Читать книгу: «Повышение по службе», страница 5

– Да вроде там, – со вздохом облегчения показал Веня.

– Тогда веди.

У меня хорошее чувство направления, но Веня просто родился с компасом в голове. Тут с ним лучше не спорить.

«Бабочку» известкование не затронуло – как мы ее поставили на островке, примяв днищем мелкие хвощи и ветвистые водоросли, так она и стояла, только уже не на живом, а на мертвом, да и островок исчез, слившись с известковой твердью. Напоследок я отломил красивую, всю в мелких кристалликах веточку папоротника. Подарю Лоре, авось не станет злиться на меня за побег…

Лора не злилась – злилась Этель, и я ее понимал. Кто, как не начальник экспедиции, отвечает за выполнение программы и что ей, начальнице, делать, когда программа под угрозой? Наплевать на природный феномен и продолжать работать по плану? Или наплевать на план и бросить все силы на изучение феномена?

Она даже забыла наказать нас с Веней, тем более что Люк Дювивье, слетавший к морю посмотреть, как ведет себя растительность на литорали, вернулся сконфуженный и совершенно голый, а жизнерадостное ржание всех, кто находился в лагере, довело его до исступления. «Придурки вы! – кричал он. – Вас бы туда! Поглядел бы я, как вы…» Подколки быстро сошли на нет – уж очень Дювивье был расстроен.

– Что с одеждой-то случилось?

– Что-что… Рассыпалась прямо на мне. Побелела, сделалась хрупкой и давай отламываться да отваливаться… Думал, и мне каюк. Останусь на берегу, как те каменные рыбы…

На литорали он наблюдал примерно ту же картину, что мы с Веней в лесу-водоеме. То есть в бывшем лесу-водоеме, который теперь не лес и не водоем… Только Дювивье повезло чуточку меньше, чем нам.

Всех троих Симпсон сдала Лоре на предмет проверки – не несем ли мы в себе заразу известкования. Никто даже не посмел вякнуть, что это-де антинаучно. Так что я вновь оказался в медотсеке, причем в изоляции от всех, кроме Лоры. Почти в одиночном заключении, спасибо, что хоть в исподнем, а не нагишом, как в прошлый раз.

Как и следовало ожидать, никакой таинственной заразы «Парацельс» во мне не выявил. И все же я не был выпущен – остался на койке в изоляторе, причем Лора настаивала, чтобы я не сидел, а лежал. К моим просьбам она оставалась глуха, шуток не понимала, и апеллировать к нашим особым в недавнем прошлом отношениям было бесперспективно. Эх, Лора, Лора…

– Хорошая ты женщина, – вздохнул я. Правда иногда такова, что ее не произнесешь без вздоха.

– А ты не подлизывайся, – одернула Лора.

– Больно надо. Я вот лежу и думаю: что ты нашла в этом Гарсиа?

– Тебе не понять.

– Нет, правда. Размер инструмента имеет значение?

– Конечно, имеет.

– Не упрощай. Ты ушла от меня не из-за этого.

– А ты не усложняй. Расстались – и расстались. Ты переживал?

– Немного.

– Так я и думала. Раз немного, так и жалеть особенно не о чем. Встретились, посовокуплялись и разбежались без претензий. У меня-то к тебе претензий нет. Если тебе так легче, считай, что это я тебе надоела, а не ты мне. Попробуй самогипноз, побормочи формулы самовнушения, помогает.

Она ушла, а я остался лежать не в самом лучшем настроении. Да, мы с Лорой остались друзьями и, положа руку на сердце, наш спокойный, без истерик, разрыв устроил бы меня… если бы не этот бык Гарсиа. Чем я хуже его – тем, что не бык? Или все-таки размером инструмента? А может, он предложил ей замужество? Да, это возможно. Я-то не предлагал…

Через минуту я решил больше не растравливать себе желчь. Ну, ушла от меня женщина и ушла. Что такого? Это случается. К тому же ушла она не к Гарсиа, то есть не сразу к Гарсиа, а был некоторый перерыв… Тем лучше, и нет у меня оснований противопоставлять мои стати статям быка. Пусть Лора будет счастлива, я только порадуюсь за нее.

Однако в душе у меня все равно шевелился какой-то червячок. Не кусал, не грыз, но присутствовал.

Я велел себе забыть о нем и стал думать об известковании. Ничего, конечно, не надумал, только стал еще тупее, чем был. Объяснить феномен я не мог, хоть бы и перерыл все справочники. То, что я видел, не имело права существовать, и точка. Прикажете верить в чудо? В общем-то в чудеса я верил… теоретически. Если они происходят где-то далеко и не со мной – пусть будут. Тем интереснее гадать: правда или мистификация? Но верить в заведомые, зримые чудеса, с которыми можно встретиться в быту или на работе, – увольте. Не бывает в наше время необъяснимых чудес. И не должно быть. Ни на Земле, ни на Реплике, ни в самом дальнем уголке Вселенной, куда наши потомки попадут не раньше чем через тысячелетие. Попадут, поглядят и скажут: никакие это не чудеса, это всего лишь местная специфика, а в общем-то везде одно и то же, скучно жить на свете, господа…

А когда не скучно просто потому, что тихо шизеешь, – лучше?

И еще я несамокритично думал, что мозги у всех нас – не только у меня – куриные, или, вернее, слегка модифицированные австралопитечьи и что не с такими мозгами понимают Природу. Объяснить-то мы можем что угодно, но понять – это уже совсем иное дело, и ничего-то мы не поймем, как бы ни тужились понять… А ведь как тужимся! Сколько экспедиций работает одновременно с нами в Галактике? Сорок? Пятьдесят? Да уж не меньше. И везде одно и то же. Если по результатам экспедиции планету признают перспективной, мы будем считать, что главное мы уже поняли, а с мелочами и тонкостями разберемся в рабочем порядке. И тут нам – хлоп по морде! Очень правильно это. Дураков бьют, это их удел и даже свойство. Мудрых бьют редко, но ведь мудрые куда попало не лезут…

Я проснулся от дурного сна, в котором ходил по потолку и сердился на всех, кто ходит по полу. По потолку же ходить удобнее, разве не ясно? Во-первых, на нем меньше пыли, во-вторых, он не загроможден предметами, а в-третьих…

Что «в-третьих», я не сформулировал, потому что посмотрел вверх. На потолке изолятора явственно отпечатались следы чьих-то потных ног. Они быстро таяли, но не настолько быстро, чтобы я не мог проследить, как тот человек двигался. Он пошел сначала в сторону двери, постоял там немного, потом вернулся другой дорогой, обогнув светильник… Следы обрывались как раз над моей койкой. Я вдруг понял, что лежу поверх одеяла и весь покрыт потом. А когда осознал, что это мои следы, – вспотел вторично.

Некоторое время я лежал и ужасался. Лунатизм – это с людьми еще случается, но человек не геккон, чтобы бродить по стенам и потолкам хоть во сне, хоть наяву. И ни в какого человека от рождения не встроен антигравитационный привод.

Это что же, я – феномен? В цирке меня показывать, в лабораториях на части разбирать?

Собравшись с мыслями, я напрягся и приказал себе воспарить над койкой на метр. С тем же успехом я мог бы приказать Галактике перестать вращаться. Значит, я нормален… А следы?

Следы на потолке уже растаяли. Да и были ли они вообще? Мало ли что померещится со сна. Наверное, я досматривал наяву занимательное сновидение…

Так я убеждал себя, разве что не бормоча «я нормален, я нормален», и к появлению Лоры почти убедил.

– Как самочувствие? – осведомилась она.

– Как у всякого нормального лодыря, – ответил я бодро. – Скоро это кончится?

– Потерпи еще. Думаю, скоро.

– Что там наша Этель?

– Собирается отрядить вас троих на изучение феномена. У остальных программа прежняя.

– Она не может быть прежней. Она уплотнится.

– Тебе-то что за дело? – Лора уставилась на меня с усмешечкой. – У них работа как работа, а у тебя риск.

– Ага, – сказал я. – Обызвесткуюсь и буду торчать на окаменелом болоте вроде памятника. Ты мне цветы носить будешь?

– На Реплике нет цветов. Принесу веник из хвощей.

– Может, все-таки венок?

– Не заслужил.

Мы еще немного потрепались. Приятная все же женщина Лора, и плохо в ней только одно: этот антропоид Гарсиа. Конечно, он не позвал ее замуж, это я зря нафантазировал. Он просто старший офицер нашего «Неустрашимого» и на Реплике занят куда меньше научников. Отчего бы ему не покрутить роман, о котором будет приятно вспомнить в отставке? Один из многих и многих подобных романов…

Быть не может, чтобы Лора этого не понимала. Она же умница. Выходит… Да ерунда сплошная выходит! Читай: я худший кандидат на эпизодический роман, чем этот Гарсиа. А почему? Со мною хоть есть о чем поговорить…

– Анализы у тебя приличные, – сказала Лора. – Думаю, на этот раз не обызвесткуешься.

Ну вот, подумал я, не хочет она со мной говорить. Кто о чем, а она об анализах.

– А те двое?

– Фейгенбойм в норме. Дювивье еще понаблюдаю сутки-двое.

Бедный Люк…

Он ведь тоже подбивал клинья под Лору, он завидовал мне, когда я владел ею, а теперь быть ему даже не на втором, а на третьем месте. С его-то темпераментом! Это же мука адова.

Черта с два я его жалел. Я ему завидовал. Ну и что, что с Лорой теперь спит космофлотская дубина в аксельбантах? Зато пациент может видеть ее каждый день.

Влюблен я, что ли?.. Нет, конечно нет. Это во мне взыграли собственнические инстинкты, сейчас мы поставим их на место. В два счета. Ну что такое Лора? Если объективно – женщина, каких много. Давно уже не юница, пользуется омолаживающими процедурами. Не всякий юмор понимает. Себе на уме. Знаем мы таких, видели их сотнями, шеренгами и батальонными коробками! Будут у тебя, Стас, еще такие. И даже не такие будут, а куда лучше!

Лора ушла, а я завершил сеанс психотерапии и почувствовал себя гораздо бодрее. Захотелось даже пробежать кросс – по первобытной безжизненной пустыне, по окаменевшему лесу, затем по литорали… Посмотреть, не окаменел ли океан, пнуть в каменную морду какое-нибудь туземное страшилище, насобирать хрупких кальцитовых насекомых… В этот момент я не думал о причинах феномена. Я мечтал, и было мне легко-легко.

Вот и потолок почему-то приблизился… Странно. Зачем он это сделал?..

Внезапно я обнаружил, что парю над койкой. Это было даже интересно. Очень, очень яркая галлюцинация, весьма правдоподобная… Мне захотелось узнать, что это я такое съел, раз галлюцинирую? Или чем Лора меня напичкала? Или…

Я понял, что нет никакого «или». Я летал, просто летал, точнее, висел в воздухе. Мне захотелось подняться повыше, и потолок послушно приблизился к самым глазам. Тогда я увидел на нем следы моих ступней, высохшие, едва заметные, но все же различимые, если приглядеться. Стереть их или оставить так? Пожалуй, стирать незачем: все равно снизу их никто не увидит.

А если и разглядит, то примет за чей-то неумный розыгрыш. Или за галлюцинацию, ха-ха.

Без всяких мускульных усилий я перенесся по воздуху к левой переборке, затем к правой. Заложил полубочку, перевернувшись на живот. Сгруппировался и кувыркнулся в воздухе. Опустился к полу и ввинтился спиралью снизу вверх и наискось. Все это получалось легко и естественно, как дыхание. Как ходьба. Так вот в чем дело!.. В прошлый раз я приказывал себе воспарить над койкой, а делать этого не следовало. Прикажите-ка себе поехать на велосипеде, если ни разу не ездили. Прикажите каждой мышце сокращаться именно тогда, когда надо, причем с четко выверенным усилием! Приказы тут бесполезны. Нужно просто один раз научиться, а потом достаточно захотеть.

Я все-таки ушибся о потолок. Наверное, я сделал это достаточно громко, потому что вскоре услышал шаги Лоры. Едва успел приземлиться на койку и кое-как набросить на себя одеяло.

– Ты чего буянишь? – строго осведомилась она.

– Размышляю, как отсюда выбраться, – нашелся я.

– Ты всегда так шумно размышляешь?

– Не без этого. Зато выработал план действий.

– Может, поделишься?

– Буду делать подкоп. Как граф Монте-Кристо.

Она даже не улыбнулась.

– Серьезно, – сказал я, – когда ты меня выпустишь?

– Если все будет нормально, то утром.

– А сейчас ночь?

– Сейчас вечер, – сказала Лора. – Пойду принесу тебе ужин.

Голода я не чувствовал, но решил не отказываться: некоторые медики любят принимать отсутствие аппетита за грозный симптом.

– Почитай или посмотри что-нибудь легкое на сон грядущий, – посоветовала мне Лора, запихнув в утилизатор грязные тарелки. Я изобразил готовность просмотреть хоть всю корабельную фильмотеку, и она ушла, пожелав мне спокойной ночи. А я остался размышлять.

Легко сказать «размышлять». Голова шла кругом. Я все еще не был до конца убежден, что не галлюцинирую. С чего бы человеку левитировать ни с того ни с сего? Нет таких причин в природе. Вот сейчас попробую – и ничегошеньки у меня не получится…

Я попробовал. Когда тело вместе с одеялом приподнялось над койкой сантиметров на десять, я быстренько уронил его обратно. Значит, все-таки летаю. Левитирую. Неясно, зачем это мне, но интересно…

Может быть, могу что-нибудь еще? Как насчет телекинеза?

На этот раз я остался лежать на койке, а мое одеяло, взметнув вихрь, устремилось к потолку с такой скороподъемностью, что куда там ковру-самолету. Я велел ему упасть, но подхватил взглядом на полпути, заставил зависнуть, расправил на нем складки и аккуратно опустил на себя. Передвинул чашку на столе. Заставил мои тапочки сплясать трепака. Ладно, это я умею. Что еще?..

Я решил поиграть с освещением, но с этим делом не справился и оставил попытки. Да оно и к лучшему. Пусть Лора думает, что я готовлюсь ко сну или уже уснул. Лучше продолжу эксперименты с бытовыми предметами, тихие такие эксперименты, без шума, без вони, без световых эффектов…

По моей воле мой правый тапок взлетел и завис посреди медотсека. Тапка мне было не жаль; не получится вернуть ему прежний облик – невелика беда. Ну-с, попробуем растянуть его от пола до потолка…

Тапок начал было растягиваться – и порвался. Я состыковал обе половинки (с непривычки управлять сразу двумя предметами оказалось непросто) и срастил их. Все правильно: если хочешь менять геометрию предмета, позаботься о том, чтобы предмет это выдержал. Сделай его хотя бы из латекса.

Я сделал – и на сей раз преуспел в задуманном. Тапок растянулся по моему приказу и сжался, чуть только я ему велел вновь стать добропорядочным тапком. Что бы еще попробовать? Менять геометрию предметов мне больше не хотелось, и я решил поупражняться в трансформации химсостава.

Черт возьми! Не успел я придумать, каким материалом я хочу заменить латекс, как тапок побелел и, если я не зря изучал петрографию, превратился в чистый известняк. Я до того растерялся, что чуть было не уронил свое «изделие», едва успев подхватить его взглядом у самого пола. Велел висеть. Страшное подозрение зародилось в моей душе. Почему известняк? Потому что я предостаточно насмотрелся на него сегодня? Или (страшно подумать!) известкование леса-водоема вместе со всеми его обитателями – моих рук дело?!

А что, очень может быть, что моих. Помню, снились мне кошмары, я был земноводной тварью, сидел в болоте и… и что? Мог я хотя бы мельком подумать во сне, что мне больше пристало ходить по твердому, нежели сидеть по горло в тухлой жиже? Подумать – и тут же забыть?

Мог.

Могла ли эта мимолетная мысль оформиться в неосознанный приказ?

Почему бы нет.

Я чуть не вспотел от такой мысли – и вспотел бы, если бы не приказал себе остаться сухим. Ну, если так, то завтра же я верну палеозойскому ландшафту свойственный ему палеозойский облик… Ладно, это будет завтра. А сегодня…

По моей команде тапок стал золотым. Мне не было тяжело держать его в воздухе, но я ощутил его инерцию, когда подвигал им туда-сюда. Все-таки золото куда массивнее известняка. Вслед за этим я приподнял над полом второй тапок и проделал с ним ту же процедуру. Еще один приказ – и оба золотых тапка выросли до размеров крупной собаки. Ба, да я же богач!.. Впрочем, тьфу на богатство, я нутром чувствовал, что все это не более чем мелкая чепуха, какое там богатство, когда у меня такие возможности! А что если превратить это золото в чистый уран-235 и как следует шмякнуть тапки друг о друга?

Мысль не успела развиться. Воздух в медотсеке потемнел, и в нем возник человек, еще более темный, чем воздух. Белело только его лицо, а пониже лица я разглядел остренькую бородку, почти как у Вени.

– А вот этого не надо, – молвил человек и погрозил мне пальцем.