Читать книгу: «Предисловие к Полярному дневнику. Роман», страница 3

– И что, все эти комментаторы у кого-то на зарплате?

– Зачем? – искренне удивился дядя Коля. – Я же говорю, создана такая среда, где каждый суслик – агроном. Великий стратег и геополитик, временно работающий охранником в «Пятерочке». Каждый может спокойно высказаться, каким бы идиотом он ни был. А то, что твой оппонент в чате – идиот, как правило выясняется достаточно поздно, и это главный и самый показательный момент. Знаешь, как Черчилль говорил: если ты долго споришь с идиотом, скорее всего он делает то же самое.

– Есть ведь и не идиоты, – хоть Витя во многом и соглашался с услышанным, но все-таки он с оптимизмом смотрел на человечество.

Дядя Коля вздохнул, как будто устал объяснять ребенку некую азбучную истину:

– Есть. И что толку? Представь, что ты подошел к коллекторным резервуарам мосводоканала и плеснул туда стаканчик родниковой воды. Стали они чище? Вот! И также с неидиотами. Подливают понемногу, а жижа по-прежнему вязкая и смердящая. Плюс к этому существуют люди, которые постоянно вслух сомневаются в том, что вода в стакане родниковая.

– Не понял. Если человек излагает внятно и с доказательствами, в чем тут сомневаться?

– Так ведь все излагают внятно и доказательно, – развел руками дядя Коля. – Тут другое дело. Попробую на примере. Читал недавно у одного автора о приемах видения диспута в среде заключенных. Прием на самом деле один, но очень действенный: нужно поймать оппонента на малейшем несоответствии, и не важно касается оно предмета спора или нет, затем хохотать во все горло и тыкать в противника пальцем, выкрикивая – Слыхали?! Во дает?! Хочет так повернет, хочет эдак! Ну и в таком духе. Естественно человек начинает теряться, выходить из себя, путаться еще больше. То же самое случится и с тобой, если, допустим, ты решишь записать то, что я говорю и выложить у себя в ЖЖ или там на сайте, в блоге, не важно. Первое что ты услышишь – во, появился еще один срыватель покровов, конспиролог! Ирония – мощнейшее оружие. Совсем необязательно развенчивать какую-либо теорию, ее достаточно грамотно осмеять. Тем более, то о чем я говорю – далеко не новость.

– По-вашему конспирологи и альтернатившики более достоверны?

– Не обязательно. Идиоты есть везде. Когда появляется по-настоящему стоящая теория. До кого-то наконец доходит, что картина мира несколько иная, чем в новостной ленте, к нему сразу прилипает толпа чудаков, злобных, смешных, безумных. А короля, как известно делает свита. Блогер и вся его деятельность в окружении тупых хомячков и начинает выглядеть тупостью и чушью. А большего и не надо.

– Получается, что понять где правда, а где ложь невозможно.

– Нет. Если ты о постах в интернете, – улыбнулся дядя Коля.

– А вообще? – вопрос прозвучал настолько наивно, что Вите стало стыдно.

– А вообще можно. Если, конечно, в голове у тебя погуще и почище, чем в тех самых коллекторах. Тут важно понять, что подсказывать тебе путь к истине никто не собирается.

Чай за время разговора успел остыть, Витя осушил чашку в два глотка. Встал и понес к раковине. Краем глаза он заметил, что на стене за холодильником висят такие же морские узлы в рамках, как и на других стенах, но одна рамка несколько больше. Витя остановился и посмотрел на нее. В рамку и за стекло был заключен свернутый петлей шелковый шнурок. Тут сомнений быть не могло. Шнурок из ночного кошмара. Также Витя не сомневался в том, что раньше он не мог видеть этот предмет. В свой первый приезд он не заходил на кухню. Разве что хозяин только сегодня его перевесил, а раньше он висел на другой стене, на втором этаже или в кабинете, вот подсознание и зацепило. Но остальные стены дома были пусты, ни картин, ни фотографий, ни репродукций… Витя стоял с чашкой в руке и смотрел на рамку.

– Что такое, Виктор? – дядя Коля смотрел на него с не меньшим интересом, чем Витя на шнурок.

– Так… Показалось кое-что… Интересная вещь.

– Да. Это чтобы помнить, – туманно сказал дядя Коля. – Не думал, что она так бросается в глаза. Что показалось-то?

Витя не собирался вот так с ходу открывать свои видения, поэтому нужно было менять тему. Он поставил чашку в раковину.

– Вы все-таки не ответили, что же изображается на этих панелях?

Дядя Коля тяжело вздохнул:

– Как бы тебе это объяснить… Это и есть своеобразная библиотека.

– Вы же говорили, что у вас на компьютере библиотека?

– Дело тут не в носителе, а в содержании. Компьютер просто заменяет бумажные книги. Суть при этом абсолютно та же. Деревянные панели будут рассказывать другую историю.

– Историю в смысле, как науку?

Дядя Коля поморщился при слове наука:

– В смысле как истину.

– Как-то замысловато. Чем вас не устраивают толстые бумажные тома. Есть ведь какие-то академические издания…

– История – самая ангажированная из всех наук. Бумажные тома всегда пишутся в определенной политической обстановке. Ты знаешь, что при СССР школьным учителем истории мог быть только член партии? Само по себе достаточно красноречиво, нет?

– Теперь-то не СССР.

– Да-да, информации полно. Открытые источники, рассекреченные архивы, – в голосе дяди Коли звучала даже не ирония, а какие-то прямо издевательские нотки. – Про альтернативщиков мы уже говорили. Повторяться нечего. Меня интересует только подлинная история. Её сохранение.

– А откуда она известна вам? – неосторожно спросил Витя.

– Я не говорил, что она мне известна, я не говорил, что она известна мне одному, я не говорил, что собираюсь делиться этими знаниями, – дядя Коля говорил подчеркнуто внятно и холодно, последние слова воспринимались как предупреждение.

Витя не хотел терять того доверительного тона, который только начал устанавливаться между ними.

– Все равно, картины на чертежах такие, что сам черт ногу сломит, – улыбнулся Витя. – Подлинная там история или чистая фантазия все равно не разберешь.

– Ты же разобрал, – вдруг сказал дядя Коля. – Думаешь, я не заметил как ты прямо впился глазами в чертежи?

– Я… да, нет… Ведь ничего не понятно…

– Так и задумано. Не владея матрицей, информацию с этих панелей не считаешь. Расслабься.

Несмотря на успокоительные слова, Витя заметил, что дядя Коля смотрит мимо него, в сторону шелкового шнурка. Ситуация каким-то чудным образом совпадала с настроением сновидения. Витя чувствовал, что на спине проступила ледяная роса.

– Ты не напрягайся, я с тобой эти разговоры веду только по одной причине, чувствую, что ты уловил нечто. Сам пока не понимаешь – что. Но может в уме у тебя просветлеет. А за тайну я не боюсь. История, даже самая обычная, из школьного учебника штука такая путанная и темная, что разобраться в ней вообще мало кому под силу. Да и нет у нас исторической памяти в принципе.

– В смысле?

– Ну ты знаешь, кем был твой дедушка?

– Так, примерно…, – ответил Витя.

– Вот именно! А про прадедушку и речь не идет. Истории собственной семьи никто не знает, за то каждый второй – геополитик. А самое главное – и узнать не старается. Им и не зачем.

Витя не понял кому «им», но и уточнять не стал.

– Реально достоверная история, как объективный процесс, доступна в лучшем случае в пределах сотни лет. А в большинстве случаев, ограничена отрезком в жизнь поколения. Да и там, мутно. История всегда должна оставаться немного в тени. Для масс, само собой.

– А не для масс? – Витя чувствовал, что подобные вопросы снова могут привести к памятному сувениру, висящему за холодильником, но удержаться не мог.

– И не для масс тоже. Но кое для кого, прошлое должно оставаться предельно ясным. Иначе – хаос.

– А так? Тотальный контроль?

– Модель не рабочая. Уже доказано. Хитрость в том, что контролировать народные массы очень сложно. Особенно сейчас. Как ни крути, но с чисто информативной точки зрения интернет навсегда изменил общество. Я бы сказал, что сегодня массы контролировать вообще не возможно. Хотя многие со мной не соглашаются. Потому что дураки, – дядя Коля уже говорил как будто бы и не Вите, а просто озвучивал давно продуманные мысли. – Да и задача – контролировать, не стоит. То есть это вторичная задача. Реально населением планеты можно только управлять. При контроле, по чистой логике, происходит сегрегация. Контролеры становятся элитой, остальные… ну понятно кем. Недовольство растет, и очередная Варфоломеевская ночь становится вопросом времени. Её можно предотвратить. Вернее отстрочить. Запалить небольшую войну, например. Переключить внимание. Но правильнее, рассчитать этот процесс и направить в нужное русло. А потом представить в самом героическом свете. Для этого официальная история и нужна.

– Какое русло может быть у Варфоломеевской ночи? Элиту ведь все равно перебьют?

– Если сил хватит. Да, ее и не жалко, – махнул рукой дядя Коля. – Новая нарастет. С теми же задачами.

– Значит, любая революция бессмысленна?

– Почему? – дядя Коля удивленно посмотрел на Витю. – Любая революция преисполнена смыслом. Только не для тех, чьими руками она делается. Для народа Афганистана был смысл в восстании талибов?

– Думаю, нет…

– А для США или России?

– Наверняка.

– Вот то-то и оно. Революции управляемы, это, кажется, уже ни для кого не секрет.

– Кем управляемы?

Дядя Коля усмехнулся.

– Оно тебе надо? Знать такое?

Витя немного растерялся. Несмотря на чрезвычайный личный интерес к теме, все-таки он воспринимал этот разговор, как обычный светский, кухонный. По крайней мере в самом начале. А теперь ему на самом деле предстояло ответить самому себе на вопрос: а надо ли? В любом случае, Витя понял, что дядя Коля дальше говорить не намерен. Может не в этот раз, а может и никогда вообще.

Витя посмотрел на часы:

– Что-то заболтались мы. Толя, небось, уже закончил.

– Не смею больше задерживать.

Витя вышел из кухни. Дядя Коля не стал его провожать. Толя сделал все нужные замеры. И довольно давно. Следуя какой-то природной деликатности, он не стал прерывать разговора Вити и дяди Коли. Стоял и курил на крыльце. Витя и Толя выехали за ворота. Только тогда Толя открыл окно и выкинул давно погасший бычок на обочину дороги.

– Да, работка предстоит…, – протянул он.

– Ага, – чуть небрежно ответил Витя. – Если сомневаешься, что справишься, лучше сразу скажи.

– Почему не справлюсь…?

– Ну, время много потребуется. Ты сейчас и так занят.

– Ни чем я не занят, все сделаю, – засуетился Толя.

– Ну, смотри, – сказал Витя и замолчал. Он мог бы еще покошмарить Толю, допечь его до признания в леваках и покаянного возвращения под Витину крышу, но делать этого не стал. Решил, что Толя и без того в правильной кондиции и образе мыслей. К тому же, сейчас ему хотелось думать совсем о другом.

В своем портфеле, вместе с образцами, он увозил копию чертежей и реквизиты, по которым выставит счет, пока за материалы, но все-таки это уже значило достаточно много. Главное же, сегодняшнее видение, новое совпадение со снами натолкнуло его на мысль о том, что сами по себе картины могут иметь для него вторичное значение. Куда важнее знакомство с этим человеком. И радовался Витя по большей части не хорошим барышам, которые получит с заказа, а тому, что благодаря заказу он сможет держать связь с дядей Колей. Главными всегда остаются люди. Витя давно это понял, и сейчас получил очередной шанс в этом убедиться. Собственно, и его назревшее противостояние с Валерой, на самом деле являлось борьбой за людей, образно говоря, за владение ими, их производительным трудом. Витя поймал себя на мысли, что думает терминами, услышанными от дяди Коли. Их разговор снова всплыл в памяти. И, странное дело, его слова уже не казались каким-то откровением. Прошло менее получаса, и теперь уже Вите казалось, что он и сам знал все то, о чем говорил дядя Коля. Может, просто не умел облечь в слова или хотя бы внятно выразить для самого себя. Тем не менее, припоминая разговор, он ощущал приятное чувство погружения в родную стихию. И правда, все, что Витя услышал задело и взволновало его скорее на эмоциональном уровне, чем на интеллектуальном. С точки зрения чистой информации, ему не открылись тайны вселенной. Да, Витя не силен в античной истории и политологии, но был уверен, что все эти сведения о полисах, греческой демократии, Древнем Египте и прочее, легко нагугливаются, никаких печатей для этого взламывать не придется. К тому же, интуитивно Витя понимал разницу между знанием и эрудицией. Знание реально и даже утилитарно. Эрудиция – полезная штука, но скорее внешняя мишура. Что-то вроде умения шевелить ушами, в каких-то социальных группах такой навык ценится куда выше, чем умение цитировать Катулла на латыни. А знание ценится во всех обществах. У Вити и складывалось ощущение, что он краем коснулся какого-то знания. Будет ли оно открываться дальше и полнее, целиком зависело от дяди Коли. В этом тоже сомневаться не приходилось. Чтобы это произошло нужно как-то расположить к себе дядю Колю. Подумать об этом еще предстояло. Пока же Витя решил просто смотреть на мир, через лобовое стекло. Это простое и повседневное действие, порой, приносило огромное удовольствие. Потому что случались дни, когда Витя чувствовал: мир говорит с ним. Мир одушевлен и наполнен невидимыми сущностями, которые одновременно, и прячутся, и желают быть увиденными. Чистое голубое небо, с пухлыми бляшками облаков смотрело на Витю. Он кожей чувствовал на себе этот взгляд и хотел ответить и мог отвечать. Нет ничего страшного в том, чтобы смотреть в бездну, даже если бездна в этот момент смотрит в тебя. Время, когда пространство приоткрывается во всей своей мощи и величии, лучшие мгновения жизни, хотя бы потому что Витя понимал – в этот момент именно он становится мерой этого величия. А значит, он включен в мировой порядок, ход вещей, а не просто существует на фоне. Подобные ощущения, самопроизвольно возникающие, всегда становились для него предвестниками чего-то хорошего, главное не рассеиваться и не впадать в экстатизм. Витя притопил педаль газа. Дела повседневные лучше шли под взглядом неба.

3

Всякий видит, чем ты кажешься, немногие

чувствуют, кто ты на самом деле.

Н. Макиавелли

Сидя в офисе, Витя переживал двойственное чувство. С одной стороны, он любил дело, которым занимался. Ему нравилась древесина, как материал, нравилась глубина ее преображения после обработки, нравился конечный результат. И нравилось само предприятие, созданное им. Тут был и легкий флёр гордыни. На встрече выпускников про Витю бы сказали – «с нуля поднялся». Так что гордиться собой он мог вполне обоснованно. С другой стороны, ему уже давно не приходилось самостоятельно сидеть на телефоне, обзванивать поставщиков, искать материалы. Для этих функций он нанял людей. Поэтому преследовало ощущение, будто нечто пожирает его время. Сознавая это, он чувствовал почти физическую боль. Витя жертвовал единственный невосполнимый ресурс, из-за элементарного недопонимания с Валерой. Хотя, недопонимание – не совсем верный термин. Витя как раз прекрасно все понимал. Оставалось доставить просветление в ум его партнера. И тут возникала сложность. Валера – мужик упрямый и амбициозный. Если просто вызвать его на разговор и все выложить, он психанет, хлопнет дверью или наоборот начнет качать права. Второй вариант даже вероятнее. Хоть это и не так уж важно, ни один из вариантов не давал решения проблемы. Витя понимал, что Валера запутался в своих фантазиях. Их взаимоотношения строились по схеме стратегия-тактика. Витя знал что нужно делать для процветания бизнеса, а Валера – как этого добиться. И теперь, видимо, Валера решил, будто и ему подвластно это знание. Ошибка вообще-то характерная для всех тактиков. Видя перед собой ближнюю задачу, они умеют ее решить, но отчего-то пренебрегают необходимостью знать истоки этой задачи и понимать следствия, возникающие в отдаленной перспективе после решения. Очевидно, со временем Валере стало казаться, что его умелое управление тождественно реальной власти. Он не понимал, что по-прежнему продолжает исполнять чужую, Витину волю, а вовсе не занимается самостоятельным делом. Последнее время, в минуты раздражения, Валера не мог сдержаться и прямо говорил Вите, мол, я на себе весь бизнес тяну, а ты вообще ничего не делаешь. На самом же деле это «ничего не делание Вити» было не фактическим устранением от бизнеса, скорее он просто отпустил подлиннее Валерин поводок. Его не сильно волновало, как именно Валера будет решать ту или иную задачу. Он не вмешивался, не лез с советами и не навязывал собственных подходов. Вот, Валере и начало казаться, что это он сам всего добился, сам постиг, а Витя – просто паразит на его шее. Логично, что мысль отколоться прокралась в Валерино сознание и постепенно разрасталась, как плесень. Мысль губительная, прежде всего для самого Валеры. Он не был готов к самостоятельности. Заключить это можно по самому образу его действий. Та самая тактика без стратегии. Чтобы осуществить задуманное Валерой, следовало тихо и аккуратно подготовить плацдарм, обзавестись собственностью, оборудованием, материальной базой, а потом одним мощным ударом забрать бизнес целиком, или уж по крайней мере большую часть, а не крысятничать по мелочам на левых заказах. Впрочем, недооценивать Валеру тоже опасно. Как ни крути, дело свое он знает и может в какой-то момент вспрыгнуть над собой. В этой возможности Витя ему не отказывал. Тогда он станет реальным препятствием, а пока Валера – камень в ботинке. И лучше бы ему самостоятельно осознать это. Тогда дело может решиться мирно, без особых потерь. Витя не спешил разбираться с Валерой еще и потому, что тот несмотря ни на что пока находился в слабом положении. Скорее всего сам того не сознавая. Да, он все прекрасно знал за производство и снабжение, но кое-какие важные нюансы упускал из виду. Например, Валера не знал, что земля, на которой стоит их цех принадлежит Вите. Выкупить ее стоило немалых трудов и средств. Случилось это давно, Валера еще складом заведовал, так что не мог быть в курсе, а потом как-то речь не заходила. Не имея собственности, трудно выстроить нечто реально крепкое. Пока Валере под силу было выстроить средней руки бизнес, шатко балансирующий между налоговыми поборами, пожарными инспекциями и санитарными нормами. Быть может, каким-то задним умом он это и понимает, потому и не уходит с концами. Так что пока проблема остается, и точного плана ее решения нет. Уповать на просветление чьего-то ума – далеко не лучшая стратегия. Главное затруднение заключалось в том, что целиком отдаться решению этого вопроса Витя не мог. К тому же возникали новые проблемы.

Отыскать монолитную панель из бразильского ореха оказалось не так просто, да еще в нужном количестве. В основном поставщики предлагали составные панели. Витя предвидел такое положение, однако то, что не каждый производитель брался изготовить доску нужной ширины, неприятно удивило его. За этим, столь лихо обещанным дяде Коле заказом, отсылали чуть ли ни на бразильские пилорамы. Перебрав с десяток поставщиков, Витя понял, что распыляется. Бесплодные разговоры, пустые обещания «переговорить с начальством» и перезвонить. Витя понимал, что люди на том конце трубки мало, что могут решить, вообще мало понимают в деле, которым занимаются. Он быстро перебрал своих поставщиков, с кем работал давно и мог поговорить непосредственно с руководителями. Поэтому дальше приходилось общаться с менеджерами. Эти ребята мало чем отличались от роботов-автоответчиков. В лучшем случае они просто хорошо знали собственный ассортимент, сроки поставок и цены. Решение более сложных задач, выходящих за рамки повседневных, ставили их в тупик. Работали и отвечали они по заученным схемам. Ни то что инициативы, даже обычной самостоятельности от них ждать не приходилось. Так что Витя быстро осознал тщетность такого подхода. Во всяком случае, это был не его метод. Сначала, слушая отказы и неуверенное мычание менеджеров, Витя раздражался и видел перед собой реальную проблему. Однако, чем дольше это продолжалось, тем отчетливее перед его мысленном взором проблема преобразовывалась в возможность. Он увидел незаполненную нишу. Конечно, опыт подсказывал, что если ниша не заполнена, то, скорее всего, это хреновая ниша. И все-таки, с вопросом можно было поработать. Только иначе. Его задача – определить цель, определить текущее состояние дел и, исходя из последнего, рассчитать вероятные пути воплощения цели. Бесполезное сидение на телефоне вовсе не способствовало реализации этого плана. Он опять приходил к мысли о том, что ему следует искать не доску, а человека, который эту доску достанет. В любом замысле люди на первом плане! С этой мыслью Витя сбросил последний звонок и вышел из офиса. Дальнейший обзвон потенциальных поставщиков он поручил Ане, хоть и не очень верил в ее успех. Аня, конечно, девушка толковая и даже очень, но как и большинство наемных сотрудников редко выходила за рамки своих повседневных задач. Лишь однажды, после новогоднего корпоратива… Но это совсем другая история, мало волновавшая Витю в конкретный момент времени. Как бы то ни было, тень надежды на Анину сердобольность все-таки оставалась. Витя и ценил ее за легкость и беззаботность, с виду вполне ординарную – аккаунт в Instagram c фотографиями еды, коктейлей, пляжей, пятничных вечеринок, утренние и вечерние селфи, казалось бы, вот и все что занимает Аню. Как ни странно, непосредственный душевный настрой помогал ей и в работе. Она никогда не отказывалась выполнять поручения, никогда не переспрашивала – а как это делать? Даже находясь в полном неведении относительного того или иного вопроса, она легко снимала трубку звонила куда следует, узнавая все по ходу.

Вечер потихоньку сгустился над городом. Домой Витя попал уже в сумерках. Заварив чай, он сел над чертежами. Впервые он мог рассмотреть их в спокойной, буквально домашней обстановке. Теперь уже картины не казались ему столь туманными и символическими. В последовательности картин прослеживалась явная логика, можно сказать сюжет. Более того, сюжет этот оказался неоднородным. Первоначальное впечатление о том, что каждая панель включает в себя отдельную историческую эпоху или какую-то определяющую веху целого периода, оказалось не верным. Отдельно взятая панель могла содержать в себе два и даже три последовательных исторических эпизода. Особенно это касалось первых панелей. Тех, на которых был изображен Петр Первый и тот самый гнедой конь. Картины разделялись диагональными линиями на неравные треугольники, поэтому при беглом осмотре было непросто провести границу между одним эпизодом и другим. Только внимательно вглядываясь и вникая в художественную логику создателя этих полотен, Витя стал разбирать замысел и последовательность изображений. С другой стороны, последние панели были посвящены конкретным, казалось бы, более частным сюжетам. Однако то, что таким эпизодам отведены целиковые полотна намекало на их значимость. На одном из таких цельных изображений Витя без труда опознал Наполеона. На картине он стоял рядом с императором Александром. Оба правителя стояли на берегу реки, над головами их, словно герб, нависала карта, изображенная весьма схематично в виде развернутого свитка. Вообще о том, что эта карта можно было догадаться лишь по маленькой розе ветров, вписанный в верхний угол и по неровным линиям, видимо, обозначавшим течение рек. Также на нижнем краю карты было выведено число римскими цифрами. Витя не умел разбирать их, так что решил отложить это на потом. К тому же, изображение содержало еще множество любопытных мелких деталей, очевидно, пояснявших сопутствующие встрече императоров обстоятельства. Войне 1812 года было уделено немало места. Наполеон появлялся в нескольких сюжетах. На одном из них он даже представлялся в виде всадника змееборца. Можно было даже сделать вывод, что именно этот период истории являлся ключевым для создателя полотен. От первой до последней панели все как бы шло к этой войне. Пока Витя не мог сказать точно на чем основано это впечатление. Хотя он и заметил кое-какие сквозные детали, переходящие из одного изображения на другое. Одной из них была казачья шапка, а может не казачья, а стрелецкая, тут Витя не брался судить. Да и не так уж важно, главное, всегда одна и та же. На первом плане она появлялась один раз. На третьей панели изображался эпизод, должно быть, встреча двух посольств: люди европейского вида в костюмах восемнадцатого века, стояли напротив каких-то татарских вельмож, впрочем, азиатское происхождение этой группы также следовало из костюмов, а не из антропологических признаков, между ними, преклонив колени, стоял слуга тоже татарского вида на вытянутых руках он держал перед собой эту самую шапку, холоп с европейской стороны насыпал в нее золотые монеты. На остальных изображениях шапка всегда оказывалась на заднем плане. В принципе ее и разглядеть-то оказывалось сложно. Вите просто повезло, как-то взгляд зацепился, то она валяется на дороге, под ногами всадников, то поднята на копье, то лежит на столе, и т. д. О смысле этой небольшой детали догадаться было не просто. Наверное, даже невозможно. И сколько их еще, этих сквозных, говорящих деталей? Как и сказал дядя Коля, прочитать историю по этим изображениям без матрицы не получается. Впрочем, интуицию пока никто не отменял. Витя не был склонен наивно полагать, что после беглого взгляда на чертежи ему откроются великие тайны. Он лишь ждал какого-то намека. Хотел увидеть нечто, что отпечаталось бы в сознании и повернуло ход мыслей в каком-то конкретном направлении. Однако картины оказались столь пёстрыми и наполненными, что в сознании возникали не отпечатки, а рябь. Требовалась определенная систематизация и, конечно, определенные знания. Пока что складывалось ощущение, будто с ним говорят на незнакомом языке. Даже знай он о чем идет речь, понять нюансы все равно не смог бы. Витя отпрянул от стола, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Голова немного гудела. Как-то, в студенческие годы, Витя с товарищами подрядился на стройку, срочно понадобилась небольшая сумма денег. Задача перед ними стояла предельно простая – перенести кучу щебня из одного места в другое. Следуя доброй традиции, Витя с товарищами для начала решили отметить сам факт получение такого подряда. И так увлеклись, что на следующий день на стройплощадке Витя стоял один. Видимо, по-настоящему деньги нужны были только ему. В сумрачном осеннем утре перед Витей стояла ржавая тачка, с совковой лопатой в корыте и возвышалась гора щебня, выше него раза в два. Сначала дело представлялось просто невыполнимым, настолько, что даже и браться не стоило. Когда Витя отвез первые тачек двадцать, настроение стало еще хуже. Казалось, что гора не стала меньше, только еще шире расползлась в том месте, где Витя черпал лопатой. Однако бросить работу отвезя двадцать тачек еще глупее, чем бросить не начав вовсе. Витя старался не смотреть на вершину горы, чтобы не расстраиваться. Тупо возил и возил, с редкими передышками. И, в конце концов, перетаскал кучу. Конечно, еще дня два после этого пальцы не хотели разгибаться и стремились принять форму рукояток тачки, поясница глухо ныла, зато и денег заработал за четверых, и, следуя странной логике, бросил пить. Сейчас этот случай вспомнился Вите не случайно. Тайна чертежей казалась столь же огромной и недоступной, как когда-то та куча гравия. Однако он помнил, что справился в тот раз. Значит, может справиться и в этот. Даже несмотря на то, что в этот раз работка явилась посложнее.

Витя провел ладонью по лицу, открыл глаза и снова посмотрел на чертеж. На этот раз взгляд упал не на сами изображения, а на поля. На белой бумаге остались характерные черные точки, которые образуются при ксерокопировании. В принципе ничего удивительного, дядя Коля и сказал, что дает копию. Но Витино внимание привлекли не эти типографские помарки. На самом краю листа осталась часть изображения, как будто при копировании или сканировании оригинал оказался несколько больше приемного лотка и лазерный луч не захватил его площадь целиком. А может, его специально не хотели отображать на копии. Витя был уверен, что и на том экземпляре, что он видел дома у дяди Коли, никаких изображений не было. Может только вот такой же обрезок… Витя вгляделся. Даже приблизительно восстановить изображение по столь малой части не представлялось возможным. Скорее всего, там в углу листа стояла какая-то печать. Вероятно старинная. Во всяком случае, ничего общего с современными печатями у этого отпечатка не было. Витя смог разглядеть нечто волнообразное. Может морская волна, часть полотнища флага или мантия. Вглядываясь еще, Витя решил, что скорее всего мантия. У самого-самого края листа он сумел разглядеть неровную, диагонально наклоненную линию, у ее вершины виднелась не то клякся, не то пятно… Кисть руки! Догадался Витя. Должно быть, там изображался человек, опирающийся на посох или копьё или… на что-нибудь еще, а мантия покрывает его плечи. Значит, это скорее герб, чем печать. Витя всмотрелся снова. Если он прав, и то небольшое пятно – кисть руки, расположена она так, будто человек не опирается, а скорее держит что-то в опущенной вдоль тела руке. Для копья или для посоха древко коротковато. Что тогда? Скипетр? Но кто же держит скипетр опущенным к земле? Витя снова откинулся в кресло. Он осознал, что в один краткий миг все изображенные на чертежах картины перестали иметь для него какое-либо значение. Все внимание сосредоточилось на этом обрывке герба. Он не мог не оценить иронии ситуации: в поисках ответов, он нашел еще один вопрос. В том, что вопрос этот важен сомнений не было. Витя прекрасно понимал как проявляется его интуиция. Не имея ключа к изображениям на чертежах гадать над ними бесполезно. А вот узнать, каким гербом припечатан оригинал чертежей, можно было. Более того, возможно, разгадка герба поможет обрести ключ к изображениям. Где-то в подсознании хранилась информация о том, что геральдика – наука точная. Древние гербы являлись чем-то вроде документов, устанавливающих не только родовую принадлежность, но также и юридические права их носителей. Поэтому выполнялись они с чрезвычайной точностью. Если на листе действительно отпечатался древний герб, найти его не составит большого труда, даже по такой мало части. Так во всяком случае казалось Вите. Он и хотел броситься искать тут же, но посмотрел на часы. Время позднее, а сны последнее время являлись для него не только отдыхом, но и источником информации.

Увы, надежды на сновидения не оправдались. Всю ночь Витю преследовали слишком плотные, перенасыщенные зрительные образы. Извлечь из них некое ясное зерно не удавалось, даже точно восстановить последовательность не получалось. В воспоминаниях осталась лишь хаотичная круговерть каких-то замков, тайников, летящих стрел, пушечных залпов, кораблей и татар. Несмотря на тяжкую беспорядочность сновидений, проснулся Витя довольно свежим, отдохнувшим. Практически сразу он сел к ноутбуку. Проснулся Витя раньше обычного и у него образовался лишний час, который он решил посвятить изучению геральдики. Его вчерашний легкий оптимизм, по поводу розыска герба быстро улетучился. Оказалось, что европейская знать за века успела наплодить громадное количество гербов, с изображением мужиков, сжимающих в руках разного рода, копья, посохи, палицы, булавы, дубины, трости и даже костыли. Чаще всего на Витины запросы выпадало изображение дикаря Виллимиес, геральдического символа финского города Лаппеенранта. Несмотря на столь настойчивое повторение, изображение было совершенно не то, во-первых, наклон дубинки не такой, а во-вторых и главных, дикарь сжимал дубину в правой руке. След на чертежах явно указывал на предмет в левой руке. Витя понимал, что запрос слишком неконкретный, поэтому старался разглядеть, хоть что-то еще в том обрезке герба, который ему был доступен. Да и понемногу закрадывалось сомнение, а герб ли это? Мало ли какое изображение могли поместить на столь странный чертеж. В частности, при поиске ему частенько выпадали не только гербы, но и различные карты таро, которые также изобиловали сюжетами с людьми, вооруженными разного рода деревянными предметами. И все-таки некоторые общие выводы ему сделать удалось. Изображение людей на месте щитодержателя, более характерны для гербов династий северной Европы. Хотя и там полно и львов, и орлов, и грифов. Но все же, разные рыцари, богатыри, дикари чаще присутствовали именно у северной аристократии. Тут тоже была тонкость. Иногда северная знать становилась правителями государств южной Европы, тогда их гербы перекочевывали в государственную геральдику тех государств. В общем, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Вооружившись лупой, Витя пытался отыскать хоть малую отличительную черту в осколке изображения. От этого занятия его отвлек телефонный звонок. Звонила Аня.