Читать книгу: «В тени», страница 3

Глава 7

В церкви было тихо и безлюдно. Виктор смотрел на росписи на стене и утопал внутри своих мыслей, не замечая тихое приближение к себе другого человека. Внезапно он почувствовал, что прямо за спиной кто-то есть, и резко обернулся.

– Ты ходишь всё так же тихо. – сказал, увидев друга.

– Это ты всё так же утопаешь в диалогах с собой, не замечая людей вокруг. – ответил Павел. – Пришёл попрощаться. Через пару часов уезжаю обратно в Москву.

Виктор не стал спрашивать, откуда Павел узнал, где его искать. Он бывал в этой церкви с матерью ещё в детстве, а теперь приходил сюда каждый раз, когда не знал, найдутся ли ответы на его вопросы. Росписи на стенах ответов не давали, но Виктору думалось легче, когда он на них смотрел. Павлу обо всём этом было хорошо известно, поэтому не было ничего удивительного в том, что он без телефонных звонков знал, где искать друга.

Они вышли на улицу под холодный дождь. Виктор поморщился.

– Опять. – вложил в одно слово всё негодование.

– Раньше ты любил дождь. – заметил Павел.

– Я и сейчас люблю дождь. В конце концов, я родился в Питере, и дождь для меня такая же норма, как то, что ночью на небе появляется луна. Но дождь в январе – это слишком даже для Питера.

Павел с пониманием кивнул:

– Помню, в детстве, когда на Фонтанке[1]промерзала вода, мы там играли в хоккей с соседскими ребятами. Вчера ходил по тем местам, в бассейнах из оттаявшего льда вовсю плескаются утки.

– Так о чём говорить, когда посередине зимы трава зелёная растёт! – недовольно буркнул Виктор, кивком показав на газон возле тротуара.

Павел снова кивнул.

Тема погоды исчерпала свои ресурсы, и больше не получалось оттягивать время, чтобы не приступать к разговору, который им обоим давался с трудом.

– Ты боишься, что и на этот раз упустишь его. – заметил Павел.

Виктор наконец дал выход разочарованию. У него больше не было сил строить хладнокровное выражение лица.

– Если он и сейчас притаится, мы его никогда не найдём! – проговорил со злостью. – Да даже если он не заляжет на дно, нет никаких гарантий, что мы когда-то на него выйдем. Этот гад осторожен.

– Даже осторожные совершают ошибки.

– Знаешь, я начинаю в этом сомневаться. Тринадцать жертв, и ни единого промаха. Как будто он знает, где будет копать полиция. Как будто знает, как заметать следы. Тут волею судьбы начнёшь верить в дьявола и в то, что он никакой не человек, а самый настоящий Люцифер! – выругался Виктор.

– Он не дьявол, а обычный человек, который хорошо планирует свои дела. – ответил Павел и по лицу друга увидел, что никак ему не помогает. – Если тебе нужно моё мнение как эксперта по типам личности… Судя по всему, он очень организован. Предполагаю, он таков и в жизни. А значит, нужно искать человека, привыкшего держать всё под контролем и планировать наперёд. Человека, который умеет держать эмоции в узде и сверять каждое слово и каждое действие.

– Да таких пруд пруди! – почти прокричал Виктор. – Взять даже тебя. Само спокойствие. Даже тогда, в тот день, ты хранил молчание и сохранял рассудок. Хотя я знаю, что боль распирала тебя изнутри. Я знаю… Хотел бы я уметь так же!

– А я хотел бы уметь как ты – проявлять свою боль. – ответил Павел. – Но не всем так дано. Некоторые хранят боль в себе и пытаются заглушить её тем, что всего себя без остатка отдают чему-то другому. Кто в алкоголь, кто в религию, а кто в науку. Лишь бы не оставалось времени на боль.

Ностальгическая улыбка, пропитанная страданием, озарила лицо Виктора.

– Хочешь сказать, что тот случай сделал из тебя профессора, которого теперь знает вся страна?

Профессор, академик, доктор наук и много других званий – Виктору было сложно запомнить все достижения своего друга. Потому он всегда звал его лишь одним словом: профессор.

– Так оно и есть. – ответил Павел, попытавшись, но не сумев вложить в голос грусть. – Всем, чего я добился, я обязан тому случаю. Если бы не это, я бы жил совсем иначе. Всё это время мной двигал чесавший изнутри зуд, который заставлял докопаться до ответа на вопрос «Почему?». Почему человек убивает? Что его на это толкает?.. Почему именно она?.. Да. Всем я обязан тому случаю, и, если бы не это, моя жизнь сложилась бы иначе.

– Но ведь теперь у тебя всё хорошо. – заметил Виктор. – Ты всё же сумел отпустить прошлое и пойти дальше.

– Да. Много времени понадобилось, но у меня хватило сил шагнуть дальше. – умиротворённо улыбнулся Павел.

– Жена, ребёнок… Кто бы подумал.

– Действительно. Под старость-то лет. – перевёл в шутку. – Мне скоро будет пятьдесят, а месяц спустя дочери исполнится год. Что ж, всему своё время. Но теперь я счастлив.

– Счастлив за тебя. – сказал Виктор.

Павел всё же уловил в его словах и голосе зависть. Какими бы близкими не были друзья, они не смогут от всей души быть за вас рады, если вы смогли справиться с ударом судьбы, который всё ещё удерживает их на месте.

– На этот раз вы его поймаете. – перевёл Павел тему, отведя внимание друга со своего счастья.

– Да. – ответил Виктор удручённым тоном. – По всему видимому, Люцифер был знаком с последней жертвой. Следов взлома или борьбы не обнаружено. На данный момент это единственная зацепка, да и то тупиковая. У нас никаких предположений, каким образом они могли быть знакомы. Так что…

Шагая под зимним дождём, Виктор и Павел промокли до нитки. Пришло время прощаться – Павел опаздывал на поезд.

– Если понадобится узнать моё мнение, звони. – сказал он, прощаясь. Он знал, Виктор позвонит. Виктор всегда ему звонил, если заходил в тупик и хотел услышать мнение со стороны. – И, Вить, если дело продвинется, дай знать. В том, чтобы Люцифера поймали, я заинтересован не меньше полиции.

[1] Фонтанка – это водоток в Санкт-Петербурге, протока дельты реки Невы, пересекающая центральную часть города. Фонтанка вытекает из Невы слева, у Летнего сада, и впадает в Большую Неву к северу от Гутуевского острова.

Глава 8

Расследование тринадцатого дела Люцифера велось второй день.

Сведения у полиции были всё те же, что и днём ранее.

Людмила Борисовна Журавлёва сорока шести лет убита в своей квартире. Перед смертью выдернуты ногти на руках – следы пыток. На груди посмертно выжжен крест. Всё указывает на то, что жертва знала убийцу и сама впустила его к себе в квартиру. Предположений о том, каким образом Журавлёва могла быть знакома с Люцифером, никаких.

О жертве полиции было известно достаточно много, но ничего из этого не помогало продвинуть расследование с мёртвой точки.

После смерти сына и до самого дня, когда убийцу отправили за решётку, она практически жила у полицейского участка. В ходе расследования Юрий выяснил, что в тот период её уволили с работы машинистом поезда метро по причине того, что она стала неспособна справляться со своими обязанностями и оперативно реагировать на сбои.

Юрий попытался выяснить, чем Журавлёва занималась после увольнения, но не нашёл ничего. Её будто перестало существовать.

– Первое время совсем из дома не выходила. Даже за продуктами ходила только по крайней нужде, совсем истощала. – сообщила соседка. – Ни с кем не разговаривала. Даже когда я заходила её проведать и принести чего горячего к обеду, отвечала от силы парой слов. «Спасибо», «До свидания!» и всё на этом.

– Первое время? – подхватил Юрий тут же. – А потом?

– Месяц тому назад начала приходить в себя. Начала посещать церковь… это ей очень помогало.

– Церковь. – повторил Юрий шёпотом.

Убийства Люцифера каким-то образом связаны с церковью?..

– Вернулась на работу. – продолжила соседка. – Словом, начала смиряться с потерей сына и потихоньку возвращалась к жизни. – вздохнула тяжело. – Вот же как бывает. Человек уходит как раз в тот момент, когда начинает жить.

Юрий ничего не ответил. В утешениях он был не силён. Вместо поиска слов сочувствия он занялся обдумыванием слов женщины.

Журавлёва в первое время никуда не выходила, ни с кем не разговаривала, оборвала все связи со внешним миром. Месяц спустя вернулась на ту же работу. То есть не приобрела новый круг знакомств, который можно было бы заподозрить и проверить.

– Кроме как на работе она ещё где-то бывала? – спросил он.

Женщина качнула головой.

– Нет. Работа-дом, дом-работа. Она не хотела ни с кем разговаривать.

Работа-дом, дом-работа. – снова задумался Юрий.

По всему видимому, у Журавлёвой был совсем тесный круг общения. И даже работа была такой, что не требовала разговоров – целый день одна в тесной кабине. При таком раскладе затруднительно установить, как и где она могла познакомиться с Люцифером, да ещё проникнуться таким доверием, чтобы поздно вечером впускать его к себе домой. И даже если они были хорошо знакомы и общались, пока она была жива, вряд ли кто-то об этом знал.

– Хорошо. – кивнул Юрий, начиная терять надежду, и прежде, чем уйти, задал последний вопрос. – Вы не слышали от соседей чего-то странного о том вечере, когда убили Журавлёву?

Из предыдущего допроса полиции Юрий уже знал, что соседка в тот вечер была на работе, то есть ничего не слышала и не видела. Работала она сутки через трое продавщицей в круглосуточном супермаркете. Возможно, – впервые пришла в его голову мысль, – Люцифер хорошо знал не только саму жертву, но и её соседей. Если это так, он мог выбрать день, когда соседка будет на работе.

Женщина в ответ на вопрос полицейского задумалась…

***

Спустя час Юрий, сияя от счастья, влетел в полицейский участок.

– Музыка! – прокричал он. – В тот вечер, когда Журавлёву убили, соседи слышали музыку!

Все посмотрели на него взглядом «И что?», но всеобщую мысль озвучил только Камиль:

– И что с того? Люди постоянно слушают музыку.

– Да. Но часто ли они слушают на полной громкости это?

Юрий поставил телефон на стол и нажал на «плей».

В начале безмятежно просвистали духовые инструменты[1], затем музыка стала грустной. На второй минуте проскользнули ноты счастья, надежды, веселья. Затем снова грусть… Полицейские начали терять интерес, но продолжили слушать, надеясь уловить в нём то тайное, отчего Юрий пребывал в нетерпеливом восторге.

– Не понимаю, что это. Бред какой-то. – наконец отозвался Камиль, когда на седьмой минуте музыка начала тревожно грохотать.

– Увертюра Вагнера[2]. – спокойно сказал Никита, всё это время тихо сидевший в самой дали.

– Вы разбираетесь в музыке? – просиял Камиль.

– Не только я. Ведь Юрий Иванович тоже понял, какая это композиция.

– Моя мама преподавала в музыкальной школе. – недружелюбно ответил Юрий.

– Флейту. – уточнил Камиль, нарочито улыбаясь сотруднику Комитета внутренних расследований. – Юра в детстве даже окончил три класса… – Он замолчал, словив на себе злобный взгляд Юрия.

– Выходит, Люцифер музыкант? Или хотя бы ценитель? – вмешался Виктор, пытаясь казаться непоколебимым.

Он никогда не понимал классическую музыку. «Ни слов, ни текста – что в этом интересного?», – говорил он всегда Карине, когда она, читая книгу, включала фоном магнитофон. Одной из её любимых композиторов был Вагнер, и «Увертюра» напомнила Виктору о невесте.

– Или из банды. – присущим ему безмятежным голосом ответил Никита. Когда все взгляды уставились на него, ему пришлось уточнить. – В восьмидесятых в городе зародилась бандитская группировка «Амурская», в девяностых она разрослась. Увертюра была для них своего рода гимном… Но в КВР уже проверяли версию о том, что Люцифер был членом «Амурской». Никаких признаков того, что кто-то из них уцелел…

– Так! Стоп! – прокричал Юрий. – Это что получается, в этом вашем КВР уже давно знают, что Люцифер – фанатик Вагнера?! Но об этом не сказано ни в одном деле!

– Нам удалось найти новые сведения, которые не указаны в делах. – ответил Никита как ни в чём не бывало, взял свою куртку и пошёл к выходу. – А сейчас, думаю, нам всем пора по домам. Время позднее, сегодня мы уже ничего тут не нароем.

[1] Духовы́е музыка́льные инструме́нты – музыкальные инструменты, источником звука в которых является колеблющийся столб воздуха, находящийся в трубке инструмента. Например, флейта, саксофон, кларнет и др.

[2] Вильгельм Рихард Вагнер (22 мая 1813, Лейпциг – 13 февраля 1883, Венеция) – немецкий композитор, дирижёр, драматург, музыкальный писатель. Крупнейший реформатор оперного искусства.

Глава 9

Прошлое

Виктор вернулся с работы еле живой. Потянулся ключом к замку на двери и услышал доносящуюся изнутри музыку. «Увертюра» Вагнера.

Карина была у него дома, и она читала книгу.

Они вместе лишь неполных два месяца, а он уже изучил все её привычки. Читая, она включала фоновую музыку – всегда классику. Романы у Карины сопровождал Шопен, детективы – Вагнер, а если звучал Чайковский, значит она читала что-то совершенно для неё несвойственное. Все эти имена Виктор запомнил только благодаря своей девушке, а до неё он всегда думал, что Чайковский – это город[1], откуда был родом его отец.

Другой привычкой Карины было то, что она никогда не закрывала дверь изнутри – не самое разумное решение в «бандитском Петербурге», каким город знал Виктор. Надобность в том, чтобы просовывать ключ в личинку[2], отпала. Не открывая замок ключом, Виктор повернул ручку, вошёл в квартиру и запер дверь изнутри.

– Не думал, что ты всё ещё здесь. – сказал он. – Утром ты говорила, что скоро поедешь домой.

– Родители со своей поездки вернутся только ночью, а по воскресеньям в универ я не хожу. Вот и решила, что у меня сегодня нет причин вставать с кровати. – пожала плечами, улыбнувшись.

Виктор только кивнул.

«Увертюра» подобралась к тревожной седьмой минуте.

Виктор прошагал по квартире, подойдя к магнитофону, и нажал кнопку выключения.

– Не нравится мне эта музыка.

– А мне нравится. И Паше тоже. – сказала Карина, уже начиная понимать, что он совсем не в духе, но всё ещё надеясь смягчить обстановку упоминанием имени брата, чьими вкусами Виктор всегда восхищался.

– Ещё бы. – пробубнил Виктор в ответ.

Карины с Павлом детство прошло в театрах и музеях, а детство Виктора на улице – в прямом и переносном смысле. Ему часто приходилось пережидать на улице, пока «болезнь» матери отступит и вернёт ей рассудок. Не удивительно, – думал он, – что они с лучшим другом и невестой любят разные вещи. Но ещё более удивительно, что они, столь разные, сошлись так близко.

Карина взглянула на Виктора, понимая, что поднять ему настроение тем, чтобы увести разговор по другому течению, не удастся.

– Выглядишь разбитым. – сказала она, перестав шутить и посерьёзнев.

Двух коротких слов, сказанных с нужной интонацией – с готовностью слушать – хватило, чтобы Виктор обессиленно рухнул на кресло.

– Что случилось, Вить? – спросила Карина ещё более встревоженно.

Виктор открыл было рот, чтобы ответить, но не смог такое проговорить. Вздохнул и дал ответ:

– В новостях расскажут.

Карина побежала за пультом. Включила телевизор. В вечерних новостях ведущий вещал об одиннадцатом убийстве Люцифера. Отец-одиночка жестоко убит на глазах своего сына. Убийца нанёс жертве тридцать один ножевых ранений.

– Не думал я, когда начинал работать в милиции, что мне придётся допрашивать ребёнка. – выдавил Виктор.

– Он тоже ранен? – спросила Карина с ужасом.

Виктор отрицательно мотнул головой.

– Ни царапины. Люцифер его не тронул.

Карина с облегчением выдохнула, но тут Виктор, набравшись последних сил, закончил:

– Мальчик перестал разговаривать. Ничего не помнит и никак не реагирует на внешний мир. С ним работает психиатр. Говорит, состояние критическое. Скорее всего, поместят в клинику. – проговорил так, будто излагает сухой отчёт. Но мимо внимательных глаз Карины не скрылась боль, которую он пытается держать при себе.

Она подошла, села на подлокотник кресла и мягко его обняла. Только сейчас она почувствовала, что Виктор дрожит всем телом.

Не выдержав нежности, Виктор заплакал.

– Ты бы видела его, Карина! Он не живой. Я смотрел ему в глаза, а его со мной не было.

Виктор почти год работал в милиции и почти привык видеть мёртвых трупов. Но увидеть живой труп ему довелось впервые. И это был ребёнок.

[1] Чайковский – город краевого значения в Пермском крае России. Административный центр Чайковского городского округа. Основан в 1955 году, статус города получил в 1962 году.

[2] Личинка – часть замка, куда вставляется ключ.

Глава 10

Настоящее

После того, как весь день рассматривал фотографии мёртвых тел, только и оставалось, что забыться в алкоголе. Поэтому следственная группа почти всем составом отправилась в бар. Не полным состав сделался только из-за отсутствия начальника отдела и члена Комитета внутренних расследований – первый отказался коротать время за выпивкой, а второй ушёл из участка прежде, чем было принято решение пойти всем коллективом в пивную.

– А налей-ка мне ещё. – крикнул Юрий бармену через весь зал, первым из коллег опустошив свой бокал.

– Юр, давай ты притормози. – сказал Камиль.

Знавший Юрия ещё с первого курса университета МВД, он лучше остальных понимал, что способность его бывшего однокурсника и нынешнего коллеги потреблять спиртное практически не знает пределов. Из-за этого Юрий не раз оказывался на грани отчисления.

– С чего мне тормозить, я ещё даже не разогнался! – ответил Юрий коллеге вспыльчиво.

– Знаем мы, как ты разгоняешься! Опять нажрёшься, напортачишь, а на следующий день будешь умолять, чтобы тебя со службы не выперли!

– Когда я вообще кого умолял?! – от слов друга Юрий лишь сильнее вскипел.

– Но вот нажираться всё равно не надо! Я тебя до дома тащить не буду, останешься тут ночевать! – сказал Камиль для виду, уже сейчас понимая, что именно он по окончанию вечера на своих плечах донесёт Юрия до дома.

– Вот и переночую тут. – хмыкнул Юрий. – Какая разница, сколько пить и где ночевать. Сукин сын снова улизнул. У нас ровным счётом ни хрена на него нет! Мне что, снова двадцать лет ждать, пока он кого-то зарежет и на этот раз оставит улики? Да я столько жить не выдержу!

С этими словами установилась тишина, а Юрий залпом прикончил половину от только что принесённого ему бокала пива. Каждый в полицейском участке знал, что всё своё существование он посвятил поимке Люцифера, и то, что сейчас полиция не смогла найти существенные зацепки, ударила по нему сильнее, чем по остальным.

– А всё-таки надо было нам позвать сюда Никиту Геннадьевича. – нарушил тишину Камиль, обдумывавший эту мысль с самого начала их посиделки.

– Опять ты со своим Никитой! – вспылил снова Юрий.

– Впервые соглашусь с Юрой. – вставил кто-то из коллег. – Не нравится мне этот парень. Какой-то он мутный и ни черта о нём не известно. Какая у него вообще должность, и как он свалился туда в двадцать шесть лет?! Мы вот с Юрой старше него на два года и всё ещё в лейтенантах в обычной полиции ходим. Хотя и работаем без косяков. – покосился на одногруппника и добавил. – Ну, я-то точно работаю без косяков.

– Вообще-то я нарыл на него кое-какие справки. – прошептал Камиль, наклонившись.

– Нарыл справки? Это что ещё значит?

– То и значит. Задействовал кое-какие связи, чтобы узнать о нём больше. – шикнул Камиль, раздражённый тем, что его перебивают и не воспринимают всерьёз.

– Ну и много нарыл? – с долей усмешки спросил Юрий.

Камиль недовольно покосился на друга, который никогда не воспринимал его всерьёз и при каждом удобном случае язвил в его адрес.

– Немного. – поморщился, оставив выпад Юрия без должного ответа, хоть внутри и хотел послать «друга» трёхэтажными выражениями. – Он действительно из Комитета внутренних расследований. Сам удивился, что такое и впрямь существует. И он и впрямь там важный человек. Работает в качестве консультанта, то есть на своих условиях.

– На своих условиях! И что это значит? – То ли с завистью, то ли с раздражением выпалил Юрий.

– Это значит, что у него полная свобода действий. Обязан разве что отчитываться перед начальством, но методы работы ему не диктуют. – Камиль почувствовал, что его начали слушать внимательно и продолжил говорить увереннее. – Но Никита и впрямь крутой чувак. В последнем деле с захватом заложника он предложил преступнику взять себя в плен взамен на ту женщину, которую грозили пристрелить. Прикиньте, добровольно выдвинуть свою кандидатуру на роль заложника! – говорил с восхищением, пока его не перебили:

– А по нему и не скажешь, что настолько отчаянный. По виду совсем ещё зелёный[1].

– Ой, да ладно! – встрял Юрий. – Просто почуял, что преступники не опасные, и не упустил шанса прослыть героем. Хитрожопый говнюк!

– Да нет же! Там серьёзная была ситуация! – ответил Камиль, снова начиная раздражаться из-за того, что его перебивают. – Эти чокнутые до него уже пристрелили другого заложника. Прям пулю в голову всадили. – пальцами изобразил пистолет у виска. – А потом и Никиту чуть не кокнули, когда он попал к ним в заложники.

– Ну и как он тогда выкрутился?

– Выхватил пистолет у одного и уложил его. Бам! Выстрелил, не думая. А в следующую секунду бам! Второго тоже прикончил на месте.

– Да уж! Даже Юра не такой чокнутый! – выпалил кто-то.

Юрий его слова воспринял как оскорбление.

– С чего это?! Думаешь, я преступника не смогу подстрелить, если будет надо? – возмутился он.

– Ну, сколько ты уже в полиции? Хоть в кого-то ещё стрелял?

– Да как-то шанс не выпадал. Я-то в КВР не работаю! Я обычный полицейский, который за каждый выстрел заполняет гору отчётных бумаг!

– Вот и я о том же! – оживлённо вставил Камиль и, довольно улыбнувшись, сделал глоток со своего бокала. – Вы как хотите, а я собираюсь в органах карьеру строить! А дело пойдёт быстрее, если Никита Геннадьевич замолвит за меня словечко.

– Ну, малой, вижу, ты не такой уж глупый, каким казался. – ответил ему кто-то из более старших.

Юрий был другого мнения.

– Ты всё такой же. – ухмыльнулся он. – В училище к преподам подлизывался ради пятёрки, щас решил под КВР-щика постелиться.

– Да пошёл ты! – не выдержал Камиль.

– Да ладно, я ж шучу! – оправдался Юрий.

Камиль его оправданий не принял. Но и не ответил. Вместо этого он демонстративно ушёл.

[1] Зелёный в данном контексте означает молодой и неопытный.