Читать книгу: «Брусничное Солнце», страница 2

У них всегда будет выбор. Если человек не видит выхода из западни, значит, он недостаточно решителен или сломлен. Чудно, но уверенность в себе и боль распахивают двери, в которые раньше ты бы и не шагнул.

Украденный поцелуй был сладким, глушил, пускал шумную горячую кровь по ушам. Она прижималась к Грию сильнее, чтобы чувствовать каждый изгиб тела, впитывать запах, таять восковой свечой в подхвативших сильных руках. Когда его язык скользнул в рот – мягко, без напора, – она почти уверовала в существование рая. Рай здесь, рядом с ним.

Послышавшиеся громкие причитания за углом дома заставили их отскочить друг от друга. Оглушенная поцелуем, Варвара не сразу разобрала слова. Переводила ошалелый взгляд широко распахнутых глаз с лукаво улыбающегося Григория на выходящих к аккуратной дорожке служанок.

– Легко говорить тебе, Мавра, барыня-то наша совсем из ума выжила. За косу знаешь как оттаскала? Да кричит, ключом перед носом размахивает. Говорит, ежели, девка, не найдешь теперь Варвару Николаевну – продам и глазом не моргну. Да как же так, я ж в семье самая старшая, кто Мирошку моего досматривать будет? Ребенка горького? – Визгливые ноты опускались, грозясь перерасти в громогласный рев. Стоило служанке поднять голову и увидеть у разросшихся лип Варвару – причитания стихли. Девка взвизгнула, широко всплеснув руками, и бегом ринулась в ее сторону, падая в траву на колени. Взметнулась и опустилась рядом порядком потрепанная коса. Видно, матушка и правда оттаскала крепостную за волосы. К великой досаде Варвары, она заревела. Громко, во весь голос. Видно, напряжение и страх сделали свое дело.

– Не губите, юная барыня, не на кого оставить брата моего, матушка ваша зверствует, вас к кабинету кличет. Господа ради, Варвара Николаевна, пойдемте к кабинету, век вашей доброты не забуду! Только не губите, не хочу я из родной избы уезжать, продаст меня барыня, клялась, что продаст.

Скользнули в дразнящей ласке по спине тонкие пальцы художника, в глазах Грия – насмешка. Хитрый плут поклонился, мазнув покрасневшими зацелованными губами по костяшкам ее пальцев, и неспешным шагом отправился к конюшням проверять свой багаж. На Варином же подоле болталась голосящая крепостная, монотонно припечатывающая лоб в пышные травы. Жалость к себе больно куснула за подбородок. Надо же, как никчемно закончилась первая встреча после долгой разлуки.

– Полно тебе, не реви, иду я уже. – Ей пришлось потрудиться, чтобы выдернуть платье из цепких рук служанки. Вой мигом стих. Проворно вскочив на ноги, та громогласно хлюпнула красным носом и вытерла дорожки слез рукавом рубахи.

– Благодарствую, Варвара Николаевна.

Она так и тянулась всхлипывающим хвостом до самого кабинета. Шаркающие шаги вызывали раздражение, но как нельзя кстати отрезвляли. Коридор сменился узкой лестницей на второй этаж. А Варвара не видела ступенек. Перед глазами – солнечный силуэт горячо любимого, возмужавшего за полгода Грия.

Глава 2. Убийца мечты

Дверь кабинета оказалась неплотно прикрытой, через широкую, в два пальца, щель доносился знакомый басовитый голос. Варвара замедлила шаг.

Генерал-аншеф Российской империи Артемий Агафонович Брусилов. Сила, величие и гордость. О высоком положении и статусе в нем говорило все: идеальная военная выправка, ровная осанка, уверенность в четких резких движениях и умение говорить прямо, не прикрывая смысл тонким кружевом лести. Даже человеку, не знающему о его роли в военных полках Российской империи, Артемий не мог показаться добронравным или мягким мужчиной. Рядом с ним робели высшие чины, замолкали светские львицы, привыкшие снисходительно изгибать губы в улыбках и поддевать собеседников. Напряжение становилось почти осязаемым.

Первый раз Варвара и ее матушка встретились с благородным семейством Брусиловых на охоте у мелкого дворянина Грасова, распоряжающегося некоторыми селами на юге губернии. Сын генерала обратил на Варю внимание благодаря дозволению ее матушки участвовать в охоте. Еще бы, уму непостижимо: женщина не просто по-мужски уверенно держится в седле, она недурно справляется с ружьем. И все это с легкой подачи аристократичной матери. Езда подобным образом у высшего сословия считалась бесстыдным неблагопристойным кокетством. А ежели начать разговор про охоту… К безмерной радости Вари, выросшая в сельской местности Настасья Ивановна считала эту забаву невинной, а глядящие в рот стремительно богатеющей барыне подруги старательно закрывали на это глаза. Более того, разве не выглядит пышущая здоровьем женщина на лоснящемся жеребце невероятно? После озвучивания этих мыслей за чаепитием в высокой беседке поместья Настасья с интересом слушала, как все большее количество юных аристократок в соседних поместьях проявляют интерес к конным прогулкам. Теперь Варвару осудить никто бы и не взялся.

А Варя не спешила разочаровать мать правдой: забиралась в седло она не для жарких взглядов в ее сторону и коленопреклоненных женихов у порога. Свобода. Беспечный стремительный полет вперед, когда ветер выбивает из головы все мысли, оставляя ощущение безграничного счастья. Когда травы стремительно сменяют друг друга под мощными копытами послушного жеребца, когда в его прыжке она с заливистым хохотом жмется к лоснящейся, покрытой конским потом шее, щуря глаза.

В день охоты она так же наслаждалась свободой. И, глупо позабыв о роли женщины в высшем обществе, увела у младшего Брусилова добычу. Каков скандал, лучший охотник губернии не успел поднять ружье, когда девчонка сделала свой выстрел! И попала. Дикая коза была не первым ее трофеем, но неожиданно приятным. Самуил отвесил ей шутовской поклон и вернул ружье за плечо, его привычка щуриться проявилась и тогда – он почти насмешливо наблюдал за тем, как Варвара ловко спешивалась с лошади.

Вечером порядком подуставшие гости отужинали этой козой и десятком запеченных в меду кроликов. Из-за окна доносилась брань воюющих за потроха охотничьих борзых, за столом велась веселая перепалка молодых охотников. Юноши не упустили момент подшутить над Брусиловым: сегодня главное блюдо было не его заслугой. Он снисходительно слушал, откинувшись на спинку широкого стула, обитого затертым зеленым бархатом, и улыбался. Надеясь скрасить неловкий момент, Варя предложила забрать ему голову животного для настенного чучела. Всем давно было известно, что тот увлекается собиранием охотничьих трофеев в московском домовладении. «Пусть останется доброй памятью о вашей встрече с первым охотником женского пола». Тогда он не отказался.

Как следует распрощаться они не сумели, Артемия Агафоновича отозвали срочным письмом в Петербург, сын поехал вместе с ним.

После матушка долгие дни воспевала оды их семейству. Несказанная радость: сам Самуил Артемьевич показал свое расположение к Варваре, проявил интерес и уделил время, прогулявшись по саду. Долгие воодушевленные речи Настасьи не трогали Варвару, как и сам Самуил. Оно и к лучшему, что в Костромскую губернию Брусиловы не возвращались два года. Тяжелая служба и широкие владения занимали все время знаменитого рода, некогда было им видеться с провинциальной мелкой знатью. Особняк их порос ядовитыми вьюнками, отчаянно любящий пиво домовладелец работал спустя рукава. Вскоре Настасья Ивановна разочаровалась в своих ожиданиях и забыла о встрече, оказавшейся совершенно не судьбоносной.

И надо же, теперь Варвара снова слышала громогласный низкий бас. Служанка за спиной не заметила ее заминки, чувствительно наступила на ногу и рассыпалась бы в глупых громких извинениях, если бы Варя не взмахнула коротко рукой. Достаточно воплей, девушка не жаждала раскрывать свое присутствие раньше времени.

Дурное действие стало входить у нее в привычку, не иначе… Барыня аккуратно приблизилась к двери. Тонкая полоска света лизнула темное платье и кончики туфель.

– К двадцати годам получить такое выдающееся звание. Право, Артемий Агафонович, ваш сын достойный преемник вашего дела. Подумать только, майор конного полка! – В голосе матери угадывались искренние нотки благоговения. Руки были невинно сложены перед собой, в глазах – знакомый Варе расчетливый огонь, никак не подходящий к нежной улыбке, растягивающей губы. Седеющая голова генерала коротко кивнула, соглашаясь принять неприкрытую лесть.

– Вы сделали хороший выбор, ровно как и я. Что им томиться друг по другу, верно говорю? Вы только представьте: почти вся Костромская губерния под одним началом, сколько средств и возможностей? Домовладение в Москве, вскоре я намерен обзавестись еще одним в Царском городе, не каждый похвалится подобным, а?

– Верно-верно, моя благодарность вашему выбору не знает границ! – Обходя широкий стол, Настасья часто кивала, губы были приоткрыты, в волнении быстрее ходила грудная клетка. Наблюдая за этой женской несдержанностью, генерал добродушно рассмеялся. Похоже, матушка урвала хороший кусок.

Задумавшись, Варя припомнила, что матушка планировала реформу лесного хозяйства. Для увеличения собственного благосостояния семейству Глинка нужна была поддержка. Как же в те годы она рассчитывала на Брусиловых. Должно быть, ее предложение запоздало, но заинтересовало военного.

Только что-то здесь не вязалось, шевельнулась в груди тревога. У Варвары не было времени поразмышлять об этом. Мужчина уже сделал несколько широких шагов к двери.

– Прошу простить мне мою поспешность и несоблюдение всех манер. Совсем скоро мне надобно отбыть ко двору, прежде я хотел исполнить свой отцовский долг.

– Ох, бросьте, вам простить можно и куда большее, Артемий Агафонович, не смущайте меня своими извинениями. В конце концов, все решилось как нельзя более благополучно, а уж где и как – не столь важно.

Старший Брусилов начал оборачиваться, и Варвара резко шагнула назад, опустила вниз голову. Пальцы придерживали платье, нога неспешно потянулась вперед за мгновение до того, как дверь распахнулась. Укорить девушку в подслушивании было сложно: вот она, только шагнула в назначенное матушкой место, изумленно распахивая глаза при виде незваного гостя.

– Варвара Николаевна, вы неизменно прекрасны. – Коротко кивнув, Артемий не остановился, чтобы соблюсти правила этикета. Быстрый шаг уже нес его вниз по ступеням. – До встречи на балу, для меня и моего сына будет честью принять таких долгожданных гостей.

Она не успела поблагодарить за приглашение. Когда Варвара нашлась с ответом, дверь в поместье уже захлопнулась. Стало тихо.

Сзади на плечи опустились руки Настасьи, неожиданно ласково погладили предплечья, опускаясь к горячим пальцам.

Вот бы она забыла о дурном разговоре с бабушкой, вот бы приезд Артемия Агафоновича переменил ее настроение и Варваре не пришлось выслушивать укоры и горькие речи о материнском разочаровании…

Так и вышло. Неожиданно воодушевленная матушка ободряюще поправила тонкие рукава ее платья и повернула Варвару к себе лицом. Радостно улыбающаяся, с искрящимся взглядом. Отчего же внутри так неприятно похолодело? Будто предчувствие надвигающейся беды лениво мазнуло по позвоночнику и, цепляясь за подол, потянулось кривыми когтями вверх, готовое сжать в жадных тисках горло.

– Мы сегодня едем на бал к Брусиловым, к шести часам будь готова. – Бровь Варвары иронично приподнялась, но девушка смолчала. Дурным тоном было предупреждать о светском событии пред самым его началом, если Артемий Агафонович был так занят подготовкой, он всегда мог отправить письмо с подручным за несколько дней до банкета. Вечно осаждающая дочь и указывающая на малейшее нарушение этикета Настасья словно не видела в этом ничего неправильного. – Совсем мало времени, надо же. Пока девки натаскают в бадью воды, пока прическа. А платье. Варвара, оденься посвободнее, твой гардероб напоминает одеяния вдовы. Наверняка будет душно, выбери что-то не столь строгое. И не черное.

Воодушевленная предстоящими сборами женщина небрежно провела ладонью по щеке дочери и метнулась вниз к ступеням. Будь ее воля слабее – Настасья Ивановна сама понеслась бы к кадкам с подогретою водою уже в этот миг. На первой ступеньке матушка неожиданно запнулась, пальцы вцепились в узкое перило, и она обернулась через плечо, энергично взмахнув свободной рукой, чтобы не свалиться вниз.

– Совсем позабыла. Запиши в карне⁴ сразу: твои вальс и котильон уже заняты Самуилом Артемьевичем. Было бы невежливо отказать хозяевам торжества, верно же?

Два танца сразу. Губы сжались в суровую линию, Варвара сделала шаг вперед.

Если матушка желает втянуть ее в скандал – нужно поступать именно так, иного исхода у подобного деяния не будет. Варвара помнила, чем такая вольность обернулась для бедной Степаниды – дочери небогатого помещика. На языках ее легкий нрав носила не только Костромская губерния, но и соседствующие с нею Вятская и Ярославская. Скучающая без развлечений провинциальная знать своими языками выполоскала ее кости до дивной безупречной белизны. Бедная девушка, поддавшаяся обаянию приезжего офицера, еще три года содрогалась от любого приглашения на танец. Неизменно оставляла чернильные кляксы в карне и путалась в ногах во время мазурки. Это совсем не помогало очистить ее репутацию. Шептались, что по приезде домой ее отходила розгой родная матушка, упустившая вольность дочери на танцевальном вечере.

– Никак вы за него на танцы зовете, матушка? Я полагала, что кавалер должен сам пригласить даму. Благопристойность обязывает.

– А ты и дальше полагай, Варя. Только в карне запиши, не забудь. Не волнуйся, все обустроится как нельзя лучше. Местным кумушкам полезно понервничать, о своей судьбе тебе волноваться не придется, слово даю.

Темнота нижних ступеней скрыла ее силуэт. Варя так и осталась наверху, глубокая линия неровных морщинок на нахмуренном лбу не разгладилась – весь вид ее выражал осуждение.

Не свойственна матери импульсивность и необдуманность, а значит, одна Варвара пребывает в неведении относительно ее планов. Эта удручающая очевидность испортила юной барыне всю подготовку к вечеру. Словно назло куда-то запропастился Грий.

Осталась холодная вода в высокой бадье да умелые руки личной служанки, затягивающие корсет так туго, что едва хватало воздуха на мелкий вдох. Тому выдумщику, который придумал истязать несчастных женщин узкими платьями, из которых норовит выскочить пышный бюст, и мудреными прическами, Варвара с удовольствием бы отсекла голову.

К поместью именитых соседей они прибыли вовремя. Во дворе уже стояли несколько экипажей, из распахнутых дверей усадьбы доносилась музыка.

Костромская губерния не отличалась пышным дворянским сословием, но в каждой из семей воспитывалось по несколько детей, оттого их количество в бальных залах казалось внушительным. Год ее рождения был богатым на барских наследников – никогда Варино карне не пустовало, порою она позволяла выбирать себе спутника на танец под одобрительным материнским взглядом.

По словам столичных господ, провинциальные балы отличались очаровательной легкостью и простотой. Степенный полонез не длился тридцать минут, а количество столпившегося народу не мешало ходу танца. Если здесь веселилась и цвела молодежь, то на императорских приемах преобладала знать далекого от хлопотной молодости возраста. Балы превращались в нудные завуалированные оды престолу, принижение заслуг и богатств друг друга. Едино весело и там, и здесь было пожилым мужчинам, раскидывающим карты в плотных клубах табачного дыма.

Поместье Брусиловых было вдвое больше их собственного: высокие внушительные люстры с тысячами свечей, вычищенные до блеска канделябры на стенах и легкая музыка, плывущая над головами приглашенных. Мать заметно нервничала – одетая по последнему писку моды, она предпочла выгодно оттеняющий ее черный волос бордовый цвет и легкую волну кудрей вместо высокой замысловатой прически. Варвара же нарядилась в платье глубокого синего цвета. Тонкие оборки скромно прикрывали квадратный вырез, делая его не таким приметным, открытые руки и плечи вечером неизменно станут местом пира для комаров и мошек. Всяко лучше, чем нежно-лиловое, которое так настоятельно и долго советовала ей матушка и почти натянула силой поверх исподнего. Тот маленький клочок ткани, которому полагалось находиться на груди, явно не соответствовал ни единому правилу приличия, о чем Варя и заявила, категорически отвергнув ее выбор.

Как и полагается, отец и сын встречали гостей у дверей. О, об их родстве можно было и не говорить, это понял бы каждый. Оба высокие, широкоплечие, они возвышались на две головы над толпою и казались воистину огромными. Но не было в них неповоротливости и неловкости, свойственной высоким крупным людям, – что старший, что младший казались затесавшимися в толпу бедных овец хищниками.

Солдатские парадные мундиры подчеркивали мускулистость рук, стройность торса, широкие плечи и сильную спину. Идущие перед Варей и Настасьей к выходу девушки нестройно хихикали в белоснежные перчатки, стреляли взглядом в Самуила.

«До чего же хорош собой», «А какая выгодная партия», «Проникновенный взгляд, подайте нюхательные соли, я сейчас потеряю сознание или самообладание. Еще не решилась…»

А Варвара смотрела вперед и ничего из того не видела. Сравнивала. Светлый волос почти как у Грия, но если у художника он переливался теплыми оттенками жидкого золота, у Брусилова он был сероват, неприметен, казался тусклым. Аккуратная линия носа, такие же широкие, как и у нее, четко выделяющиеся скулы, грубая, небрежная линия узкого рта. Не было в нем чувственности, он походил на статую из мрамора. Холодная красота. Неживая.

Она не сразу поняла, что вот уже несколько мгновений Самуил молча пропускает новоприбывших в дом, не рассыпаясь в благодарственном приветствии, как отец. Взгляд ее фиолетовых глаз упирался в его темно-серые, холодные и глубокие, словно грозовые тучи. И эти глаза насмешливо прищурились. Варя не увела взгляд, как полагалось поступать. Внутри поднималась волна невесть откуда взявшегося протеста, барыня выше вздернула подбородок.

Самуилу стоило бы отвернуться, разочароваться в вызывающем поведении. Его же, напротив, это позабавило. Уголок губы дернулся, неровно приподнимаясь, словно мужчина сдерживал улыбку, а затем он совершенно бесчеловечно и нахально ей подмигнул. Вызывая бурный всплеск негодования у оборачивающихся девиц.

Бесстыдство какое!

Варвара недовольно цокнула языком и, отвернувшись первой, с нажимом растерла переносицу. Так поддевает друг друга босоногая крепостная ребятня, никак не высшее сословие.

Совсем скоро они поравнялись с широкими дверьми, на пороге Артемий Агафонович склонился в приветственном полупоклоне, едва касаясь губами костяшек материнской руки, закрытых легкой бордовой перчаткой.

– Рад видеть вас и нашу превосходную Варвару Николаевну. Проходите же, совсем скоро мы присоединимся к вам.

«Нашу». Губы Вари изогнулись в вежливой холодной улыбке, приветствуя хозяев, она присела в поклоне.

– Для нас большая честь быть здесь, ваше высоко – превосходительство. – В голосе матери тягучей нежностью переливались лесть и раболепие. Ее поклон оказался глубже положенного. Чем заслужил генерал-аншеф такую изумительную покорность матушки? Всегда холодная, расчетливая и черствая, с высшими по чину она держалась уважительно, но гордо. Не позволяла заискивающим ноткам скользнуть в голос, ни единого разу не унизилась, принижая свой род и возвышая иных. О холодном, почти мужском расчете ее матери было известно каждому. А сейчас Варвара глядела и не узнавала. Это настораживало куда больше, чем отеческое «наша» из уст постороннего их роду мужчины. – Пойдем же, Варвара, судари еще порадуют нас своим вниманием.

Они шагнули внутрь, в просторный коридор и великолепную бальную залу с распахнутой дверью в сад. Свежий воздух врывался в поместье, от легкого сквозняка подрагивал огонь свечей, взлетали и опускались легкие оборки на пышных платьях. Привычный уклад.

Всюду сновали ухажеры, с поклоном интересующиеся, занят ли определенный танец, и томно улыбающиеся девицы, стреляющие хитрым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Коварные волчицы в овечьих шкурах, стремящиеся затянуть в свои хитро сплетенные сети жениха побогаче, с сословием повыше.

В танцах было свое очарование, возможность унестись вслед за музыкой, наслаждаясь шумно трепыхающимся в груди сердцем. Здесь, как и на охоте, Варвара могла быть несдержанной, необузданной. Степенные медленные танцы сменялись резкими, наполненными страстью и жизнью. Быстро заполнилось карне, к вальсу стремительно разбились на четверки пары.

Запыхавшаяся, ожившая, она не пропустила ни единого танца. Раскраснелись щеки, загорелись глаза, от сдерживаемого смеха ужасно разболелись поясница и живот. Сегодняшний вечер запомнится ей надолго: словно соревнуясь в забавности, кавалеры припоминали неловкие случаи и рассуждали на легкие темы, искрометно блистая отменным чувством юмора. Было бы сложно иначе: фривольные, чувственные разговоры она категорически отвергала.

В промежутках между танцами младшая Глинка скользнула к столам – мать уже была там в окружении мужчин. Обсуждать дела на приемах было делом обыденным. Но редко когда дела эти так цепко и серьезно вела женщина – за долгие годы жизни без отца общество научилось видеть в ней не хрупкую сударыню, а равного партнера. Стекольная мануфактура Глинки расширялась, приносила стабильно высокий доход. Теперь матушка задумалась о возможности увеличить свои владения и приобрести в кредит несколько лесопилен. На вопросительно приподнятые брови Настасьи Ивановны Варвара расслабленно кивнула, широко улыбнулась. До танца еще есть немного времени, в горле першило и давно пересохло, хотелось пить. Прохладное вино расслабило, остудило пылающие руки и щеки. Захотелось снять перчатки и помахать горячими пальцами в воздухе, остужая бушующую в венах кровь. Может быть, перед банкетом ей удастся улизнуть в сад? Через открытые двери дурманил запах кустовых роз и гортензий, узкие дорожки вели вглубь, к мерно журчащему широкому фонтану.

От размышлений ее отвлек появившийся рядом Самуил. Воистину удивительно: как такой огромный человек может подобраться совсем незаметно? Его тихий голос прозвучал у самого уха, всколыхнулись подкрученные черные пряди волос, задетые его дыханием:

– Позволите пригласить вас на вальс?

– Как я могу отказать вам, ваше высокоблагородие? – Голос вздрогнул, в него тайком пробрались ехидные ноты. – Он вам отдан задолго до начала бала.

Не бывало в жизни Варвары такого, чтоб о танцах за кавалера просила собственная мать.

Чужая широкая рука в замшевой перчатке уверенно сжала протянутые пальцы. Зазвучал вальс. Романтический и безумный, дозволяющий куда больше, нежели иные танцы. Здесь было все: и плывущие повороты, и руки Самуила на талии, и ощущение короткого взлета, и падение сердца с очередным разворотом. Мужчина вел уверенно и легко, не тушуясь и не спеша. Разве можно было ожидать иного от их знаменитого рода?

Кружил ее, а затем притягивал непозволительно близко. Так, что трепещущее за ребрами сердце слышало гулкий стук чужого. Варвара подняла голову и снова встретилась с хищным прищуром темно-серых глаз. Уголок губ мужчины потянулся вверх в кривой усмешке.

– Вы прекрасно вальсируете, Варя. – Он намеренно переходил границу, понижая голос до бархатного шепота. Пальцы на талии дразняще сжались, большой очертил виток золотой вышивки. Варвара не растерялась.

– Варвара Николаевна, – поправила барская дочь с учтивой улыбкой ледяным голосом. Ей не хотелось флиртовать и слышать обольстительные речи. Она обещала танец, не большее, так отчего он чувствовал себя столь самоуверенно? – Мне лестно ваше внимание, но прошу вас: не переступайте границы дозволенного. Я не из тех, кто любит подобные игры.

Поворот, накал музыки, взлетели к потолку высокие ноты, ускорились танцоры. Теперь пары не просто кружились – летели над полом, переливались всеми оттенками платьев, мелькали темными фраками и белоснежными перчатками мужчин. Совсем скоро музыка оборвется, оставляя последние ноты сладким послевкусием.

Ответ не сбил дыхания, шумно выдохнув с последним словом, она послушно последовала за партнером, уводя взгляд в сторону. Самуил продолжал наблюдать за ней. Господи, Варя предпочла бы, чтобы он запнулся, отдавил ей ногу и у нее появилась причина улизнуть. Мерзавец танцевал слишком хорошо, но расстояния между ними бессовестно не оставлял.

– Разве? Я полагал, что вы подарили мне два танца с пылкой надеждой на нечто большее. – Самодовольно. Низкий голос завибрировал, запылал от самовлюбленной подначки. Варя резким движением вскинула голову, едва не запнулась, почти сбилась с быстрого шага.

– Мне не дали выбора. Не заставляйте разочаровываться в вас, ваше высокоблагородие. Я могу начать горько жалеть о том, что меня вынудили уделить вам мое внимание.

Он рассмеялся. Склонил голову, касаясь губами ее виска, и Варвара забыла о танце. Попыталась отпрянуть, выдернуть пальцы из уверенной грубой хватки, впервые она почувствовала, как ускользает уверенность в собственной силе. Так чувствует себя цыпленок, когда лис пробирается в курятник для жестокой кровожадной поживы?

– О, поверьте, вы успеете привыкнуть к моему вниманию, я научу вас щедро одаривать меня своим. Где ваша пылкость, которую прежде я встречал на охоте? Где тот огонь, который я вспоминал ночами? – Последний поворот – и танец оборвался. Мужчины разжимали руки и отходили для поклона, а они так и продолжали стоять в центре зала, Самуил провокационно прижимал ее к себе, касаясь дыханием волос. – Нет нужды сдерживать себя, Варя. С женихами дозволено куда большее, чем просто два танца.

С женихами? Воздух выбило из легких, перед глазами пошатнулся мир. Проклятое вино и жмущий корсет! Не было нужды волноваться, самоуверенный наглец хотел сбить ее с толку, не иначе. Стопа Варвары скользящим движением двинулась вперед, платье коснулось горячего бедра Самуила, а затем каблук чувствительно, с изрядным нажимом опустился на его ногу. Внутри бурлило негодование, щеки пылали. Пара начала привлекать лишнее внимание.

– Скорее черти полезут из ада, чем я выйду за вас замуж. Со всем моим уважением.

Не поверил. Снисходительно улыбнулся, выпуская ее из своей хватки. Медведь, не иначе. Лишенный манер, обходящийся грубой силой.

– Твоя мать дала свое благословение. До венчания осталось не больше месяца. А затем ты, вместе с необузданным нравом и ядовитым языком, станешь моей. – Короткий поклон в конце танца, но расчетливый взгляд до последнего цеплялся за ее побледневшее от сдерживаемой ярости лицо. – Каждый танец, каждый вдох и выдох. Скоро все это станет моим, я с нетерпением буду ждать того мига, когда сумею приструнить тебя.

Не дослушав, девушка развернулась резким рывком, почти бегом направилась к столам. Не могло быть это правдой, ее мать не могла оказаться настолько черствой и бессердечной, чтобы заключить союз против ее воли! Репутация неприступной, холодной девицы сыграла с Варей дурную шутку. Он всерьез возомнил, что ее поведение – брошенный вызов.

Настасьи Ивановны там не оказалось, она исчезла из бальной залы вместе с отцом Самуила. Злость разрасталась, поднималась к горлу обжигающей жаркой волной.

Гостиная, вестибюль, бильярдная и библиотека. Варвара распахивала каждую дверь парадной части дома. И нигде не находила мать. Когда взгляд поднялся к широкой лестнице, ступени которой были обиты темно-красным бархатом, цепкая узкая ладонь сжала предплечье так сильно, что ногти-полумесяцы чувствительно впились в кожу.

– Варвара, разве полагается гостям игнорировать обещанные танцы? С минуты на минуту музыканты начнут играть котильон. Тебе подобает быть рядом с гостеприимным хозяином усадьбы.

– Просто хозяином усадьбы? Или женихом? – Это прозвучало так любезно и натянуто, что стало очевидно: Варя раздосадована. Учтивая улыбка, сцепленные у живота руки, костяшки побледнели от силы, с которой переплелись пальцы. Стоящий подле Артемий Агафонович и не подозревал, что через пару мгновений кажущаяся спокойной, почти умиротворенной девушка может перемениться, показать настоящие клыки.

Настасья Ивановна знала о характере своей дочери куда больше, пальцы на руке сжались с такой силой, что Варвара рвано выдохнула, переступила с ноги на ногу. В нежном, казалось бы, легком голосе она услышала угрожающее змеиное шипение.

– Жених хотел донести добрую весть сам, я не могла отказать в столь романтичной просьбе. Ну же, не разочаровывай его долгим отсутствием, порадуемся позже.

«Порадуемся». Удрученно опустились уголки губ, Варвара отпрянула, стоило материнской руке разжаться. Продала. И радовалась она не сделке, о которой грезила долгие годы, нет, мать пировала на останках ее несбыточных надежд и чаяний. Она предпочла отдать свою дочь, не спросив у нее мнения, не дав выбора. Стало горько и обидно, а хуже делалось оттого, что пришлось послушно развернуться и направиться к бальной зале.

Что еще ей оставалось, когда десяток ушей ловил каждое слово, а любопытные взгляды цеплялись за напряженных барынь семейства Глинка? Совсем скоро услужливые языкастые тетушки разнесут по всему залу весть: Варвара Николаевна Глинка удачно влюбила в себя самого Самуила Артемьевича.

А какие надежды были на молодого майора у нежной половины дворянства, какие чаяния! И достаться холодной ведьме-барыне… Невосполнимая утрата.

Самуил был на виду и на слуху, пред ним робела большая часть, а меньшая бесстыдно заводила откровенные призывные разговоры. Его имя гремело на всю столицу: выдающийся молодой военный, первый дуэлянт. Он всегда стрелял в цель, бил без промаха и словом, и делом. Совсем скоро с майором конного полка научились считаться, его не просто уважали, нет – его боялись. Только отчаянный глупец посмел бы бросить в лицо младшего Брусилова оскорбление или насмешку. Потому что это были бы последние слова пред кровавой расправой.

Когда Варвара подошла к бальной зале, заканчивалась кадриль. Этот обещанный танец она сорвала. Неудавшийся юный ухажер вымученно улыбнулся с края зала и вновь уткнулся в карты, прикладываясь к стакану с коньяком. Видно, занял нежданно освободившееся время со стариками, предпочитая карты новым поискам дамы.

Взгляд зацепился за шагающего по комнате Самуила. Неспешного, расслабленного и вальяжного. Его поступь еще не напоминала железную выправку военного. Но стоило ему почуять на себе взгляд и повернуть голову – шаг переменился. Стал резче, стремительнее. Сердце трусливо екнуло, захотелось спастись постыдным бегством. Да разве ж она позволила бы себе так глупо лишиться остатков гордости? Зазвучали первые аккорды, Варя достойно шагнула навстречу.