Ниной. Хоть и чужой ребёнок, да ещё от немца, но баба Нюра неприязни не выказывала.

Раздевшись, я вошёл в воду и, оттолкнувшись, уцепился за ствол. Подтянулся, чтобы встать на броню корпуса. Залезать внутрь я не стал: Видение показало, что действительно вытащили всё что могли. А жаль, нам в хозяйстве любая мелочь сгодится.

Прыгнув в воду, я стал по течению спускаться вниз, изучая магическим зрением дно в поисках новых находок. И знаете, я в шоке: находок хватало. Для начала «Кюбельваген», да ещё плавающая модель. Машина вроде целая, на колёсах стоит, крыша сложена. Я донырнул и коснулся корпуса, отправив её в Хранилище.

Потом я нашёл два легковых мотоцикла: один, судя по эмблеме, БМВ, а чей второй, я не понял, но прибрал оба. Ну, так и есть, угадал я с танком: здесь явно топили технику. Особенно меня заинтересовал велосипед, обычный такой, мужской, с багажником за седлом, и недалеко от берега. Я также убрал его в Хранилище. На этом силы у меня закончились, и я вернулся к берегу.

На берегу я достал велосипед. Пока с него стекала вода, я по реке, вдоль самого берега, отталкиваясь от дна, вернулся к вещам (по воде мне проще передвигаться). Там я оделся, взял клюку под мышку и похромал обратно к велику, тут метров сто всего. Клюку закрепил прищепкой багажника, левую ногу поставил на педаль и, отталкиваясь прямой правой, смог, как на самокате, добраться до дороги.

Сколько велосипед пробыл в реке, не знаю, но втулки колёс скрипели, нужно всё разбирать и чистить. А вот воздух колёса не особо стравили, вроде давление держат. Жаль, подкачать было нечем. Не страшно, сделаем. Главное – узнать, чей велик. Если не опознают, оставят нам, а если опознают (несколько видоков должно быть), вернут хозяевам, если они живы.

Это мне просто повезло, что я такие крупные находки поднял. Не подумал бы, что у берега, где ивы склоняли над водой ветви и где течением была прорыта яма, будут такие находки. Были и мелкие. Планшет, кожа которого не сильно пропиталась водой, его можно будет высушить, главное сделать это правильно. Пистолет ТТ без кобуры, который я нашёл на илистом дне ямы, два немецких штык-ножа, детали амуниции, фляжки, четыре котелка. В общем, мелочовки хватало, это я ещё не всё видел, но вот сил нырять за ними уже не было, поэтому я оставил их до следующего раза.

Добравшись до дороги, я покатил в село. Пришлось на педали боком стоять, так было удобнее отталкиваться, мне даже удалось набрать довольно приличную скорость. Дважды я останавливался, чтобы выковырять из земли с обочины монетки – десять копеек и пятнадцать. Убирал в Хранилище и дальше катил. В селе я тоже три монетки нашёл.

В селе моё появление вызвало переполох. Оказывается, сестрицы в школе рассказали, что я нашёл сидор и медаль. О том, что в реке могут быть находки, знали многие, но в прошлом году утонул двенадцатилетний мальчик, и после этого поиски как-то разом прекратили. А тут в эйфории от моих находок несколько мальчишек сбежали с уроков и с камнями в руках начали нырять в той яме, где я рыбачил. И вытащили советский ручной пулемёт. Там, видимо, при форсировании много всего потонуло.

На берегу народ собрался, и участковый там же, а тут я к ним подъезжаю. Участковый быстро сориентировался, вызвал видоков, все жители изучили найденный мной велосипед. Опознали сразу. Я не в претензии, находки и так радовали, хотя нашей семье велосипед бы пригодился.

Прибежал и парнишка, хозяин велосипеда, который утопил его в сорок втором, как раз когда немцы наступали здесь на Сталинград. Это был один из призывников, уходивших этой весной в армию. Парень свой велосипед сразу опознал. Оказывается, он его всё лето искал, да так и не нашёл: ночью топил и с местом, видимо, ошибся. В общем, велосипед был возвращён хозяину, и парень радовался до слёз.

А потом мы с семьёй сидели в саду под навесом и обедали. Была уха, сытная еда. Хотелось бы сказать, что в тени сада, но после обстрелов в саду только пеньки фруктовых деревьев остались, ветки и стволы в топку ушли. Привозили саженцы, и в нашем саду было уже шесть саженцев черешни, десять яблонь, из которых прижились девять, пять грушевых, и по одному облепихи, рябины и боярышника. Но пока листочки только проклюнулись, до первого урожая ещё ждать и ждать.

Пока мы обедали, пришёл парень, владелец велосипеда, и подарил нам два горшочка дикого мёда с сотами. Уж не знаю, где он его достал, но подарок за находку щедрый. Девчата сразу стали лакомиться мёдом: сладкого мало перепадало. Я отказался, сказал, что не сластёна, пусть им всё достанется.

Во время обеда обсудили с хозяйкой и Глашей поездку в город; оказывается, председатель с ними об этом уже поговорил. К счастью, отказа не было. Глаша аж подпрыгивала от желания поскорее поехать. Девчата помладше тоже хотели, но им фигу показали, малы ещё.

Хорошо, что время обеда лимитировано, и девчата убежали в школу, работать на огороде. Школа ещё строилась, стены уже подняли, в пристройке планировали сделать кухню и столовую, а часть участка выделили под огород, и детвора иногда там работала. Марфа Андреевна и Глаша ушли на работу. Свекровь, баба Нюра, пообедав с нами, тоже ушла. Я снова остался на хозяйстве один, не считая Кнопки, как прозвали Нину.

Проверил живность. Гуси на реке, у кур загон огорожен плетнём, их не выпускают, собака в конуре спит, кошка где-то бродит. Подперев калитку палкой, чтобы видели, что дома никого нет, я направился к бараку, где временно разместилась школа. Рядом со мной, мелко семеня ножками, шла Нина: в левой руке я держал её ладошку, а в правой – костыль. Так и добрели.

В бараке было всего несколько помещений, одновременно могли учиться четыре класса, поэтому уроки шли в две смены. В школе было четыре учителя и директриса, которая также вела географию и уроки музыки.

Директрису я нашёл за бараком, у хозяйственной постройки, где шла инвентаризация спортинвентаря. Я надеялся на удачу: всё же она была тётей того парня, к которому не без моей помощи вернулся велосипед.

– Здравствуйте, Ольга Петровна.

– Сдасьте, – смогла сказать малютка Нина, которая уже говорила, но не всегда было понятно, что именно.

– Доброго дня, дети. Вы кого-то ищете?

Она мельком глянула на мой костыль. Он был сделан из сухой ветки, рогатка под мышку – и шагай. Негнущуюся ногу я назад сдвинул: когда стою, всегда так делаю – привычка.

– А я к вам, – объяснил я. – Знаете, пока я болел, Анна много со мной занималась, а я схватываю на лету. Уже читать и писать научился. Зачем мне в сентябре в первый класс идти? Может, вы меня проверите и скажете, в какой класс я гожусь по знаниям?

– В старших классах школьники взрослее тебя, как бы проблем не было. Дети жестокие. Ты не хочешь со сверстниками учиться?

– А смысл? Пока знания есть, их нужно развивать, а в первом классе это… деградация. Я правильно сказал, не напутал?

– Молодец, правильно. Знаешь… – Директриса задумалась, наблюдая за тем, как Нина ловит бабочку. – Пожалуй, проверить тебя можно, сейчас как раз начинается пора экзаменов. Только нужно согласие твоей мамы.

– Будет согласие.

И действительно, согласие было получено. Экзамены я сдавал со вторым классом, он у нас один в селе. Пришлось учебники почитать, чтобы не засыпаться. От уроков физической культуры у меня освобождение, а остальные экзамены я сдал: два на четвёрки, а остальные на пятёрки. Меня официально перевели в третий класс. Мне достались учебники Анны, которая из третьего класса перешла в четвёртый. Учебники были школьные, просто их записали за мной.

Вообще, мне, конечно, не стоило так рисковать, привлекая к себе внимание, но уж очень не хотел я учиться с малолетками. Чем быстрее закончу школу, тем лучше. Два года выиграл, почему бы и не порадоваться? Шесть лет – и на свободу с чистой совестью.

Однажды утром мы с Глашей в кузове полуторки, среди десятка таких же пассажиров, выехали к железнодорожной станции. Машина шла за кирпичами и цементом, которые должна была получить со станционного склада. Стройка требовала материала. Цемент тут возят в бочках, другой тары нет, про бумажные мешки и вспоминать не стоит, не то время. В колонне шли все три имеющихся в наличии машины.

Вообще, выехали мы позже, чем я рассчитывал, а всё экзамены в школе: пока сдал да табель получил. Потом встал вопрос: в чём ехать? Это мне по фигу, я и в рванине поеду, не смущаясь, но это же стыдоба. Вот по родственникам и знакомым нас с Глашей и собирали в поездку.

На мне были вполне справные брюки с кожаным ремнём, рубаха с курткой и школьная фуражка, довоенная. Вот из обуви нашли только сандалии, но это и понятно. Глаше подобрали неплохое платье, обувь по ноге и головной платок. Вот, кстати, о головных платках: я без них ни разу не видел женщин на улице. Одна из учительниц ходила в модном красном берете, а остальные женщины в платках, снимая их только дома. Здесь ветер легко гоняет пыль, и женщины так защищали волосы.

Кроме того нам собрали еду на сутки, сложив её в найденный мною сидор, который к тому времени уже привели в порядок. Марфа Андреевна хотела ещё и деньги нам собрать, но тут я её остановил: сказал, что кое-что продал братьям Трубиным, и деньги у меня есть, на дорогу и еду хватит.

И я не солгал, так оно и было. Да, я плотно готовился к экзаменам, но всё же выделил один день и снова посетил место затопления танка. Поныряв, я достал пистолет, планшетку, штык-ножи, немецкий карабин, ложки, фляжки, котелки, в двух из которых оказались кружки, и несколько ранцев. Вот эти находки, а также то, что нашёл в земле, я и продал.

Самой главной находкой, по сути, случайной, оказался чей-то давний схрон, найденный мной в стене выходившего к речке оврага. Хорошо, что крышка схрона была в полуметре от поверхности, я дотягивался магическим зрением. Думаю, был бы жив хозяин, забрал бы схрон, а так лежит и гниёт.

Я убрал в Хранилище пласт земли, обнажил крышку схрона, вскрыл его и прибрал содержимое. Какой-то крепкий хозяйственник прятал, и подозреваю, что в Гражданскую. У нас в селе было два купеческих дома, кирпичных. Одно здание после боёв восстановили, и сейчас там находится сельсовет, а второе разобрали на кирпичи: в нём две стены рухнули.

Ничего особенного в схроне не было. Оружия не нашлось, зато был патефон фирмы «Патэ», такой, в виде чемоданчика. Я проверил – работает, хотя, конечно, обслужить его надо. Там же нашлась и коробка с тремя десятками пластинок, а также запасные патефонные иголки. Помимо этого был солидный самовар, уже тронутый зелёным налётом, но ничего, я его почищу, а дырку, которую приметил Видением, заварю Ковкой. Ещё я нашёл два чемодана с одеждой, она отсырела, но высушить можно. Там же была шкатулка с банкнотами, которые уже давно не в ходу, пятнадцать золотых червонцев, десяток серебряных монет и золотой перстень.