Читать книгу: «Будущее человечества. Точка невозврата пройдена?», страница 2

Что еще мы забыли перечислить? Пособия по безработице и инвалидности. Борьбу с туберкулезом и голодом. Досуг для трудящихся… О досуге нужно, наверное, сказать пару слов особо. Если у немецких фашистов была организация «Сила через радость», которая занималась досугом трудящихся (круизы, концерты, экскурсии, выставки, курорты), то в Италии досугом рабочих занималась фашистская организация «После работы». Эта контора обеспечивала простым итальянцам культурно-оздоровительный отдых – тот же туризм, экскурсии, летние лагеря для детей (наподобие советских пионерских), а также ссуды под льготные проценты и просто материальную помощью для нуждающихся. А еще через эту контору можно было получать скидки на билеты в кино и театр, а также допуск в спецмагазины со сниженными ценами, где продавались еда и какие-то промтовары. Да и просто так зайти в организацию, чтобы посидеть где-то в тепле после работы, пропустить рюмку-другую, поговорить и поиграть в картишки, тоже было возможно. «Это все дала вам фашистская революция!» – говорила пропаганда народу. Не удивительно, что многие итальянцы вспоминали потом времена фашизма, как светлую эпоху высоких достижений, равенства и уверенности в будущем. Примерно за то же хвалили старые немцы Гитлера: «При нем автострады строились…» Примерно за то же хвалят Сталина: «Он индустриализацию провел и вообще…»

Я уже упоминал, что дуче был не прочь пощеголять перед прессой с голым торсом, занимаясь активным отдыхом, и других насильно загонял железным кулаком к здоровью – в фашистской Италии тоже был своего рода «комплекс ГТО», подобный сталинскому. Несчастные итальянцы, вне зависимости от возраста, пола и статуса должны были в конце недели непременно заниматься не только политической, но и военно-спортивной подготовкой. Причем, если в СССР нормативы касались только молодежи, а партноменклатуру никто сдавать спортивные нормативы не заставлял, то в фашистской Италии уклонение от спорта могло сломать карьеру чиновнику. В стране были построены тысячи бассейнов, стадионов и спортплощадок. Проводились грандиозные парады, потому что диктаторы всего мира очень любят синхронные движения тысяч людей, это якобы способствует выработке чувства коллективизма (у красных) и национального единства (у нацистов и фашистов).

Сам Муссолини задавал тон – он переплывал Неаполитанский залив, скакал на лошади, фехтовал, бегал, прыгал. Разве только ночами в хоккей не играл.

И разумеется, диктатор не упускал возможность лично «поруководить надоями», не гнушаясь появиться перед коровой, распекая чиновников, причем везде его сопровождала пресса, рассказывая народу о мудрых советах, которые дал трудящимся вождь.

И еще: итальянцы при Муссолини были признаны государствообразующим народом – фашисты приняли специальную хартию, которая объявляла итальянскую нацию «моральным, политическим и экономическим целым».

Ну, что тут сказать? Преступлениям фашизма нет оправданий! Как-то так… Вам кажется, что я иронизирую, но я говорю это без тени иронии. Почти. Ибо если с лица иронии убрать тени и прочую косметику, то останется голая неприкрытая правда, которая заключается в том, что за фасадом любой диктатуры всегда скрываются террор, репрессии и ликвидация личных и политических свобод граждан.

Тотальное подавление свобод ради временных экономических и социальных успехов напоминает мне чахоточный румянец у больного туберкулезом – кажется, что этот розовощекий здоровяк буквально пышет здоровьем, но внутри него сидит скорая смерть.

Конечно, мягкий итальянский фашизм не наворотил столько жестокостей, сколько педантичный немецкий нацизм. Но это не заслуга фашизма. Как сказал в свое время Гинденбург, когда Муссолини только пришел к власти и начал показывать первые успехи: «Даже Муссолини не удастся сделать из итальянцев нечто большее, чем итальянцы».

А что касается так называемых достижений тоталитаризма, типа дорог, пособий по безработице и прочей индустриализации, то строить автострады и заводы можно и не замешивая бетон на крови. Именно так и пришел к успеху обобщенный демократический Запад и в первую очередь США. (Возможно, кто-то скажет, что передовые капиталистические страны пришли к процветанию за счет ограбления колоний, но эту смешную байку мы развеем по ветру позже, всему свое время. Вера в то, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, что все богатства создаются не работой, а грабежами и преступлениями, не объясняет успех богатых, а лишь характеризует конспирологическое мышление бедных, у которых в их проблемах всегда виноваты не они сами, а кто-то другой.)

К эскадронам смерти и прочему террору против собственного населения неизбежно приходит любой диктатор, какими бы благими намерениями он ни руководствовался на своем пути к власти и пребывая в ней. Тот, кто изучал историю итальянского фашизма, знает про кровавый путь, им пройденный, про фашистские трибуналы и бессудные расправы, про милитаристский угар, про то, что правящая партия составляла перед выборами свой список кандидатов, в который просто не включали врагов режима (эх, не изобрели тогда еще «умное голосование»!). И про то, что Бенито Муссолини втащил-таки свою страну в войну, к чему приходят почти все диктаторы, потому как рано или поздно их желание перестроить мир перестает умещаться в рамках своей страны и флюсом выпирает наружу – в виде бессмысленной войны с соседями. Обычно война оправдывается стремлением «защитить соотечественников», восстановить «историческую справедливость» и прочей идеологической мишурой, на которую массы клюют как младенец на яркую погремушку.

Собственно говоря, за то, что Бенито не удержался и втравил-таки свою страну в бесполезную войну, которая неизбежно привела к падению уровня жизни, итальянцы его и повесили. Так часто бывает – сидящие на троне начинают какую-нибудь небольшую кампанию, как маленькую победоносную войну, в надежде укрепить трон славными победами, но пожар войны неконтролируемо разгорается, и в нем сгорает сам диктатор. Приятно… Правда, справедливость требует отметить, что так бывает не всегда. Скажем, у испанского фашистского диктатора Франко хватило ума не ввязываться в мировую бойню, и он усидел во власти аж до 1975 года!

Надеюсь, вы со мной согласитесь, что каждый фюрер достоин своей виселицы. И никакие былые заслуги («а зато при нем цены снижались…», «строились автострады…», «космонавта в космос запустили…», «индустриализацию сделали…») не являются оправданием диктатуры любого цвета – от красного до коричневого – по уже указанной выше причине: для запуска астронавтов, внедрения пенсий и строительства плотин с каналами не обязательно делать это на костях. Другие страны строили свои металлургические комбинаты вполне рутинно и с меньшими издержками.

Но мы как-то слишком сильно забежали вперед в нашем рассказе о юности одного итальянского публициста, горевшего идеями счастья для всех и сразу – да так, чтобы никто не ушел обиженным. Надо сделать несколько шагов назад и вернуться в начало века.

Наш герой, только начавший тогда свой жизненный путь, уехал из Италии в Европу. Он пожил в Швейцарии, где познакомился с Лениным, а позже, как пишут некоторые источники, побывал даже в Вене, где мог познакомиться с другими примечательными фигурами двадцатого века. С кем же? И почему мог? Потому что в одно и то же время, по одним и тем же венским улицам ходили небесталанный, но нищий австрийский художник, не поступивший в венскую художественную академию; а также революционер, прибывший из Кракова с фальшивыми документами на имя Ставруса Пападопулоса; а также неистовый, похожий на Дон Кихота пламенный русский революционер из Одессы Лейба Бронштейн; а также незаметный югославский гастарбайтер, работавший на автозаводе, которого звали Иосип.

Гитлер. Сталин. Троцкий. Иосип Броз Тито.

Все они ходили по одним и тем же венским улицам в одном и том же 1913 году. Последний год счастливого безмятежья. Последний год «длинного девятнадцатого века», как этот удивительный период называют историки. Из перечисленных лиц знакомы между собой были только Сталин и Троцкий, на квартиру последнего и приехал по фальшивому паспорту худой усач с рябым лицом. И все перечисленные бедные молодые люди даже предположить не могли, что станут вершителями судеб миллионов, правителями стран и будут творить историю.

Муза истории Клио, оказывается, иногда выкидывает подобные шутки, сводя таким вот образом в одном месте будущих тиранов, чтобы потомки поразились причудливости мировых судеб.

У всех этих тощих молодых людей город оставил в душе свой неизгладимый след… Что же представляла собой та довоенная Вена начала века, столица казавшейся незыблемой Австро-Венгерской империи? Космополитичная Вена была похожа на торт своей пышностью и имперской красотой. Художники и писатели; бесчисленные кофейни, в которых читались газеты и велись горячие разговоры о грядущей революции и устройстве будущего мира; знаменитый доктор Фрейд, произведший революцию в психологии, о котором судачила и знала вся Вена, а потом узнает и весь мир; здесь широко и всеми обсуждались новомодные научные веяния – открытие радия, рентгеновские лучи, кружащая голову теория относительности, модный марксизм. Все такое интересное!

Монументальной империей монументально правил император Франц Иосиф. Он тоже казался вечным, при нем родились три поколения жителей империи – император сидел на троне почти 70 лет, он воцарился еще в 1848 году, при нашем Николае I и правил аж до 1916 года, став таким образом современником четырех русских царей. Кстати, резиденция императора находилась неподалеку от двух кафе, которые любили посещать Троцкий и Фрейд.

Для Сталина, который попал в Европу прямо из дремучей российской ссылки, откуда дал деру в 1912 году, великолепная Вена навсегда осталась праздником в душе – весенний воздух терпимости и свободы, царивших тут, запах кофе и пирожных, гуляющие пары под зонтиками, красивый город, интересные люди. Впечатление Сталина от имперской столицы было столь сильным, что потом, через две мировых войны и десятки лет, он приказал не бомбить Вену и не обстреливать ее тяжелыми орудиями, а взять город, по возможности, без разрушений. Историки это даже назвали «культурный штурм». Сентиментальный был человек!

И совсем иные впечатления оставила Вена у Гитлера, который абсолютно нищим художником шатался по ее улицам, рисуя картинки венских дворцов и домов для продажи. Порой он даже ел не каждый день и потому впоследствии писал:

«Вена! Город, который столь многим кажется вместилищем прекрасных удовольствий, городом празднеств для счастливых людей, – эта Вена для меня является только живым воспоминанием о самой печальной полосе моей жизни. Еще и теперь этот город вызывает во мне только тяжелые воспоминания. Вена! В этом слове для меня слилось 5 лет тяжелого горя и лишений. 5 лет, в течение которых я сначала добывал себе кусок хлеба как чернорабочий, потом как мелкий чертежник, я прожил буквально впроголодь и никогда в ту пору не помню себя сытым. Голод был моим самым верным спутником, который никогда не оставлял меня и честно делил со мной все мое время. В покупке каждой книги участвовал тот же мой верный спутник – голод; каждое посещение оперы приводило к тому, что этот же верный товарищ мой оставался у меня на долгое время. <…> кроме редких посещений оперы, которые я мог себе позволить лишь за счет скудного обеда, у меня была только одна радость, это – книги…»

Очень уж будущий вождь немецкой нации любил книги и оперу, такой, понимаете ли, он был культурный человек… И вот недодала ему Вена культуры! И потому позже, уже став диктатором, фюрер грозил: «Вене я не дам ни пфеннига…»

Но тогда, в 1913 году – последнем мирном году – все герои этой главы были бедными молодыми людьми с головами полными благородных идей о переустройстве мира. И хорошо было бы тогда же отправить их всех к господину Фрейду на обследование. Вот только думаю, модный психоаналитик не принял бы эту нищету: к тому времени он брал с клиентов за прием уже довольно приличные суммы – за его дневной заработок можно было две недели путешествовать по соседней Италии. И все потому, что сам он когда-то познал бедность. Фрейд признавался: «Мое настроение очень сильно зависит от дохода за лечение пациентов. Деньги для меня являются веселящим газом. По моей юности я знаю, что дикие лошади в пампасах, пойманные однажды посредством лассо, всю жизнь сохраняют тревогу. Так и я, познав беспросветную бедность, постоянно испытываю страх перед ней».

Позже, когда несостоявшийся пациент Фрейда по фамилии Гитлер пришел к власти и присоединил к своей восстановленной Германской империи Австрию, евреем Фрейдом вплотную занялось гестапо. Гитлер не хотел выпускать великого психоаналитика из страны, но доктор был мировой знаменитостью и консолидированной мировой общественности, в которую входили даже президенты, удалось выкупить Фрейда с его семьей из нацистской ловушки. Перед отъездом гестаповцы потребовали от Фрейда написать расписку, что гестапо с ним обращалось корректно и претензий к службе он не имеет. Фрейд написал, что с ним в гестапо обращались культурно и вежливо, а в конце иронично осведомился, может ли он к этой расписке присовокупить «рекомендую гестапо всем своим друзьям».

Интересно, увидев в своем кабинете молодого прыщавого Гитлера четвертью века раньше, какой диагноз Фрейд бы ему поставил? А рябому Сталину, который потом тоже восстановил рухнувшую империю и даже прирастил ей территории? А неистовому Троцкому, грезившему о мировой империи победившей революции? А самовлюбленному Муссолини, мечтавшему о восстановлении Римской империи? А будущему югославскому диктатору Тито (который, кстати, потом тоже упорно лавировал в поисках «третьего пути», норовя проскользнуть и мимо Сталина, и мимо капитализма, строя свою балканскую микроимперию)?

Интуиция подсказывает мне, что все бесноватые должны иметь в характере примерно одинаковые черты и психологические травмы. Патологические черты их личности отражаются потом на характере всего общества, которым диктаторы руководят. У всех у них в анамнезе травмирующая нищета и оттого комплекс неполноценности. Оный комплекс бывает и у целых народов – униженная Версальским договором германская нация имела тяжелейший комплекс неполноценности, выразившийся потом в поддержке своего фюрера, у коего в прошлом был свой личный опыт униженности и появился соответствующий комплекс. Потеря империи всегда не очень гладко проходит для имперских наций, провоцируя желание «восстановить историческую справедливость» или «защитить соотечественников», оставшихся после распада империи за границами родины.

Мне это странно! Вот, вроде бы, проиграв войну (без разницы, горячую или холодную) империя становится условной веймарской республикой, совершенно нормальной с первого взгляда. В ней проходят выборы, идет бурная политическая жизнь, и людям, вроде бы есть дело только до себя и своего выживания. Но где-то в толще глубинного народа подспудно зреет обида, томится зависть-ненависть к победителям. Она немного сродни зависти провинциалов к жителям Москвы, которые живут богаче и ярче, чем в их родных урюпинсках. Она сродни зависти мировых окраин к Америке и Европе. И это всегда зависть, перемешанная с нелюбовью, а иногда даже и с ненавистью. Хочется и жить так же хорошо (как в столице или в Америке) и вместе с тем изменить ее под свой привычный дикий уклад. Приехавшие в приличные страны жители мировых кишлаков, поправив свой уровень жизни, все равно ненавидят принявшую их страну и выходят на разного рода пропалестинские демонстрации, бурно радуются в соцсетях, когда дикари совершают очередной теракт против форпоста цивилизованного мира на Ближнем востоке – Израиля. Но стоит только израильским полицейским прийти домой к ликовавшей в соцсетях палестинке, которая приветствовала убийство евреев, чтобы выселить ее обратно в арабскую Газу, как она поднимает вой и начинает заламывать руки – почему-то не желает ехать к своим единоверцам, которых столь искренне поддерживала! Хочется и на елку влезть, и задницу не ободрать. И жить хорошо, как при либеральной демократии, и дикость свою не растерять, густо замешанную на ненависти к «развратному западу». Отсюда, кстати, и возникает тот самый поиск несуществующего третьего пути…

Короче говоря, вот эта как бы незаметная в молодой демократии обида на потерю империи, ностальгическая скорбь об утраченной славной эпохе (которой по факту никогда не было, она только в воображении) и порождает фашизм. Внезапно демократия оборачивается своей противоположностью, когда фрустрированный народ, состоящий из маленьких фюреров с мифологическим мусором в голове, усаживает самого крикливого своего представителя на трон. И тот начинает транслировать свои комплексы и свою конспирологию на всю страну, жадно это впитывающую. Евреи, интеллигенты и айтишники разбегаются из такой страны, кто куда. А уж если у фюрера в анамнезе еще и детство, проведенное в крысиных подворотнях…

Впрочем, я не дедушка Фрейд и не буду брать на себя смелость подробно описывать личностные особенности и детские травмы исторических персоналий. Но вот характерные черты, присущие всем фашистским системам разной степени свирепости, перечислить могу. Признаки эти, в принципе, общеизвестны, однако я возьму на себя труд напомнить о них публике, собрав веничком в кучку:

Вождизм. Диктатура полновластного несменяемого вождя, ущербная мировоззренческая картина коего распространяется на все общество. Картина эта, как правило, конспирологическая.

Провозглашение единства пастуха и стада (вождя и народа, труда и капитала). Отождествление диктатора с родиной: «Одна нация, один рейх, один фюрер».

Национализм или акцентирование внимания на «коренном народе» (коренных народах, «государствообразующей» нации). У гитлеровцев из-за психологических особенностей их фюрера это дошло до болезненных крайностей – физического уничтожения иных наций, которые «хуже».

Угарный патриотизм. Идейно-патриотическое воспитание со стороны государства, а попросту говоря индоктринация детей, начиная со школьного возраста, что характерно для всех тоталитарных государств. У нас на памяти только советские комсомольцы с пионерами и гитлеровский гитлерюгенд, но были свои аналоги в националистической Японии; был так называемый «Молодежный фронт» в Испании, которым руководил свояк генерала Франко; была детская фашистская организация (балила) в муссолиниевской Италии. И надо сказать, что везде, где провозглашается, что школа должна не только учить детей наукам, но и «воспитывать патриота и гражданина», улавливается легкий аромат фашизма. Ибо воспитание детей – приватное дело родителей, а если этим начинает заниматься государство, значит, оно частично отнимает у вас ваших детей.

Полицейщина. Политические репрессии. Закручивание законодательных гаек с ужесточением законов в стране.

Пропаганда сильного государства, возглавляемого сильной рукой.

Имперство и реваншизм. Постоянная отсылка к великому прошлому, которое надо вернуть вместе с былой славой и империей. Образ великого прошлого – непременный атрибут искателей Третьего пути. Какие были великие Победы! Какие завоевания! Какая славная история отличных войн!.. Иногда это устремление в прошлое доходит до смешных параллелей: как отмечал в своей книге «Гибель империи» еще Егор Гайдар, в Веймарской республике восстановили имперскую государственную символику через восемь лет после краха империи – в 1926 году, а в России – почти через тот же срок – через девять лет после краха красной империи, в 2000 году.

Милитаризм, поскольку кругом враги, которые шныряют у границ и так и норовят, так и норовят… Соответственно, пропаганда ненависти к внешним и внутренним врагам.

Территориальные претензии к соседям («это наша земля»).

Как правило, одна партия у власти, если же партий несколько, то они карманные и/или разделяющие ту же идеологию.

Зависимость судебной и законодательной систем от фюрера.

Отсутствие свободных СМИ, подчиненность прессы диктатору.

Попытки размножить народ, как скотину, чтобы было много солдат и производительниц будущих солдат. Попытки ограничений или полного запрета абортов и их криминализация, борьба с гомосексуализмом и пр.

Угрюмый крестьянский консерватизм вперемешку с ханжеством, страх опубличенной сексуальности (вот тут бы Фрейд, чувствую, разгулялся!). Опора на традиционные ценности антимодерна (деревенские). Вообще, надо отметить, что на традиционные ценности опирались все фашистские диктатуры.

Неприязнь всего авангардного в культуре.

Подчиненность фюреру крупного бизнеса, дирижизм в экономике (указивки бизнесу во имя «национальных интересов», как их понимают фюрер и его клика).

Тайные и явные убийства политических противников.

Расцвет доносительства в стране.

Травля и посадки инакомыслящих.

Государственная идеология, то есть мировоззренческая картина, которую разделяет фюрер и его правящая партия, распространяется на всю страну, становясь обязательной и индоктринируется в граждан с самого детства через образовательную систему. В этом смысле режимы авторитарные отличаются от тоталитарных только наличием или отсутствием обязательного для всех мировоззрения. Попытки перехода от авторитаризма к тоталитаризму всегда сопровождаются попытками внедрения идеологии – в конституцию, жизнь обывателей, политические практики страны, школу. Справедливо считается, что внедрить идеологию в постиндустриальном современном обществе невозможно в силу большого разнообразия его членов и, соответственно, разделяемых ими картин устройства мира. Но если внедрение единой идеологии вдруг становится возможным, это главный признак резкой архаизации общества, потери технологий, одичания и экономического упадка, экономического упрощения. Либеральное же общество приватизирует не только производство, но и идеологию, то есть передает ее в частные руки – государство в головы людей не лезет, в обществе развитой демократии каждый вправе придерживаться тех взглядов на мир, которые разделяет.

Я выше перечислил все черты деспотии в самых худших ее проявлениях. Потому что без деспотии и террора удержание фашистской власти невозможно: она слишком узка мировоззренчески и не может охватить интересов всех групп и людей в разнообразном обществе. Это касалось и молодого промышленного городского общества сто лет назад, и уж тем более касается современного постиндустриального общества, еще более разнообразного. Совершенно не зря в конституцию России после крушения коммунистического режима был включен запрет на идеологию! И ясно, почему самые дремучие силы имперского реванша этот запрет пытаются отменить и ввести единую для всех идеологию в конституцию.

Поэтому сейчас, дорогие мои либеральные друзья, любящие свободу и всякие права человека, в качестве иллюстрации перенесемся в осень 2023 года, в Россию, где в Мариинском дворце в Санкт-Петербурге собрались в большом количестве некие деятели обсудить так называемую Русскую идею. Сам термин «русская идея» звучит, конечно, смешно, примерно так же как «негритянская математика» или «православная медицина», но участники шабаша были предельно серьезны. Сами себя эти господа считают патриотами и называли членами идеологического форума Всемирного русского народного собора. Почему я вдруг на них перескочил?

А просто идеи этих имперских патриотов мне показались смутно знакомыми! Я вот даже не поленюсь и процитирую их меморандум, надеюсь, вам понравятся перлы сих глубинно-посконных мыслителей, и у вас тоже возникнет аналогичное ощущение дежавю. Посчитайте, сколько раз и с каким сладострастием на протяжении этих коротких абзацев ими произнесено слово «деспотизм»:

«Россия – самостоятельная цивилизация, которая должна развиваться не по указке Запада… Дух выше материи, сильнее нее и должен главенствовать над нею, а не освинячиваться до животности в погоне за удовольствиями. Государствообразующим является русский народ, создавший обширный Русский мир… Для сохранения русского народа нужна забота о его демографии, что невозможно без укрепления семьи, ограничения абортов и серьезного отношения к рискам миграции.

Проблема не в том, как определить русскую идею, а в том, как заставить ее работать практически… Идея не может находиться только в "царстве идей". У нее должны быть принудительная "деспотическая" сила и исполнительный аппарат. Если у русской идеи их не будет, то русская материя распадется. Государство всегда имело важнейшее значение для русской истории, будучи формой русской национальной самоорганизации.

…нам необходимо, чтобы государство Российское функционировало "для русских и по-русски". Оно не может быть безыдейным и пустить превращение идеологии… на самотек. Государство Российское обязано быть проникнуто русской идеей и действовать в соответствии с нею – организовывать и побеждать, награждать и наказывать, разрешать и запрещать. Оно обязано слышать голос народа, голос "земли", но не может быть над схваткой.

Но и сама русская идея обязана быть "деспотичной"… Всегда должен быть список того, чему мы говорим "нет". Первые пункты сегодняшнего нашего " нет" очевидны, это то, что навязывает либеральный Запад. Он сам себя назначил врагом России № 1… Однако только к антизападничеству русская идея, конечно, не сводится… Идея… не в том, чтобы русские подлаживались под весь остальной мир, а в том, чтобы… остаться самими собой».

Последняя фраза – о том, что русские должны не влиться в глобальную семью цивилизованных народов, а «остаться самими собой» – просто крик о своем особом, третьем пути. И объяснение его необходимости просто прекрасное: «Мы обладаем гением всех народов, и сверх того русским гением. Вот почему мы в состоянии понять вас, а вы нас – нет…»²

Не правда ли, прелесть?

Если вам показалось, что это фашизм, то да! Такой классический, рафинированный, незамутненный, патентованный фашизм. Все при нем. Просто красота!

Не замечающие капусты от вчерашних щей в своей бороде, толкающиеся у государственной кормушки мыслители пытаются нащупать Русскую идею. И что вы думаете? Нашли! Поиски много времени не заняли:

«Смыслы русской идеи ясны и многократно хорошо сформулированы. Но… ей необходим двойной стержень. Внутренний стержень самости, определенности, нерасплывчатости. И внешний стержень, который превратит внутренний деспотизм идеи в суровый закон и приказ принявшего эту идею суверенного государства (Да-да, это про сильное государство и принуждение, а то вдруг кто-то окажется недостаточно русским и идейным. – А. П.). …она давно найдена – ее развивали и мыслители Святой Руси в учении о третьем Риме, и граф Уваров, отчеканивший знаменитое: «Православие. Самодержавие. Народность».

Не правда ли, похоже на «Один народ. Одна страна. Один фюрер»? Не стану утверждать, что граф Уваров был фашистом. Нет. Он был патриотом, как Гитлер. Он хотел лучшего для своей страны. Он придумал объединяющий лозунг, как Гитлер. А время для фашизма в эпоху Уварова еще не пришло. Тогда новые социальные религии, типа фашизма и коммунизма еще только проклевывались из мелких семечек патриотизма вместе с промышленным обществом и зарождающимися политическими нациями: фашизм вырастает из ростка традиционных ценностей только при поливе его водой промышленной революции.

Я давно за ними слежу – за этими угрюмыми, бородатыми, православно-национальными «мыслителями» со смурными лицами, похожими на печеный картофель. Которые своими «трудами» стараются остановить колесо прогресса и, обрядив нас всех в национальные одежды, задвинуть обратно в посконную хтонь, в деревенское прошлое, в сермяжные традиционные ценности (при этом будучи не в силах четко сформулировать, что же это такое и чем именно эти ценности так ценны). Процитирую типичную мечту одного о нашем с вами общем будущем:

«Я закрываю глаза, и мне рисуется такая картина. Семейная пара в расшитой рубахе и сарафане, он с красивой русой бородой, она с косой до пояса, загрузив в отечественный внедорожник своих пятерых ребятишек, едет на прекрасное озеро, где мальчишки удят рыбу, девочки собирают землянику, мама читает им нараспев былины про Илью Муромца и учит молиться перед едой, а папа учит стрелять из ружья по мишеням и рассказывает о происхождении и истории старинных русских городов – Екатеринослава, Елисаветграда, Бахмута, под одним из которых он когда-то воевал. А потом, через девять месяцев после этой замечательной поездки на свет появляется шестой. Вот они, русские семейные ценности моей мечты. Кто-то вдохновится. Кто-то умилится. Кто-то усмехнется. Кто-то заорет "Кринж! Фофудья! Архаика!". Но вот что важно. У каждого сколь угодно современного и продвинутого народа есть своя патриархальная семейная утопия, и он над нею не насмехается, а ее культивирует»³.

Конец цитаты…

Ну, как вам? Хотите культивировать фофудью? Верите, что научно-технических прогресс вернет нас обратно в аграрное прошлое, где нараспев читают былины про навоз?

А некоторые православные бородатики и вовсе науку хотят запретить, называя ученых «колдунами».

Я понимаю, кому-то может просто нравиться вот это все – такое деревенское, благолепное, расписанное под хохлому и пропахшее кислым. И бог бы с ними! Но ведь проблема состоит в том, что адепты духа, коих по-научному называют консерваторами, нас всех хотят деспотически загнать в тот мир, который нравится лично им. Который они считают правильным. Который называют Добром. Пытаются уложить всех в свое собственное прокрустово ложе, ничуть не интересуясь нашим мнением – а разделяем ли мы их моральные вкусы, то есть их представления о морали «времен Очакова и покоренья Крыма».

Для объективизации собственных вкусов и пристрастий они громоздят целые мировоззренческие картины, целую философию выстраивают! Иначе ведь не получится загнать всех в свой хлев! Это можно сделать, только обосновав необходимость закручивания гаек для спасения планеты, страны или нации, а потом завернуть всех в общее идеологическое одеяло какой-то теории, непременно приправленной семейными ценностями.

Какие только вычурные многоэтажные теоретические конструкты не громоздятся любителями фофудьи для того, чтобы загнать в стойло всех нормальных людей, которых пар деревенской дикости никогда не привлекал от слова «фу»!

И что им противопоставить? Что противопоставить их философии? Свою? То есть слово против слова, как говорят в суде? Философия – не наука. Наука – лишь та область знания, которая оперирует математикой. С математикой не поспоришь. Жаль только, что все многообразие жизни нельзя описать в формулах…