Читать книгу: «Инфер-10», страница 4

Глава 3

Глава третья.

Длинная узкая лодка подхватила меня от окраинного здания и, преодолев не больше километра, доставила к низкому округлому борту плоскодонной деревянной баржи. Расплатившись, я легко поднялся по свисающей с бортов старой веревочной сети, вложил в задубелую черную ладонь встретившего меня огромного детины еще одну монету и поймав нужное направление благодаря его небрежному взмаху, двинулся к носу, где находилось укрытие от солнца. Еще раннее утро, огненный шар едва успел приподнять тушу из океана, но от него уже веет иссушающим жаром, так что в тенек я спрятался охотно. Усевшись на одну из длинных лавок, я огляделся, дополняя уже известное из вчерашних разговоров собственными глазами.

Такие баржи, длиной от двадцати до двадцати пяти метров, являлись главным грузовым и пассажирским транспортом выросшей на руинах Церры и заодно ее главной гордостью, хотя деревянные суденышки выглядели максимально обыденно. Округлые нос и корма, шириной метров в восемь, неповоротливые, слишком длинные для руин, они могли двигаться только по здешним главным затопленным улицам, но и этого вполне хватало, чтобы доставить пассажиров и грузы куда надо, хотя и в очень неспешном темпе. В движение баржи приводились самыми различными движителями, часто дополняющими друг друга по причине маломощности. Электрические и двигатели внутреннего сгорания, весла, шесты – годилось все. Но чаще всего, по словам немало походившей на них Трэдды, все это работало настолько хреново, что почти не использовалось. Но баржи продолжали ходить по воде Церры – благодаря системе веревок и лебедок. Система имела свое длинное пафосное название и мне его назвали, но я не стал даже пытаться запомнить. Все было просто – на зданиях стояли барабаны огромных лебедок, их крутили вручную или иными приспособлениями, а наматывающиеся на них толстенные канаты тащили по воде баржи. Сервис был платным, принадлежал создавшим его здешним правящим родам, но стоимость была невелика – в общем тот редкий случай, когда все были довольны.

Я бы даже интересоваться всем этим не стал, если бы не небольшое но важное «но» – этот транспорт существовал с дозволения одной из Систем, одной из Матерей, Владык или как там еще аборигены и гоблины с пугливым придыханием называют разумные машины.

А я-то все удивлялся почему так долго не пахнет машинной смазкой и почему со стен не льется серая слизь. А вот и оно. Тэдда рассказала многое про Церру – а ничего другого она и не знала, прожив жизнь в этих руинах и пролив ради них немало литров крови и пота. Она жила жизнь солдата с рождения – появившись на свет в стенах рода Браво Бланко, где на стенах реют белые стяги с красным ромбом и цифрой 1 внутри. Флаги столь же гордые, как и сам боевой род. Ее тренировали с рождения. Она прошла десятки сражений и не задавала вопросов, но после последнего, потеряв напарника и мужа по совместительству, стала свидетелем того, как результате их победы были отданы обратно проигравшим во время попойки младших донов. После этого она решила уйти. И ушла. Отложенных сбережений хватило, чтобы выкупить еще крепкое здание на окраине и открыть дешевую уличную обжираловку, а благодаря солдатскому прошлому, по здешним законам она получила освобождения от налогов на пять следующих лет. Больше ей ничего и не предложили. За время службы она увидела и услышала слишком многое, довольно быстро перестав быть наивным солнечным аборигеном.

Да. Государство на руинах было свободным и независимым. Пока что во всяком случае. Но свободы и относительного процветания они добились не одними лишь собственными силами, но и благодаря помощи извне – и этим «извне» была некая могущественная сила, к которой в прежние времена частенько обращались опять облажавшиеся вершины власти. В самом сердце Церры, между шестью цитаделями правящих родов, находилось еще одно здание, скрывающее в себе «проявление древней мудрости» как его называли тут, избегая слово «божество». Когда правители Церры лажали в очередной раз, они облачались в лучшие одеяния, садились в пышно украшенные лодки и двигались к Седьмице, начиная свой путь от родовых резиденций. При этом было крайне важно сделать так, чтобы все лодки прибыли к центральной постройке одновременно, ведь явись кто раньше, остальные примут этот жест как недопустимую попытку показать себя выше остальных – и вот тебе повод для нового витка междоусобной грызни. Прибыв к зданию, они входили в огромный и все еще функционирующий наружный лифт, с прочнейшей прозрачной кабиной, способной вместить до пятидесяти рыл, после чего взмывали вверх примерно до средних этажей, где лифт останавливался и все шесть патриархов входили внутрь. Охрана и ближайшая челядь оставались снаружи в прозрачной кабине, глядя сквозь практически неразрушимые стекла на руинное государство. Когда патриархи возвращались – а это было уже в сумерках – прозрачная кабина лифта ярко вспыхивала в десятках ламп освещения и торжественно опускалась к пляшущим на воде лодкам. Торжественно, пафосно, слащаво, громко – все как любит клейкая неразумная масса народа, обожающая глазеть на сильных мира сего. Раньше они наслаждались зрелищем через экраны, теперь пялятся в обвитые лианами окна, но суть таже – увидел богатого эльфа и себя на миг таким ощутил. Чем не праздник? Приобщился к великим, вот бы еще поймать лицом их небрежный плевок – и жизнь удалась… У подножия здания Седьмицы, за столом на палубе загодя подогнанной сюда огромной баржи, патриархи проводили еще одно долгое публичное совещание, ожесточенно споря, благостно внимания, кивая, возражая и стуча кулаками по столу, попутно поглощая мясо и вино. В итоге всегда находился устраивающий всех вариант, патриархи торжественно кивали зданию нависающей над ними Седьмицы, хотя с годами эти кивки становились все «глубже», постепенно превращаясь в поклоны, после чего важный день завершался и все расплывались по домам. Но уже на следующий день роды имели четкий план действий и следовали ему без отклонений вплоть до выполнения и несмотря на все сложности или даже потери. Это тоже было одной из широко известных «фишек» Церры – приняв решение, они уже не останавливались пока не добьются своего.

Именно Седьмица поспособствовала появлению в Церре множеству различных новшеств, изрядно облегчившим здешнему населению жизнь. Система лебедок и канатов – одна из них. Тэдда сама помогала крепить некоторые из огромных лебедок, и сама видела максимально четкую схему их расположения, наложенную на карту городских руин. Там было указано, где и какую лебедку ставить, какое препятствие и с какой будущей водной прямой артерии убирать, даже если это означало снос горы разрушенного здания, включая последующие нырки под воду дабы убрать мешающее плоскодонным баржам препятствия.

Седьмица помогла во многом, хотя Тэдда знала лишь верхушки. Но она была в курсе, что Седьмица подсказала какие растения помогут справиться с красной лихорадкой и как приготовить из них действенное лекарство; Седьмица рассказала как отпугивать обитающих под водой многометровых и слишком уж умных для рыб монстров, раньше свободно вплывавших в руины, а ныне обходящих их стороной; Седьмица указала одно из ничем не примечательных зданий, в чьих подвалах нашлось немало огнестрельного автоматического оружия – и Тэдда была одной из отряда Браво Бланко-3, также участвовавшего в экспедиции. Они добились выполнения поставленной задачи, хотя потеряли немало бойцов из каждого отряда и видели невообразимых тварей.

Да. Седьмица помогала – это правда.

Вот только с годами Тэдда научилась сопоставлять вроде бы никак не связанные друг с другом вещи. Так после той экспедиции за утонувшими арсеналами, примерно через пару недель, их отряд вдруг посадили на баржу и тайно отправили на побережье, где им пришлось штурмовать максимально защищенную племенную крепость, а сломив невероятно ожесточенное сопротивление, умывшись чужой и своей кровью, пробиться внутрь, заложить пакеты, как оказалось с очень мощной взрывчаткой в ничем не примечательном помещении, активировать таймеры и уйти. Взрыв прозвучал слишком рано, похоронив под обрушившимся зданием нескольких солдат. Когда они вернулись им никто не стал объяснять причины атаки на никак не угрожавшее прежде Церре чужое племя, равно как и для чего они закладывали взрывчатку и ради чего потеряли столько обученных бойцов. И такое повторялось не единожды – сначала торжественное вознесение к Седьмице, а через пару недель или раньше новая непонятная миссия. Под конец ветераны уже начали задавать вопросы и впервые услышали ответ, прозвучавший примерно так: «Нужды Церры выше вашего понимания, дебилы. Делайте свою работу и помалкивайте». Так что ответа они не получили, но Тэдда была уверена, что все эти миссии были связаны с Седьмицей и скорей всего являлись своего рода оплатой ее советнических услуг. Простой народ об этом и не догадывался, а слишком многое видевшие и слышавшие солдаты редко покидали свои казарменные здания, с чужими не общались и вообще быстро подыхали ради чужих целей. А Церра продолжала процветать…

Хотя кое-что простой народ все же знал, но подавалось это под вкусным соусом созидания и несомненной пользы для всех. Так было проделано с каждой из городских барж – на их носах были тесно выставлены плетенные кадки с растущими из них плодовыми и цветущими растениями, плотная листва давала хорошую тень, спасая пассажиров от солнца, с почти касающихся воды ветвей летела пыльца, с цветов не слазили кормящие насекомые, их в свою очередь пожирала выпрыгивающая из воды рыба, а на подводных участках бортов были высажены колонии каких-то особенных полипов, что серьезно так утяжеляли баржи и ухудшали их плавучесть. В результате КПД барж был максимум процентов тридцать от возможного, но таков был договор с Седьмицей и все это было подано как великое благо для Церры, но тонкости объяснять не стали.

Кроме этого на многих обжитых зданиях были высажены найденные на окраинах редкие виды лиан и папоротников; был введен бессрочный запрет охотиться на ленивых жирных нелетающих птиц, обживших крыши на севере, равно как и на сбор их яиц. Примеров можно привести множество. Но очевидно главное – Седьмица имела большое влияние на патриархов. Раньше Тэдда удивлялась, но теперь просто ушла в закат и ей стало плевать. И мне она того же пожелала – не парься мол, амиго. Не посрать ли тебе на игры богатых и властных? Выпей горлодера и давай еще покувыркаемся…

Ну… на самом деле мне тоже было посрать. Но я видел происходящее в городе через исцарапанную и мутную призму далекого прошлого и от этого на губы так и лезла кривая злая ухмылка. Охренеть…

Я помнил то изящное здание, стремительно возведенное во времена, когда в этом тонущем городе уже никто ничего не строил, а недвижимость так потеряла в цене, что проще было оставаться и гнить вместе с ней, чем продать за смешную цену и остаться без крыши над головой. Здание выросло в закатные времена – во всех смыслах этого выражения. И стало яркой стартовой точкой к новой жизни для многих – действительно яркой, благодаря тому огромному наружному лифту с прозрачной кабиной.

Почему? Да потому что Седьмица, вернее место, где обитала эта «сущность»… раньше это было одно из зданий Атолла Мира. И раньше именно сюда в установленное заранее время подходили и подплывали те – а улицы уже были под водой, но она достигала пока только колена – кто подписал контракт с Алоха Кеола и был готов отправиться в одно из глобальных убежищ. Они входили в темную кабину лифта, сквозь его прозрачные стены со слезами смотрели на рыдающих родственников и друзей из тех, кто пока не решился на этот радикальный шаг, а затем… затем вдруг вспыхивал яркий свет, начинала играть торжественная музыка, само здание озарялось пульсирующим светом, где вспышки визуально шли снизу-вверх и… наполненная светом прозрачная кабина стремительно взлетела вверх, унося «счастливцев» с собой. Все действо очень сильно напоминало взлет космической ракеты, взлетающей вдоль причальной мачты к небесам, а сквозь них в черноту космоса – навстречу чему-то новому и грандиозному. Слезы горя мгновенно высыхали на щеках провожающих и сменялись каплями завистливого пота. Часто сразу же после такого «торжественного» и специально приуроченного к пасмурным дням или сумеркам старта немало число гоблинов спешило подписать договор с Атоллом, буквально требуя оказаться в числе пассажиров следующего «взлета».

Знай они о последующей процедуре обезличивания и стирания памяти всех избравших дорогу в Атолл… и желания у них бы сильно поубавилось. Внутри здания всех выгружали из лифта, выстраивали в шеренгу, в темпе проводили через все необходимые процедуры, грузили всех в уже стоящий на крыше летающий транспортник и тот беззвучно уносил массу людей к одному из готовых принять пополнения куполов. Чаще всего это был Формоз… тот самый, где ныне царит хаос, где все рушится, где так и не проснувшиеся низушки продолжают храниться в размораживающихся морозильниках и гниют заживо, либо их ждет пробуждение в одном из «чудесных» секторов Мутатерра, где им предстоит проснуться безымянными гоблинами и столкнуться с тем самым выживанием, от которого они и пытались сбежать будучи жителями этого тонущего города. Круг замкнулся…

И вот спустя столетия я сижу под тенью опутанных паутиной цветущих деревьев, стряхиваю с башки гребаную пыльцу, морщусь от брызг кормящейся за бортом рыбы, перегруженная наросшими на ней полипами баржа везет меня к центру Церры, а я пытаюсь понять стоило ли вообще придумывать все это и затевать всю эту хрень с гига-убежищами и консервацией населения планеты… если так и так они сдохли в муках.

– Хола, амиго! – мощно воняющий застарелым потом старик плюхнулся на отполированную множеством задниц деревянную скамью и смачно сплюнул табачной жижей в кадку с молодым деревцем – Живи, расти, не сдохни!

– Ты это мне? – поинтересовался я.

– Это я тому горлышку бутылки, что торчит у тебя из мешка. Угостишь парой глотков?

– Легко – кивнул я, вытягивая бутылку самогона.

Навязанной компании я был рад – незнакомый одиночка всегда привлекает к себе повышенное внимание. А незнакомец в компании со всем известным пьянчугой, каким, похоже, был этот пропитый старик, сразу перестает быть и незнакомым, и одиноким. Чужой становится своим…

А если старик тут надолго, то есть все шансы добраться в его компании до нужного мне места…

Дед казался крепким, но всего половина бутылки самогона срубила его напрочь и он, обняв остаток, скрючился под кадкой с цветущим деревцем, отправившись в закольцованное путешествие по главным водным артериям Церры. Я же бросил пару монет смуглому аборигену, велел не трогать старика пока он сам не решит проснуться и покинул баржу, когда она тяжело разворачивалась на месте, а орущая команда руководила процесса «перецепа» на другую лебедку. Я на конечной станции – главная площадь руинного государства Церры, где в самом центре высится здание Седьмицы.

Прошлепав по залитому водой бетонному мелководью, образованному обрушенной стеной, я добрался до широких ступеней длинной лестницы, без отдыха, но и без спешки поднялся на высоту семнадцатого этажа здания-причала и оказался на широком плоском выступе, откуда в разных направлениях отходило три висячих и достаточно широких мостика. На террасе стояло несколько аккуратных навесов, роль перил играли тесные ряды плетенных горшков с густым и аккуратно подстриженным кустарником, на циновках невысокие скамьи и набитые чем-то мягким мешки. Я уселся прямо на циновку – еще вопрос что хуже, вскакивать с низенькой скамейки либо пытаться выпутаться из объятий огромной подушки. К тому же пусть идеально выметенная, но все же обычная циновка куда лучше подходила под отыгрываемую мной сейчас роль окраинного рыбака, сумевшего заработать деньгу и решившего город посмотреть и себя показать. Такие обычно прибывают в столицу утром, а ночью их в лучшем случае мертвецки пьяных и обобранных находят под какой-нибудь парковой скамейкой и после ночи в камере пинком отправляют домой – посмотрел город и хватит с тебя, деревенщина. Но чаще всего трупы таких недотеп сбрасывали в затопленные подвалы, где их за считанные часы сжирали генномоды.

Место для себя я выбрал у самого края – а я уже знал, что в Церре, как, впрочем, и во многих других местах, самые уважаемые всегда садятся в середке, а остальные, в порядке убывания репутации и бабла, рассаживаются по ранжиру. Простой рыбак не мог претендовать на вон то пустующее в центре гостевое место под навесом, где циновки покрыты богатым ковром, а на нем стоят кожаные кресла. А еще с этого места сквозь кустарник прекрасно просматривалась вся площадь Церры – то самое место, куда я вынужденно стремился уже второй день, хотя изначально планировал обойти город далеко стороной.

И я наконец-то сумел «собрать» свою легенду и даже частично врасти в обветренную шкуру окраинного рыбака. Особо притворяться и не приходилось – старая чистая одежда, загорелая кожа, многодневная щетина, отросшие волосы, неровно обрезанные ножом, потрепанный жизнью вещевой мешок и в целом больше ничего. Сама природа за время моего долгого пути создала мне идеальный образ. Еще я понял почему до этого у меня не получалось влезть в чужую шкуру – я не сразу вспомнил свои былые методы. Чтобы притвориться кем-то надо хорошо знать распространенные обычаи, говор и повадки местных, что к тому же меняются в зависимости от их социального поведения. Нищий рыбак не может вести себя как здешний всесильный дон. После долгих бесед сначала с Мумнбой, а затем с Трэддой, попутно внимательно вслушиваясь в разговоры завсегдатаев ее кантины, я успел услышать и запомнить привычные для здешних обороты речи, приобрел пару десятков расхожих выражений, заодно выбросив из собственной речи привычные для меня слова. Помимо этого, я подметил как себя ведут здешние обыватели: как сидят, как жрут, как пьют, как лгут и как восхваляют себя. Чего не увидел так это как они срут, но есть надежда что так глубоко проверять не станут и что столичные жители делают это примерно также.

И вот я здесь – в сердце Церры. Сижу, смотрю, сохраняю на небритом хлебале выражение легкого неверующего изумления, какое и должно быть у попавшего в мегаполис деревенщины. Нет вы видели какие здесь ровные кустики? Это они сами так растут, аль их лунными ночами ровнехонько обкушивают небесные пони?

Все это вместе – выбранная легенда и изумленное небритое хлебало – позволяли мне открыто разглядывать окрестности, как и положено деревенщине. Я смотрел и… вскоре мне потребовались усилия чтобы удержать на харе восхищенное изумление и не дать ему смениться злобой.

Церра независима? Хер там! Она давно под машинным контролем.

Это было видно невооруженным взглядом – достаточно взглянуть на ее главную площадь.

В прежние времена тут была достаточно плотная застройка. Но когда в городе возводили одно из зданий Атолла недвижимость в умирающем муравейнике стоила так дешево, что я сам покупал и покупал за копейки чуть ли не каждый день, а уж корпорации могли размахнуться на полную мощность. Россогор выкупил полквартала и снес там все подчистую, пустив обломки зданий в создание искусственного возвышения, на котором поднял один из своих высоченных офисов, а вокруг разбил парк из созданных им устойчивых к кошмарным перепадам погоды растений. Когда сегодня плюс пятьдесят, а завтра снег с дождем, что сменяется ледяным градом, переходящим в тропический шторм… не каждая пальма сумеет прикинуться дубом. Выращенные Россогором растения это умели.

Атолл последовал примеру Россогора и выкупил такую же территорию, почти все постройки пустив под снос. Но затем вырыл глубокий котлован, построил в нем свое здание и запустил в котлован океанскую воду. В старые времена под водой скрывалось до пяти этажей, сейчас куда больше.

Следом за ними свои высокие здания здесь, в умирающем, но еще держащемся прибрежном форпосте агонизирующей цивилизации, построили еще восемь крупных корпораций. И все они выбрали места рядом с Россогором и Атоллом. Помню, что одним из небоскребов владела межнациональная сурверская организация Дети Будущей Зари – и их сучья постройка устояла, пережила все невзгоды, даже сохранила свой голубоватый оттенок внешней отделки, а ныне обжита одним из правящих родов Церры.

Да. Роды Церры сохранили почти все центральные небоскребы, забрав их, заселив и тем самым сгруппировавшись вокруг центрального здания – Седьмицы.

А удивлялся и я злился из-за вакуума вокруг этих зданий и особенно вокруг Седьмицы. Да корпорации прошлого сносили здесь все, но все же многие постройки были сохранены. Однако сейчас на их месте гуляли волны, разбивающиеся о громады растущих из относительного мелководья небоскребов. Никаких торчащих над поверхностью руин, а в прозрачной воде не просматривалось обломков. И это могло говорить только об одном – кто-то сначала разобрал все клыки руин, а затем долго и упорно нырял, чтобы извлечь из воды остальной каменный мусор. Трэдда упоминала вскользь, что не раз сопровождала загруженные битым камнем тяжело просевшие баржи к западной окраине, где в нескольких километрах отсюда созданы и продолжают расширяться искусственные насыпные острова, на которых разбиты огороды. Я сам вошел в Церру с юга. С востока наступал открытый океан, на западе побережье, а мне плюс-минус прямо на север – к первому пункту моего путешествия.

С-сука… как же хотелось взять в руки планшет с подробной картой местности, всмотреться в детали, оценить варианты… но у меня при себе нет никакой электроники – даже из мозгов выковырял последнюю херню, о чем иногда жалею – ведь теперь не увидеть зеленых строчек очередного задания от всемогущей Системы, легко и небрежно посылающую тебя на охоту за плунарными ксарлами… Но я отказался. И вот сижу тут на циновке и из-под полей соломенной шляпы щурюсь на логово очередной системы – Седьмицы – занявшей бывшее здание Атолла. Сразу столько вопросов в прооперированной голове: а где ее сервера? А что если здание рухнет сложится после десятка заложенных в правильных местах пакетов со взрывчаткой? Система принадлежала Атоллу и является пыльным наследием старых времен? Почему ее или она сама себя назвали Седьмицей?

Хотя нет – последний вопрос отпадает как ненужный. Тут и тупому все понятно – Церрой правит шесть родов, шесть башен вздымается вокруг центральной площади, а в центре высится седьмой небоскреб – он же Седьмица. Негласный седьмой правитель Церры, самый незримый… и самый могущественный. И я уверен – все весомые люди руинного города уже знают об этом и давно смирились с положением вещей.

А я… а мне посрать на Церру, на донов, на правящие роды с их громкими именами и на саму Седьмицу.

Почему? Да потому что мне не нужно отсюда ничего кроме припасов и быстрого транспорта. А как только я все это добуду, то уйду отсюда чтобы скорей всего никогда не вернуться. Сколько уже таких городов и селений осталось за спиной…

– Буэнос диас, сеньор! – обильно подкрашенные красным губы подошедшей стройной девушки приветственно улыбались, а в глазах плескалось нескрываемое презрение – Что будете заказывать?

На ней максимально короткая плетенная полупрозрачная юбочка, топ из того же материала, а на щедро подставленной под чужие глаза загорелой коже ни единой отметины из тех, что присущи тяжело работающим простолюдином. Девочка для богатых. И пахнет от нее соответственно – для богатых. Ну и рыбакам можно понюхать – бесплатно же. Я шумно втянул ароматами терпкий цветочный аромат как и поступил бы каждый неизбалованный женской ухоженной красотой окраинный рыбак и по ее губам проскользнула понимающая насмешливая усмешка: нюхай, нюхай, дешевка, восхищайся, но потрогать не удастся. Не став пытаться изображать комок в горле, я ткнул пальцем в соседний низкий столик, где жирдяй в чем-то вроде короткой туники жадно обгладывал кусок мяса на мозговой кости, пачкая унизанные кольцами пальца горячим жиром:

– Буэнос диас. Вон тот кувшин у него…

– Закажете такой же? – лениво тяня слова, поинтересовалась она – Пра-а-авда?

– Нет что ты – буркнул я и… захлопнув свою пасть, с огромным трудом сумев удержать рвущиеся наружу слова и проговорив их лишь мысленно: «Просто передай ему, чтобы забил себе этот кувшин в жирную жопу и прыгая на нем, отправился на первую в его жизни гребаную жиротопную тренировку, радостно крича, как кубики льда тают о его прямую кишку и нивелируют шанс рака простаты!».

– Правда – выдохнул я вслух и попытался мило улыбнуться. Получилось кое-как ухмыльнуться, но она ничего не заметила, но потеплела глазами, когда я продолжил заказывать – Такой же кусок мяса, кукурузных лепешек и побольше острого соуса.

Краем уха я уже услышал часть здешних цен – да они охерели! – прикинул количество оставшихся песо и решил потратить остаток на нормальный обед, добавив:

– Мяса вдвойне – произнося это, я сразу выложил перед ней стопку монет, чтобы избежать проверок платежеспособности.

Монеты исчезли моментально.

– Да, сеньор – на этот раз она улыбнулась по-настоящему и даже на мои грязные штаны посмотрела с задумчивостью – а вдруг этот новая городская мода для богатых? – Сеньор, вам в лимонад побольше меда?

Я кивком подтвердил заказ и тут же сменил позу, усевшись все столь же неуклюже, но более вальяжно. Рыбак почувствовал себя значимым человеком! Еще бы! Один раз в жизни он пожрет в заведении для богатых людей! Будет о чем рассказать дома. Я еще и вслед покачивающей бедрами девке глянул пару раз, каждый раз чуть испуганно отводя взгляд – так поступают те, кто боится проявить свой мужской интерес, чтобы не нарваться на возможные неприятности. На продолжающего чавкать жирдяя в белой тоге, от которого на расстоянии смердело сраным эльфом, ведь гоблины и орки жирными не бывают, я больше не смотрел, чтобы не вызвать у себя очередную вспышку агрессии. Сдерживай себя, гоблин, сдерживай… Посмотри лучше вон на небоскреб Седьмицы… а дерьмо… опять начинаю злиться. Лучше смотреть в воду…

– Буэнос диас, амиго!

Я почувствовал его приближение заранее, но намеренно не стал оборачиваться почти до последнего момента. Окраинные рыбаки не матерые убийцы что всегда настороже, но они живут там, где полно тварей, так что не услышать тихие почти крадущиеся шаги я все же не мог. Его приветствие совпало с моей реакцией, и я просто кивнул, оценивающе разглядывая подошедшего ко мне парня. Лет двадцать с небольшим, худощавый, бледноватый для здешнего климата, а простая сероватая одежда не позволяет определить род его занятий. На пальцах простенькие железные кольца, на запястье серебряный браслет. Карие глаза смотрят чуть сонно, губы улыбаются так естественно и веет от него таким спокойствием и полным отсутствием угрозы, что я сразу напрягся – это непростой слоняющийся бездельник и подошел он ко мне намеренно. Такими умениями обладают лишь те, кого этому целенаправленно обучали, а затем заставляли на практике раз за разом отрабатывать улыбку, позу, выражение глаз.

И вопрос только один – почему он ко мне подошел?

Хотя нет, тут я ошибся – вопросов как минимум два. И второй звучит так – от кого он? И, возможно, это самый главный вопрос. По его расслабленности, по тому, что он был один – а это я понял сразу, хотя спроси как и объяснить не смогу – по тому что он подошел слишком близко, почти вплотную, по выражению его глаз и даже по изгибу морщин на бледном лбу я понял, что он здесь не конкретно ради меня и что пока он верит тому, что говорят его глаза: на циновке сидит подзаработавший бабла наглый окраинный рыбак и явно собирается устроить по своим меркам обед столетия. Но некая настороженность и очень хорошо скрываемый хищный интерес в его сонных глазках я тоже вижу и вполне отчетливо. И хотя я понял все это, главного пока не определил – от кого он? На нем слишком нейтральная одежда, на него никак особо не отреагировали работники кантины и клиенты, хотя, судя по их взглядам он бывает здесь достаточно часто, и они все испытывают к нему легкий испуг и просто охренеть насколько огромную неприязнь. Эти максимально четко выраженные на их потных от духоты харях помогли мне определить род деятельности незваного гостя, но не его принадлежность.

Он топтун. Обученный профессии осведомитель, а не талантливый идейный любитель доносчик. И его либо обучила правящая власть, либо Седьмица, либо здешний криминал – а криминал в городе был и процветал, ведь я ощутил его отчетливый кроваво-пороховой запах еще в таверне Трэдды. Все как во время Эпохи Заката, когда в каждом уцелевшем мегаполисе и карликовом государстве правило несколько крупных сил и чаще всего это были власть, криминал и корпорации, зачастую сплетающиеся так причудливо, что хер размотаешь и проще разрубить, что я порой и делал, выполняя очередное задание.

Когда я отвечал ему чуть настороженным взглядом и коротким кивком, как поступил был любой здравомыслящий окраинник, сидящие в кантине сами того не зная додали мне остаток информации, и я наконец определил его принадлежность. Он от власти. От правящих родов. И как профи он, несмотря на свою молодость, себя уже исчерпал – слишком многие его хорошо знают в лицо и сходу реагируют на его появление.

– Добрый – кивнул я – Амиго…

– Позволишь? – он кивком указал на свободное время передо мной.

С десяток секунд подумав, я покачал головой:

– Не. Не хочу – говорил я лениво, но уверенно.

Таким крысам нельзя показывать и намека на слабину – сходу вгрызутся твари. Да и то и дело сталкивающиеся с конкурентами, подводными хищными тварями и диким руинным зверьем рыбаки не из тех, кто будет испуганно морщить яйца при виде лощенного городского хмыря. Разве что постараются быть чуть вежливыми – ну раз в чужой дом в гости прибыли то как-то некрасиво сразу нахер посылать, верно?

– Да я лишь уважение проявить хочу, дружище! И гостеприимство! Ты ведь не здешний?

Сходу зарплату пытается отработать и узнать хоть что-то. Я молча кивнул, соглашаясь с его супергениальной догадкой.

– Ну вот! Я просто много кого знаю. От мала до велика, если ты меня понимаешь – он блеснул зубами в широкой улыбке и помахал занимающейся другим столиком девушке – Карлита! Мне кувшин обычного!

По тому как вздрогнула услышавшая его голос девушка и по тому, как недовольно и зло дрогнули ее губы перед вежливым ответом:

– Да, сеньор Тунри! – я понял, что она уже не раз плевала в кувшин с его лимонадом, а может и похуже что делала и без сомнений повторит это снова. Главное кувшины не перепутай, сеньорита, а то как-то неохота глотать чужие фекальные энзимы…