Читать книгу: «Анна Александер: королева огня», страница 2

Глава 3.
Раскрывающиеся тайны

На следующий день само пространство словно сошло с ума. Неустойчивая, капризная погода нашла отражение и в здоровье Анны. Растерянность и тихая грусть окутали её, словно серым покрывалом. Этот день не приносил радости, ведь перемены, вторгающиеся в жизнь без разрешения, не всегда несут благо.

Желание укрыться от мира под тёплым одеялом было сильнее упрёков родителей и насмешливых взглядов уличной детворы. К тому же, назойливый гул в голове – то ли от вчерашнего удара, то ли от предчувствия грядущих событий – никак не стихал.

– Что же это было вчера? И какое значение это имеет для меня? Незнакомое место, странный бельчонок с его загадочным посланием, полянка. Как всё это связано со мной? – я тонула в ворохе вопросов, терзавших сознание.

Анна чувствовала, что с этого дня её жизнь должна измениться, обрести смысл, открыться дорога, по которой она сможет идти, не оглядываясь в прошлое, не тая обиды. Лежа в постели, она мечтала о чуде необыкновенном, завораживающем… о жизни, где мечта будет путеводной звездой, освещающей путь даже в самые тёмные времена.

Её мечты рождались из всего необычного, их было бесчисленное множество! Отсюда и возникали вопросы, которые, казалось, не имели ответов.

Но в одном она была уверена: бельчонок ей не привиделся. Она видела его, разговаривала с ним, и это никак не могло быть плодом воображения!

Анна твёрдо верила, что тьма, безусловно существующая на земле, обладает такой же властью, как и свет. Они неразрывно связаны, дополняют друг друга и не могут существовать по отдельности.

«Почему многие так боятся тьмы? Ведь все тайные обряды и ритуалы совершаются ночью!» – спрашивала она себя.

И дело не обязательно в чёрной магии, ведь почему-то о темноте существовало гораздо больше теорий, нежели о свете, и множество противоречивых взглядов сталкивались в этой непримиримой борьбе. Ведь одна из прекраснейших вещей, происходящих ночью, – это сон. Блаженный физиологический процесс, дарующий отдых телу и разуму.

Анна чувствовала, как внутри неё нарастает странная сила, понимая, что она может обернуться против неё самой и, возможно, против её семьи. Всё вокруг казалось странным: неестественно яркий свет звёзд по ночам, капризы природы, мгновенно сменяющие солнечную погоду ураганным ветром, странные голоса в голове. Ей казалось, что по ночам она ходит, а может быть, и летает, но не во сне, а наяву.

– У кого же узнать, что со мной происходит? Нет ни единой души, у которой я могла бы спросить о бельчонке! Ведь мне не привиделось это? – в сотый раз вопрошала она.

– Нет, не привиделось. Вы совершенно здоровы! – раздался знакомый голос.

Анна обернулась и увидела того самого бельчонка, который что-то рисовал на своей лапке.

– Я ваш друг и преданный слуга хозяина, его почтальон. Он просит меня быть очень шустрым и проворным. Меня зовут Марк, госпожа Анна! – проговорил он, словно заикаясь.

В этот момент маленький бельчонок вытянулся до огромных размеров. Двадцать сантиметров его роста превратились за пару секунд в мужчину крепкого и высокого.

От изумления Анна открыла рот. Его преображение потрясло её. Она смотрела на него как заворожённая, а он смеялся и искал в ней ту самую маленькую девочку, которая увидела настоящее чудо. И это было так!

– Невероятно! Как ты здесь оказался? – выдохнула она, медленно подаваясь назад, словно перед ней возникло нечто нереальное.

– Сквозь окошко. Ростом я невелик, Ваше Величество, и проворен настолько, что могу и в щель проскользнуть. Желаете, продемонстрирую? – пропищал он, готовый тут же доказать свои слова делом.

– Нет, благодарю, на сегодня и этого волшебства с меня довольно! – улыбнулась Анна, в глазах её плясали искры.

Марк засмеялся как настоящий человек, и ей стало немного спокойнее. Ведь не каждый день встретишь бельчонка почти двухметрового роста.

– «Почтальон хозяина»… и что это значит? – с любопытством переспросила она, приподняв бровь в лёгком недоумении.

Казалось, вопрос потонул в пустоте, Марк не отреагировал, лишь отвернулся, устремив взгляд в тёмный угол. В его молчании читалась не просьба, скорее мольба о поддержке, обращённая к невидимому хозяину, словно там, в тени, таилось его спасение.

– Говори же! Что вчера случилось? Я ведь никого не нашла в той комнате. Ждала, как ребёнок, но ко мне никто не вышел, и даже не отозвались! Да ещё и ушиблась. Как такое возможно? – выпалила Анна с нетерпением.

– За нами следили, и мой хозяин решил отложить встречу с вами, так как это могло быть опасным для вас! – ответил бельчонок и опустил глаза, будто чего-то стыдился.

– Следили?! – воскликнула Анна, в голосе её звучало недоверие, переходящее в испуг. – Но вокруг ни единой души, ни тени, способной к наблюдению! Да и как вы могли узнать об этом, если вас и вовсе не было рядом?

Вопросы градом посыпались с её губ, засыпая бельчонка, словно осенняя листва. Он, казалось, даже не чувствовал их тяжести, привыкнув к этому непрерывному потоку.

В тот момент Анна вспомнила про абажуры и свет, исходивший от них. Она решила промолчать, ведь не знала, кем является её новый друг и что он из себя представляет.

– Всему своё время, госпожа, не торопите события! – ответил он так же спокойно, как и все предыдущие разы.

Ещё несколько минут, и Марк, словно призрак, растворился в воздухе, исчезнув так же внезапно, как и возник. В очередной раз он продемонстрировал свою непредсказуемость, оставив после себя зыбкое ощущение покоя. Тревога, до этого сжимавшая сердце ледяными тисками, отступила, уступив место тихой надежде.

На следующий день Анна проснулась очень рано. Мысли крутились со скоростью света, сердце колотилось, словно безумное чудовище, пытающееся вырваться наружу.

Солнце, щедро изливая свой необыкновенный свет, наполнило дом со стороны востока огромной энергией и теплом. Анна спешила на занятия в прекрасном настроении и с желанием браться за все идеи, которые придут в этот день в голову.

В тот дивный весенний день, после школьных занятий, Анна шла домой. Подойдя к калитке, она обернулась, заворожённая ликующим хором птичьих голосов, словно сотканным из солнечных лучей и свежего ветра.

Славную колыбельную распевали птицы, гнездившиеся рядом с домом. Их трели были мёдом на устах пернатых, ведь красотой этой музыки заворожённо внимали соседи, также удивлённые лёгкой мелодией этих дивных созданий. Ещё некоторое время все слушали их трепетное пение и не могли понять, что это были за птицы, ведь такой музыке позавидовал бы любой композитор.

Недалеко, на кусте акации, сидела птичка необычного окраса. Как Анна узнала из рассказа соседа, это была иволга. Именно она бросила в сердца каждого, кто слышал её песню, семя надежды и веры. Птица, в жёлтом оперении, сидела на ветке, напевая свою песню не для того, чтобы радовать, а для того, чтобы предупредить своих сородичей об опасности, которой они подверглись. И действительно, неподалёку, у забора, за ними наблюдали кошки – хищницы, притаившиеся и ждущие какой-либо их ошибки. Но птицы, словно сговорившись с ветром, плели свои собственные планы, вовсе не желая становиться пушистым завтраком.

Допев свои трели, они быстро вспорхнули и исчезли, оставив после себя необычные ноты для сотворения великой песни.

После такого пения птиц день Анны словно вспыхнул заново, как лампочка в темноте. Не потому, что для этого нужен был повод, а потому, что человек должен быть весел, даже если ему предстоит пройти путь, который не будет его совершенствовать и возвышать. Возможно, это касалось и Анны, ведь на тот момент она не знала, что её ждёт впереди и как сложится жизнь.

У каждого – свой путь ввысь, своя вершина. Кому-то нравится рутинная работа, для кого-то пристанищем станет семья, а для кого-то – власть во всех её проявлениях. Но в любом случае человек пройдёт свой путь. Ничего нельзя изменить, если нет веры в то, что сможешь.

– Многих великих людей жизнь сбивала с ног, но они, превозмогая боль, продолжали сражаться, стоя на коленях, и всё равно одерживали победу! – бросил мне как-то прохожий по пути в булочную.

И, признаться, его слова заставили меня задуматься. Скорее всего, этот человек прошёл не одну битву внутри себя, одолел немало внешних и внутренних врагов, и его совет пришёлся как нельзя кстати. Мучительная головная боль отступила, и если шишка и осталась, то теперь она мерещилась лишь призрачным, бледно-голубым отблеском, словно воспоминание о былой боли, растворяющемся во времени.

Я ничего не сказала родителям, да они и не спросили. До сих пор дивлюсь, как их не встревожил этот неземной, лазурный отсвет, застывший у меня на лбу. Отец подолгу, с хитрым прищуром вглядывался в лицо, словно решаясь на что-то, но вопрос так и не сорвался с его уст, а я хранила молчание. Словно заворожённые, мы утонули в тишине и покое, и в этой безмятежности было нечто прекрасное.

Улица купалась в мягком весеннем тепле и свете. Нахлынувшие воспоминания были так сладостны, что я вновь оказалась возле дома, к которому поклялась не приближаться. Мои мысли, словно непослушные птицы, вновь вернули меня в реальность.

Я резко развернулась, в отчаянной попытке бежать, но тело предательски отказалось повиноваться. Голова налилась свинцовой тяжестью, виски сдавливала пульсирующая боль. Опустившись на бордюр у обочины, я заметила, как ко мне, словно мираж, приближается женщина. В её взгляде читалось сочувствие и готовность предложить помощь. Собрав последние силы, я вежливо отказалась, сославшись на капризы погоды и пресловутый подростковый возраст. И действительно, погода начала меняться, как только я приблизилась к дому Лиона. Ветер крепчал, и над головой медленно собирались тяжелые тучи. Мои мысли то замирали, то вихрем носились в голове. Подняв глаза, я ощутила необъяснимую тревогу, подсказывавшую, что рядом находится что-то родное.

И вот, я снова стояла перед красивым, но обветшалым домом. Пронизывающий ледяной ветер дул со стороны леса, раскинувшегося неподалёку от нашей деревни. Редкие облака превратились в зловещую завесу, грозящую разразиться дождём. В глазах появился туман, который мне совсем не нравился. Странное состояние полностью выбило меня из сил, так что даже встать было мучительно трудно.

Оставаться на месте было невозможно. Начал накрапывать дождь, а тучи, затянувшие всё небо свинцовым одеялом, казались враждебно настроенными. Собрав последние силы, я сделала шаг вперёд и, заметив впереди мужской силуэт, поспешила отойти, чтобы не вызвать подозрений. Веки слипались от желания отдохнуть, и, сделав над собой усилие, я отошла от мужчины всего на несколько шагов.

Обернувшись через мгновение, я не увидела его рядом, но чувствовала его присутствие, и это меня пугало. Я боялась, что если он знает моих родителей, то непременно расскажет им о том, что видел меня возле этого обветшавшего дома, а мне этого совсем не хотелось.

– Вы заблудились? – раздался внезапный вопрос прямо передо мной, словно этот человек вырос из-под земли.

– Нет! – резко ответила я, и щёки мои вспыхнули румянцем.

– Тогда почему вы так пристально осматриваетесь, будто сбились с пути? – его настойчивые вопросы звучали как раскаты грома.

От его голоса я немного пришла в себя. Мне казалось, что я знакома с этим человеком и где-то слышала его речь. Но посмотреть ему в глаза я не решалась, боясь выдать себя.

– А вы кто такой и что вам от меня нужно? – спросила я, рисуя ногой по пыли.

– Мне ничего от вас не нужно, я лишь предлагаю свою помощь, только и всего! – ответил он.

– Вот и отлично! – выпалила я и пустилась наутёк, чувствуя, как спину прожигает долгий изучающий взгляд незнакомца.

Я обернулась и увидела, что незнакомец настолько далеко, что он казался маленькой точкой. И только мне захотелось вздохнуть с облегчением и немного передохнуть, как вдруг почувствовала, что снова стою возле дома Лиона. Этот странный дом, в котором, по словам жителей нашей деревни Миххау, когда-то происходили необъяснимые вещи, притягивал меня своей энергией, и мне было очень интересно узнать, что же в нём было такого таинственного, чего никто не знал?!

Глава 4.
Предчувствие успеха

В стенах этого дома, помнивших смех и детские голоса, разыгралась трагедия, в одночасье отнявшая у супругов дочерей. Скорбь, непроглядная и всепоглощающая, выжгла из их сердец свет надежды, оставив лишь зияющую пустоту, для кого-то ставшую бездной.

– Два ангела, словно сотканные из лунного света и утренней дымки, были прекрасны в своей неземной неповторимости! Их лики, словно отпечатки звёзд на воде, врезались в память надолго. Разве можно забыть этих чудесных, нездешних созданий? – говорил старик Ролин, старейший житель нашей деревни, вспоминая дочерей семьи Лиона.

Его голос, словно шёпот вечности, доносил эхо той красоты, что однажды озарила их тихий край.

Мужчина изжил свою скорбь по детям и, словно тень, растворился в неизвестности. Шептались, что он бежал в спешке, спасаясь не то от гнева тёмных сил, не то от невыносимого одиночества. Злые языки утверждали, будто нечисть вилась над его домом, будто это были его собственные демоны, терзающие душу. С того дня никто не видел хозяина этого дома, и никто не знал, постигла ли его участь, о которой с таким злорадством судачили сплетники.

Его прислуга словно испарилась, растворившись в воздухе без следа. Никто не видел, как они покидали поместье. Старики, чудом дожившие до наших дней, клялись, что сутками следили за домом, надеясь разгадать эту зловещую тайну, но так и не нашли ответа.

– Помню, целыми днями просиживали мы с дружком на их заборе, словно воробьи, – бормотал старик, запинаясь и тряся головой, будто отгоняя наваждение. – Наблюдали за жизнью семейства Лион. Но ни разу, слышите, ни разу не видели, чтобы хоть одна душа из прислуги порог переступила!

Анна чувствовала необъяснимую магию этого дома, его притягательный уют, словно сотканный из грёз, его неповторимое очарование. И сердцем откликалась на боль тех, кто оставил здесь частицу души.

– Людская молва, Анна, – змеиный яд, – шептала мне Утата, уборщица нашей школы, чьи глаза хранили печаль многих поколений. – Не ведаем мы порой, какой клинок таится в слове, как проклятием можно душу искалечить!

– То есть, можно одним лишь шёпотом за спиной, одним гневливым словом отравить человеку жизнь? – с изумлением вопрошала я, чувствуя, как холодок пробегает по коже.

– Да ты что, Анка! Конечно! Хуже всего, когда бьют исподтишка! Когда от тебя ждут поддержки, а ты в ответ льёшь грязь! Вот где настоящее зло! – отвечала Утата.

– Ну как же так, получается, если я плохо думаю о родителях, то им от моих слов становится больно или плохо?! – спросила я снова.

– В каком-то роде да, но это происходит несколько иначе, Анка. Тебе нужно ещё немного повзрослеть, и ты поймёшь, о чём я говорю! – проговорила женщина.

Анна задумалась. Она совсем запуталась в странностях взрослой жизни, где все недоговаривают или предают. Подросток переживал сложный период, когда нужно принять множество трудных решений.

После всех тех событий дом опустел. Стены и крыша остались невредимы, а плющ, густо оплетавший их, надолго скрыл дом от посторонних глаз. Все эти годы мой путь в школу пролегал мимо этого дома. И пока все жители деревни Миххау обходили его стороной, я всегда с любопытством заглядывала сквозь щели, надеясь увидеть хоть что-нибудь в густых зарослях.

А ведь когда-то говорили, что дом этот был полон радости и смеха, как хозяев, так и их гостей. Лион всегда принимал бесконечное количество гостей и пользовался уважением как у жителей окрестных городов, так и у тех, с кем он встречался во время отдыха или по работе в других странах.

Лион боготворил свою жену, и мысль о разлуке с ней была невыносима, даже несмотря на то, что годы шли, а наследник всё не появлялся. Он оберегал её как драгоценность, словно королеву, купая в роскоши, которую позволяло его огромное состояние: от блистательных ювелирных украшений, способных ослепить одним своим видом, до изысканных, редчайших духов, за которыми, казалось, приходилось снаряжать чуть ли не экспедицию во Францию! Он готов был на всё, лишь бы увидеть улыбку на её прекрасном лице.

Господин Лион был наделён редким даром – музыкальностью, пронизывавшей его существо. Этот дар питал его страсть: он сам творил мелодии, а старый рояль, унаследованный от прадеда, становился голосом его души. В доме Лиона звучала музыка, собирая всех, кто жаждал прикоснуться к своей мечте. Старожилы говорили о нём с придыханием: «Талант! Он настоящий талант!».

Лион связал себя узами брака поздно, в сорок лет, избрав в спутницы жизни двадцатисемилетнюю девушку. Он, словно изваянный античным скульптором, – статный, плечистый, с прямым носом и крепким телосложением – являл собой образец мужской красоты. Анастасия Орлова же не ослепляла красотой, но пленила редким обаянием и изысканностью манер. В ней чувствовалась аристократическая натура и нескрываемая гордость за свои корни. Хрупкая, большеглазая, с милым вздернутым носиком и густыми, цвета воронова крыла, волосами, она казалась воплощением неземной нежности.

Один из почивших ныне соседей, работая садовником в их поместье, вспоминал, как видел её во дворе:

– Ангел, – говаривал старик, – с кудрями чернее самой ночи и кожей белее первого снега.

За спиной у четы шептались несостоявшиеся соседи, плетя паутину небылиц. Слуги же, напротив, души не чаяли в господах, пресекая на корню любые сплетни, оберегая слух Лиона от пересудов. Впрочем, он и сам был осведомлён о недобрых языках и тщательно отмерял тепло своего дома, допуская к рабочим делам и планам на будущее лишь избранных. Завистников и недоброжелателей хватало с избытком. Что же до родных, кроме дядюшки, бесследно исчезнувшего после смерти своего брата, которого Лион с мучительной неохотой ненавидел, – о них и вспоминать не хотелось.

Я стояла, заворожённая, под прицелом украдкой брошенных взглядов, и не могла отвести глаз от дома. Небо, исцелованное дождём, медленно расцветало лазурью. Тучи, словно призрачные киты, сонно дрейфовали к горизонту, унося с собой последние тени тьмы, уступая место светлой весенней неге.

В тот день любопытство владело мной безраздельно. Ещё раз окинув взглядом таинственный фасад, я вновь прильнула к щели между зелёными зарослями плюща. Увиденное чудо пронзило меня, как внезапный удар молнии.

Во дворе, напротив увитой плющом веранды, замер старый, давно забытый фонтан. Но сейчас, омытый лучами солнца, он словно оживал, его молчаливая игра казалась колдовством. Казалось, время повернулось вспять, и в этот старый дом вновь вернулась ускользнувшая жизнь…

Фонтан, казалось, навеки уснувший, вдруг пробудился, рассыпав во дворе калейдоскоп радужных брызг. В солнечных лучах струи искрились и переливались, вычерчивая в воздухе мимолетные неземные узоры. Все заботы и тревоги отступили, словно их и не было никогда. О делах не могло быть и речи – эта феерия красок и света уносила в иную реальность. Вдоль старого забора, словно вторя чуду, распустились розы. Нежные бутоны источали пьянящий аромат, который нестерпимо хотелось вдохнуть полной грудью. И я знала, всем сердцем чувствовала – это не сон.

Внезапно, словно молния, пронзила память о бельчонке! Сомнения отступили, уступая место трепетному предчувствию: такие совпадения не случайны!

– Но как могли розы зацвести, а фонтан ожить? Ведь дом давно заброшен… – этот вопрос терзал сознание, не находя ответа.

Я отпрянула от забора, будто меня хлестнуло невидимой силой, и уже собиралась бежать, когда моё имя, словно сорвавшийся с цепи зверь, прорычало в тишине. Эхо разнесло его над крышами деревни, заставив меня замереть. Я обернулась, сердце колотилось в груди, словно пойманная птица. Вокруг ни души. Лишь пустая улица, купающаяся в солнечном свете, и шёпот ветра в ветвях старой яблони неподалеку. Я снова огляделась, убеждаясь в своём одиночестве.

Лишь вдалеке виднелась группа играющих детей, свора собак, девушка с кучей тетрадей в руках и несколько мужчин, о чём-то оживлённо спорящих. Но никого, кто мог бы позвать меня по имени, я не заметила. Ощущение, что я уже видела это раньше, вдруг охватило меня, мир поплыл перед глазами, и я ощутила, как земля уходит из-под ног.

Очнулась я дома, в своей кровати. Передо мной стояли родители с лицами, выражающими явное недовольство. Я подняла руки, посмотреть на онемевшие пальцы, и заметила, как они побледнели, видимо, как и моё лицо. В голове крутилась карусель мыслей.

Первым вспыхнуло в памяти видение дома, фонтана, утопающего в розах. Я уже начала сомневаться, не был ли это лишь сон, но тут же, словно якорь, возвращающий в реальность, возник образ бельчонка. Молчание, тянувшееся, казалось, целую вечность, прервал голос отца, вырвавший меня из оцепенения.

– Что ты делала у дома Лиона? – спросил он, не скрывая своего болезненного интереса к этому месту и моему присутствию рядом с домом.

– Ничего. Я шла в школу, а очнулась здесь. А что случилось? – пробормотала я невнятно.

Родители обменялись взглядами, и шёпот их снова заструился, но слова, словно призраки, растворялись в гуле, поднявшемся у меня в голове. Как странно: обычно их голоса звенели кристальной ясностью, когда обращались ко мне, а сейчас будто уши наполнились вязкостью, заглушающей мир.

– Это ты нам расскажи, что да как! – настойчиво повторил отец, прожигая меня взглядом.

«Что дурного в том, чтобы засмотреться на дом, понравившийся мне? Никто же не пострадал!» – отчаянно металось в голове оправдание.

– Я шла в школу, как обычно, мимо того дома. А едва сделала несколько шагов, как меня окликнули по имени. Когда я обернулась – вокруг не было ни души, ни единого знакомого лица… и тут словно пустота, и вот теперь я очнулась! – выпалила Анна сбивчиво, пытаясь хоть как-то связать обрывки воспоминаний в цельную картину.

Родители снова обменялись взглядами, словно передавая друг другу эстафету невысказанных слов. Неловкая тишина сдавила комнату, и мне стало трудно дышать – воздух словно загустел. Внутри меня пробуждался вулкан, клокоча праведной яростью. Лицо горело, словно опалённое пламенем, и слова родителей долетали до меня обрывками, теряя чёткость в этом внутреннем пожаре. К моему удивлению, ругать меня больше не стали. Они, погрузившись в безмолвный спор, жестами и полутонами выражая несогласие, и, заметив моё сонное лицо, поспешили выйти в коридор, унося с собой клубок неразрешенных противоречий, чтобы продолжить свой беззвучный диалог, не нарушая зыбкую тишину моего сна.

«Что же такого я должна услышать?» – этот вопрос эхом отозвался в моей голове.

Резко вскочив, словно от толчка, я заплетающими шагами добралась до своего столика и, остановившись словно вкопанная, закрыла глаза. Я снова услышала своё имя, словно шёпот ветра в пустой комнате. Решив, что это проделки отца, я промолчала, закусив губу, но мгновение спустя голос повторился настойчивее и ближе.

– Что же это происходит! – не выдержала я, и мой голос дрогнул.

Сделав шаг к двери, я словно во сне спустилась в зал, на первый этаж. Наш дом, хоть и невелик, уютно раскинулся в два этажа: четыре комнатки-скорлупки, просторный зал, кухня, ванные комнаты, как две капли воды похожие друг на друга, подвал, хранящий запахи сырой плесени, и просторная библиотека, где жили тени старых историй.

Опустив ногу на последнюю ступеньку, я невольно подслушала обрывки разговора родителей. Они шептались о каком-то чуде, опалившем их жизни почти дотла, и о том, что это необходимо прекратить, пока не стало слишком поздно. Их слова, словно осколки, ранили тишину дома.

– Вот видишь, я ведь предупреждал! – сказал отец приказным тоном.

Мама хотела что-то сказать, но отец прервал её своим ответом:

– А что, если бы она пропала или исчезла? И всё же вечером нужно поблагодарить Посла за его милость. Ведь кто-нибудь мог её заметить, особенно…!

– Хорошо, я всё поняла. Вечером будем разбираться! Кандидатов на наше место – не счесть. Нужно быть готовыми ко всему, особенно к тому, что Анна уже не маленькая, и запретить ей ходить той дорогой мы не можем. Она умный подросток, возможно, и догадывается обо всём и тогда всё пойдёт не так, как нужно! – с досадой произнесла мать.

Отец странно закатил глаза, и стул жалобно скрипнул, когда он с трудом оторвал от него налитое свинцом тело. Словно некая невидимая сила тянула его куда-то, словно дыхание чужого присутствия опалило спину. Ему почудилось, что их подслушивают, что паутина чужих взглядов обволакивает комнату. Он, не говоря ни слова, лишь нервно кивнув, подал знак матери, и они, словно заговорщики, выглянули в коридор.

– Мне кажется, за нами кто-то наблюдает! – прошептал Герман, и тень страха пробежала по его лицу, искажая черты.

Мысль о том, что их тайна может быть раскрыта после того злополучного случая с Анной у дома Лиона, терзала его. Мужчину душила эта неопределенность, это ощущение загнанности. Лицо его менялось, как пейзаж перед надвигающейся бурей – от тревожного смятения к звериной злобе, пока Сания, встревоженная его выражением лица, не одернула его, вернув в реальность.

– Да что с тобой такое!? Анна у себя, я смотрела. Больше нам некого опасаться. Наш дом под защитой, ты сам ставил её в тот день, когда мы переехали сюда, помнишь? – с надеждой спросила женщина.

Герман чувствовал, что поступил верно, и мгла сомнений медленно рассеивалась в его сознании. Он осознавал, что страх способен погубить его жизнь, и, дабы не навлечь беду, поклялся обуздать свою ярость.

Но мои родители глубоко заблуждались, ведь рядом была я, невидимым свидетелем. Словно очнувшись от кошмара, я быстрыми шагами удалилась из коридора, подхваченная вихрем внезапного озарения и ужаса. В комнате Сания увидела меня «спящей»… но как такое могло произойти, эта тайна ещё будет раскрыта!