Читать книгу: «В паутине южной ночи», страница 2

А вообще, гараж в доме – это мечта любого советского мужчины. Только Эмма, привыкшая к буржуазной роскоши, думала иначе. Ей не нужны были эти мечты советского мужчины. Гараж в доме и сам дом за городом её ничуть не удивлял и не вдохновлял. Она всё детство и юность прожила у своих родителей, обеспеченных и уютных, и спокойно относилась к тем вещам, которые ценятся в нашем обществе: хорошая недвижимость, в том числе дачная, добротная машина, мебель, чтобы не хуже, чем у соседей…

Эмму серьёзно интересовал только антиквариат. И, Денис смел надеяться, что лично он тоже её интересовал. Иначе она бы не вышла за него замуж. Эмма – точно бы не вышла! Не уехала из своей лощёной респектабельной Германии в сумасшедшую, непредсказуемую Россию. И не осталась бы здесь, с ним.

Хотя она и так не осталась…

Денис усмехнулся. Эмма бросила его. Оставила одного. Он расценивал это как предательство. А как иначе?

«В машине подтекал топливный насос. Вдобавок была пробита изоляция проводки. Ваша жена повернула ключ в замке зажигания, проводка заискрила, воспламенились пары бензина…»

Машина у них была общая. Но Денис на ней редко ездил. «Вольво» в основном пользовалась жена. Эмма всегда была аккуратна, по-немецки педантична. Она стабильно проходила техосмотры машины, как и сама обязательно два раза в год посещала всех врачей, включая стоматолога, для профилактической проверки. Как же это, а?

Сразу же после похорон Денис прямо с кладбища поехал на вокзал. А куда ему было ехать? Он не собирался устраивать Эмме поминки. Ей бы это не понравилось. Она вообще терпеть не могла столь любимые русскими людьми застолья. А халявная выпивка на поминках приводила её в ужас.

Поэтому, лишь только гроб с тем, что осталось от Эммы – а остались только молекулы, опустили в землю, Денис повернулся и ушёл.

А на вокзале купил билет на ближайший поезд. Ближайший шёл в Адлер. Люди ехали на море, чтобы купаться, загорать и радоваться жизни. Денис ехал, чтобы как можно дальше уйти от действительности, уехать от неё. Ему казалось, что с каждым километром эта жуткая, невыносимая боль в его груди будет утихать. Он ошибся. Но обратно ехать не хотелось. Поэтому он нашёл свободный «люкс» в санатории, и оплатил его на столько, на сколько хватило половины суммы денег, которые у него были с собой. Оставшуюся половину он совершенно разумно решил оставить. И потратил довольно приличную кучу денег на спиртное.

Хорошо, что он уезжает через три дня. Иначе неизвестно, куда его завело бы это сумасшедшее, пьяное время. Вот и вчера он даже решился привести в номер женщину. Хотя разве кто-то может сравниться с Эммой, восхитительной, строгой, соблазнительной Эммой? Или всё-таки может? Эта женщина – может?

Денис горько вздохнул и направился в крошечный супермаркет неподалёку. Денег, распределённых на три следующих дня, оставалось в обрез, и теперь он мог позволить себе лишь пиво или дешёвую водку. Ничего дешёвого Денис не любил, поэтому остановился на пиве. Прихватив пять бутылок, он нашёл ловко спрятанную лавочку в зарослях олеандра, и уселся там, прямо напротив выхода из санатория. Со стороны его не было видно, а ему самому, в свою очередь, не хотелось никого видеть, хотя если повернуться, то выход из санатория прекрасно просматривался.

Когда он залил себе в горло содержимое третьей бутылки, то вдруг обратил внимание на женщину, выходящую из здания. Это была именно та дама, которую он вчера привёл в номер, и потерпел сокрушительное фиаско, мгновенно уснув. Она что-то несла в руке.

Денис сначала хотел было подойти к ней и объясниться, извиниться, наконец, за не мужское поведение, но потом передумал. Что-то в облике женщины насторожило его, и он остался сидеть на лавочке, чувствуя сильный сладковатый запах олеандра. Денис вспомнил, что это растение считается ядовитым, и пожалел, что уже слишком протрезвел для того, чтобы обглодать полностью его ствол, засунуть в рот пригоршни розовых цветов и умереть, отравившись. И попасть на небеса к Эмме. Хотя нет, это Эмма на небесах. А он попадёт в пекло, где черти будут жарить его на сковороде…

***

Она вытащила нож из тела и обтёрла кровь с него простынёй. Никакого удовольствия в том, чтобы убивать – нет. Говорят, что маньяки получают удовольствие от убийства. Если это так, значит, они – больные люди, им надо лечиться. Ей не было приятно убивать. Мало того – она ненавидела эту часть своей работы. Именно так она и думала обо всём этом – как о своей работе. Она, как самка каракурта, убивает самца, с которым только что спаривалась. Только она – не паук, а человек. Несмотря на то, что женщина. Ведь считается, что мир делится на людей – мужчин, и просто женщин. Получается, что женщины – это не люди…

Просто так получается, что в последнее время она чувствует это сходство с самкой каракурта всё сильнее и сильнее. Отчего бы ей не почувствовать себя царицей Тамарой, той, которая за одну ночь любви лишала своих любовников жизни? Впрочем, понятно, почему. Это сравнение ей не подходит. Она – не царица, и делает это не из желания развлечься. Это во-первых. И, если уж быть честной до конца, Тамара предупреждала своих одноразовых возлюбленных, что наутро им уготован кол. Или как там их убивали? А она никого не предупреждает. Правда, и не поощряет. Человек сам толкает себя в эту ловушку, она всего лишь наблюдает, как он гибнет. Ну, и помогает ему, конечно – погибнуть.

Она вздохнула. Пора было уходить. Надо помыть руки, лицо, внимательно осмотреть себя – вдруг на неё попала кровь, и одеться, наконец. Охота ещё не закончена. Может быть, сегодня она поймает новую наживку? Или ей лучше отдохнуть?

Она всё же решила, что лучше отдохнуть. Именно за этим она и приехала на курорт. Отдых ей не повредит. Отдых должен быть основной частью, а эта работа – как дополнением к отдыху, не самым приятным.

Не глядя на мёртвое тело мужчины, с которым совсем недавно самозабвенно занималась сексом, она прошла в ванную, быстро приняла душ, переоделась и вышла из номера.

Её не волновало, что кто-то может её увидеть. Разве кто-то сможет доказать, что это именно она убила его? Она никогда не оставляет следов, так чего же беспокоиться!

***

Отпуск Лики подходил к концу. Она, в общем-то, сделала всё, что было запланировано ею ранее, но всё-же ей казалось, что она могла бы сделать и больше, если бы приложила чуть больше усилий.

Пришла пора возвращаться домой. Тем более что Лика устроилась на новую работу с отсрочкой выхода на неё. Она – помощник руководителя, работает по своей специальности уже несколько лет. И, конечно же, отлично справляется со своими обязанностями. Именно этот факт и заставлял её совершенствоваться, повышать квалификацию, а заодно искать другие фирмы, способные заплатить ей ещё больше. В результате к своим тридцати трём годам Лика имела отличную репутацию, зарплату в двести пятьдесят тысяч рублей плюс премии, и статус незамужней женщины.

Она совершенствовалась во всём, кроме последнего. Лика не собиралась выходить замуж. Вернее, убедила себя, что ей это не интересно и вовсе не нужно. Ей было хорошо самой с собой, и она не желала впускать в уютную квартирку мужскую особь со своими проблемами, претензиями и вонючими носками. Отчего-то всегда, когда она представляла себе возможность завести мужа, она рисовала в своем воображении именно вонючие носки. Отчего-то и не подумала представить, что муж может менять их ежедневно. Морщила нос, и в очередной раз подтверждала самой себе, что собственное спокойствие и гармония стоят одиночества. Если она захочет, то может обзавестись ребёнком – слава богу, сейчас у неё для этого есть все условия, а наше общество перестало смотреть на одиноких мамаш как на неполноценных.

Но Лика ребёнка не хотела. Во всяком случае, пока. Пока она не была готова к такому самопожертвованию. И её вполне устраивала её жизнь. Вернее, устраивала бы полностью, если бы не кое-что… Лика от этого никак не могла избавиться. И, скорее всего, уже никогда не сможет. И только это кое-что мешало ей наслаждаться жизнью.

***

Борис плакал, некрасиво размазывая некрасивые слёзы по некрасивому лицу. Мишаня сочувственно подал ему платок, но Борис не притронулся к нему. Он не хотел трогать Мишаниного платка, не хотел дотрагиваться до руки этого убийцы! И почему именно он, эта сволочь, этот подонок принёс ему ужасную весть? В старину посыльных, появившихся с плохими новостями, убивали. А что, если Борис сейчас убьёт Мишаню? Правда, у него нет ни ножа, ни пистолета, ни даже палки, которой он мог бы бить этого мерзавца, пока у того не выступит кровь на выпуклом лбу, пока он не станет молить о пощаде, пока его пульс не остановится.

Борис знал, что отсутствием предметов, которыми можно убить, он оправдывает собственную несостоятельность. Убить можно, и не вооружаясь. Можно прыгнуть на этого борова, зубами впиться в мякоть толстой шеи, выкусить кадык, испачкаться в чужой крови и совершить сладостный акт возмездия. Но он также знал, что ничего подобного не совершит. Что будет продолжать плакать, жалобно размазывая слёзы, и мечтать о том, чтобы Мишаня и вся его банда сдохли одновременно. Чтобы попали в гущу теракта и погибли все, разом! Чтобы машина, в которой они ехали, взорвалась…

Мысли о машине снова напомнили ему о сестре, которая умерла так страшно и так нелепо.

– Прими мои соболезнования, – с трудом выговорив последнее слово, сказал Мишаня, не выпуская изо рта зубочистки. Этот урод постоянно ковырялся в зубах, и зубочистка была словно его визитной карточкой.

Его соболезнования совершенно были не нужны Борису, так же, как и он сам. Эмма погибла. Погибла ли? Её убили! Эти скоты, во главе с Мишаней, убили её, чтобы Борису было легче взять четыреста тысяч долларов. Они же не могли не понимать, что, даже если Эмма согласится вернуть долг за брата, то может не согласиться её муж! А сам Денис не слишком – то жаловал своего шурина. Ведь так, кажется, называют брата жены? Денис считал его маленьким ничтожеством, и выдал ему на автосервис лишь пятьдесят тысяч долларов, решив, что большего тот не заслуживает. И был прав. Борис и есть ничтожество, он так чувствует и так ведёт себя, в полном соответствии с этим определением. И будет продолжать вести себя также и дальше. Потому что он – трус и ничтожество.

– Ладно, я пошёл, – Мишаня тяжело поднялся, перекинул зубочистку на другую сторону мясистого рта, и направился к выходу.

Он тоже знает, что Борис – ничтожество. Именно поэтому он и его банда и ссудили ему деньги, зная, что такая дохлая рыба с крючка не сорвётся. И что же делать? Идти у них на поводу? А что, впрочем, ему ещё остаётся! Он не хотел доставлять неприятностей сестре и прямо заявил об этом Мишане. И он всё сделал за него. Он сделал так, что сестре теперь всё равно. Они убили её, эти ублюдки!

Борис плакал, бессильно стуча кулаками по столу. Он знал о себе всё, жалкий маленький человечишка, и от этого ему было ещё хуже. Он знал, что, даже если он будет утешать себя тем, что после всего убьёт Мишаню, он не сможет это сделать. Не сможет убить убийцу родной любимой сестры. Кишка тонка. И Мишаня со своими дружками тоже это знают. Иначе не стали бы трогать Эмму. Они сделали свой ход, сложный и хитрый, не побоялись пойти на убийство, хоть бывший одноклассник и отрицал это. Но всё же Борис не верил ему. Эмма была убита, это однозначно. Потому что как могла быть неисправна проводка в «вольво» и как мог протекать топливный насос, когда его ребята, парни из автосервиса, тщательно следили за машиной Эммы? Борис радовался, что хоть эту малость он может делать для сестры! Она регулярно пригоняла машину в его автосервис, и в последний раз была у него не далее чем две недели назад. Ребята подкачивали шины авто.

И, естественно, провели диагностику автомобиля. Борис лично приказал им делать это с машиной сестры всякий раз, когда та появляется в его автосервисе.

Вероятно, Мишаня договорился с кем-то из парней, и… Борис похолодел. Значит, кто-то из автомехаников повредил топливный насос. Намеренно. Значит, виноват не только Мишаня. Он выступил заказчиком, а исполнитель… Кто?

Борис обхватил рыжую голову руками. Эмма уже на небесах. Она бы не хотела видеть его таким расклеившимся. И не хотела бы, чтобы он мстил. Не потому, что была такая добрая и всепрощающая, а потому, что боялась за брата. Она же понимала, что если Борис решится на убийство, то из-за своей неуклюжести и неловкости не сможет довести дело до конца. Что ему угрожает опасность, а она бы не хотела, чтобы убили и его.

Но каково же будет дальше жить Борису, после того, что произошло с сестрой? И после того, ЧТО он должен будет сделать? Мишаня поставил его в чёткие рамки и условия. Он проговорил всё тщательно и медленно, чтобы всё это втемяшилось в узкий лоб Бориса. Он должен всё сделать, иначе станет трупом. Кому он этого будет легче, если Эмма уже мертва? Хотя, с другой стороны, никто по нему и не заплачет. Тогда зачем же ему так хочется остаться в живых? Ответ пришёл сам собой: чтобы отомстить. В рыжей голове звенели колокольчики, которые нежно пели на немецком языке, если только этот лающий язык можно назвать нежным: «Месть, о как сладка ты, месть…»

И, пожалуй, впервые за этот жуткий день Борис подумал, что вполне может отомстить за сестру. По – настоящему отомстить. Ему ведь будет нечего терять. Но сначала нужно сделать то, что приказал Мишаня. Чтобы по его следам не бежали шестёрки бандита. А уж потом, когда всё будет сделано, Борис сможет спокойно выследить и уничтожить того, кто испортил механизм в машине сестры. А потом он доберётся до самого Мишани и избавит мир от его присутствия.

И только после всего этого Борис Эленберг сможет жить спокойно. Если захочет, конечно. Или если вообще захочет жить. И если сможет это сделать после всего, что уже произошло и что скоро произойдёт.

***

Она потянулась, игриво устраиваясь на полу. Кровать – это так банально! Куда лучше соблазнить этого потного мужика с бегающими глазками не на обычной постели, а на мягком ворсистом ковре не первой свежести. Впрочем, мужик тоже был далеко не первой свежести, такой же потрёпанный и потёртый, как и коврик. Но какое ей дело до изношенности и того и другого?

Женщина медленно потянула платье вверх, обнажая тонкие щиколотки, ровные бутылочные икры и хрупкие колени.

Мужчина как-то взвизгнул, не сводя глаз с её руки, подтягивающей узкое платье всё выше и выше, и стал расстёгивать пёструю гавайскую рубаху.

И почему все они, эти самцы после пятидесяти лет, так любят гавайские рубахи? Они напоминают им о молодости? Заставляют чувствовать себя яркими бодрыми петушками?

Забавно, как меняются их глаза, когда она проделывает такие штучки из своего арсенала обольстительницы. Взгляд подёргивается какой-то поволокой, словно шторкой на окне машины, становится влажным и как будто пьяным. Мужики не соображают, что делают, бросаются на неё, как на амбразуру, и сгорают в её огне… Подумать только, что творит похоть с солидными главами семейств!

Поэты придумали другое название похоти – страсть. Но только страсть – та же самая похоть, просто названа более поэтически. Мужчины пытаются придумать оправдание своей животной похоти, поэтому и назвали её другим словом, более красивым и действительно оправдывающим всё на свете. «Ушёл от жены и детей? А чего вы хотите – это страсть!» « Бросила институт, не доучившись один год, потому что забеременела? Это страсть, господа!»

Ей стало смешно. Мужчина, выпячивая грудь и одновременно стремясь скрыть объёмный животик, навалился на неё сверху. От него пахло потом и дорогой туалетной водой. Подумать только, как самоуверенны самцы! С чего он взял, что такая женщина, как она, вдруг обратит на него внимание, что тут же пойдёт в его номер и, чтобы поднять его тонус, даже станет соблазнять его? Как он решился на то, чтобы заговорить с ней, чтобы навязчиво звать в кафе, угощать холодным лимонадом, а потом так же настойчиво приглашать в свой номер. Якобы чтобы сыграть партию в нарды, о которых они говорили в кафе, глядя, как ловко режутся местные в интеллектуальную игру? Она была уверена, что он даже не знает правил игры. Правил игры в нарды, имеется ввиду. Потому что правил ЕЁ игры он не знал абсолютно точно. Иначе не стал бы настаивать на том, чтобы она непременно заглянула к нему на партию в нарды. С тем же успехом он мог бы пригласить её, чтобы показать фотографию своей жены с плохо сделанной химической завивкой. Она сопротивлялась, как могла. Но в результате он победил. То есть проиграл. Победил – потому что она всё же пошла. Проиграл – потому что его жизнь закончена.

– Иди ко мне, милый, – заранее отрепетированным сексуальным голосом произнесла она, полностью оголяясь и выгибаясь на ковре.

Он замер, судорожно всхлипывая, а потом бросился на неё. Она ненавидела эти приёмы, но иначе как раскочегаришь такого вот тучного мутноглазого престарелого Казанову? Мучиться с их вялой плотью ей не хотелось, именно поэтому и приходилось соблазнять – так, чтобы они всё делали сами.

– О, мой бог, – простонала она.

В этот раз ей и впрямь понравилось. Этот толстяк приятно удивил её, довёл до оргазма, который она обычно симулировала. Неизвестно, насколько хорошо он играет в нарды, но в любовных играх он знал толк. Он умел развлекаться и знал, что хочет взять от жизни. Ей даже на секунду стало жаль его, но только на секунду. Во всяком случае, он взрослый мужчина и должен понимать, что за удовольствия надо платить. А цену он не спрашивал…

***

Все жертвы оказались из разных городов, разбросанных по всей стране. И жили в Сочи тоже в разных местах. Куропаткин, которому начальник вручил в помощь стажёра Булыгина, не обнаружил связей между ними, по всей вероятности, все трое были незнакомы между собой. Правда, двое из них занимались мелким бизнесом, и решили отдохнуть на курорте от дел, а второй – ещё и от жены. Ничего интересного в их жизни не было найдено, никаких секретов не раскопано. Люди как люди, совершенно обычные. Никаких роковых страстей, врагов, семейных тайн. Жена Олега Фомина, погибшего от удушения подушкой, приехала самая первая. Хотя это было неудивительно: Фомины жили в Ростове.

– Почему ваш муж поехал на Чёрное море, ведь Азовское куда ближе, – поинтересовался Куропаткин.

– Он сказал, что поедет на Азовское, – всхлипнула жена. – Но потом вдруг оказалось, что его приятель из Владивостока, с которым они дружат ещё с армии, тоже едет на море. Их отпуска совпали, но Валера – это тот армейский друг, он хотел именно в Сочи. Поэтому Олег и поехал сюда, в частный пансионат, Валера должен был подъехать чуть позже…

– А почему не поехали вы?

Куропаткин понимал, что это вопрос личного свойства, и всё же не мог его не задать. Может быть, эта дама решила избавиться от надоевшего мужа, и получить его бизнес в собственные руки?

– У нас недавно ребёнок родился, – снова всхлипнула она. – Куда я поеду с пятимесячным малышом?! Я и сейчас – то вырвалась на день, чтобы тело мужа забрать. Кто его так, а?

Через час неутешительной беседы Куропаткин ясно понял, что Фомин – не тот, кто ему нужен. Он был самым обыкновенным владельцем мелкого бизнеса, и, чтобы убить его, требовался повод. И, уж конечно, убить его можно было и в Ростове, если использовать мотив о конкурентах. Но какие конкуренты могли быть у человека, держащего маленький продуктовый магазинчик? И жена подтвердила, что никто мужу не угрожал, никто ничего не требовал, и магазин тот он держал уже пять лет. Никому не мешал, на землю никто не покушался, и вообще место не самое удачное, вокруг с десяток многоэтажек, и только эти люди и закупаются в магазине, и то, если не хочется ехать в супермаркет. Поэтому продаются там только самые необходимые продукты, большого разнообразия нет. На жизнь хватает, и слава богу!

Следователь отмёл версию о том, что это жена могла заказать убийство Фомина. Зачем это ей надо, женщине, которая недавно родила? Наоборот, на данный момент ей, как никому другому, требуется помощь мужа и его поддержка, не только материальная, ведь воспитание ребёнка – процесс и долгий и дорогостоящий. Куропаткин растил сына, и прекрасно об этом знал.

Так что Фомину можно оставить в покое.

Второй убитый, который умер от удара пепельницей в висок в своём номере в гостинице «Ласточка», был холостяком. Довольным жизнью. Это подтвердили его друзья, которые приехали за телом.

– Федя очень любил жизнь, и радовался ей, – сказал плотный коренастый мужичок, самый близкий его друг. – Он был как ребёнок, его всё удивляло, понимаете?

– А как насчёт женщин? – поинтересовался Куропаткин.

– Ну да, – смутился приятель, – он был большим бабником.

– Его привлекали все женщины без разбору, молодые, старые, красивые, не очень? – спросил следователь.

– Да нет, конечно, нет…

Это предположение насмешило приятеля убитого Фёдора Краснова.

– Он ни за что не позволил бы себе пойти на свидание с некрасивой женщиной. И, потом, никогда не встречался с дамами старше сорока лет. Он был не бедным и не жадным, и мог себе позволить дарить женщинам подарки, красиво ухаживать. Сколько я его помню, у него всегда были женщины, он никогда не оставался один!

Куропаткин сделал пометку в блокноте.

– А может быть, что его убила женщина из ревности? Допустим, Краснов увлёкся другой, а прежней пассии дал отставку? – задал он следующий вопрос.

Но друг погибшего снова улыбнулся и покачал головой.

– Вы не знали Федю! Я же говорю – он очень любил женщин, и быстро к ним остывал. Но со всеми – я подчёркиваю, со всеми своими любовницами он оставался в прекрасных отношениях. Я ему даже завидовал, знаете ли. Как это у него так ловко получалось – понятия не имею. Но все без исключения его женщины продолжали тепло относиться к нему, поздравляли с днём рождения и праздниками, и он тоже каждой отсылал на день рождения и восьмое марта по букету цветов и дарил какие-то подарки. Каждой!

– А откуда вы знаете, что у него складывались тёплые отношения абсолютно со всеми бывшими подругами? Может быть, были и исключения?

– Нет, – твёрдо заявил тот. – Никаких исключений! Видите ли, я – ассистент Краснова. Работал с ним уже много лет, и все его любовницы были у меня на виду, потому что они приходили на работу к нему, и звонили. А звонки все идут через меня, то есть я соединяю их с шефом. К тому же, знаете, ведь Федя выбирал себе определённый тип женщин, не конфликтных, с флегматичным темпераментом, а не холериков. Поэтому всё проходило как по плану. Вначале – знакомство, ужин при свечах, постель, затем – подарок. Через некоторое время – разрыв, довольно безболезненный, и на прощание – очередной подарок. Кстати, все подарки тоже покупал я. Так что знаю всех его любовниц без исключения. Он не смог бы утаить от меня кого-либо, да и к чему ему это делать? Он выбирал тех женщин, которые не влюблялись в него. Он не позволял им это делать, довольно быстро разрывая отношения, понимаете? Так что никаких африканских страстей не было и быть не могло!

– А где вы сами были последнюю неделю? – задумчиво спросил Куропаткин.

– Понимаю, – ухмыльнулся ассистент Краснова. – Вы думаете: если никто из любовниц Фёдора не держал на него зла, может быть, его помощник, этот маленький человечишка, решил его угробить? Может быть, он завидовал своему счастливому обласканному шефу, или даже приревновал его к одной из его женщин, и решил наказать за это? Так?

Куропаткин неопределённо пожал плечами. Помощник очень быстро уловил истину.

– Это моя работа – сомневаться, – как можно теплее постарался улыбнуться капитан.

– А я не имею ничего против, – расслабился тот. – Только не по адресу, господин следователь. Всю последнюю неделю я находился на работе с утра и до позднего вечера. Краснов уехал, а в его отсутствие нагрузка на меня удваивалась.

– А что теперь будет с фирмой Краснова? – вкрадчиво вопросил Куропаткин.

– А что ей станется-то? Учредители назначат нового руководителя, вот и всё.

А, понял. Вы имеете ввиду, может быть, я его убил из карьерных соображений? Вынужден вас разочаровать: я никогда не был его компаньоном, я всего лишь помощник, даже секретарь, птичка подневольная. Меня не назначат начальником, и думать нечего. В лучшем случае я останусь, потому что работаю уже много лет и отлично знаю производство. А в другом случае меня просто уволят. Знаете пословицу: новая метла по – новому метёт? Руководить фирмой будет соучредитель, компаньон Краснова, Беликов, или его ставленник. Но, поверьте, вы не в ту сторону смотрите. Беликов ничего не делал, а Краснов вкалывал, как вол. А прибыль делилась пополам. Так что Беликову совершенно не интересно убивать курочку, которая несёт золотые яйца!

– Позвольте мне смотреть в ту сторону, в какую мне хочется, – проворчал Куропаткин, недовольный тем, что и в истории второго убитого нет никаких зацепок.

Остаётся ещё третий, и вот он, похоже, тёмная лошадка. Марик Седов, заколотый ножом, работал адвокатом, жил в Новосибирске. Никаких родственников у него нет, Марик – сирота. Не женат. Правда, сибирские оперативники выяснили, что в последние два года Седов не работал по состоянию здоровья. Однако же деньги у него водились, раз он, не работая, приехал в Сочи и поселился в довольно дорогом санатории «Янтарь». И, потом, что же было у него со здоровьем, что он не мог работать дальше? А вот приводить женщину к себе и заниматься с ней сексом он вполне мог! Портье сказал, что Марик приводил к себе женщин в номер ежедневно, и иногда даже по два раза. И это была не одна женщина, а разные! Чем же он болел – то?

Куропаткин был уверен, что Седов занимается частной практикой. Либо же он получил от своих клиентов столько денег, что работать ему больше не надо. Но была ещё и третья версия. Седову могли угрожать, поэтому ему пришлось оставить работу.

Эта версия нравилась Куропаткину больше остальных. Потому что именно в ней можно было найти ключ к решению проблемы. В конце концов, убийца мог охотиться именно за Мариком Седовым. Но, чтобы отвести от себя подозрения, убил ещё двоих – на всякий случай. Так что стоит покопаться в прошлом Седова. Правда, этим будет заниматься не он, а земляки погибшего, по совместительству коллеги Куропаткина.

Он вытянул ноги и задумался. Эти смерти произошли одна за другой, что указывает на закономерность, нежели на совпадение. Интуиция подсказывала ему, что нужно обратить более пристальное внимание на Седова, которого убили самым последним. Надо будет ещё раз сходить в «Янтарь», ведь не может быть, чтобы не было ни одного свидетеля. Впрочем, в случае с этими тремя трупами дело обстояло именно так. Оно, конечно, понятно, что на курорт люди приезжают, чтобы отдохнуть и развеяться, а не следить за своими соседями. И всё-же оставался ещё один номер, 37, который располагался по соседству с 36 номером, в котором проживал Седов. Отдыхающих в этом номере Куропаткин не застал ни утром, ни вечером. Видимо, люди с раннего утра загорали на пляже, а вечером отдыхали в кафе. Он решил, что надо будет пойти к ним сегодня, в обеденное время. Или лучше отправить Булыгина, чтобы тот узнал, когда они бывают в санатории, и когда смогут поговорить с Куропаткиным. Потому что опрос свидетелей Куропаткин пока что не мог доверить стажёру, несмотря на всю хватку и сообразительность последнего.

Этим же вечером Куропаткин встретился с Валерием Житиным, армейским другом Фомина, из-за которого тот и поехал на Чёрное море, а не на Азовское. Житин плакал, не стесняясь слёз, и рассказывал факты из их с убитым Фоминым службы в погранвойсках. Куропаткин проверил – Валерий Житин только что сошёл с поезда, и тому было подтверждение не только билета, оставшегося у Житина, но и свидетельство проводницы, запомнившей Житина из-за его пристрастия к чаю, который тот постоянно требовал у нерадивой служащей. На глазах распалась ещё одна версия, которую Куропаткин строил именно на армейском дружке Фомина.

***

– Так вы не знаете, кто мог совершить покушение на вас? – вопросил Куропаткин.

– Понятия не имею, – вздохнул Денис. – Я здесь никого не знаю, никому неприятностей не доставлял, ни с кем ни ссорился, не участвовал, не привлекался…

Он вдруг вспомнил ту красотку в умопомрачительном платье, которую он вчера ночью привёл в номер. На секунду ему захотелось рассказать о ней уставшему, бледному следователю, но он тут же передумал. Эта женщина к делу не относится. Смешно предполагать, что это она таким вот изощрённым способом мстит ему за несостоявшуюся ночь. Или, вернее, за его мужскую несостоятельность, сопряжённую с многодневным пьянством.

– Как долго вы здесь находитесь? – спросил следователь.

– 19 – го июля, в обед, выезжаю, – лаконично ответил Денис.

– Я спрашиваю, чтобы понять, может быть, вам только кажется, что вы никому не доставили неприятностей, может быть, вы что-то упустили, – разъяснил следователь.

– Завтра будет пятый день, как я здесь, – поник Денис. – За всё это время я общался только с Джейн Эйр, – вырвалось у него, – у меня с ней была небольшая стычка, но глупо думать, что она…

– Джен Эйр? – изумился следователь.

– Ну, это горничная, – засмеялся Корнилов. – Это я её так прозвал. У неё, знаете ли, такой чепец…

Он уже жалел, что пошёл в милицию. Жалел, что сидит напротив этого равнодушного следователя, который, пожалуй, даже младше его, и рассказывает ему про Джен Эйр. А вместо этого мог бы купаться в море, ведь очень скоро он уже поедет домой, а за всё время он так и не удосужился позагорать и искупаться.

Видимо, капитан Куропаткин это тоже заметил, и неестественную для курортника бледность Дениса, и его одутловатость, и красные глаза. И стойкий, невыветриваемый запах перегара.

– Что, подозрительный тип, да? – подмигнул Денис капитану.

– Не подозрительный, просто странный, – ответил Куропаткин.

Денис пожал плечами. А чего тут странного? У него погибла жена, его рыжеволосая красавица. Он нашёл утешение в алкоголе, и находил его всё это время. А вчера решил найти утешение в женских объятиях. И не нашёл. Потому что уснул раньше, чем попал в эти самые объятия. Впрочем, неизвестно, попал бы он в них, даже если бы не уснул. Может быть, он бы выгнал эту женщину, потому что заниматься любовью с кем-то сейчас казалось ему кощунством. Хотя кто говорит о любви? Это мог быть просто секс… Но беда в том, что и секса Денису не хотелось. О чём вообще может идти речь, о каком сексе, если его жена покоится на кладбище?

Просто Денис подумал, что, может быть, он сможет отвлечься, если останется та женщина останется на ночь. Он ошибся. Хотя как он может это утверждать, если у них так ничего и не случилось?