Читать книгу: «Ад находится у океана», страница 24

Эпилог

Глаза Ильи торопливо подбирали последние строчки книги.

«Не гремит гром среди ясного неба. Ничего такого. Некоторые вещи просто происходят.

Потому что ничего нет, кроме молотков. И вооружены ими все: отцы, матери и даже дети. Удары слышны по всему миру. Родители вышибают из отпрысков собственные комплексы. Дети не отстают и выстукивают в ответ одно-единственное требование: "Хотим честности".

Кругом одни молотки.

Люди, причинившие мне столько боли, мертвы. Их любовь и ненависть гниют вместе с их телами. Я не умею топтаться на чужих могилах, но порой размышляю о танцах на одной из них.

А еще я бы сплясал на могиле каждого взрослого.

Потому что дети, выросшие в любви и честности, не горят желанием разобрать или переизобрести мир. Такие дети не сшибают других детей на перекрестках только потому, что им захотелось прокатиться с ветерком. Эти дети не выбегают на прогулку, держа в руке молоток.

Взрослый, который лжет, делает лжецами остальных. Ребенок, равняющийся на взрослого, постепенно заполняет чужую форму. Не будь взрослых, закончились бы и молотки. Потому что ни один ребенок не способен причинить себе или другому боль. Разве что по незнанию.

Мой молоток – эта книга, и я вбиваю последний гвоздь.

Ад находится у океана, а океан везде».

Злая энергетика книги поражала, и Илья испытал облегчение, когда наконец закончил читать. Однако, помимо облегчения, он ощутил и бушевавшую злобу, которой некуда было выплеснуться, которая искала, кого бы обжечь до мяса, до костной вони. Будь отец жив, Илья наорал бы на него и избил только за то, что тот когда-то поднял руку на мать.

«Господи, покойтесь оба с миром», – подумал он, стыдясь вспышки гнева.

Книга странным образом находила в душе позабытые обиды и, словно безобра́зных угрей, вытаскивала наружу. Оставалось только порадоваться, что они с Яной так и не завели детей. Казалось, книга исполняла роль дьявольского гипнотизера, призывавшего совершить нечто плохое, ужасное, донельзя скверное, – чтобы потом всласть похохотать над теми глупцами, что, разинув рот, ее послушали.

Илья поглубже вжался в кресло и опустил правую руку. Поболтал ею в воздухе, ища Клода. Секундой позже загривок черной лайки был найден и обласкан. Клод зевнул, не меняя положения: лапы вытянуты, хвост спокоен, голова приподнята. За окнами домика томилось закатное августовское солнце, высвечивая следы, оставленные на стекле собачьим носом.

– Есть только молотки, – задумчиво произнес Илья.

Когда книга «Ад находится у океана» только вышла – а случилось это в начале апреля, четыре месяца назад, – Петропавловск-Камчатский беспокойно задрожал. Да что там Пикей! Вся страна жадно вчитывалась в откровения Мальчика-мухи! «Мальчик-муха. – Илья потер переносицу, пытаясь снять усталость с глаз. – Теперь я называю Эву Абиссова только так – Мальчик-муха».

После первых «молоточных случаев» популярность книги только возросла. Произошло это в третьей декаде апреля. Очагом массового помешательства, как нетрудно догадаться, стал Петропавловск-Камчатский, где всё и началось. От города, будто кровь, толкавшая заразу по венам, расходились вспышки безумия. Дети нападали на взрослых, пока те, опасаясь мести, делали всё, чтобы избавиться от своих чад.

Илья потрепал Клода за ухом и поднялся. Положил книгу на столик. Решил, что позднее обязательно ее сожжет. Без песен у костра и печеной картошки. Просто спалит. А пока тянулся вечер, предстояло покончить с еще одним делом. Давним.

– Прости, парень, но с этой ситуацией я разберусь самостоятельно, ладно? – бросил он лайке. – Ты, главное, сторожи дом. Я на тебя рассчитываю.

Клод сонно гавкнул и опустил голову.

Обувшись, Илья взял ветровку и ключи от восстановленной «Митсубиши-Лансер» (проще было купить новую, но он не сумел переступить через себя), в которой их с Яной чуть не угробил зерновоз. Вышел на улицу и сбежал по ступеням крыльца к машине. Август уверенно держал свои камчатские 18-19 °C. Никаких тебе шальных капризов солнца, никакой жары.

После смерти Яны Илья продал их квартиру вместе с потрохами и перебрался в Новоавачинское – село́, находившееся севернее Петропавловска-Камчатского. Отчий дом принял его со скрипучей радостью. Клод тоже был рад обзавестись хозяином, и его радость была ворчливой и щедрой – сдобренной повизгиваниями и слюной.

Выехав на шоссе, Илья отправился на юго-восток.

Мир лихорадило. Разыгрывались невероятные, не поддающиеся осмыслению ужасающие сценарии.

Первыми были дети Вакаги, префектуры Центральноафриканской Республики. Все не старше тринадцати, горстка. Маленькие безумцы, молившиеся на книгу, попытались свергнуть правительство. Их, метавших коктейли Молотова с перекошенными от злобы лицами, расстреляли на подступах к президентскому дворцу. Мир едва ли заметил их жертву.

Месяцем позже в Миннесоте, одном из штатов США, образовалось стихийное движение «Крик», и оно тоже состояло из одних подростков. Прекрасным пятничным утром они вышли на улицы Миннеаполиса, чтобы убить каждого, кто был старше двадцати. И начали со школ. Распечатанные брошюрки «Ад находится у океана» нашлись у каждого.

Книга словно отворяла дверь в бездну, сокрытую в душе всякого, кто осмеливался ее прочитать.

Мальчик-муха разрушал мир.

Книгу изъяли из продажи. Сперва в России, а чуть позже – и в ряде других стран. Но никто не запретил Интернет. Сеть пестрила переводами.

«Но дело не только в самой книге, не только, – мрачно подумал Илья, съезжая с Восточного шоссе на Первомайскую. – Есть что-то еще. Да, я прочитал книгу. Да, я бы поговорил с отцом по душам. Но это вовсе не означает, что в качестве аргументов я бы использовал молоток. Я бы позлился и успокоился. Господи, да я уже спокоен. Они запретили книгу, но это не прекратилось. Есть что-то еще, какой-то катализатор, о котором никто не знает».

Вечерний Петропавловск-Камчатский казался спокойным и безмятежным, как доброволец, утомившийся после изнурительного переливания крови. Только вот никто никого не спасал и тем более не делился кровью. Вероятно, в эти самые секунды за многочисленными окнами, дверьми и воротами летали молотки. Потому что в мире остались только они – эти понятные и доступные инструменты.

Когда-то Илья, понукаемый мертвецами, уже ехал этим путем. Тогда солнце только подбиралось к зениту, а сейчас оно напоминало болезненное красное око, сбегавшее в столь же аллергический океан. В голове возникла словно бы чужая мысль: «Красное. Кругом пылает только красное. В небе – огромный красный молоток, и он хочет делать тук-тук».

Илья въехал на парковку и поставил машину наискосок: пляж всё равно теперь никто не посещал. Захватив кое-что из «митсубиши», он миновал асфальтированную зону и спустился к черному песку. Аттракционы, лавки и остальное – всё демонтировали и убрали без права на возвращение. Право вернуться – всего лишь заезженный миф.

Мальчик-муха сидел на берегу, обхватив руками колени, и смотрел на океан. Концы отвратительных крыльев, напоминавших полупрозрачный плащ, колыхались на багровых волнах. Услышав шаги, он обернулся.

– А я всё думал, когда же это случится. – Эва приветливо улыбнулся.

– Значит, нет нужды объяснять, что сейчас произойдет?

– Нет. Честно говоря, я уже заждался.

Илья обнаружил Эву одним из последних майских вечеров прошлого года. Он и сам не знал, что привело его тогда на Халактырский пляж. Аномальная жара спадала, а с ее уходом навалилась невероятная тоска, решившая выжать глаза досуха. Возможно, Илья надеялся, что воды ненавистного океана разойдутся и выпустят Яну – живую, розовощекую, улыбающуюся. Вместо этого судьба свела его с виновником всеобщего хаоса: подросток изучал движение волн, изредка выжимая кончики мушиных крыльев.

Впоследствии Илья частенько наблюдал за ним, но всегда держался в отдалении. Да и о чём говорить – Мальчику-мухе и тому, кто стрелял в него?

– Почему всё началось именно здесь? – Илья тоже посмотрел на искривленный горизонт цвета вымытого в крови рубина.

– Ты знаешь ответ, Белый Человек. Кажется, так мы тебя называли. Но я буду называть тебя по имени. Я ведь тоже читаю газеты. Очень хотел узнать, кто в меня стрелял.

Илья пропустил всё это мимо ушей.

– В твоей книге нет такой власти – настолько выворачивать людям мозги. Что-то сделало их восприимчивыми. Что это?

– Судишь по себе, Илья? – Эва тихо рассмеялся. Поводил рукой по воде, заодно погладил левое крыло. – Всё дело в молоке. Эрсиколата постаралась. Это настоящее имя Беаты, моей матери. Теперь она страдает. Кстати, я Эвасхоранат. Это моя последняя просьба, если угодно. Пусть все узнают мое настоящее имя.

– Молоко, – процедил Илья. Он уже вынул из-за ремня револьвер. Не бог весть какая модель, но зато она разрешена гражданским, особенно бывшим полицейским. – При чём здесь молоко?

– Молоко – катализатор.

– Но в других странах нет нашего молока!

– Мир строится на противостоянии и примерах, Илья. А кто восприимчивее ребенка? Только обиженный ребенок. Реакция на книгу здесь, на юго-востоке России, стала примером для остального мира.

– Хочешь сказать, у этого есть какой-то смысл? Высший?

– Нет. Как оказалось, смысла вовсе нет. Жаль, что я слишком поздно это понял. Возможно, после смерти я попаду в Этхалсион. Скорее всего, так и будет. Я надеюсь на это. Там я увижу отца.

– Я тебя не понимаю. Ты можешь написать другую книгу, которая бы всё исправила?

– Вероятно, кто-нибудь уже ее пишет. Но это не я.

Взгляд Эвы опять устремился вдаль. Он видел, что Илья, пытавшийся убить его чуть больше года назад, не отличался от него самого. Те же мерзкие крылья. Та же чернота. Маленький секретик, который наблюдали только они.

– В тебе уже нет света, Илья.

– Мой свет всегда был в другом человеке.

Шурша песком, Илья встал позади подростка. Поймал поднятым оружием красные лучи заходившего солнца. Взглянул на чистый, но такой алый, бесконечно алый горизонт.

Ад действительно находится у океана.

Послесловие

А теперь насладимся персиками.