Возвращение к себе
Прекрасное, утонченное произведение великого писателя. История двух друзей, двух сердец, двух душ. История странничества по глубинным и загадочным мирам собственной души, история поисков и обретения себя.
Они совсем разные – Духовность и Искусство, Отцовское и Материнское, Разум и Чувство, Хладнокровность и Страсть, Нарцисс и Гольдмунд. Тихая, размеренная жизнь и жизнь, полная приключений и страстей, несовместимы, каждый выбирает свой путь. Кто-то выбирает его сам, кого-то к нему ведут, будь то друг или мать, увиденная во сне…
И все же что-то их объединяет, насколько бы различны они ни были, и в тот момент, когда художник ощущает свою силу и мощь перед всем миром, духовное и творческое сплетаются. И тогда руками художника рождаются шедевры, в каждом из которых запечатлен смиренный образ того, чье имя этот художник пронес через всю свою жизнь… Это история множества мимолетных и страстных, подобно пожару, который вскоре затухнет, влюбленностей – и одной, размеренной, тихой, как пламя свечи, но долгой и преданной любви.
Это история о вечности и волшебной силе искусства, о его победе над временем и над самой смертью.
…Ему подумалось, что каждый человек движется дальше и постоянно меняется и наконец распадается, в то время, как запечатленный художником образ его остается навсегда неизменным. Может быть, думал он, корень всех искусств и, пожалуй, всего духовного в страхе перед смертью. Мы боимся ее, мы трепещем перед тленом, с грустью смотрим, как вянут цветы и падают листья, и чувствуем в собственном сердце непреложность того, что и мы тленны и скоро увянем. Когда же, будучи художниками, мы создаем образы или, будучи мыслителями, ищем законы и формулируем мысли, то делаем это, чтобы хоть что-то спасти от великой пляски смерти, хоть что-то оставить, что просуществует дольше, чем мы сами.
Именно такими стали Дева Мария Никлауса и Мария-Лидия Гольдмунда, его Иоанн-Нарцисс и настоятель Даниил. Красота заключается в тайне. «Вот что было общее между мечтой и произведением искусства: тайна». И тайна была в них.
Это история вечного возвращения к тем истокам, откуда каждый берет начало, где зарождается то, что постепенно становится частью тебя самого – частью, без которой невозможно жить. Это возвращение к тому, откуда и вместе с кем ты начал свой жизненный путь Часто видел он ее во сне и наяву, великую Еву-матерь, покровительницу всей Земли, полей, лесов, животных, всех людей, повелевающую жизнью и смертью, «великаншу со звездами в волосах, мечтательно сидящую на краю мира, рассеянной рукой обрывала она цветок за цветком, жизнь за жизнью, заставляя их медленно падать в бездну». Миры рождаются и погибают, люди любят и ненавидят, радуются и страдают, дарят жизнь другим, а затем убивают сами – ничто ее не удивляет, ничего не боится она – лишь смеряет ей подвластный мир мудрой, равнодушно-умиротворяющей, все примиряющей и все принимающей улыбкой. В этой улыбке было что-то вселенское, что-то устрашающее, и вместе с тем – необъяснимо теплое и светлое, именно в ней и была та самая тайна, которую Гольдмунд искал всю жизнь. В этой улыбке он узнавал свою собственную мать, забытую когда-то и воскреснувшую для него в словах его друга Нарцисса.
А потому, прежде всего, это возвращение к тому, откуда и благодаря чему сам ты родился. Родился для того, чтобы давать жизнь другим – вечным, побеждающим в борьбе со смертью произведениям искусства. У всех свой путь, но каждого из нас в конце ждет одно – возвращение, туда, откуда мы пришли, в наш родной, истинный дом, возвращение к себе самому - вместе с поисками самого себя. А потому это возвращение будет радостным и безболезненным, полным тихого счастья, гармонии и умиротворения.
…Я лежал, и в груди у меня нестерпимо жгло, и я сопротивлялся и кричал, но вдруг услышал чей-то смеющийся голос – голос, который я не слышал с самого детства. Это был голос моей матери, низкий женский голос, полный сладострастия и любви. И тогда я увидел, что это была она, возле меня была мать и держала меня на коленях, и открыла мою грудь, и погрузила свои пальцы глубоко мне в грудь меж ребер, чтобы вынуть сердце. Когда я это увидел и понял, мне это не причинило боли. Вот и теперь, когда эти боли возвращаются, это не боли, это пальцы матери, вынимающие мое сердце. Она прилежна в этом. Иногда она жмет и стонет как будто в сладострастии. Иногда она смеется и произносит нежные звуки. Иногда она не рядом со мной, а наверху, на небе, меж облаков вижу я ее лицо, большое, как облако, тогда она парит и улыбается печально, и ее печальная улыбка высасывает меня и вытягивает сердце из груди… Она ведь всюду. Она была цыганкой Лизе, она была прекрасной Мадонной мастера Никлауса, она была жизнь, любовь, сладострастье, она же была страхом, голодом, инстинктом… А теперь видишь, как удивительно все получается с ней: вместо того, чтобы мои руки создавали ее, она создает меня. Ее руки у меня на сердце, и она освобождает его и опустошает, она соблазняет меня на смерть, а со мной умрет и моя мечта, прекрасная фигура, образ великой Евы-матери. Я еще вижу его, и если бы у меня были силы в руках, я бы воплотил его. Но она этого не хочет, она не хочет, чтобы я сделал ее тайну видимой…
Все то, что мы не успели обрести наяву, мы рано или поздно обретаем в других жизнях, других мирах.
Это история об обретении утраченного рая, прекрасного и далекого, как совершенство, как небо, как звезды; о преданном служении идеалу. Душа человека и те ценности, которыми он так старается дорожить, - любовь, внутренняя красота и верность самому себе - подобны искусству: они не подвержены разрушающему воздействию тлена, они существуют для того, чтобы жить вечно. И, возможно, через пару столетий, в одной из следующих жизней и на одной из далеких планет эти герои найдут друг друга снова – чтобы друг в друге снова обрести себя.
Отзывы на книгу «Нарцисс и Златоуст», страница 3