Отзывы на книгу «Нарцисс и Златоуст», страница 2

bezkonechno
Он видел сущность Златоуста и глубоко понимал ее, несмотря на то что сам был его противоположностью; ибо она была другой, утраченной половиной его собственной сути.

Эта книга — целая жизнь. Жизнь, в которой из каждой ситуации делается обширный философский вывод. Жизнь, которую так жаждет постичь каждый человек: прожить ее как можно более правильно, достойно, честно, ярко, мудро... Прожить так, чтобы потом не пожалеть. Эта книга — целая жизнь, вот только для того, чтобы постичь мудрость героев Гессе (мудрость вполне прозрачную и открытую) этой целой жизни может оказаться ничтожно мало. Мне даже кажется, что до конца постичь ее невозможно — возможно постигать, дозированно: перечтением, преобразованием. Я смогла всего лишь оценить мудрость и пласт знаний и на сколько-то процентов постичь ее. Ведь прочтения для этой книги недостаточно, если хочется впитать как можно больше опыта. Опыта таких разных жизней: половинчатых жизней Нарцисса и Златоуста.

Он, столь одинокий в своем благородстве, вскоре почувствовал в Златоусте родственную душу, хотя во всем тот казался его противоположностью. Нарцисс был темен лицом и сухощав, Златоуст весь светился и цвел. Нарцисс был мыслителем и аналитиком, Златоуст казался мечтателем с душой ребенка.

Можно ли вмешиваться в проблему и суть чужого предназначения? Первый возникший вопрос. Мне кажется, что это — коллосальнейшая, высшая личностная ответственность, взять и поменять путь другого человека, пусть даже близкого друга, пусть даже ты Нарцисс — великий ученый и духовное лицо. Нужно быть очень сильно уверенным в себе, в своих предчувствиях и предположениях для того, чтобы открыть Златоусту новый путь, радикально отличающийся от великого Предназначения. Насколько можно знать, где истинный, а где ложный путь и где чье Предназначение? За такие решения отвечаешь прежде всего перед Богом.

Похоже, все бытие зиждется на раздвоенности, на противоположностях; ты можешь быть мужчиной или женщиной, бродягой или филистером, человеком рассудка или человеком чувства, но нигде вдох и выдох, мужское и женское начало, свобода и подчинение, инстинкт и духовность не сливаются воедино, всегда одно оплачивается утратой другого, и всегда одно столь же важно и желанно, как и другое!

Нарцисс — ученый, логик, духовная личность, он познал высшую мудрость, и точно не прогадал с собственным Предназначением, связав себя многочисленными обетами и испытаниями, отказавшись от греховных наслаждений. Он знал, что такое духовность и возвышенность чувств: любви, испытаний, страсти… Нарцисс из тех, кто по жизни одинок, в том числе и из-за образованности, ведь он, как человек во многом более мудрый, чем окружающие, старается помочь другим измениться, увидеть хоть немножко то, что видит он сам, узнать его собственный опыт. Естественно, немного самонадеян и самолюбив, чуть высокомерен — эти качества вполне оправдываются и выравниваются трудолюбием, постоянной работой над собой, готовностью отвечать за собственные деяния и желанием помогать другим совершенно безвозмездно. Нарцисс — потрясающий духовник, мудрый и сильный, настоящий. Он знал, какой будет его жизнь, это он тоже предвидел, а главное — он знал, что справится и не подведет самого себя, что не откажется от обета и не свернет с пути. Ведь жизнь настоящего духовника — непроста и прежде всего заключается в Вере. Подлинной Вере и способности сосуществовать с другими людьми, подобными Златоусту.

Да и вся эта жизнь только тогда имеет смысл, когда добиваешься того и другого, когда она не поделена надвое этим бездушным «или — или»! Творить, не расплачиваясь за это своей жизнью! Жить, не отрекаясь от благородных порывов творческого труда! Разве это невозможно?

Златоуст же — человек эмоций. Живет сиюминутными желаниями и чувствами, он желает постичь высшую тайну жизни, тайну, которую, на его взгляд, сковывает монастырская жизнь и раскрывает жизнь низшая, простая, бродяжническая, которой не чужды греховные наслаждения. Таким видит свое Предназначение Златоуст. Вечный путешественник, он постоянно рискует, порой опускается до глупости, в этом — вся его жизнь. Он обретает то, чего не обрел бы в монастыре, то, чего не обретет никогда его лучший друг, Нарцисс: женщин, падких на внешность; познания физического притяжения и — как следствие — той самой греховной любви; удовольствия манипуляции и достижения цели любыми способами; осознанные шаги хитрости и изменчивости, свойственные молодым людям; желания доступной любви и (после испытания собственных сил) желания вкусить запретный плод; возможности жить по воле случая и желания, меняя место жительства, обстановку и людей, меняться самому. В своей бесконечной дороге Златоуст тоже познает жизнь, жизнь более бытовую и обычную для каждого из нас. Его жизнь — случай и действие. Он медленно приходит к осознанному желанию более оседлой и спокойной жизни, желанию максимально реализовать себя в какой-то деятельности. Красавец Златоуст, упиваясь свободой собственного существования, делает мудрые выводы. Он верит в цикличность: начало и конец всего живого, но цикличность эта менее духовна. Златоуст осуждает Бога за то, каким он сотворил мир, где невинные люди умирают от болезней и других напастий; а так же за то какими он сотворил людей: грешными, корыстными, готовыми так легко убить друг друга, бросить. Цикличность в глазах Златоуста слишком уж очевидна, режуща, ему больно от этого жесткого осознания, вдруг догнавшего его в пути. Как быстро все кончается, как мало времени нам отведено и насколько попусту мы его тратим! Златоуст так же тонко чувствует и образ Праматери, (здесь смешались и его мать, и, собственно, искусительница Ева, и все женщины, которых знал) символизрующий собою начало и конец жизни. Он всем существом протестует теперь тому Богу, которого так величают, Творцу, который смог настолько забросить собственное творение, сделать мир настолько неидеальным! Златоуст не понимает этого парадокса нашего мира, как порой не понимаем его и мы сами. С этими отчаянными выводами, по воле случая, снова начинается общий период, итак...

Что же у них общего?!

Нарцисс и Златоуст — наконец я подошла к тому, что прежде всего хотел показать Герман Гессе, ведь, мне кажется, главная задача показать общее, вот это и, что объединяет столь разных людей. Нарцисс и Златоуст — практики, каждый, безусловно, всегда был абсолютно прав в чем-то своем. Они, так непохожи, абсолютно разными путями дошли к мудрости, настоящей, которая опирается на бесконечный жестокий опыт. Казалось бы, если обобщенно — Нарцисс и Златоуст жили в одном мире, в одно время, но разными жизнями. У них разный опыт, разное существование, в чем-то кардинально разные ценности и разный уровень образованности. Ни хуже, и не лучше, ни возвышеннее и греховнее — они просто разные. И эта разность в конечном итоге их и объединяет, как это ни парадоксально. Ведь разве смогли бы они сделать именно такие выводы каждый, и смогли бы быть настолько единым целым, будь они абсолютно схожи?! Смогли бы они помогать друг другу, ценить друг друга, если бы не объединяющая их разность?

Какой таинственной была жизнь, каким мутным и бурным был ее поток и какими благородными и чистыми оказались ее плоды!
Desert_Rose

Есть у Гессе ряд книг, тот же "Степной волк", про которые я жалею, что не прочла их раньше. Сейчас, с каким-никаким жизненным опытом и достаточным литературным багажом от них нет столько открытий и удовольствий, как могло бы быть, прочти я их, будучи подростком. Это хорошие произведения, которые идеально читать как раз на стадии только формирующегося мировоззрения, идеалов и взглядов на мир. Гессе – прекрасный ведущий в этом вопросе, гуманист и тот человек, который интересно и несложно перерабатывает философские вопросы своего времени, актуальные и поныне.

Надо сказать, довольно долгое время роман меня не очень вдохновлял: проглядывался тот странно восторженный Гессе, которого я не очень люблю. Вдобавок первая половина была настолько возвышенной и благородной, а я настолько начиталась иных развитий похожих ситуаций, что натурально морщилась от этой повсеместной чистоты помыслов (недавняя экранизация, к слову, пошла по пути толкования, вряд ли предполагаемому автором). Но было любопытно, к чему всё это приведёт, поэтому читала я с интересом. Сама идея на примере двух друзей юности показать два разных начала в человеке, их сильные и слабые стороны, их духовный путь и поиски, прекрасна.

Златоуст идёт в мир, и через бури и невзгоды, страсть и трагедию ищет себя, преступает нормы и мечется, постигает искусство и через него борется со своими демонами. Нарцисс же остаётся в мире души, он знает, что создан для духовной жизни, что все его метания останутся внутри него. Пока Златоуст полностью отдаётся жизни и сполна чувствует стихийность бытия, Нарцисс преисполнен логики и сдержанности, идёт стойким путём аскета и уходит от мира эмоций и спонтанности. Но даже у них, как бы Гессе на разводил на каждого то, что в человеке мешается, не получается целиком отдаваться чему-то одному: Нарцисс не чужд страстей, Златоуст – душевных метаний. Всё равно каждый тянется к другому, дорожит и чувствует, что нуждается в дополнении, что гармония и спокойствие именно в их дружбе.

Lenisan

Так вышло, что прочтение книги - и впечатления от неё - поделились на несколько этапов. В порядке возникновения, вот они: 1/4* Читая "Нарцисса и Гольдмунда", впервые задумалась, а так ли хороша свойственная Гессе прямолинейность? "Игра в бисер" великолепна и неподражаема, она прочно вросла в список моих любимых, время от времени перечитываемых книг, и к ней у меня нет никаких претензий, а вот чем дальше продвигается знакомство с писателем, тем проще и однозначнее становятся произведения (вот что бывает, когда идёшь от поздних произведений к ранним, а не наоборот!). "Степной волк" впечатляет до глубины души, до дрожи, и то, что критика упорно сводит его к юнгианству, кажется такой же формальностью, как желание Джойса притянуть "Улисса" к "Одиссее" - но всё-таки надо признать, что "Волк" попроще "Игры" и очень многое выдаёт в лоб. Далее идёт "Сиддхартха" с его лайт-версией буддизма и однозначной интерпретацией, и вот тут впервые зарождается мысль о прямолинейности, а теперь я заполировала эту мысль "Нарциссом и Гольдмундом". Умные люди говорят, что тут опять Юнг и архетипы мужественности/женственности, но при желании можно с тем же успехом свести всё к банальному противостоянию Инь-Ян - я-то профан от философии, Юнга не читала, поэтому всё время представляла себе этот чёрно-белый круг (временами на его фоне всплывала пугающая физиономия Фрейда - там, где речь шла о матери). В общем, я хочу сказать, что первая четверть книги далась со скрипом, потому как ощущение, что читаешь художественный пересказ какого-то философского учения, было очень сильным; а поскольку концепция этого учения знакома всем и каждому и звучит из каждого утюга, начинаешь скучать. Да-да, материнское начало, жизнь и смерть, чувственные наслаждения, эмоциональное восприятие мира; да-да, Дух-Отец, рациональность и логика. Я совсем уже подготовилась к тому, что это будет первое произведение Гессе, которому я не смогу поставить высокую оценку.

2/4 Но разве можно победить его очарование? Не знаю, как он умудряется это делать, но каждое из его произведений рано или поздно начинает сиять - иногда с первой страницы, иногда с середины книги. Только успеешь подумать: "Нет, такой Гессе мне не нравится" - и вот уже выделяешь целые абзацы, чтобы хорошенько обдумать их на досуге, а будущая оценка книге всё растёт и растёт. "Нарцисс и Гольдмунд" очень напоминает "Сиддхартху", особенно это касается жизненного пути главного героя (а ГГ я всё-таки считаю Гольдмунда; Нарцисс скорее служит контрастом, он меньше человек и больше символ, если можно так выразиться). Но помимо этого, на монастыре Мариабронн лежат отблески Касталии, в голосе Нарцисса слышится эхо Иозефа Кнехта - разве я могу устоять?.. Великолепные моменты узнавания: когда ты понимаешь, что Нарцисс приносит свою индивидуальность в жертву служения Духу, и тут же соотносишь это с "Игрой в бисер", где на основе этой идеи построена целая провинция мыслителей, где так же отказываются от индивидуального (и именно поэтому есть запрет на творчество, невозможное без личного) - это же удовольствие, находить корни своего любимого произведения! К таким же корням относится молитвенная епитимья, наложенная Нарциссом на Гольдмунда: в "Игре в бисер" молитву заменит медитация, а смысл останется прежним - "неспокойное и ненасытное "я" растворяется под сводами упорядоченности". Чем дальше читаю, тем ближе мне этот роман, тем радостнее мне от него.

3/4 Странно, до чего персонажи Гессе лишены эмпатии. Странно, потому что они живут духом, вечно находятся в поиске, в состоянии возвышенном, со стремлением понять мир. И при этом так беспросветно глухи к другим людям, временами прямо-таки тупы и бездушны, лишены не то что сопереживания, но даже способности понять. На примере Гольдмунда это видно очень отчётливо, и хотя к Гессе вообще нельзя подходить с обывательской точки зрения, не могу об этом не упомянуть, что хотя слово "любовь" - пожалуй, одно из самых часто встречающихся в романе, единственная настоящая любовь тут существует между двумя мужчинами. Хах. В сущности, отсутствие эмпатии и эгоизм помогают герою идти своим путём, не отвлекаясь и не останавливаясь. Конфликт интересов сильно запутал бы ситуацию, возможно, поэтому писатель от него и избавился. Рядом с этой вынужденной бездушностью особенно впечатляющей выглядит идеальная дружба Нарцисса и Гольдмунда, пусть даже за этим прячется иносказательное единение духовного и чувственного в человеке, бог уж с ней, с символичностью.

4/4 К концу романа понимаешь, что самое главное и самое прекрасное, что ты получил - это ощущение экзистенциального кризиса, переданное так ощутимо, что у тебя захватывает дыхание и щиплет глаза. Ответы без вопросов, мучающие, наверное, каждого; страх смерти, желание наполнить свою жизнь смыслом, непонятная грусть, не имеющая имени, от которой прячешься в наслаждениях...

Вот живешь и бродишь по земле или скачешь по лесам, и что-то смотрит на тебя так требовательно и обещающе, пробуждая тоску ожидания: вечерняя звезда, голубой колокольчик, заросшее зеленым тростником озеро, взгляд человека или коровы, а иногда кажется, вот сейчас произойдет что-то невиданное, но давно чаемое, со всего упадет завеса; но время идет, и ничего не происходит, и загадка не решена, и тайные чары не развеяны, и вот, наконец, приходит старость, немощь, как у патера Ансельма, или мудрость, как у настоятеля Даниила, а все еще ничего не знаешь, но ждешь и прислушиваешься.

Точнее, самое главное - то, что изображён выход из этого кризиса. Возможность выхода, надежда на примирение с собой и миром, на то, что смысл всё-таки есть, сведенборговский такой смысл: искусство и знание. Это очень дорого стоит, потому что кошмар бытия, которое в любой момент может кануть в небытие - это знакомо каждому, об этом пишут многие, но многие ли дают надежду, да так, чтобы в неё можно было поверить? Закрываешь эту книгу и чувствуешь, что тебе стало немножечко легче. И как замечательны размышления о творчестве, пусть даже в ключе этой "Инь-Ян философии"! Как точно и хорошо говорит Гессе о наполненности сердца, рождающей настоящие произведения искусства, о тайне, отмечающей лучшие из них, о том, как творчество соединяет противоположные начала... Если сам пробуешь что-то творить, поневоле прислушиваешься к мудрому голосу Гессе. И знаете, какое побуждение он вселяет? - нужно идти за тем, что поразило твоё сердце. Без сомнений, без страха; если ты встретил что-то, что потрясло тебя - иди следом. Твоё предназначение и твоя судьба оставляют такие следы.

>1

Совершенное бытие есть Бог. <...> Мы же преходящи, мы в становлении, мы являемся возможностями, для нас нет совершенства, нет полного бытия. Но там, где мы перешагиваем от потенции к делу, от возможности к осуществлению, мы участвуем в истинном бытии, становимся на одну йоту ближе к совершенному и божественному. Это значит: осуществлять себя.

Немного слишком прямолинейная, но всё же хорошая книга о становлении человека, преодолении страха перед смертью и осмыслении бытия. Очень небольшая, но заставившая почувствовать и тоску, и радость, о многом поразмышлять. Противоречивые впечатления остались, но так даже интереснее.

P.S. О переводах. Советую "Нарцисс и Златоуст", ибо сравнивала две версии, и эта понравилась больше, несмотря даже на то. что я не люблю, когда переводят имена персонажей.

Rosio

Удивительно, но оказывается в такое небольшое произведение можно вместить всю жизнь. Даже две жизни. Или одну, но разделенную на двоих - одному праведное, другому грешное. Впрочем, такое разделение слишком условно, т.к. поведение и деяния - одно, а помыслы и стремления - совсем другое. Но, любой путь ведёт к обретению мудрости, если уметь понимать те намеки, что даёт жизнь и извлекать из всего верные выводы.

Нарцисс и Гольдмунд, такие разные, но этой разностью дополняющие друг друга. Они как две противоположности одного целого. Мыслитель и мечтатель, праведник и грешник - одному дано было познать духовное и высокое, обрести веру, другому - низменное жизненное, да сетовать на Бога за несовершенство его творений. Но именно эта разница толкает их друг к другу. Несмотря на все различия они несомненно являются родственными душами.

Ни один путь нельзя назвать единственно правильным. Ни одного человека - идеальным. Гессе об этом и говорит. Жизнь у каждого человека своя и каждый человек имеет право прожить её по-своему, ибо именно таков его путь познания, его движение к мудрости. Возможно ли прийти к этому, пойдя другой тропой, наперекор своей натуре? Вряд ли. Потому что каждый человек постигает мир теми инструментами, которые были даны ему при рождении - кто-то чувствуя, а кто-то анализируя.

Конечно это в какой-то степени сказка. Два образа, из которых Гессе сделал две полные противоположности. В жизни же большинство людей более сложные, так как в них живут и Нарцисс, и Гольдмунд. И дороги сложнее, и не все обретают мудрость.

Многогранная вещь, но при этом простая и понятная. В этом произведении Гессе говорит практически прямо. И от героев как-то плавно переходишь на себя, т.к. в итоге поняла, что сижу и задаюсь вопросом "а на что я трачу свою жизнь?"

zverek_alyona

Герман Гессе. Нарцисс и Златоуст

Мне очень нравится проза Гессе. Одна из причин - дивный язык автора (не зря я после первого знакомства с его рассказами стараюсь находить оригинальные тексты, избегая переводов). Читаешь - как свежую воду в жаркую погоду пьешь, настолько освежает.

А еще мне нравится следить за ходом его мыслей (или за размышлениями его героев, что иногда одно и то же). Событий в рассказываемой писателем истории, как правило, немного, но подает их так, что увлекает уже процесс понимания характеров героев, мотивов их поступков.

Что касается конкретно этого романа, то я не увидела в нем описания того, как два заглавных героя шли к Богу (встречается в некоторых местах такое пояснение происходящего). Это история творческой личности, человека, который находит свое призвание и, к его собственному удовлетворению, понимающего в чем оно заключается.

Gaz

Своими словами о Смысле Бытия.

- Как работает двигатель?

- А можно своими словами?

- Конечно.

- Вжжжж, вжжжж, вжжж.

А вот я не понимаю охов-вздохов на тему "Ах, какие неоднозначные образы! Ах, какие многогранные символы! Ах, какая тонкая метафорика!". Да нет, что вы, не посягаю я на мастерство Гессе. Он точно не был дураком, а если и был, то уж во всяком случае поумнее меня. Но привкус разжеванного, как для беззубого младенчика, хлебного мякиша мне претит. Чувство, что вполне интересные и небанальные мысли автор излагает "для широкого круга читателей", не покидало до последней страницы. Мол, будет чем блеснуть в кругу "ценителей прекрасного", чтобы и по-умному, и не больно.

Ну какая "неоднозначность"? Два пути, две личности, два человека. С довольно-таки дотошно описанными взглядами на жизнь и иже с ней. Для неоднозначности места не осталось: чуть ли не прямым текстом Гессе говорит о правильности и целесообразности обоих путей.

Ну какие "символы"? Каноничные вполне образы, уже одни только имена которых обнажают всю символику до больших пальцев на ногах.

Ну какая "метафорика"? Господи прости, да любой более-менее грамотный человек способен излагать собственные мысли столь же красноречиво, сколь и персонажи Гессе.

И в заключение скажу еще, что книга мне понравилась. Хорошая вещь. Прочитай я её в четырнадцать лет, стала бы одной из любимых. Грамотно построенная сюжетная вертикаль приятно соседствует с "лирическими отступлениями"-философствованиями героев. Всё красиво, доступно, изящно, насущно, вневременно, упрощённо и нет в этой книге ничего, чего бы подросток не допёр. И это, пожалуй, единственное, что смущает.

Eytychia_me

Состоялось моё очередное знакомство с новым для меня автором. В этот раз это был Герман Гессе и его произведение "Нарцисс и Златоуст". Книга мне досталась по флешмобу, иначе я не стала бы её читать. Уж так сложилось в моей жизни, что религия и все её производные (обряды, молитвы, поиски Бога, поиски истины, духовные терзания, понятие греховности и размышления на эту тему) - это не очень приятная для меня тема. И если мне что-то попадается в подобном духе, то я очень осторожна в выборе. Ведь нельзя на все книги поставить клеймо, некоторые из них очень даже пришлись по душе - как это было с Именем Розы в свое время. Но к таким книгам нужно быть готовым внутренне, нужно подготовить почву для принятия серьезных, неприятных тем, перенаправить свои мысли на волну духовности ( о коей в свое время было читано-перечитано, спорено-переспорено, искано и не найдено - этому аспекту был уделен довольно продолжительный интервал моей жизни, а точнее вырван из реальности бытия и многое было утеряно, многое переосмыслено). Поэтому, принимаясь за книгу, в которой сквозят подобные темы даже фоном - меня начинает знобить. Я понимаю, что это замечательное произведение, содержащее в себе много мудрости, философских мотивов и психологии личности. Но я не могу его оценить как должно и не могу разложить как следует, понять, принять, пропустить через себя и выдать результат. Это скорее отчет о прочитанном для флешмоба: я это читала, сказать особо нечего, мне просто не хочется говорить на подобные темы, обсуждать их. Та часть меня, которая воспринимает данное направление и вдохновляется на рассуждения и размышления - во мне просто пуста/мертва (может и хорошо). Если бы эта книга попалась мне лет 6 назад - тут бы была рецензия на миллион страниц, а сейчас у меня нет слов и эмоций для копания в глубины сего. И пусть тут не столько религия играет важную роль, а сам человек и круг бытия, причинно-следственные связи и тот факт, что мы стали теми кем мы есть и оставили после себя след только благодаря той жизни, которую мы прожили. Вот как у Златоуста получилась прекрасное творение, но это результат всей той жизни и всех тех деяний, какие он совершал - итог опыта, так сказать. Возможно и мы уже сейчас создаем своё творение и вернемся к истокам совершенно иными. Все мы разные и пути наши разнятся. И для того, чтобы обрести самих себя нам нужны свои собственные испытания и переживания, осознания и потрясения. Одному хватает лишь теории для понимания и обретения себя, а другому нужно на практике пережить все свои предположения и желания, и сделать собственные выводы, которые будут крепки и незыблемы. Твои. Главное не забывать, что за поисками истины может пройти вся жизнь мимо, а нужно просто жить и видеть её - она часто открыта и проста. И пусть каждому приятно будет в конце пути созерцать свое творение, каким бы оно ни было.

И как это у тебя выходит, что ты говоришь мне слова или задаешь вопросы, которые проникают в душу и объясняют мне меня самого?
Shkiper

Комментарии к этой книге, как и многим книгам Гессе излишен, интересен один вопрос: был ли еще человек способный так изящно выражать свои мысли и образы?

KseniyaPoludnitsyna

Это, наверное, самый пронзительный роман из всех, которые я читала. Могу провести параллель только с современным романом "Зло" В. Шваб. Философская история о двух гранях одной и той же сути, преподнесенная через призму терзаний.

Герои. Главные персонажи прорисованы многогранно и четко. Нарцисс - холодный, высокодуховный, ищущий вечный смысл, приверженный своим принципам. Златоуст - горячее солнце, метущееся по небосводу от одного края к другому, вечно ищущий.

Сюжет. Переплетенья сюжетных закоулков незаметны, но именно они и придают остроту. Гессе удерживает внимание читателя до самого конца. Самая основная идея романа - - вопрос о восприятии мира. картинка KseniyaPoludnitsyna

BlueFish

...Ибо тепло любое, ладони тем более, преходяще. Иосиф Бродский

Вот это да! Роман от Гессе с рейтингом 16+! Чего ждать, на что надеяться, чего бояться?.. Гипотетический скромный читатель ________________

...На удивление глубоко тронул меня перечитанный годы спустя роман "Нарцисс и Гольдмунд" (тем более что ранее читала я "Нарцисса и Златоуста"). Надеясь совместить в себе обе противоположности, принесу свою дань любви этой замечательной книге в форме небольшого размышления о ней.

Интересен роман, прежде всего, тем, что главный герой его – земной и чувственный Златоуст, а не возвышенный и духовный Нарцисс, куда больше напоминающий традиционного главного героя крупной прозы Гессе (см. "Петер Каменцинд", "Гертруду", "Демиана", "Степного волка", "Игру в бисер" и вообще где только не, кроме "Кнульпа"). Складывается впечатление, что перед возведением своего финального собора "Игры", где вся земная чувственность была вынесена за рамки и допускалась только в строго-гармоническом порядке, Гессе решил отдать должное Великой матери – майе и посвятил ей сразу три романа ("Гольдмунд", "Сиддхартха" и "Степной волк"), где герои постигали высшее единство через плоть и кровь. На этом он посчитал свою миссию выполненной и с чувством глубокого удовлетворения описал типично Нарциссовский и, кажется, куда более родной ему отрешенный мир "Игры в бисер", максимально очищенный от плотских терзаний принесенной заранее жертвой, за что и получил заслуженную Нобелевскую премию.

Как нередко вспоминают герои Гессе, "жизнь распутника является лучшей подготовкой для святого". Примерно так, если принять в расчёт закономерные колебания и разумные оговорки, выглядит и творческий путь Гессе от расцвета его творчества вплоть до кульминационного финала. Любопытно, как его романы диалектически разговаривают друг с другом – совсем как герои любого отдельно взятого произведения! Творчество Гессе – огромный мир белого листа, который можно сложить вдвое, и еще раз вдвое, и снова, и снова, и всегда-то, на любом уровне, будет две противоположности, две стороны, два полюса, порождающие друг друга, отрицающие друг друга, ставящие друг друга под вопрос и жить не могущие друг без друга. К чести Гессе, он никогда не упрощал этой схватки, везде проводя оба голоса стройным контрапунктом. Если один герой любит всех женщин мира - другой навсегда останется в монастыре. Если один герой выйдет из Касталии в мир майи – другой уйдет в леса и никогда не покинет их. Смысл этой диалектики прост, и это наивысший смысл восточных духовных учений: Создатель и Созданное неразрывно связаны и составляют единое целое, а если сказать еще более прямо, то мир есть тело Бога, сансара и нирвана - одно и то же и потому никак нельзя предпочесть одно другому, поскольку "одно" и "другое" являются лишь понятиями, чуждыми общего единства, проявленного во всём - то есть всё, что в финале "Сиддхартхи" главный герой выдал своему изумлённому другу, убеждённому буддисту низших ступений учения.

Мир, друг Говинда, не есть нечто совершенное или медленно подвигающееся по пути к совершенству. Нет, мир совершенен во всякое мгновение; каждый грех уже несет в себе благодать, во всех маленьких детях уже живет старик, все новорожденные уже носят в себе смерть, а все умирающие - вечную жизнь. Ни один человек не в состоянии видеть, насколько другой подвинулся на своем пути; в разбойнике и игроке ждет Будда, в брахмане ждет разбойник. Путем глубокого созерцания можно приобрести способность отрешаться от времени, видеть все бывшее, сущее и грядущее в жизни, как нечто одновременное, и тогда все представляется хорошим, все совершенно, все есть Брахман. Оттого-то все, что существует, кажется мне хорошим: смерть, как и жизнь, грех, как и святость, ум, как и глупость – всё должно быть таким, как есть. Нужно только мое согласие, моя добрая воля, мое любовное отношение – чтобы всё оказалось для меня хорошим, полезным, неспособным повредить мне.

Впрочем, как говорил Васиштха Раме, тебя и меня, конечно, не существует, но я буду говорить в терминах двойственности – исключительно в целях обучения. Это к вопросу о "самостоятельности" отдельно взятых героев Гессе. Они, неизменно погруженные в захватывающие диалектические отношения друг с другом, где жертвенная любовь соседствует с жестокими спорами и вечным обновлением за счёт Абсолютно Другого, тяжким, как рост подорожника сквозь асфальт ("Нарцисс и Златоуст" в этом плане наиболее стабильный и мирный роман, на моей памяти – при том, что главный герой после одного из таких диалогов падает в обморок от нервного срыва), являются скорее "Инь-Ян", порождающими принципами макрокосма мира и микрокосма человеческой души, чем действительно удивительными противоположностями (уж больно они противоположны!) - хотя, конечно, ничего не мешает читать романы не в касталийском духе, т.е. как схемы бытия в его развертывании в мир на основе принципа дуальности, а как "нормальные" произведения, где-то даже с обилием "внешних" приключений, как в "Нарциссе и Златоусте". Резюме: всё, чего не было в "Игре в бисер", можно найти именно здесь! Златоуст – единственный главный герой крупных произведений Гессе, всем сердцем отдавшийся играм Великой матери: не ради отказа от духовного эго ("Сиддхартха"), интеллектуального эгоизма ("Степной волк") или стремления к синтезу противоположностей ("Игра в бисер"), а потому что он таков и есть: человек-ребенок, мальчик-Казанова, невинный, как животное, и прекрасный, как цветок. Кажется, создав его, Гессе поставил на нём эксперимент - что же будет с таким очаровательным созданием природы в породивших его объятиях времени, любви и смерти. Нет, никогда прежде в творчестве Гессе хватка Матери не была так неистова, так страстна и так жестока.

Это – жизнь как она есть, точнее, жизнесмерть, ибо явления эти нераздельны; погружение в самые её глубины. И первое, с чего начинается эта жизнь – с того, что Дух, Отцовское начало (Нарцисс) ясно показывает Душе, Материнскому началу (Златоуст), что ей предстоит пройти свой путь, совсем не аскетически-монастырский, который она по некоей причине воображала и который стал бы для нее пленом.

Дальше...

Ярко, как никогда, проявляется тема вытеснения и психологического исцеления, тогда как в самой идее отчасти просматривается зачин мономифа, резюмированного Джозефом Кэмпбеллом, мотив покидания запредельной времени обители в поисках осуществления своей судьбы и венчающей ее смерти, которую, развиваясь и преображаясь в процессе роста, надлежит преодолеть изнутри времени. Этот миф ярчайшим образом представлен в христианстве, особенно в интерпретации событий Страстной недели с распятием, схождением в ад и преодолением смерти – но также является ведущей темой бытия каждой частности великолепного круга мироздания. Любопытно, как "срезают" этот путь христианские монахи и сам Нарцисс. Впрочем, он, стремясь слиться с высшим Духом традиционными методами покаяния, бдения, поста и молитвы (если не считать его чисто касталийской страсти к учёбе, холодной изысканности, отделяющей его даже от монастырской общественности, и признания в том, что из двух монахов ему милее тот, кто более учён), можно сказать, побуждает своего друга покинуть монастырь – но всегда символически путешествует вместе с ним по стране любви и чумы: в виде немеркнущих воспоминаний и экзистенциальной тоски, которые при первой же возможности материализуются в первой из гениальных скульптур Златоуста – апостоле Иоанне. (Казалось бы, из четырёх апостолов строгий Нарцисс менее всего похож характером на порывистого юного Иоанна, но идея кроется, вероятно, в его богоизбранности: это на него нисходит Святой Дух в виде голубя, и это он был наиближайшим к Христу учеником, "на груди которого" тот отдыхал и которому, кстати – в романе Гессе, правда, можно найти только отсвет этого – завещал свою Мать.)

Нарцисс в своём служении Духу бессмертен, возвышен, абсолютно чист, но бессмертен отчасти печально и неплодотворно (снова тема будущей Касталии). Когда на последней странице романа Златоуст в полубеспамятстве, как бы из глубин своего чувственно-интуитивного восприятия спрашивает его, как же он будет умирать, ведь у него "нет матери", а без матери "нельзя умереть", Нарцисса эти слова обжигают, словно огнём (и, наверное, так же обжигают хоть немного прочувствовавшего эту книгу читателя...) Часть Нарцисса поистине умирает со Златоустом, а другая часть остаётся бодрствовать вечно, но уже, вероятнее всего, за пределами осуществлённости и земных чувств, в границах функции и служения Духу. Недаром Златоуст со временем остаётся единственным, который упорно называл монаха и настоятеля, волею судьбы принявшего уже упомянутое имя Иоанн, по детскому имени, Нарциссом, что тот особенно ценил. Со смертью же Златоуста умирает и это имя, а с ним, в каком-то смысле, умирает Нарцисс как человек, существо, прикоснувшееся к миру чувств и эмоций так же недоверчиво и робко, как прикасается к духовности взрослый Златоуст. Немудрено, что после звучания этой ноты немедленно заканчивается роман, поскольку ни Нарцисса (хотя, формально говоря, он жив и здравствует), ни Златоуста более в ткани событий не присутствует. Как и отраженные в них начала, герои находятся в отношениях взаимопорождения и друг без друга существовать не могут.

картинка BlueFish

Но именно поэтому, за счет ограниченности –и неизбежности! – такой связи с противоположным полюсом её плоды особенно высоки, невинны и святы у обоих героев. Нарцисс, страдавший всю жизнь из-за того, что не умеет любить, на деле именно тот, кто раз за разом проявляет жертвенность, заботу и любовь в возвышенном, христианском смысле ("Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится..."). Златоуст, исчерпав все радости и ужасы Матери-природы до дна, истощивший свою жизнь в любви к Жизни Всеобщей, от избытка переполняющих его чувств и немного в порядке оправдания собственного существования создаёт ряд церковных скульптур, от созерцания которых у видящих перехватывает дыхание; они напрямую вводят созерцателя в горний мир, и, как признаётся потрясённый Нарцисс, стоят какого угодно количества проповедей, поскольку запредельны логике, уму и "словам, словам, словам".

Такие замечательные, выстраданные плоды приносит нелёгкое, но бесконечно стоящее того соприкосновение с Другим – чуждым и невозможно прекрасным полюсом, войти в контакт с которым манит нас тоска по гармонии, которая есть господство над противоположностями посредством синтеза их; и это, конечно, индивидуация в юнгианском понимании этого феномена. Любопытно, что, будучи, так или иначе, проявлена всегда, активизируется она у обоих героев, вполне довольных разными избранными ими жизненными путями, уже в зрелом возрасте, когда путь подходит к концу (то же – в "Игре в бисер", с Кнехтом и Дезиньори.) Здесь тихонько поднимает голову тема умения сочетать своё жизненное призвание и служение на избранном поприще с уважительным и радостным приятием полной своей противоположности. Не мог, разумеется, Нарцисс прожить жизнь Златоуста, как не мог и Златоуст прожить жизнь Нарцисса: они были ограничены чеканом своей сущности. Они – и как люди, и как высшие принципы – не могли бы оставаться рядом вечно, поскольку именно динамическое взаимоотношение, а не слияние противоположностей делает жизнь возможной, вводят в неё время, заставляет её длиться...

Похоже, все бытие зиждется на раздвоенности, на противоположностях; ты можешь быть мужчиной или женщиной, бродягой или филистером, человеком рассудка или человеком чувства, но нигде вдох и выдох, мужское и женское начало, свобода и подчинение, инстинкт и духовность не сливаются воедино, всегда одно оплачивается утратой другого, и всегда одно столь же важно и желанно, как и другое!

Но то, что не позволено богам, позволительно Юпитеру: этот роман зовёт читателя превзойти кажущиеся противоречия и встать над ними, встать над миром и временем, продолжая им служить и участвовать в их жизни – то, что десятилетием спустя зазвучит в симфонической "Игре в бисер" призывом к абсолютному синтезу:

...в большой душе и высоком уме, этих страстей нет. Каждый из нас лишь человек, лишь попытка, лишь нечто куда-то движущееся. Но двигаться он должен туда, где находится совершенство, он должен стремиться к центру, а не к периферии. Запомни: можно быть строгим логиком или грамматиком и при этом быть полным фантазии и музыки. Можно быть музыкантом или заниматься игрой в бисер и при этом проявлять величайшую преданность закону и порядку. Человек, которого мы имеем в виду и который нам нужен, стать которым – наша цель, мог бы в любой день сменить свою науку или свое искусство на любые другие, у него в игре в бисер засверкала бы самая кристальная логика, а в грамматике – самая творческая фантазия. Такими и надо нам быть, надо, чтобы нас можно было в любой час поставить на другой пост и это не вызывало бы у нас ни сопротивления, ни смущения.

Создав фигуру апостола Иоанна, Златоуст через всю жизнь проносит идею изваять фигуру матери-Земли, плодотворной жизни... плодотворной смерти. Но она запредельна символам, окутана тайной, не желает быть выраженной; приникнув к нему когда-то, она отвергает его, и он, всегда весёлый любовник, юноша, творец, уже постаревший, оставленный своими мимолётными возлюбленными, желаниями и страстями, лежит день в холодной воде (символика воды у Гессе обращает на себя внимание – не помню ни одного героя, чья смерть не была бы связана с водой/иррациональным миром, лежащим глубже отражений), заболевает, умирает... Второй гениальной скульптурой становится не его творение, но его жизнь, то есть творение Матери – и, вкусив сладких губ её, как когда-то, но тогда еще опосредованно, Синклер в "Демиане", он с готовностью приветствует ее руки, сомкнувшиеся на своем сердце. Всё, что было создано, будет разрушено. И только дух пребудет вечно.

Невыразимо горькое и прекрасное ощущение, которое накрывает почему-то не сразу по прочтении, а после него, когда картина наконец складывается воедино. Книга впитывается не умом, но проникает в самую глубину души и навсегда остается там – неизъяснимым отблеском, оттенком, чувством.

P. S. О символике имён: если поставить вместе монашеское имя Нарцисса и имя Златоуста, получим имя святого Иоанна Златоуста, одного из Трёх вселенских учителей. P. S. Виды монастыря-школы Маульбронн, откуда Гессе сбежал в глубокой юности, сохранив на всю жизнь любовь к этому месту и запечатлевая его под разными именами в разных романах (здесь – как Мариабронн). Открыт для посещения, пользуется огромным вниманием гостей и входит в список наследия ЮНЕСКО. Гессе там всё ещё помнят и любят.

картинка BlueFish

картинка BlueFish

картинка BlueFish

картинка BlueFish

картинка BlueFish

Оставьте отзыв

Войдите, чтобы оценить книгу и оставить отзыв
219 ₽
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
10 января 2020
Дата перевода:
2019
Последнее обновление:
1930
Объем:
330 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
978-5-17-119214-3
Переводчик:
Правообладатель:
Издательство АСТ
Формат скачивания:
epub, fb2, fb3, ios.epub, mobi, pdf, txt, zip