Читать книгу: «Инструкция к Распаду. Книга 2: Эхо Распада», страница 2

Глава 2. Рассвет операционной системы

Утро разгоралось за окном серым, предрассветным светом. Марк уже был на ногах. Никакой вялости, никаких остатков сна. Его сознание включилось мгновенно, как компьютер после нажатия кнопки "Power". Стерильная чистота комнаты отражала кристальную ясность его мыслей.

Он сидел за столом, глядя на темный экран ноутбука. Куб лежал рядом, холодный и молчаливый. Вчерашнее откровение о его природе и его роли – "оператора распада" – не вызвало потрясения. Наоборот, оно легло на благодатную почву его аналитического ума, упорядочив картину мира.

Теперь нужно было планировать. Что дальше?

Финансы: Десять миллиардов на счету – это ресурс. Его нужно было структурировать. Оффшоры, трасты, анонимные инвестиции, криптовалюты, золото. Он начнет выстраивать эту невидимую империю уже сегодня. Это требовало изучения, анализа рынков, поиска надежных (насколько это возможно) посредников. Его инфо-способность здесь будет бесценна.

Информация: Способность работала. Но ее нужно было использовать стратегически. Не просто узнавать ответы на контрольных или причины отсутствия Шона. А собирать данные о ключевых фигурах – в бизнесе, в политике, в технологиях. Выявлять их уязвимости, их скрытые рычаги влияния. Создавать базу данных для будущих манипуляций глобального масштаба.

"Щит": Он работал. Но нужно было продолжать наблюдать за его границами. Он защищал от вопросов к личности, но не от страха или отчуждения. И, как показала ситуация с отчимом, не защищал от косвенных последствий его действий для окружающих. Это нужно было учитывать.

Куб: Новые желания? Пока нет. Он получил три фундаментальных инструмента. Прежде чем желать что-то еще, нужно было в полной мере освоить и использовать эти. Новые сделки – это новые риски, новая "плата", новые непредсказуемые последствия. Спешка здесь неуместна. Контроль требовал терпения и расчета. Он будет использовать Куб только тогда, когда это будет абсолютно необходимо и стратегически оправдано.

Окружение: Мать – стабильно "счастлива" и невменяема, фон. Шон – полезный ресурс под двойным контролем (страх + "Поступок"). Анд – исчезнувшая переменная, пока не требующая внимания. Макс и другие одноклассники – отдаляются, их можно игнорировать или использовать по мере необходимости через инфо-способность. Школа – временный этап, который скоро закончится.

План выстраивался четко, логично, безэмоционально. Как блок-схема алгоритма. Каждый шаг просчитан, каждая переменная учтена (как ему казалось). Он чувствовал себя архитектором, проектирующим грандиозное здание своего будущего.

Марк шел по вечерней улице, погружаясь в прохладный сумрак. В руках уже не было букета, но в голове разворачивался четкий, холодный анализ только что совершенного поступка. Визит к Дайке и подарок ее матери – это не был спонтанный жест или неловкая попытка наладить отношения. Это был многослойный, тщательно просчитанный ход, часть его непрекращающегося эксперимента.

Цель 1: Сбор Данных о "Щите" и Реакциях.

Первоочередной задачей было протестировать работу его первого желания – «щита от вопросов» – в новой, эмоционально заряженной ситуации. После разрыва (или, вернее, бегства Дайки) он ожидал от нее или ее семьи негативной реакции: обиды, злости, недоверия, желания потребовать объяснений. Появление на пороге было идеальным катализатором для такой реакции. Он хотел увидеть:

Реакция Матери: Будет ли она задавать вопросы о его личности, мотивах визита, причине размолвки с дочерью? Как оказалось, нет. Удивление – да. Недоумение – да. Но прямого вызова или вопроса к нему как к личности не последовало. Щит держался.

Косвенная Реакция Дайки: Он не стал встречаться с ней напрямую, чтобы не форсировать конфронтацию и не получать предсказуемый поток ее (уже известных ему) обид и страхов. Вместо этого он создал ситуацию, о которой ей неизбежно расскажут. Как она это интерпретирует? Ее реакция на этот странный жест (цветы матери) даст ему больше информации о ее текущем состоянии и отношении к нему, чем прямой разговор. Он мог бы узнать это через инфо-запрос позже.

Цель 2: Внесение Хаоса и Непредсказуемости.

Марк понимал, что его недавнее поведение (холодность, роботизация) было странным и пугающим для Дайки. Простой визит с извинениями или попыткой объясниться был бы слишком… человеческим. Слишком предсказуемым. Он решил действовать иначе. Подарить цветы не ей, а матери – это нелогично, абсурдно с точки зрения обычных отношений. Этот ход должен был:

Сбить с Толку: Заставить и Дайку, и ее мать ломать голову над его мотивами. Непонимание порождает неуверенность, а неуверенность – это слабость, которую можно использовать.

Разрушить Ожидания: Дайка, возможно, ожидала его полного исчезновения или, наоборот, попыток вернуть ее. Этот странный жест не укладывался ни в один из сценариев, ломая ее предполагаемую линию поведения.

Подчеркнуть Его "Инаковость": Этот поступок еще раз демонстрировал, что он действует по своим, непонятным другим правилам. Это могло усилить как ее страх, так и, возможно, нездоровое любопытство или даже влечение к его загадочности (хотя последнее Марка мало волновало).

Цель 3: Тестирование Манипуляции Через Косвенное Воздействие.

Вместо прямого разговора с Дайкой, он воздействовал на нее через мать. Подарок матери мог быть воспринят по-разному:

Как знак уважения к семье (маловероятно, что Дайка так подумает после вчерашнего).

Как издевательство или насмешка.

Как неуклюжая попытка наладить мосты через посредника.

Как просто еще одно проявление его странности.

В любом случае, это заставило бы Дайку думать о нем, анализировать его поступок, обсуждать его с матерью. Он вторгался в ее мысли не напрямую, а через созданную им ситуацию. Это была более тонкая форма манипуляции.

Цель 4: Личное Удовлетворение от Контроля и Эксперимента.

И, конечно, был элемент холодного азарта. Наблюдать за реакциями, просчитывать ходы, вносить хаос в чужую упорядоченную жизнь, собирать данные – все это приносило Марку специфическое интеллектуальное удовлетворение. Он был ученым в своей лаборатории человеческих душ, а Дайка и ее мать – объектами очередного опыта. Поступок был просто еще одним шагом в его исследовании границ своей власти и реакции мира на его изменившуюся суть.

Марк свернул на свою улицу. План был выполнен безупречно. Данные получены. Новый стимул для размышлений Дайки создан. А он… он остался чист, отстранен, неуязвим. Он контролировал ситуацию, дергая за невидимые ниточки, наслаждаясь своей ролью кукловода в этом все более странном театре, который он сам же и создавал.

Он анализировал внешние факторы, ресурсы, стратегии. Но он не анализировал себя. Мысль о том, что он сам меняется, что его холодность, его механистичность, его отсутствие эмпатии – это не просто черты характера, а симптомы глубокой, прогрессирующей дегуманизации, просто не приходила ему в голову. Его первое желание надежно блокировало любую саморефлексию, любую критическую оценку собственной личности.

Он не видел себя со стороны. Не видел пустых глаз, которые так напугали Дайку. Не слышал монотонности своего голоса. Не осознавал пропасти, которая разверзлась между ним и остальным человечеством. Он не догадывался, что с каждой сделкой, с каждым использованным желанием, с каждым холодным расчетом он все меньше походил на человека и все больше – на операционную систему. На эффективный, бездушный алгоритм, запущенный Черным Кубом для выполнения своей единственной функции – катализации распада.

Он считал себя игроком, стратегом, оператором. Но он не понимал, что сам давно стал частью механизма. Деталью. Функцией. И что человеческого в нем оставалось все меньше с каждым рассветом. Он просто выполнял программу, считая ее своим собственным гениальным планом. И никаких вопросов к себе у него не возникало. Система работала штатно.

Дни сливались в недели, недели – в месяцы. Школьная рутина продолжалась, но для Марка она стала лишь фоном, декорацией, которую он доигрывал с холодной отстраненностью. Приближались выпускные экзамены, ЕГЭ – тот рубеж, которого ждали все одиннадцатиклассники, но для Марка он имел особое значение. Это был не просто конец школы, это был конец его прежней жизни, конец необходимости мимикрировать под обычного подростка. Это был обратный отсчет к абсолютной свободе.

Экзамены не представляли для него ни малейшей сложности. Зачем зубрить формулы или даты, если можно за долю секунды получить точный ответ на любой вопрос прямым запросом к своему внутреннему источнику? Он не списывал – он просто знал. Его ответы были безупречны, вызывая удивление учителей и зависть одноклассников. Но к его личности вопросов не возникало – просто "гений", "талант", так бывает. Щит работал.

Социальные связи почти атрофировались. Дайка исчезла из его жизни окончательно, так и не попытавшись возобновить контакт после того последнего разговора. Макс и другие бывшие приятели держались на расстоянии, ограничиваясь вежливыми кивками. Шон оставался его тенью – молчаливой, исполнительной, вечно напуганной (гистология родинки, к счастью для Марка, оказалась отрицательной, но страх остался). Шон был удобен – курьер, информатор по школьным мелочам, напоминание о действенности "Клейма" и "Поступка". Мать дома продолжала свое тихое, улыбчивое безумие в стерильно чистой квартире. Отчим так и не вернулся.

Марк не чувствовал одиночества. Ему не нужны были друзья или близкие отношения в их традиционном понимании. У него был Куб (хотя он им больше не пользовался, решив сосредоточиться на освоении уже полученных способностей), у него был доступ к информации, у него был счет с миллиардами. Этого было достаточно.

Его планы изменились. Первоначальное пьянящее чувство всемогущества, мысли о мировом господстве, о построении финансовой империи – все это улеглось, сменившись холодной, прагматичной целью. Зачем ему эта суета? Зачем мировое господство, интриги, ответственность? Он мог получить все, что хотел, и без этого.

Его новая цель была простой, почти аскетичной: спокойная, комфортная, абсолютно независимая жизнь. Жизнь без необходимости кому-то что-то доказывать, кем-то манипулировать, от кого-то зависеть. Жизнь, где он сам устанавливает правила своего существования.

Ему скоро восемнадцать. Совершеннолетие. Момент, когда он получит полный юридический контроль над своими финансами. Момент, когда он сможет уехать из этого серого, унылого города, из этой квартиры, пропитанной запахом хлорки и тихого безумия.

Он уже все спланировал. Небольшая вилла в тихом, уединенном месте где-нибудь на юге Европы, у моря. Не вызывающе роскошная, но комфортная и технологически оснащенная. Мощный интернет, доступ к его счетам, возможность заказать все необходимое онлайн. Книги, музыка, фильмы – любая информация доступна мгновенно. Еда – доставка из лучших ресторанов. Общение – минимальное, по необходимости, через анонимные каналы.

Он не хотел власти над миром. Он хотел власти над своей собственной жизнью. Полного, абсолютного контроля над своим временем, своим пространством, своими ресурсами. Жить в своем собственном, идеально упорядоченном мире, не завися ни от кого. Наблюдать за внешним миром со стороны, как за аквариумом, не вмешиваясь, если только это не будет абсолютно необходимо для поддержания его комфорта и безопасности.

Это казалось ему идеальным существованием. Спокойным. Рациональным. Эффективным. Без лишнего шума, без ненужных эмоций, без обременительных социальных связей.

ЕГЭ был последним барьером. Формальностью, которую нужно было преодолеть. Он сдаст его на максимальные баллы без усилий. Получит аттестат. Дождется совершеннолетия. И исчезнет. Как Костя. Но не по воле Куба, а по своей собственной. Начнет новую жизнь. Тихую. Свободную. Идеально контролируемую. Жизнь операционной системы, наконец обретшей свой собственный, идеальный сервер.

Атмосфера в школе изменилась еще раз. Страх после исчезновения Кости и самоубийства Анда никуда не делся, но теперь к нему примешался новый, брезгливый оттенок, направленный на конкретную цель. На Шона.

Слух просочился быстро, как это всегда бывает в замкнутом мирке школы. Кто-то где-то услышал, кто-то кому-то проболтался – неважно. Важно то, что теперь все знали: у Шона Лебедева на спине выскочила какая-то страшная родинка, которую вырезали, потому что она могла быть раком. Слово "рак" в подростковой среде обладало почти мистической, пугающей силой. К нему добавились обрывки фраз про "неправильную", "быстро выросшую", "опасную".

Реакция была мгновенной и жестокой. Шона начали сторониться. Когда он шел по коридору, разговоры стихали, люди инстинктивно отступали на шаг, провожая его брезгливыми или испуганными взглядами. Словно он был прокаженным. Словно его "болезнь" могла быть заразной. За его спиной зашелестело новое прозвище, отвратительное и точное в своей детской жестокости – "Опухоль".

Марк наблюдал за этим с холодным интересом. Это было еще одно непредвиденное, но логичное последствие работы "Клейма". Он хотел метку – Куб дал метку, несущую страх. Теперь этот страх проецировался на окружающих, вызывая социальное отторжение. Система работала, порождая все новые волны распада.

Он нашел Шона после уроков, забившегося в самый дальний угол пустой раздевалки. Тот сидел на скамейке, обхватив колени руками, и мелко дрожал. Увидев Марка, он вздрогнул, в глазах мелькнул ужас, но потом – слабая тень надежды.

«М-Марк…» – прошептал он, голос срывался. «Ты… ты слышал?»

«Слышал что?» – спросил Марк, хотя прекрасно знал ответ, считав волну паники и обиды от Шона своей инфо-способностью еще на подходе.

«Как они меня называют… Опухоль…» – Шон всхлипнул. «Они… они шныряют от меня, Марк! Как будто я заразный! Говорят, что это… что это знак… что я умру скоро… Или что я проклят…»

Он поднял на Марка полное слез и отчаяния лицо. «Марк, они же меня доведут! Как Анда! Его же тоже… заклевали! Из-за его этой… правды… Все смеялись, издевались… Он не выдержал! А теперь – я?» Его голос перешел в сдавленный шепот. «Это они виноваты, Марк! Одноклассники! Они злые! Они не понимают! Они меня тоже убьют своим отношением!»

Марк слушал его бессвязные, панические речи без малейшего сочувствия. Анализ ситуации был мгновенным.

Социальное "Клеймо" активно. Вызывает страх и отторжение у окружающих.

Психологическое состояние Шона – критическое. Паника, страх смерти, паранойя.

Интерпретация событий Шоном – ошибочна. Он винит одноклассников в смерти Анда и боится повторения сценария, не понимая истинных причин (Куб, "Поступок"). Это хорошо – он не подозревает Марка.

Потенциальные риски для Марка: а) Шон в состоянии аффекта может наделать глупостей, привлекая внимание; б) Шон может окончательно сломаться и стать бесполезным ресурсом; в) Чрезмерное внимание к Шону может косвенно затронуть и Марка как его "покровителя" (хотя щит пока держит).

«Успокойся, Шон», – сказал Марк холодно, его голос прозвучал как удар хлыста в раскаленной атмосфере паники Шона. «Твои сопли и сравнения с Андом никому не интересны».

Шон вздрогнул, слезы застыли на его щеках. Он испуганно посмотрел на Марка.

«Анд был слабаком», – продолжил Марк безжалостно. «Он сломался, потому что не смог справиться с последствиями своих действий. А ты… Ты просто боишься теней и шепота за спиной». Он сделал паузу, давая словам впиться. «Да, они называют тебя "Опухоль". Да, они боятся. Люди всегда боятся того, чего не понимают. И они всегда нападают на слабого».

Он подошел чуть ближе, глядя Шону прямо в глаза. «Так перестань быть слабым. Перестань реветь в раздевалке. Перестань показывать им свой страх. Чем больше ты боишься, тем сильнее они будут тебя травить. Это закон стаи».

«Н-но как?» – пролепетал Шон.

«Игнорируй», – отрезал Марк. «Ходи с прямой спиной. Смотри им в глаза. Делай свою работу. Будь полезен. Мне». Последнее слово он произнес с легким нажимом, напоминая Шону о его месте в иерархии, о его зависимости. «Пока ты мне нужен, с тобой ничего серьезного не случится. Понял?»

Это была ложь. Марк понятия не имел, что с ним случится. Но это была нужная ложь. Она давала Шону иллюзию защиты, переключала его фокус со страха на необходимость быть полезным Марку.

Шон судорожно кивнул, в его глазах мелькнуло прежнее рабское обожание, смешанное со страхом. «Д-да… понял, Марк».

«Вот и отлично», – Марк отвернулся. «Мне нужно будет узнать кое-что по химии завтра. Зайди ко мне после второго урока». Он дал ему конкретное задание, возвращая его в привычную роль исполнителя.

Марк вышел из раздевалки, оставив Шона одного – все еще напуганного, но уже не рыдающего, а пытающегося собраться с мыслями и силами, чтобы выполнить приказ своего хозяина. Марк же шел по коридору, зафиксировав результат: Шон пока управляем, его страх можно использовать. А травля… травля – это просто еще один побочный эффект работы Куба. Неприятный, но не критичный. Пока что.

После второго урока, как и было велено, Шон появился у кабинета химии. Он все еще выглядел как привидение – бледный, с темными кругами под глазами, но его движения были более собранными, хоть и нервными. Страх никуда не делся, но приказ Марка действовал как внешний каркас, не давая ему окончательно развалиться.

«М-Марк? Я здесь», – тихо сказал он, подойдя.

Марк обернулся, его лицо было, как всегда, невозмутимым. «А, Шон. Отлично». Он достал учебник химии. «Слушай, я тут немного запутался с валентностью хрома в дихроматах. Можешь глянуть?»

Он задал пару совершенно штатных, несложных вопросов по последней теме. Шон, хоть и с трудом концентрируясь, попытался ответить. Его знания были неглубокими, ответы – неуверенными, но он старался. Марк слушал его объяснения, кивал, задавал уточняющие вопросы – не потому, что ему действительно нужна была помощь (он мог получить идеальный ответ от Куба за долю секунды), а чтобы создать видимость обычной учебной консультации. И чтобы оценить состояние Шона – насколько тот способен функционировать интеллектуально под давлением страха и «Поступка», который заставлял его действовать. Результат был средним: страх мешал думать, но принуждение к действию заставляло пытаться.

«Ладно, вроде понял. Спасибо, Шон», – Марк закрыл учебник, прерывая мучения парня. Шон с облегчением выдохнул.

«И еще одно», – добавил Марк, переходя к следующей части своего плана – немного отвлечь Шона, загрузить его конкретной задачей. «Мне к концу уроков нужны цветы. Букет».

Шон удивленно моргнул. «Ц-цветы? Опять?» Он помнил прошлый раз, когда ему пришлось самому искать деньги.

«Да, опять», – подтвердил Марк ровным тоном. «Но на этот раз не беспокойся об оплате». Он полез в карман и достал несколько крупных купюр – часть тех самых двадцати миллионов, что он перевел себе для теста. Сумма была явно избыточной для обычного букета. «Вот, возьми. Должно хватить с лихвой. Сдачу оставишь себе».

Шон недоверчиво посмотрел на деньги, потом на Марка. «Но… зачем?»

«Не твоя забота», – отрезал Марк. «Просто купи хороший букет. Свежий, не слишком пафосный, но и не три гвоздики. Что-нибудь… элегантное. Принесешь к главному выходу после последнего урока».

Он вложил купюры в дрожащую руку Шона. «Справишься?»

Шон судорожно сжал деньги. Это было конкретное поручение. От Марка. И с деньгами. Это немного отвлекло его от мрачных мыслей о болезни и травле.

«Д-да, Марк! Конечно! Я… я выберу хорошие!»

«Вот и отлично», – кивнул Марк. «Можешь идти».

Шон быстро спрятал деньги и почти бегом скрылся в коридоре, направляясь, видимо, обдумывать маршрут до ближайшего цветочного магазина.

Марк проводил его взглядом. Загрузить его поручением – сработало. Дать денег – тоже. Это создавало иллюзию нормальности, заботы, укрепляло зависимость. А цветы… Зачем ему цветы?

А низачем. Просто так. Он мог бы заказать их сам онлайн за секунду. Но использовать Шона было… эффективнее с точки зрения управления его состоянием. К тому же, это был еще один небольшой штрих к его образу – загадочный Марк, которому иногда зачем-то нужны цветы. Пусть другие ломают голову.

Он пошел на следующий урок. Мысли его уже переключились на другие задачи. Шон был временно стабилизирован. Система продолжала работать. А он продолжал дергать за ниточки.

Последний звонок прозвенел, выплескивая учеников в коридоры. Марк не спеша собрал вещи. У главного выхода его уже ждал Шон, сжимая в руках довольно симпатичный букет – свежие розы кремового цвета и какая-то зелень, упакованные в крафтовую бумагу. Вид у Шона был все еще затравленный, но выполнение поручения явно придало ему толику уверенности.

«В-вот, Марк. Как ты просил», – он протянул цветы.

«Хорошо», – Марк взял букет, мельком оценив выбор. Вполне прилично. Он достал еще одну купюру и протянул Шону. «Это тебе. За хлопоты».

Шон удивленно посмотрел на деньги, но взял. «С-спасибо, Марк».

«Можешь идти», – бросил Марк и, не дожидаясь ответа, направился прочь от школы.

Он шел по улице, держа букет в руке. Куда он шел? Не домой. И не на встречу с кем-то из своих «подопечных». Он принял решение еще днем, во время одного из скучных уроков. Он пойдет к Дайке.

Не потому, что скучал. Не потому, что хотел извиниться или возобновить отношения. Эти концепции были ему чужды. Он шел туда с другой целью. Проверить. Протестировать. Собрать данные.

Его последний разговор с Дайкой закончился ее слезами и бегством. Она была напугана, обижена, растеряна его холодностью и нечеловеческой логикой. Как она отреагирует на его появление сейчас? Будет ли она избегать его? Злиться? Или ее обида уже прошла, сменившись попыткой понять? И главное – как сработает его «щит» в этой ситуации? Будет ли она задавать вопросы? Или просто примет его визит как странный, но неоспоримый факт?

И цветы… Цветы были частью эксперимента. Неожиданный жест. Что он вызовет? Смятение? Подозрение? Или растопит лед обиды? Он не знал. Но ему было интересно наблюдать.

Он доехал на автобусе до ее района – такого чистого, тихого, правильного. Подошел к знакомому подъезду, поднялся на ее этаж. Сердце не билось чаще. Он был спокоен, как ученый перед началом опыта. Он нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу. Но на пороге стояла не Дайка. Ее мать. Женщина средних лет, с приятными чертами лица, очень похожая на дочь, но с более строгим и усталым взглядом. Марк видел ее всего пару раз мельком, когда заходил за Дайкой. Он знал, что ее зовут Славяна Мирославовна.

Она удивленно посмотрела на него, потом на букет в его руке. Узнавание и легкое недоумение отразились на ее лице.

«Марк? Здравствуй. Ты… к Дайке?»

И тут Марку пришла в голову идея. Еще один неожиданный ход. Еще одна переменная в эксперименте. Он мог бы просто спросить Дайку. Но вместо этого он шагнул вперед и с легкой, отработанной улыбкой (той самой, что он репетировал по утрам, но теперь лишенной даже имитации тепла) протянул букет ей.

«Славяна Мирославовна, здравствуйте», – его голос звучал вежливо, почтительно. «Это Вам».

Женщина опешила. Она переводила взгляд с Марка на цветы и обратно, явно не понимая, что происходит.

«Мне?.. Но… за что?» – пробормотала она, инстинктивно принимая букет.

«Просто так», – Марк пожал плечами, сохраняя ту же вежливую, пустую улыбку. «Хорошего Вам вечера».

Он не стал спрашивать про Дайку. Не стал просить разрешения войти. Он просто вручил цветы ее матери и, слегка кивнув на прощание, развернулся и пошел к лестнице.

Он слышал за спиной растерянное «Спасибо… Марк…», но не обернулся. Он спускался по лестнице, анализируя произошедшее.

Реакция матери Дайки: удивление, недоумение, но не страх и не враждебность. Вопросов к его личности («Почему ты здесь? Зачем цветы?») не возникло, только вопрос к причине подарка. Щит работал.

Его собственный ход: неожиданный, нелогичный с точки зрения обычных человеческих отношений. Он сделал это не из вежливости, а как тактический маневр, чтобы посмотреть на реакцию, чтобы внести элемент непредсказуемости.

Результат: Мать Дайки сбита с толку, но цветы приняла. Вероятно, она расскажет об этом Дайке. Как отреагирует сама Дайка на этот странный визит и подарок не ей, а матери? Это будет интересно узнать позже, возможно, через инфо-запрос или при следующей встрече (если она состоится).

Марк вышел из подъезда. Эксперимент прошел успешно. Он получил новые данные, протестировал реакцию, сохранил контроль. А Дайка… она осталась там, наверху, теперь уже наверняка еще больше озадаченная его поведением. Пусть думает. Ее эмоции – лишь еще один объект для его холодного наблюдения.