Читать книгу: «Тринадцатое дитя», страница 6

Глава 10

НА СЕКУНДУ я пораженно застыла с открытым ртом, в полном смятении, а потом рухнула на колени перед Разделенными богами.

Облаченные в сияющие многослойные одежды из золоченого полотна, они были не такими высокими, как Меррик, но все же выше любого из смертных. Грозная фигура на фоне серых теней Междуместья. Хотя сейчас мне явились лишь двое главных богов – Благодать и Раздор, всем было известно, что это тело населяет бессчетное множество богов случая и удачи. И у Благодати, и у Раздора была своя пара рук, чтобы делать что вздумается независимо друг от друга, а часто и противодействуя. Эти четыре руки на одном теле напоминали гигантских волчьих пауков, обитавших среди бурелома в Гравьенском лесу. Но лицо у них было одно на двоих, разделенное точно посередине, чтобы каждому богу досталась половина.

Благодать, воплощение доброты, потянулась ко мне, а Раздор склонил голову набок, пристально изучая меня голубым глазом, холодным как лед. Глаза обоих богов – пугающе странные, без зрачков – мерцали потусторонним сиянием. Их интерес вспыхнул и сразу пропал.

– Он в самом деле привел ее сюда, – произнесли они хором. Их голоса прозвучали красиво и слаженно, и мне представились листья, подхваченные бурлящим потоком.

– Нет, ты посмотри, что он для нее сотворил, – добавил кто-то из них, и я знала, что это Раздор. Хотя и сама не смогла бы объяснить, откуда мне это известно.

Они покачали головой. Благодать потянулась к ветке и сорвала цветок.

– Да, у каждого свои причуды, – задумчиво проговорила она, и я так и не поняла, что она имела в виду: деревья или меня.

– Вы… вы знаете, где сейчас Меррик? – спросила я, поднимая смиренно склоненную голову, чтобы лучше их рассмотреть. Я подтянула одно колено к груди, уткнулась в него подбородком и замерла в ожидании ответа.

– Меррик? – отозвались они эхом и повернулись в сторону дома. Их движения были текучими, плавными, медленными, как во сне. Их грация завораживала, и я чувствовала, как меня тянет к ним будто в трансе. Я забыла о влажной одежде, липнущей к телу, о промокших насквозь волосах, о холодной базальтовой тверди, болезненно вдавившейся в ноги. Я смотрела только на них, Разделенных богов.

– Он велел, чтобы ты называла его Мерриком? – уточнила Благодать.

– И его здесь нет? – спросил Раздор едва его сестра закончила говорить. – Он ушел и оставил тебя одну? Снова?

Я кивнула, и боги рассмеялись.

– Ты даже не представляешь, малышка смертная, какой могла быть твоя жизнь, если бы твои родители не оказались глупцами. – Благодать сокрушенно качнула головой. – Ты знала, что мы пришли за тобой первыми?

– Не первыми, – поправил ее Раздор, вновь едва дождавшись, когда она договорит. – Не совсем.

Мне было трудно сосредоточиться на разговоре, их реплики перекрывали друг друга, слова двоились, и смысл ускользал. У меня заложило уши, как бывает глубоко под водой. Звуки стали приглушенными и нечеткими.

Благодать дернула уголком губ:

– Да. Не первыми. Не совсем. И тем не менее. – Она задумчиво покрутила в руке цветок, сорванный с дерева. – Сколькими благами я могла бы тебя одарить!

Раздор выразительно выгнул бровь:

– Да, сестрица. Ты сняла слова прямо у меня с языка.

Я осмелилась спросить:

– Почему вы хотели меня забрать? И Меррик? И богиня Священного Первоначала? Я не понимаю… зачем богу смертный ребенок?

– Не всякий ребенок, – произнес Раздор нараспев. – Тринадцатое дитя.

– Ты разве не знаешь, какие вы редкие? – удивилась Благодать. – Какие ценные?

– Какие сильные, – добавил Раздор, сверкнув льдистым глазом. – Человеку, рожденному тринадцатым ребенком, подвластно то, что неподвластно даже богам. Он воздействует на смертный мир своей силой, которая больше подходит… – Он замолчал и задумался, мечтательно глядя вдаль. Когда я решила, что продолжения не последует, он махнул рукой, будто отгоняя приставучую муху, и завершил фразу: – Больше подходит для смертных дел. Я знаю, как распорядился бы тобою, но… как ты его называешь? Меррик? Меррик. – Он хмыкнул. – Я совершенно не представляю…

– Мы совершенно не представляем, – поправила его Благодать, и ее голос слился с голосом брата. Два тона соединились в один в едва уловимом диссонансе. Мне вспомнился «двойной» голос жрицы, которая забрала у нас Берти.

– …что уготовил тебе старый добрый Меррик.

– Он сказал, что я стану целительницей. – Мне самой не понравилось, как прозвучали эти слова. Жалко и неубедительно, как детский лепет. Разделенные боги уставились на меня, по-совиному вывернув шею, и я пожалела, что заговорила об этом.

– Целительницей? – переспросила Благодать. – Как восхитительно. Как…

– Странно, – закончил за нее Раздор. – Очень странно.

Хотя я была с ними согласна, мне не хотелось произносить это вслух. Казалось, что тем самым я предала бы Меррика.

– Было бы любопытно понаблюдать за развитием событий. Да, братец?

Раздор запрокинул голову, вглядываясь в кроны высоких деревьев.

– Деревья в Междуместье, – пробормотал он. – Поистине странно.

– Вы знаете, где он сейчас? – спросила я, пытаясь вернуть разговор к чему-то конкретному и полезному мне. – И когда он вернется?

Благодать нахмурила бровь, изображая сожаление:

– Сложно сказать.

– В конце концов, – добавил Раздор низким бархатным голосом, – что для богов время? Ничто!

– Просто… он оставил меня одну, и мне кажется, он не хотел, чтобы я выходила из дома, но я больше не могла оставаться внутри, взаперти, и я…

– Так вот в чем дело. – Раздор подставил ладонь под дождь. – Представь, как мы удивились и даже, признаюсь, пришли в замешательство, когда наше вечернее уединение оказалось прервано столь досадной помехой. Буря, дождь, прочая суета. И почему? Потому что старина Меррик не сумел настоять на своем. – Он закатил глаз, но Благодать продолжала смотреть на меня в упор. – Сестрица, можно тебя попросить?

Она взмахнула рукой, и буря утихла. Трещина света рассекла пустоту, темнота расступилась, и над нами открылось ночное небо, но не черное, а залитое розовым сиянием. Лучи звездного света озарили пространство, окрасив его оттенками розового и лилового, все вокруг заискрилось радужными переливами. Созданные Мерриком деревья замерцали, словно усыпанные мелкими блестками. Золотое сияние Разделенных богов сделалось ярче.

Я с изумлением уставилась на свои руки, которые тоже сверкали в волшебном свете.

Благодать улыбнулась довольной улыбкой:

– Поистине радость и благодать.

– Он оставил тебе указания? – поинтересовался Раздор. – Перед тем как уйти? Ты явно сделала что-то не так, если вызвала бурю.

– Он… он хотел, чтобы я читала.

– Читала? – с недоумением переспросила Благодать.

– Он оставил мне книги. Чтобы я училась.

– Так, значит, учись, – усмехнулся Раздор.

– Я… я училась, – пробормотала я, запинаясь на каждом слове. – Просто я… немного устала. Но прочитала почти две книги, – поспешно добавил я. Почему все, что я говорила этим богам, звучало глупо и по-детски?

– Две книги.

Мои достижения не произвели впечатления на Разделенных богов. Я вдруг поняла, что чувствует лягушка, когда цапля хватает ее и готовится съесть.

Я сглотнула комок, вставший в горле:

– Это были большие и толстые книги.

– На месте Меррика я бы не возвращалась, пока моя подопечная не выполнит все, что я ей наказала, – заявила Благодать.

– Пока моя подопечная не выполнит в точности все, что я ей наказал, – поправил ее Раздор, снова с трудом дождавшись, когда она договорит.

– Но там много книг!

Боги пожали плечами, четыре руки приподнялись и опустились в слаженном ритме.

– Вы можете с ним связаться? – спросила я, решив испробовать новый подход. Я понимала, что говорю как ребенок, который пытается подольститься к взрослым, но не могла остановиться. – Можете передать от меня сообщение?

– Можем, – ответил Раздор.

– Мы можем все, – добавила Благодать, перекрывая голос брата.

– Но не станем, – произнесли они хором.

– У Меррика на тебя свои планы, и нас они не касаются, – сказала Благодать и подняла голову к небу, залитому розовым светом. – Но теперь у тебя будет хотя бы приятная погода.

Раздор просиял своей половиной лица.

– Я бы советовал читать на открытом воздухе, – заметил он. – Впитывай этот божественный звездный свет, пока есть возможность.

Меня накрыло волной отчаяния.

– Читать на открытом воздухе? Это все, что вы мне предлагаете?

Они пожали плечами и пошли прочь.

– Подождите! – крикнула я. – Мой брат… Берти Лафитэ… он послушник в вашем храме в Рубуле. Он служит вам уже четыре года. Вы его знаете?

Раздор обернулся через плечо, так что я видела только его половину лица.

– Ты представляешь, сколько у нас жрецов и послушников? Всех не упомнишь.

– Его забрали в служение насильно, – призналась я. – Продали в храм, чтобы отец смог расплатиться с долгами. Он пришел к вам не добровольно.

– Скольких детей планируют сбыть богам твои любящие родители? – высказалась Благодать, оставаясь для меня невидимой.

– Я лишь хотела узнать… что с ним? Счастлив ли он?

Разделенные боги повернулись ко мне. Сначала телом и только потом головой и лицом. С разницей в долю секунды, но это была очень долгая доля секунды.

– Он служит нам, – произнесли они нараспев, и теперь к их голосам присоединились другие. Легион голосов, сотни и сотни. Все боги, населяющие это тело, заговорили одновременно. – Конечно, он счастлив. А как же иначе?

Я съежилась под тяжестью их пристального внимания. Их тело стало крупнее, чем прежде, – раздалось ввысь и вширь, словно чтобы вместить в себя все голоса. Я с ужасом наблюдала, как на их лицах и руках открываются десятки глаз и глядят на меня с подозрительностью, неприязнью, искренним любопытством или презрением. Сколько же богов заключено в этом теле?

– Возвращайся к занятиям, смертная. – Голосов было так много, что у меня разрывались барабанные перепонки. – Учись, как тебе велели. И благодари судьбу, что Меррик требует от тебя только чтения книг.

Разделенные боги исчезли в ослепительной розовой вспышке, и я снова осталась одна. Я сделала глубокий вдох. У меня тряслись руки, да я вся тряслась и ждала, что Разделенные боги вернутся и обрушат на меня свой гнев. Земля разверзнется и поглотит меня, небо затянется черными тучами и утопит меня в потоках дождя.

Но все оставалось тихо, ничего ужасного не произошло. В конце концов я поднялась и сделала единственное, что могла, – вернулась в дом, взяла книгу и уселась читать.

Глава 11

НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ я только и делала, что читала, отмечая каждый прошедший день в маленькой записной книжке, которую держала на тумбочке у кровати.

Розовый звездный свет, зажженный Благодатью, не тускнел и не гас, и, когда мне надоедало читать в кресле или сгорбившись за кухонным столом, я брала книги и выходила из дома. Расстилала бархатное одеяло под сенью цветущих деревьев и проводила день, изучая схемы костей и связок, сухожилий и мускулатуры. Прошло три месяца, четыре, пять. Полгода промчалось под шелест страниц.

Я думала, что Разделенные боги вернутся. Я надеялась, что им интересно, как продвигается моя учеба. Мне не терпелось похвастаться – перед ними, перед кем-то еще – своими успехами. Мне так хотелось, чтобы меня похвалили! Чтобы кто-то узнал, как старательно я занимаюсь.

Но моего списка учебной литературы было недостаточно, чтобы разжечь любопытство богов судьбы, и я по-прежнему оставалась одна. Прошло еще несколько месяцев.

Хотя я не страдала отсутствием аппетита и часто ела до болезненного растяжения желудка – просто потому, что могла, – запасы в кладовой никогда не кончались. Холодильный ларь всегда был полон до краев. Платья и юбки в шкафу сменялись по мере того, как я поправлялась, впервые в жизни набирая нормальный вес. Меррик даже откуда-то узнал о скачке роста, случившемся у меня на шестой месяц пребывания в Междуместье. Одежда всегда оставалась мне впору.

Я не только считала дни, но и следила за количеством прочитанных книг, расставляя их стопками по комнате наподобие маленьких башен. Иногда эти башни получались слишком высокими, опрокидывались посреди ночи и будили меня. Я просыпалась с радостной надеждой, что крестный наконец-то вернулся. Но нет.

Я продолжала читать, и в доме появлялись другие вещи, соотносимые с тем, что я изучала. Закончив книгу о домашних лечебных снадобьях из растений, которые можно найти на любом огороде, я вдруг обнаружила перед домом участок рыхлого чернозема, будто гладкий стекловидный базальт раскололся, обнажив скрытый под ним слой почвы.

Через несколько дней из земли проросли желтые и зеленые побеги. Некоторые растения я знала давно – у нас росли такие же, – а некоторые смогла опознать по изученным книгам, чем ужасно гордилась. Но было и много незнакомых.

Я собрала стопку справочников по ботанике и провела много дней, листая страницы, наблюдая за ростом растений и пытаясь их определить.

Мой аптекарский огород разрастался, а вместе с ним и моя коллекция инструментов. Ступки и пестики разных размеров выстроились на кухонных полках. Стеклянные флаконы с пробковыми затычками заполнили свободные ящики. Проснувшись однажды утром, я обнаружила на рабочем столе набор мензурок и колб. Пришла пора приступать к изготовлению целебных снадобий.

Я изучала рецепты чаев и мазей, постепенно обретая уверенность в собственных знаниях и навыках. Вскоре я начала менять старые рецепты и придумывать новые. Свои наблюдения я записывала в огромную конторскую книгу, которую однажды нашла на тумбочке у кровати.

Я читала и ухаживала за аптекарским огородом. Готовила отвары и мази, эликсиры и зелья. Я разговаривала с растениями, придумывала для них имена и характеры. Говорила за них смешными тоненькими голосами.

Я гадала, может ли одиночество свести человека с ума. Когда одиночество становилось особенно невыносимым, я скучала по своей семье и пыталась представить, что у них происходит и как им живется.

Когда я начала читать о хирургических операциях, в доме появились скальпели и ножи, а в холодильном ларе – окорока. Я практиковалась делать разрезы на окороках, пока мои руки не стали такими же твердыми и уверенными, как у настоящих хирургов. Когда голова уставала от чтения, я садилась за вышивание по канве с образцами, которые обнаружились в сундучке у меня под кроватью. Поначалу стежки получались кривыми, но со временем сделались ровными и аккуратными, такими крошечными, что их было почти не видно.

За три дня до моего тринадцатого дня рождения я взяла последнюю непрочитанную книгу. Она была толщиной почти в две моих ладони, пахла пылью и плесенью и оказалась учебником по малоизвестным хирургическим практикам с многочисленными подробными иллюстрациями: как поставить катетер или вскрыть закупоренный мочевой пузырь, как прижечь рану или удалить кусочек черепной коробки, чтобы добраться до мозга. Я несколько месяцев не притрагивалась к этой книге, с тех пор как открыла ее и увидела изображение длинного извивающегося червя, которого осторожно вытаскивают из язвы на коже. Мне тогда сделалось дурно и чуть не стошнило.

Но я знала, что Меррик не вернется, пока я не прочитаю все книги, которые он оставил мне. Все до единой. Поэтому я собрала волю в кулак, открыла жуткую книгу и начала читать.

К моему изумлению, это оказалось не так уж страшно. Я целый год изучала различные медицинские практики и теперь понимала, что хирургические операции никакое не варварство. Они помогают, а не вредят, исцеляют, а не калечат. Если мне когда-нибудь доведется делать операцию из этой книги, я могу спасти чью-то жизнь. Жизнь, висящую на волоске.

Эта мысль не придала мне уверенности. Наоборот. Я ловила себя на том, что украдкой поглядываю на свои руки и гадаю, справятся ли они с такой сложной задачей.

Но Меррик верил в меня, даже когда я в себя не верила. Меррик сказал, что у меня все получится, и, прожив год в доме, который он создал одной силой воли, я поняла, что его слово было важнее всего остального.

Я читала до поздней ночи и легла спать только тогда, когда у меня начали слипаться глаза и я испугалась, что из-за сонливости пропущу что-то важное.

Следующим утром за тостами с джемом я читала о способах трепанации черепа. Попивая послеобеденный чай, я изучала методы вскрытия и дренажа гнойных абсцессов. За ужином практиковалась на вареных яйцах вырезать катаракту из помутневшей роговицы.

В ту ночь мне снились кровь и костная ткань, но я спала крепко, проснулась бодрой и отдохнувшей, быстро позавтракала и снова села за учебу.

Весь следующий день я изучала обширный раздел, посвященный разрезам и хирургическим инструментам. Мне хотелось попробовать себя в деле, воссоздать те операции, о которых я читала, испытать все на собственном опыте: вот я растягиваю разрез, ощущаю под пальцами скользкие теплые внутренности пациента, откладываю инструменты и знаю, что хорошо справилась с работой. Впервые с тех пор, как Меррик привел меня в Междуместье, я мечтала стать целительницей. Не потому, что так хотел крестный, а потому, что так хотелось мне самой.

Проснувшись утром в свой день рождения – до конца книги оставалось всего три главы, – я решила устроить пикник. Завтрак на свежем воздухе. Деревья в роще уже отцветали, и лепестки сыпались с них дождем. Когда я дочитала последнюю страницу и почти с сожалением закрыла книгу, мне пришлось вытрясать из волос розовые лепестки, как конфетти на празднике в Рубуле.

Я перевернулась на спину и уставилась в сияющее небо. Мне было так хорошо! Хорошо, как никогда! Я смогла. Я сумела. Да, я потратила год, но прочитала все книги, которые мне оставил Меррик. Прочитала внимательно, вдумчиво, обращаясь к концепциям и идеям из предыдущих глав и томов. Как настоящий ученый. И хотя я никогда никого не лечила, у меня было чувство, что я справлюсь.

В животе заурчало. Я поднялась на ноги и потянулась, с удивлением думая, что теперь у меня будет куча свободного времени. День заискрился головокружительными возможностями.

Приготовлю обед, решила я, взяла в руки книгу и пошла вниз по склону в сторону дома. Потом прополю огород и, наверное, схожу на прогулку. И не прикоснусь ни к одной книге.

Я вошла в дом, что-то тихо напевая себе под нос. Я и не осознавала, что это за песня – та самая, которую каждый год пел мне Берти на мой день рождения, – пока не заметила на рабочем столе торт.

Это был невероятно изысканный торт. Многослойная башня, покрытая лавандовой глазурью и украшенная разноцветными сахарными кристаллами и съедобными фиалками. Крошечные золоченые свечи – ровно тринадцать – появились на нем и зажглись сами собой, когда я подошла к столу.

Я заметила Меррика, сидевшего в кресле у очага, только когда он откашлялся и сказал:

– С днем рождения, Хейзел.

Глава 12

– Меррик! – воскликнула я, вздрогнув от неожиданности. – Ты вернулся!

Он улыбнулся, будто мы с ним расстались только вчера. Будто он не пропал на целый год.

– Да. Как раз вовремя, чтобы отпраздновать твой день рождения.

Я поспешила похвастаться:

– Я прочитала все книги. Все до единой. Как ты велел.

– Замечательно. – Меррик поднялся с кресла. Оно было для него слишком маленьким, и, когда он распрямился, у него хрустнули позвонки. – Ну что, попробуем торт?

– Торт? – удивленно повторила я. Я думала, он вернулся, чтобы проверить, усердно ли я занимаюсь, и обсудить то, чему я научилась.

Он кивнул, словно не замечая моего недоумения:

– Да. А потом мы пойдем.

– Пойдем?

Он улыбнулся, словно его забавляло мое замешательство. В уголках его глаз появились лукавые морщинки.

– Ты так и будешь повторять за мной, Хейзел?

Он взял с полки мою тарелку, на секунду нахмурился, сообразив, что она одна, а потом щелкнул пальцами, и на столе появились вторые тарелка и вилка.

– Видимо, я разучилась говорить. Я уже год разговариваю только с растениями. – Мне показалось, что я произнесла эти слова слишком резко, но Меррик ничего не заметил. Или не подал виду.

– Да, твой аптекарский огород! Меня поразило, как он разросся. – Меррик взял нож и собрался разрезать торт, но помедлил. – Ты будешь задувать свечи? Мне говорили, что у вас, людей, есть такая традиция.

Чувствуя нарастающее раздражение, я склонилась над тортом и задула все свечи с первого раза.

– Куда мы пойдем? – поинтересовалась я, нехотя принимая тарелку, которую протянул мне Меррик. На тарелке лежал большой кусок пышного бисквита, пропитанного вишневым компотом.

– Ешь, – приказал крестный и отправил в рот первый кусок. – Очень даже неплохо. Но вишни все-таки не сочетаются с лавандовой глазурью. С розовой наверняка будет лучше. Да, с розовой. – Он щелкнул пальцами, и глазурь на торте сменила цвет.

– Ты сказал, что мы куда-то пойдем, – пробормотала я с набитым ртом. Этот торт был слишком сладким. Как и тот, прошлогодний. – Куда?

Он моргнул, словно только сейчас услышал мой вопрос.

– К тебе домой, разумеется.

– Ко мне домой? – Я и правда начала чувствовать себя попугаем. – Ты отведешь меня домой?

Он кивнул.

– Ты отсылаешь меня обратно?

Тревога полоснула по сердцу, как остро заточенный хирургический скальпель. Я же сделала все, что он велел! Я честно старалась! Я даже сморщилась от напряжения, пытаясь понять, что сделала не так.

Меррик нахмурился:

– Отсылаю обратно? Нет, нет, нет. Не туда, не к родителям. Мы пойдем домой. К тебе домой. В твой новый дом, – уточнил он, но только запутал меня еще больше.

– Я думала, это мой дом. – Я обвела комнату рукой.

– Это был временный дом, – объяснил Меррик. – Мне требовалось убедиться, что у тебя будет возможность сосредоточиться. Чтобы ты научилась всему, чему нужно, и ничто тебя не отвлекало.

– А теперь?

– А теперь обучение закончилось, – заявил он, словно это было простейшее дело на свете. – Ты получила необходимые знания. Выросла и повзрослела. Пора приступать к настоящей работе. После торта, конечно.

– После торта. – Я отправила в рот еще кусок бисквита, почти не чувствуя его вкуса. – А где… где этот новый дом?

Крестный так и просиял:

– На прекрасном участке земли неподалеку от Алетуа. Тихая деревенская глушь. Поля, пастбища, овцы. Идеальное место, чтобы отточить мастерство.

– Я никогда не слышала об Алетуа. – Я собиралась сказать что-то другое, но с языка сорвались эти слова.

Я не задумывалась о том, что когда-нибудь мне придется покинуть Междуместье, хотя следовало догадаться об этом раньше. Меррик сказал, что я стану великой целительницей, а в этом пустынном пространстве на границе миров не было ни одного пациента, нуждавшегося в лечении.

– Там чудесно, – заверил меня крестный. – До столицы полдня езды. Само место тихое… милая деревенская глушь, но…

Я раздраженно воткнула вилку в кусок торта:

– Ты уже говорил.

– Да… наверное. – Он принялся давить вилкой на крошки бисквита, чтобы собрать их с тарелки.

Я изучала его лицо, высматривая изменения, которые могли произойти за год, пока мы не виделись. Но ничего не находила. Боги не старятся, запоздало поняла я.

– Чем ты занимался весь год?

– Работал. – Меррик отрезал себе еще кусок торта.

Как я узнала позже, он был немыслимым сладкоежкой.

– Какая работа может быть у богов? – спросила я, продолжая ломать вилкой кусок торта, пока густой вишневый сок не растекся по тарелке, так что она стала напоминать поле битвы.

Он усмехнулся:

– Я полагаю, божественная.

– И наверное, сложная, раз она отняла столько времени, – заметила я. – Тебя не было год.

– Да, но посмотри, как ты выросла! – воскликнул он, не обращая внимания на мой осуждающий тон. Его красно-серебряные глаза засияли гордостью. – Как минимум на пять дюймов! И волосы стали темнее, чем раньше.

– Здесь нет солнца, и они не выгорают. – Я отложила вилку, перестав притворяться, что собираюсь доедать торт.

– В Алетуа все будет иначе. Твой дом стоит в центре большой поляны. Там много окон, и солнечный свет льется отовсюду. Летом там прекрасно.

– Мой дом, – медленно проговорила я. – Не наш.

Меррик наморщил лоб, пытаясь понять, что меня беспокоит.

– Конечно, он только твой. Я приготовил его для тебя. Там все так, как ты любишь. Я жду не дождусь, когда ты его увидишь. Давай еще по кусочку и пойдем.

– Откуда ты знаешь? – спросила я, пропустив мимо ушей его предложение съесть еще по кусочку. Я пододвинула к нему свою тарелку. Он пожал плечами и принялся доедать мой раскрошенный торт.

– Что именно, Хейзел? – Его вопрос прозвучал резко и чуть раздраженно: не то чтобы сердито, но с предостережением.

– Откуда ты знаешь, что все будет так, как я люблю? Ты меня совершенно не знаешь. У тебя не было времени меня узнать.

– Ты забываешь, с кем говоришь, смертная. – Его голос прогремел как гром, голос грозного всемогущего бога.

Я не дрогнула. Я не стану его бояться.

– Я говорю со своим крестным, который обещал моим родителям, что заберет к себе и позаботится обо мне, которого я не видела целый год, потому что он бросил меня одну в этом царстве бессмертных.

В доме потемнело. Грозные черные тучи затянули небо и закрыли сияющий звездный свет, который зажгла для меня Благодать.

Я расправила плечи, выпрямив спину. Я знала, что права, и не собиралась отступать. Меррик раздул ноздри.

– Вот уж не думал, что тебе было здесь настолько тяжело, – жестко проговорил он. – В собственном доме, а не в хлеву. В доме, где я тебя одевал и кормил лучше, чем ты могла мечтать. Где у тебя появилось время приобрести новые знания, изучить секреты и чудеса смертного тела. Да. Теперь я понимаю, как ты здесь страдала.

– Ты оставил меня одну! – крикнула я, хотя и не хотела этого говорить. Мой голос сорвался, от наплыва чувств у меня перехватило дыхание. Я сердито вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. – Столько лет мне твердили, что однажды ты придешь за мной и заберешь к себе. Я думала, это значит, что мы будем вместе. Что ты всегда будешь рядом и у меня наконец появится настоящая семья. Ты говорил моим родителям, что я тебе нужна. А сам исчез и пришел за мной только через двенадцать лет. И сразу же бросил меня. На целый год. – Меня душили рыдания, я больше не могла говорить. Не в силах смотреть на него, я закрыла лицо руками, уткнулась в стол и заплакала.

О боги, как же я плакала! Крупные горячие слезы текли по щекам, лицо покраснело и сморщилось. Мои плечи тряслись от рыданий, а грудь будто раскалывалась пополам. Нос заложило, мне стало трудно дышать, мои горькие всхлипы превратились в жалкие потуги схватить ртом воздух.

Внезапно рядом со мной оказался Меррик. Его костлявая, как у скелета, рука гладила меня по спине, он пытался меня успокоить, унять мою боль и ярость.

– Я… я не знаю, что сказать, – произнес он с искренним недоумением. – Я не думал, что ты захочешь, чтобы я оставался рядом. Ты уже не ребенок, ты совсем взрослая девушка.

– Я ребенок! – всхлипнула я. – Была ребенком. Я была… – Я покачала головой, не уверенная ни в чем. Я уже много лет полагалась только на себя. Это сделало меня взрослой? Но я не чувствовала себя таковой. Всегда, сколько себя помнила, я считала себя никем и ничем, а сейчас и подавно. Мне было больно говорить, больно сдерживать чувства, рвущиеся изнутри. Я порывисто обняла Меррика и уткнулась залитым слезами лицом в его плащ. Я ощущала его твердое тело под мягкой тканью. Он был слишком худым и каким-то неправильным, словно состоял из углов, геометрия которых была недоступна моему человеческому разумению, и костей, не имевшихся в моем смертном скелете. Для могучего бога, наделенного силой за пределами воображения, его физическое воплощение в этом мире занимало не так уж много места.

После короткого замешательства Меррик обнял меня и прижал к себе. Я изливала свое горе, а он гладил меня по плечам, по голове и не говорил ничего, лишь издавал тихие звуки сочувствия и утешения.

Не знаю, сколько мы так просидели в обнимку, но в конце концов мои слезы иссякли. Я разомкнула объятия, выпрямилась и пошевелила плечами, разминая лопатки. Вытерла мокрую щеку тыльной стороной ладони. Мое лицо горело от стыда. Мне было страшно представить, что Меррик подумает об этой истерике, что он подумает обо мне.

Меррик смотрел на меня, и тревога, читавшаяся у него на лице, была заметна, как брызги крови на хирургической простыне.

– Прости меня, – произнесла я, пытаясь взять себя в руки. – Я не хотела… не хотела… – Я осеклась, сама не понимая, чего не хотела. Мне требовалось высвободить накопившиеся во мне чувства, чтобы Меррик узнал о моем горьком разочаровании. Чтобы понял, как сильно меня огорчило его отсутствие.

Он прочистил горло, и его тихий кашель прозвучал как шелест крыльев насекомых, трущихся друг о друга.

– Я должен перед тобой извиниться, Хейзел. Я… не думал, что ты захочешь, чтобы я остался с тобой. Что ты захочешь, чтобы я находился рядом.

Лишь по прошествии многих лет я поняла, что, говоря, как он раскаивается, он ни разу не произнес слова «прости».

– Ты мой крестный, – всхлипнула я. – Ты моя семья… Другой семьи у меня нет.

Он склонил голову набок, пристально глядя на меня. Его глаза казались ярче обычного. В них появился странный стеклянный блеск, словно он тоже готов был расплакаться.

– Семья, – эхом повторил он и протянул мне руку.

Я взяла его за руку, и, когда его длинные пальцы сомкнулись вокруг моей детской ладони, это напомнило церемонное рукопожатие, будто мы заключали договор. Я порывисто прильнула к нему и стиснула в отчаянных объятиях. Я больше не плакала. Не искала утешения для себя. Мне хотелось, чтобы он почувствовал, как сильно я в нем нуждаюсь, в странном крестном отце, которому меня обещали с рождения. Мне хотелось, чтобы он нуждался во мне не меньше, чем я в нем.

Он обнял меня, и у меня зашумело в ушах от внезапно поднявшегося ветра. Вокруг нас закружился стремительный вихрь, развевая мне волосы и превращая плащ Меррика в шквал черной ряби.

Крестный первым разомкнул объятия, отступил назад и дал мне возможность обрести равновесие. У меня заложило уши, и на секунду показалось, что все вокруг изменилось. Мой дом не такой, каким был. Комната слишком большая. Мебель не на своих местах.

Я моргнула и протерла глаза, уверенная, что ветер нанес в них песка. Сейчас я вычищу песок, и все станет как прежде. Но этого не произошло. Я изумленно огляделась по сторонам. Дело было не в том, что мебель стояла не на своих местах… Это оказалась другая мебель. В другой комнате.

– Где… где мы? – спросила я, повернувшись к Меррику.

Он улыбнулся:

– Мы дома.