Читать книгу: «365 стихов на каждый день», страница 2

Владимир Маяковский

9-е января

 
О боге болтая,
о смирении говоря,
помни день —
9-е января.
Не с красной звездой —
в смирении тупом
с крестами шли
за Гапоном-попом.
Не в сабли
врубались
конармией-птицей —
белели
в руках
листы петиций.
Не в горло
вгрызались
царёвым лампасникам —
плелись
в надежде на милость помазанника.
Скор
ответ
величества
был:
«Пули в спины!
в груди!
и в лбы!»
Позор без названия,
ужас без имени
покрыл и царя,
и площадь,
и Зимний.
А поп
на забрызганном кровью требнике
писал
в приход
царёвы серебреники.
Не все враги уничтожены.
Есть!
Раздуйте
опять
потухшую месть.
Не сбиты
с Запада
крепости вражьи.
Буржуи
рабочих
сгибают в рожья.
Рабочие,
помните русский урок!
Затвор осмотрите,
штык
и курок.
В споре с врагом —
одно решение:
Да здравствуют битвы!
Долой прошения!
 

Валерий Брюсов

Рождество Христово

 
Он вошёл к Ней с пальмовой ветвью,
Сказал: «Благословенна Ты в женах!»
И Она пред радостной вестью
Покорно склонилась во прах.
 
 
Пастухи дремали в пустыне,
Им явился ангел с небес,
Сказал: «Исполнилось ныне!» —
И они пришли в Вифлеем.
 
 
Радостью охвачен великой,
Младенца восприял Симеон:
«Отпущаеши с миром, Владыко,
Раба твоего – это Он!»
Некто, встретив Филиппа,
Говорит: «Гряди по Мне!»
И пошёл рыбак Вифсаиды
Проповедовать мир земле.
 
 
Блаженны не зревшие,
Всё сердцем понявшие,
В восторге сгоревшие!
Как дети,
Тайну принявшие!
 
 
Им поклоняюсь,
В их свете
Теряюсь.
Я, раб Господень,
Им да буду подобен.
 

Георгий Иванов

И звонят колокольчики

 
Наконец-то повеяла мне золотая свобода,
Воздух, полный осеннего солнца, и ветра, и мёда.
Шелестят вековые деревья пустынного сада,
И звенят колокольчики мимо идущего стада,
И молочный туман проползает по низкой долине…
Этот вечер однажды уже пламенел в Палестине.
 
 
Так же небо синело и травы дымились сырые
В час, когда пробиралась с Младенцем в Египет Мария.
Смуглый детский румянец, и ослик, и кисть винограда…
Колокольчики мимо идущего звякали стада.
И на солнце, что гасло, павлиньи уборы отбросив,
Любовался, глаза прикрывая ладонью, Иосиф.
 

Сочельник

 
Вечер гаснет морозный и мирный,
Все темнее хрусталь синевы.
Скоро с ладаном, златом и смирной
Выйдут встретить Младенца волхвы.
 
 
Обойдут задремавшую землю
С тихим пением три короля,
И, напеву священному внемля,
Кровь и ужас забудет земля.
 
 
И в окопах усталые люди
На мгновенье поверят мечте
О нетленном и благостном чуде,
О сошедшем на землю Христе.
 
 
Может быть, замолчит канонада
В эту ночь и притихнет война.
Словно в кущах Господнего сада
Очарует сердца тишина.
 
 
Ясным миром, нетленной любовью
Над смятенной повеет землёй,
И поля, окроплённые кровью,
Лёгкий снег запушит белизной!
 

Зинаида Гиппиус

Второе Рождество

 
Белый праздник, —
рождается предвечное Слово,
белый праздник идёт, и снова —
вместо ёлочной, восковой свечи
бродят белые прожекторов лучи,
мерцают сизые стальные мечи,
вместо ёлочной, восковой свечи.
Вместо ангельского обещанья,
пропеллера вражьего жужжанья,
подземное страданье ожиданья,
вместо ангельского обещанья.
 
 
Но вихрям, огню и мечу
покориться навсегда не могу,
я храню восковую свечу,
я снова её зажгу
и буду молиться снова:
родись, предвечное Слово!
затепли тишину земную,
обними землю родную…
 

Александр Блок

Сочельник в лесу

 
Ризу накрест обвязав,
Свечку к палке привязав,
Реет ангел невелик,
Реет лесом, светлолик.
 
 
В снежно-белой тишине
От сосны порхнёт к сосне,
Тронет свечкою сучок —
Треснет, вспыхнет огонёк,
 
 
Округлится, задрожит,
Как по нитке, побежит
Там и сям, и тут, и здесь…
Зимний лес сияет весь!
 
 
Так легко, как снежный пух,
Рождества крылатый дух
Озаряет небеса,
Сводит праздник на леса,
 
 
Чтоб от неба и земли
Светы встретиться могли,
Чтоб меж небом и землёй
Загорелся луч иной,
 
 
Чтоб от света малых свеч
Длинный луч, как острый меч,
Сердце светом пронизал,
Путь неложный указал.
 

Фёдор Тютчев

Чародейкою Зимою

 
Чародейкою Зимою
Околдован, лес стоит —
И под снежной бахромою,
Неподвижною, немою,
Чудной жизнью он блестит.
 
 
И стоит он, околдован, —
Не мертвец и не живой —
Сном волшебным очарован,
Весь опутан, весь окован
Лёгкой цепью пуховой…
 
 
Солнце зимнее ли мещет
На него свой луч косой —
В нём ничто не затрепещет,
Он весь вспыхнет и заблещет
Ослепительной красой.
 

Иван Бунин

Как всё вокруг сурово, снежно

 
Как всё вокруг сурово, снежно,
Как этот вечер сиз и хмур!
В морозной мгле краснеют окна нежно
Из деревенских нищенских конур.
 
 
Ночь северная медленно и грозно
Возносит косное величие своё.
Как сладко мне во мгле морозной
Моё звериное жильё!
 

Крещенская ночь

 
Тёмный ельник снегами, как мехом,
Опушили седые морозы,
В блёстках инея, точно в алмазах,
Задремали, склонившись, берёзы.
 
 
Неподвижно застыли их ветки,
А меж ними на снежное лоно,
Точно сквозь серебро кружевное,
Полный месяц глядит с небосклона.
 
 
Высоко он поднялся над лесом,
В ярком свете своём цепенея,
И причудливо стелются тени,
На снегу под ветвями чернея.
 
 
Замело чащи леса метелью, —
Только вьются следы и дорожки,
Убегая меж сосен и ёлок,
Меж берёзок до ветхой сторожки.
 
 
Убаюкала вьюга седая
Дикой песнею лес опустелый,
И заснул он, засыпанный вьюгой,
Весь сквозной, неподвижный и белый.
 
 
Спят таинственно стройные чащи,
Спят, одетые снегом глубоким,
И поляны, и луг, и овраги,
Где когда-то шумели потоки.
 
 
Тишина, – даже ветка не хрустнет!
А, быть может, за этим оврагом
Пробирается волк по сугробам
Осторожным и вкрадчивым шагом.
Тишина, – а, быть может, он близко…
И стою я, исполнен тревоги,
И гляжу напряжённо на чащи,
На следы и кусты вдоль дороги.
 
 
В дальних чащах, где ветви и тени
В лунном свете узоры сплетают,
Всё мне чудится что-то живое,
Всё как будто зверьки пробегают.
 
 
Огонёк из лесной караулки
Осторожно и робко мерцает,
Точно он притаился под лесом
И чего-то в тиши поджидает.
 
 
Бриллиантом лучистым и ярким,
То зелёным, то синим играя,
На востоке, у трона господня,
Тихо блещет звезда, как живая.
 
 
А над лесом всё выше и выше
Всходит месяц, – и в дивном покое
Замирает морозная полночь
И хрустальное царство лесное!
 

Морозное дыхание метели

 
Морозное дыхание метели
Ещё свежо, но улеглась метель.
Белеет снега мшистая постель,
В сугробах стынут траурные ели.
 
 
Ночное небо низко и черно, —
Лишь в глубине, где Млечный Путь белеет,
Сквозит его таинственное дно
И холодом созвездий пламенеет.
 
 
Обрывки туч порой темнеют в нём…
Но стынет ночь. И низко над землёю
Усталый вихрь шипящею змеёю
Скользит и жжёт своим сухим огнём.
 

Иннокентий Анненский

Январская сказка

 
Светилась колдуньина маска,
Постукивал мерно костыль…
Моя новогодняя сказка,
Последняя сказка, не ты ль?
 
 
О счастье уста не молили,
Тенями был полон покой,
И чаши открывшихся лилий
Дышали нездешней тоской.
 
 
И, взоры померкшие нежа,
С тоской говорили цветы:
«Мы те же, что были, всё те же,
Мы будем, мы вечны… а ты?»
 
 
Молчите… Иль грезить не лучше,
Когда чуть дымятся угли?..
Январское солнце не жгуче,
Так пылки его хрустали…
 

Осип Мандельштам

Куда мне деться в этом январе?

 
Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок…
От замкнутых я, что ли, пьян дверей?
И хочется мычать от всех замков и скрепок.
 
 
И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы —
И прячутся поспешно в уголки,
И выбегают из углов угланы…
 
 
И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке
И, спотыкаясь, мёртвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке —
 
 
А я за ними ахаю, крича
В какой-то мёрзлый деревянный короб:
– Читателя! советчика! врача!
На лестнице колючей разговора б!
 

10 Января 1934

 
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна…
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
 
 
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
 
 
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвёрдой чокаясь рекой.
 
 
Ему солей трёхъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
 
 
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
 
 
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупнённых губ, для укреплённой ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперёд.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик,
Лишь крохоборствуя, успел запечатлеть.
 
 
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий, и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь…
 

Александр Блок

Настигнутый метелью

 
Вьюга пела.
И кололи снежные иглы.
И душа леденела.
 
 
Ты запрокинула голову в высь.
Ты сказала: «Глядись, глядись,
Пока не забудешь
Того, что любишь».
 
 
И указала на дальние города линии,
На поля снеговые и синие,
На бесцельный холод.
 
 
И снежных вихрей подъятый молот
Бросил нас в бездну, где искры неслись,
Где снежинки пугливо вились…
 
 
Какие-то искры,
Каких-то снежинок неверный полёт…
Как быстро – так быстро
Ты надо мной
Опрокинула свод
Голубой…
 
 
Метель взвилась,
Звезда сорвалась,
За ней другая…
И звезда за звездой
Понеслась,
Открывая
Вихрям звёздным
Новые бездны.
В небе вспыхнули тёмные очи
Так ясно!
И я позабыл приметы
Страны прекрасной —
В блеске твоём, комета!
В блеске твоём, среброснежная ночь!
 
 
И неслись опустошающие
Непомерные года,
Словно сердце застывающее
Закатилось навсегда.
 
 
Но бредёт за дальним полюсом
Солнце сердца моего,
Льдяным скованное поясом
Безначалья твоего.
 
 
Так взойди ж в морозном инее,
Непомерный свет – заря!
Подними над далью синей
Жезл померкшего царя!
 

Сердце предано метели

 
Сверкни, последняя игла,
В снегах!
 
 
Встань, огнедышащая мгла!
Взмети твой снежный прах!
 
 
Убей меня, как я убил
Когда-то близких мне!
 
 
Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
Оно лежит на дне!
 
 
Я сам иду на твой костёр!
Сжигай меня!
 
 
Пронзай меня,
Крылатый взор,
Иглою снежного огня!
 

Снег да снег

 
Снег да снег. Всю избу занесло.
Снег белеет кругом по колено.
Так морозно, светло и бело!
Только чёрные, чёрные стены…
 
 
И дыханье выходит из губ
Застывающим в воздухе паром.
Вон дымок выползает из труб;
Вот в окошке сидят с самоваром;
 
 
Старый дедушка сел у стола,
Наклонился и дует на блюдце;
Вон и бабушка с печки сползла,
И кругом ребятишки смеются.
 
 
Притаились, ребята, глядят,
Как играет с котятами кошка…
Вдруг ребята пискливых котят
Побросали обратно в лукошко…
 
 
Прочь от дома на снежный простор
На салазках они покатили.
Оглашается криками двор —
Великана из снега слепили!
 
 
Палку в нос, провертели глаза
И надели лохматую шапку.
И стоит он, ребячья гроза, —
Вот возьмёт, вот ухватит в охапку!
 
 
И хохочут ребята, кричат,
Великан у них вышел на славу!
А старуха глядит на внучат,
Не перечит ребячьему нраву.
 

Саша Чёрный

Зимою всего веселей

 
Зимою всего веселей
Сесть к печке у красных углей,
Лепёшек горячих поесть,
В сугроб с голенищами влезть,
Весь пруд на коньках обежать
И бухнуться сразу в кровать.
 
 
Весною всего веселей
Кричать средь зелёных полей,
С барбоской сидеть на холме
И думать о белой зиме,
Пушистые вербы ломать
И в озеро камни бросать.
 
 
А летом всего веселей
Вишнёвый обкусывать клей,
Купаясь, всплывать на волну,
Гнать белку с сосны на сосну,
Костры разжигать у реки
И в поле срывать васильки…
 
 
Но осень ещё веселей!
То сливы срываешь с ветвей,
То рвёшь в огороде горох,
То взроешь рогатиной мох…
Стучит молотилка вдали —
И рожь на возах до земли…
 

Февраль

Иван Бунин

Ещё и холоден и сыр

 
Ещё и холоден и сыр
Февральский воздух, но над садом
Уж смотрит небо ясным взглядом,
И молодеет божий мир.
 
 
Прозрачно-бледный, как весной,
Слезится снег недавней стужи,
А с неба на кусты и лужи
Ложится отблеск голубой.
 
 
Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона,
И сладко слушать у балкона,
Как снегири в кустах звенят.
 
 
Нет, не пейзаж влечёт меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
 

Валерий Брюсов

Свежей и светлой прохладой

 
Свежей и светлой прохладой
Веет в лицо мне февраль.
Новых желаний – не надо,
Прошлого счастья – не жаль.
 
 
Нежно-жемчужные дали
Чуть орумянил закат.
Как в саркофаге, печали
В сладком бесстрастии спят.
 
 
Нет, не укор, не предвестье —
Эти святые часы!
Тихо пришли в равновесье
Зыбкого сердца весы.
 
 
Миг между светом и тенью!
День меж зимой и весной!
Весь подчиняюсь движенью
Песни, плывущей со мной.
 

В день святой Агаты

 
Имя твое непорочно и свято
В кругу святых.
Примешь ли ты благодарность, Агата,
В стихах моих?
 
 
Строгой подвижницей, к высшему счастью
Стремилась ты,
Эти же строфы подсказаны страстью,
Вином мечты.
 
 
Нет! свет любви перед взором блаженных
Горит сквозь тень:
Верю, – простишь ты и нас, дерзновенных,
В свой светлый день!
 

Кучи свезённого снега

 
Кучи свезённого снега.
Лужи, ручьи и земля…
Дышит весенняя нега
В этом конце февраля.
Образы ночи греховной
Гаснут и тают, как сон;
Сердцу привольно – и словно
Прошлому я возвращён.
Прежним беспечным мальчишкой
Я пробираюсь домой,
Ранец сжимаю под мышкой,
Шлёпаю в воду ногой.
Счастье-то! нынче суббота!
Завтра – раздолье игре,
Завтра война и охота
Будут у нас на дворе.
Мы заготовили копья,
Сделали ружей запас
(Грязные снежные хлопья
Пулями служат у нас).
План я устрою счастливо,
Смело врагов разобью —
И отпирую на диво
Новую славу свою…
Веря грядущей победе,
Мчусь я по лужам домой
И на беспечных соседей
Брызжу и брызжу водой.
В воздухе ж юная нега,
Всюду следы февраля,
Кучи свезённого снега,
Лужи, ручьи и земля.
 

Александр Блок

Ветхая избушка

 
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
 
 
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег…
 
 
Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом…
 
 
В снежном доме будет
Резвая игра…
Пальчики застудят, —
По домам пора!
 
 
Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна, —
Ан, уж дом растаял,
На дворе – весна!
 

Здесь в сумерки в конце зимы

 
Здесь в сумерки в конце зимы
Она да я – лишь две души.
«Останься, дай посмотрим мы,
Как месяц канет в камыши».
Но в лёгком свисте камыша,
Под налетевшим ветерком,
Прозрачным синеньким ледком
Подернулась её душа…
Ушла – и нет другой души,
Иду, мурлычу: тра-ля-ля…
Остались: месяц, камыши,
Да горький запах миндаля.
 

Владислав Ходасевич

Февраль

 
Этот вечер, ещё не весенний,
Но какой-то уже и не зимний…
Что ж ты медлишь, весна? Вдохновенней
Ты влюблённых сердец Полигимния!
 
 
Не воскреснуть минувшим волненьям
Голубых предвечерних свиданий, —
Но над каждым сожжённым мгновеньем
Возникает, как Феникс, – предание.
 

Константин Бальмонт

Февраль – Сечень

 
Февраль – Сечень, Февраль – печаль,
Короткий день, а дня нам жаль,
Короткий день, и длится ночь.
Тут как менять? Тут как помочь?
 
 
Февраль, он крут, Февраль, он лют,
Ему лишь ветры стих поют.
Сечёт он снегом лица нам,
Сечёт он зиму пополам.
 
 
Февраль – предатель. Бойся тот,
Кому Февраль теплом дохнёт.
Он греет час, в обманах дней,
Чтоб ночью было холодней.
 

Золотое слово

 
Осень обещала: «Я озолочу»,
А Зима сказала: «Как я захочу»,
А Весна сказала: «Ну-ка, ну, Зима».
И Весна настала. Всюду кутерьма.
 
 
Солнце золотится. Лютик – золотой.
Речка серебрится и шалит водой.
Родилась на воле, залила луга,
Затопила поле, стёрла берега.
 
 
Там, где не достала, – лютик золотой,
Жёлтый одуванчик, – будет и седой.
Осень обещала. Помогла Весна.
Ну, Зима пропала, хоть была сильна.
 

Волчье время

 
Я смотрю в родник старинных наших слов,
Там провиденье глядится в глубь веков.
Словно в зеркале, в дрожании огней,
Речь старинная – в событьях наших дней.
 
 
Волчье время – с ноября до февраля.
Ты растерзана, родимая земля.
Волколаки и вампиры по тебе
Ходят с воем, нет и меры их гурьбе.
 
 
Что ни встретится живого – пища им,
Их дорога – трупы, трупы, дым и дым.
Что ни встретится живого – загрызут.
Где же есть на них управа – правый суд?
 
 
Оболгали, осквернили всё кругом,
Целый край – один сплошной кровавый ком.
С ноября до февраля был волчий счёт,
С февраля до коих пор другой идёт?
 
 
Волчьи души, есть же мера, наконец,
Слишком много было порвано сердец.
Слишком много было выпито из жил
Крови, крови, кровью мир вам послужил.
 
 
Он за службу ту отплатит вам теперь,
В крайний миг и агнец может быть как зверь.
В вещий миг предельно глянувших расплат
С вами травы как ножи заговорят.
 
 
Есть для оборотней страшный оборот,
Казнь для тех, кто перепутал всякий счёт.
Волчье время превратило всех в волков,
Волчьи души, зуб за зуб, ваш гроб готов.
 

Сергей Есенин

Поёт зима – аукает

 
Поёт зима – аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далёкую
Седые облака.
 
 
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
 
 
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с рёвом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится всё сильней.
 
 
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мёрзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.
 

Что это такое?

 
В этот лес заворожённый,
По пушинкам серебра,
Я с винтовкой заряжённой
На охоту шёл вчера.
 
 
По дорожке чистой, гладкой
Я прошёл, не наследил…
Кто ж катался здесь украдкой?
Кто здесь падал и ходил?
 
 
Подойду, взгляну поближе:
Хрупкий снег изломан весь.
Здесь вот когти, дальше – лыжи…
Кто-то странный бегал здесь.
 
 
Кабы твёрдо знал я тайну
Заколдованным речам,
Я узнал бы хоть случайно,
Кто здесь бродит по ночам.
 
 
Из-за ёлки бы высокой
Подсмотрел я на кругу:
Кто глубокий след далёкий
Оставляет на снегу?..
 

Я по первому снегу бреду

 
Я по первому снегу бреду,
В сердце ландыши вспыхнувших сил.
Вечер синею свечкой звезду
Над дорогой моей засветил.
 
 
Я не знаю, то свет или мрак?
В чаще ветер поёт иль петух?
Может, вместо зимы на полях
Это лебеди сели на луг.
 
 
Хороша ты, о белая гладь!
Греет кровь мою лёгкий мороз!
Так и хочется к телу прижать
Обнажённые груди берёз.
 
 
О лесная, дремучая муть!
О веселье оснеженных нив!..
Так и хочется руки сомкнуть
Над древесными бёдрами ив.
 

Владимир Маяковский

Февраль

 
Стекались
в рассвете
раненько-раненько,
толпились по десять,
сходились по сто.
Зрачками глаз
и зрачками браунингов
глядели
из-за разведённых мостов.
И вот
берём
кто нож,
кто камень,
дыша,
крича,
бежа.
Пугаем
дома,
ощетинясь штыками,
железным обличьем ежа.
И каждое слово,
и каждую фразу,
таимую молча
и шёпотом,
выпаливаем
сразу,
в упор,
наотмашь,
оптом.
– Куда
нашу кровь
и пот наш деваете?
Теперь усмирите!
Чёрта!
За войны,
за голод,
за грязь издевательств —
мы
требуем отчёта! —
И бросили
царскому городу
плевки
и удары
в морду.
И с неба
будто
окурок на пол —
ободранный орёл
подбитый пал,
и по его когтям,
по перьям
и по лапам
идёт
единого сменившая
толпа.
Толпа плывёт
и вновь
садится на мель,
и вновь плывёт,
русло
меж камня вырыв.
«Вихри враждебные веют над нами…»
«Отречёмся от старого мира…»
Знамёна несут,
несут
и несут.
В руках,
в сердцах
и в петлицах – ало.
Но город – вперёд,
но город —
не сыт,
но городу
и этого мало.
 
 
Потом
постепенно
пришла степенность…
 
 
Порозовел
постепенно
февраль,
и ветер стихнул резкий.
И влез
на трон
соглашатель и враль
под титулом:
«Мы —
Керенский».
Но мы
ответили,
гневом дыша:
– Обратно
земной
не завертится шар.
Слова
переделаем в дело! —
И мы
дошли,
в Октябре заверша
то,
что февраль не доделал.
 

Краснодар

 
Северяне вам наврали
о свирепости февральей:
про метели,
про заносы,
про мороз розовоносый.
Солнце жжёт Краснодар,
словно щёк краснота.
Красота!
Вымыл всё февраль
и вымел —
не февраль,
а прачка,
и гуляет
мостовыми
разная собачка.
Подпрыгивают фоксы —
показывают фокусы.
Кроме лапок,
вся, как вакса,
низко пузом стелется,
волочит
вразвалку
такса
длинненькое тельце.
Бегут,
трусят дворняжечки —
мохнатенькие ляжечки.
Лайка
лает,
взвивши нос,
на прохожих Ванечек;
пёс такой
уже не пёс,
это —
одуванчик.
Легаши,
сетера,
мопсики, этцетера.
Даже
если
пара луж,
в лужах
сотня солнц юлится.
Это ж
не собачья глушь,
а собачкина столица.
 

Фёдор Тютчев

Великий день Кирилловой кончины

 
Великий день Кирилловой кончины —
Каким приветствием сердечным и простым
Тысячелетней годовщины
Святую память мы почтим?
 
 
Какими этот день запечатлеть словами,
Как не словами, сказанными им,
Когда, прощаяся и с братом, и с друзьями,
Он нехотя свой прах тебе оставил, Рим…
 
 
Причастные его труду,
Чрез целый ряд веков, чрез столько поколений,
И мы, и мы его тянули борозду
Среди соблазнов и сомнений.
 
 
И в свой черёд, как он, не довершив труда,
И мы с неё сойдём, и, словеса святые
Его воспомянув, воскликнем мы тогда:
«Не изменяй себе, великая Россия!
 
 
Не верь, не верь чужим, родимый край,
Их ложной мудрости иль наглым их обманам,
И, как святой Кирилл, и ты не покидай
Великого служения славянам…»
 

Иннокентий Анненский

Снег

 
Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка…
От неё даже дыму
Не уйти в облака.
 
 
Эта резанность линий,
Этот грузный полёт,
Этот нищенский синий
И заплаканный лёд!
 
 
Но люблю ослабелый
От заоблачных нег —
То сверкающе белый,
То сиреневый снег…
 
 
И особенно талый,
Когда, выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв,
 
 
Точно стада в тумане
Непорочные сны —
На томительной грани
Всесожженья весны.