Читать книгу: «Анна Александер: королева огня», страница 6

Глава 11.
Итоги власти

В камине с яростным треском вспыхнули дрова, разбрасывая искры и угольки по углам. В самом сердце огня, сквозь пляшущие языки пламени, пробивался терпкий запах сырой древесины, и вскоре комнату наполнил едкий дым. Дед продолжал держать меня за локоть, не собираясь отпускать. В какой-то момент, словно пелена спала с глаз, и я осознала: медлить больше нельзя!

Вырвав руку из его цепкой хватки, я развернулась к старику, и прошептала:

– Неужели вы не устали метаться в одном направлении, словно загнанный зверь, и выговариваться своему племяннику?

Глаза его, злобно скосившись к переносице, опасно сверкнули, обнажив бездну – истинное лицо, что скрывалось за маской учтивости, лишь одна из сотен теней, танцующих в глубине его естества.

Дым закружился вихрем. От едкого смога щипало глаза и саднило в горле. В следующее мгновение Лион, находившийся с нами в кабинете, начал задыхаться от кашля.

– Наконец-то я отчётливо слышу ваш голос, госпожа! – промолвил дед с неожиданным спокойствием, словно ничего необычного не происходило.

В его голосе проскользнули нотки тревоги. Он резко повернулся к Лиону и произнёс:

– Нам нужно поговорить! Наедине!

Иван, лишь откашливаясь и ухмыляясь, повёл руками по сторонам.

Предчувствие чего – то злого закралось в сознание, и я, не задерживаясь в кабинете, вышла в коридор.

В ту же секунду, словно по мановению волшебной палочки, едкий дым рассеялся, оставив после себя лишь терпкий запах гари. У меня не оставалось ни малейшего сомнения: что всё это проделки деда.

«Но как он это сделал?» – недоумевала я про себя.

В коридоре царил прежний хаос. Все куда-то спешили, сталкиваясь друг с другом, бормоча бессвязные фразы и закатывая глаза к потолку.

В конце коридора, едва различимой сквозь клубы вновь сгустившегося дыма, я увидела Азазель. Она сидела неподвижно, устремив взгляд в пустоту. В её глазах застыла печаль, казалось, они наполнены слезами, и я поспешила к ней, желая понять причину её странного спокойствия и, возможно, слёз.

Из тёмного зева одной из комнат вихрем вырвалась юная Мария. Взгляд её метнулся ко мне, и она замерла, словно поражённая громом. На лице её застыла маска неподдельного, первобытного ужаса… Я не могла понять, что так поразило или напугало девушку?

Время вдруг остановилось. Я отвернулась от неё, но тут же, из кабинета, который покинула минуту назад, донёсся душераздирающий вопль. Марии и след простыл, а я, обернувшись, бросилась обратно в кабинет. Едва коснувшись дверной ручки, я вдруг почувствовала, что кто-то тянется к ней в унисон со мной. Подняв глаза, я увидела Анастасию и Азазель. Их испуганные лица и бегающие в страхе глаза предвещали что-то ужасное, что-то, чего ещё не видел дом Лиона.

– Лучше пойдём с нами, не заходи в кабинет! – проговорила Азазель тоном, словно за дверью скрывалось чудовище.

– А как же хозяин?! Неужели я брошу его на произвол судьбы? – вырвалось у меня.

– Не вмешивайся, Анна, они сами разберутся, по-родственному! – ответила Анастасия, жмурясь от яркого света, исходившего из открытой двери напротив.

– Нет уж, этот неугомонный дед может навредить хозяину! – возразила я и распахнула дверь.

За дверью разверзлась земля. Лион извивался на полу в агонии, его стоны разрывали тишину. Дед, словно каменный истукан, стоял рядом, с ледяным равнодушием перебирая пальцы, словно отсчитывая последние секунды его жизни. В стороне застыла незнакомая женщина, испепеляя меня взглядом, полным нескрываемого интереса к этой тёмной сцене.

В тот миг, словно по мановению невидимой руки, дремлющие силы внутри меня пробудились, расправляя крылья и обретая всю свою сокрушительную мощь. Я подлетела к старику и, схватив его обеими руками за колючий жилет, приподняла высоко над полом, глядя поверх его головы на ошеломлённую женщину, которая заворожённо наблюдала за этой поистине зрелищной картиной.

Она была так напугана, что ей оставалось лишь бежать той же дорогой, которой она проникла в дом, но, видимо, что-то вспомнив, осталась. Женщина боялась выдать себя, но и вмешиваться не решалась.

– Ну что, продолжите свои разглядывания или всё-таки спасёте своего компаньона? – спросила я тоном хозяйки.

От этих слов силы мои возросли. В меня словно вселилось что-то постороннее, ведь раньше, я никогда не испытывала ничего подобного.

Незнакомка приблизилась ко мне, словно плыла в ступе, и пролепетала тоненьким голоском:

– Не могли бы вы его отпустить? Он же старенький и больной старик!

«И даже если это так, зачем Григорий начал то, что можно было прекратить в секунду?» – подумала я.

Странная женщина вытянула шею, словно жираф. Её голова пронзила потолок, и, убедившись в окончании какого – то дела на верхних этажах, её лицо вдруг омрачилось.

– С чего вдруг я должна его жалеть, если пару минут назад он держал меня за локоть настолько крепко, что, возможно, будет виден синяк? – проговорила я чужим голосом.

В тот же миг я подняла его почти над головой и отшвырнула в сторону, где он рухнул на комод с двумя фарфоровыми вазами и медными канделябрами, в которых догорали свечи.

Изумленные Азазель и Анастасия бросились к Лиону, а незнакомка – ко мне. Перехватив её руку, занесённую для пощёчины, я ответила ей толчком, от которого она колесом покатилась по полу.

В то же мгновение восставший из небытия старик не собирался отступать. Словно тень, он надвигался на меня с такой скоростью, где сам удивлённо скривил лицо.

– Кто ты такая?! – прорычал он, словно зверь, загнанный в угол.

Краем глаза я заметила смятение вокруг Лиона. Женщины, словно встревоженные птицы, окружили его, подтверждая мои худшие опасения – Лион ранен.

И тогда, движимая неведомой силой, я шагнула навстречу Григорию. Готовясь отразить очередной удар, я вдруг, не ожидая от себя самой, хлопнула в ладони. Звуковая волна, словно магический барьер, пронеслась по дому, мгновенно усмиряя царящий хаос. Всё замерло в оглушительной тишине.

Откуда взялась эта мысль, этот импульс, я не знала? Но результат был ошеломляющим и поистине волшебным.

Открыв глаза, я увидела удивлённых Азазель, Анастасию и лежащего на полу Лиона. Григорий и его спутница исчезли, словно их и не было.

Приблизившись к женщинам, в чьих глазах плескалось растерянное недоумение, я опустилась на колени, касаясь пола рядом с ними. Бережно перевернув Лиона, я увидела зияющую рану, из которой сочилась жидкость красного цвета. Закрыв глаза, я сплела пальцы в сложном, почти мистическом жесте, и в тот же миг алая струйка, казалось, повиновалась неведомой силе, замерла, оставив лишь багровую росу на коже.

– Но как такое возможно? Почему именно я? Что это за неведомая сила, что пульсирует во мне и откуда она взялась? – шептала я, утопая в водовороте неразрешимых вопросов.

Мужчина открыл глаза и встретился взглядом со своей женой. Она с натянутой улыбкой поспешила объяснить произошедшее, а затем бросилась обнимать его.

Лион медленно поднялся, за ним последовали его супруга и Азазель. В ту минуту мысли Азазель пронеслись криком в её душе:

«Ей нужно уйти, – твердила она себе, – почему хозяин держит её, зная правду?»

– Какую правду, Азазель? Или, может быть, вы расскажете мне? – обратилась я к Лиону.

Он замер, перестав моргать. Я увидела, как покраснели его щёки, что он жаждет что – то рассказать, но не может!

– Я не знаю, о чём, ты Анна! – резко ответил Лион.

– Вот уж не поверю! – отрезала я и, словно капризный ребенок, топнула ногой.

В коридоре повисла тишина, нарушаемая лишь мелодичным кукованием часов. Дом наполнялся умиротворением после того, как кошмар рассеялся как дым.

На мой вопрос ни Азазель, ни Лион ответа не дали, но были уверены, что он ещё повторится.

Григорий давно уже не играл важной роли в жизни Лиона, и тот решил навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Лион вспомнил, что дед приходил за своей долей и, возможно, скоро ещё раз вернётся, и снова не один. За столь короткое время Григорий успел натворить немало глупостей, а его спутница настолько напугала Анастасию, что та ещё несколько дней пила чай с ромашкой и прикладывала холодные компрессы к голове. Её хрупкая натура не выдержала грубого натиска этих лицемерных людей, посеявших в доме смуту.

Стоит признать, Григорий был далёк от добра и любви. Он излучал разрушительную ненависть ко всему вокруг. Каждое его слово, походка и взгляд говорили о том, что старик либо сошёл с ума, либо связался с недобрыми людьми и их тёмными делами.

Лион предполагал, что его двоюродный дед просто нездоров. Ещё задолго до этих печальных событий он предлагал ему отдохнуть на природе, под пение жаворонков и уханье сов, но Григорий был непреклонен и не желал слышать ни о каком отдыхе.

Через некоторое время, после всего произошедшего, дед снова явился к Лиону посреди ночи, как ни в чём не бывало, когда тот работал в кабинете. Он задумал преподнести племяннику сюрприз, словно луч солнца, ворвавшийся в серый день, – неожиданно навестить и скрасить его одиночество. Однако предвкушение встречи омрачалось знанием: Григорий, как всегда, погряз в пучине раздражения и тревог.

– Дед, расскажешь, что тебя тревожит? – спросил Лион, зевая и потягиваясь.

Григорий был поражён вопросом. Он приготовился к его укорам, предвкушая горький вкус осуждения за столь поздний визит и гнусное поведение.

– Меня ничего не тревожит, я просто хотел поговорить, мне больше не с кем! – почти умоляюще прозвучал голос старика.

Лион закатил глаза, понимая, что Григорий лукавит. Хозяин дома знал, что гость скоро попросит об одолжении, и решил подыграть ему.

– Дед, а может, останешься у нас? Утром пойдем рыбу ловить в нашем пруду, – предложил Лион.

– Нет, внучек, благодарю. Мне поговорить с тобой хотелось о…! – и глаза его сверкнули злым блеском.

Лион знал, что разговор сведётся к заводу и доле, которую старик считает своим.

Гость вскочил на ноги и начал объяснять, как важен для него этот завод, сколько у него планов, какие мечты он бы реализовал, будь у него часть от него!

– Мне нечего тебе обещать, дед. Нужно разобраться с проблемами, а там посмотрим, – ответил Лион.

Лион отвернулся. Слова Григория показались ему настолько отвратительными, что продолжать разговор не было желания. Сделав шаг вперёд, он словно провалился на первый этаж, будто в полу была потайная дверь, ещё один выход. Григорий же остался один в дымке от тлеющих дров в камине. Слова внука звучали в его сознании словно приговор…

– Как же так, он оставил меня одного, да ещё и с отрицательным ответом?! – злился Григорий.

Он ждал ещё какое-то время, но усталость брала своё. Спустя какое – то время дед решил уйти через парадный вход, где на пороге его ждала служанка, спящая стоя. Она в полусонном состоянии открыла дверь и тут же закрыла её, не дотрагиваясь до ручки. Девушка, не прощаясь и не глядя вслед, захлопнула дверь и, словно призрак, проскользнула в свою комнату, уносясь в мир грёз.

Григорий же тем временем обдумывал, как доставить своему родственнику больше неприятностей, ведь он затаил на него злобу, а такие люди, как Григорий, никогда ничего не прощали.

Глава 12.
Сказочное предложение

Моё спокойствие было пропитано иллюзиями. Чудеса, произошедшие в доме, не выходили у меня из головы. Я смотрела на себя со стороны и понимала, что не такая, как все. Я – другая!

Ещё одним подтверждением моей исключительности было иное ощущение жизни. Я чувствовала свою силу настолько глубоко, что не сомневалась: мой мир и мир других отличаются.

– Знаешь, Анна, ты словно наполняешься чистотой помыслов, и к тебе приходит ясность ума! Такие чувства человек испытывает лишь в гармонии с собой и миром. Твои мысли созвучны тому времени, когда юность требует действия, напора, решительности… Нужно брать от жизни всё до последней капли! – однажды заметил Лион служанке за обеденным столом.

«Я хотела жить, жить для себя, для чудесных людей, населявших этот прекрасный дом, умеющих радоваться всему вокруг. Ведь то, что я увидела в себе, было поистине чудесно, и моё окружение также чувствует это!» – думала я.

Азазель… Моя фея, мой верный друг, родственная душа, с которой хотелось делиться каждой мыслью. Она не заняла место Лины в моём сердце, но ей я могла доверить любую тайну, любую тревогу, зная, что она сделает для меня всё, что в её силах, и даже больше. Азазель дарила надежду там, где, казалось, всё потеряно безвозвратно. Она развеивала мои тревоги и страхи, превращая их в пыль, не давая им ни единого шанса на возвращение.

Многие в доме жаждали её внимания, но эта колючая душа, словно неприступный кактус, воздвигла вокруг себя невидимую стену, никого не подпуская в свой внутренний сад. Она ощетинивалась иглами перед каждым, кто пытался сделать первый шаг. Но, приглядевшись внимательнее к этой таинственной девушке, невозможно было не заметить её боль – непонятную и явную. Казалось, кровоточащая рана никогда не затянется, а обида, кричащая во всё горло, не замолчит.

Азазель была крайне молчалива. Она проводила время за рукоделием, которое недавно освоила, или с детьми, заботясь о них и увлекаясь играми. Работа стала для неё страстью, способом убежать от реальности.

Однажды, манящим жестом подозвав к себе, она вложила мне в ладонь ключ. Он казался легким, почти игрушечным, но ощутимо увесистым, словно таил в себе бремя невысказанных тайн.

– Держи. Когда душа запросит откровений или сердце потянется поделиться сокровенным, я буду ждать тебя у себя, в кабинете домового! – промурлыкав это, словно маленькая волшебница, она озорно хихикнула и растаяла в воздухе.

Мне выделили комнату рядом с детской. Я часто навещала малышей по ночам, напевая им колыбельные, под которые они сладко засыпали, что не могло не радовать Анастасию. Однако меня часто тянуло к Азазели, в её странную и неуютную обитель, которая, честно говоря, не привлекала ни внешне, ни внутренне – тёмная, скучная на первый взгляд и сырая.

Азазель не искала в подруге наставлений или помощи. Она была старше, и вопросы исходили, скорее, от меня. Порой мне казалось, что она совершенно не интересуется никем из своего окружения, но я ошибалась. Азазель узнавала об интересующем её человеке всё, что ей было необходимо. Как ей это удавалось, оставалось секретом, но было очевидно, что за жизнью Азазель скрывается нечто магическое. Быть может, она – тайная жрица печали семьи Лион?

Дом был крепким и теплым – крепче любой скалы и теплее любой печи. Жаркие беседы велись лишь на кухне, и Азазель втягивала меня в ауру загадочности и интереса.

Порой время стремительно пролетало мимо, то тянулось медленно, словно его растягивали, замирая надолго. Для меня это были самые длинные недели. Попытки узнать подробности о детях Лиона от кого-либо из прислуги заканчивались провалом. Все молчали, словно воды в рот набрали. Любые разговоры о доме и хозяине, особенно о двойнике Лиона, обрывались молчанием. Весь персонал сговорился против меня, не желая, чтобы я узнала то, что, казалось, знали все.

Пролетело ещё какое-то время, и в конце октября в жизни Анны начали происходить значительные перемены.

Как-то утром Лион попросил девушку немедленно зайти в его кабинет. Она переглянулась с Азазелью и вопросительно пожала плечами. Та лишь удивлённо вскинула брови. Анна быстро вскочила, разгладила рукой платье и помятый фартук (гладить его совсем не было времени) и в один миг оказалась у порога кабинета. Несколько минут она простояла у двери, собираясь с мыслями, и, переведя дух, потянулась к ручке.

– Войдите! – услышала я женский голос.

«Видимо, произошло что-то серьёзное, раз Анастасия в кабинете!» – подумала я.

Войдя в кабинет, я увидела двух взрослых людей, сидящих в креслах друг напротив друга. Перед их глазами парили книги, которые они читали. Я удивилась, хотя видела явления и чудеснее, от которых слова застыли на языке. До меня долетали обрывки фраз:

– Листай дальше! – произносили то Орлова, то её супруг.

Они повторяли эти слова одинаково, с похожими голосами, тембром и интонацией. Казалось, это говорит один и тот же человек.

Прошло несколько минут, и Лион торопливо захлопнул книгу. Вслед за супругом примеру последовала и Орлова, что-то бормоча себе под нос. В глазах обоих читалась некая неуверенность, и причину этой тревоги я пока не понимала.

– Мы хотели бы узнать твой ответ, Анна. Есть ли у тебя желание поехать с нами в длительное путешествие? – начала она.

От такого предложения я словно парила в облаках, вне себя от радости, хотя и не показала этого.

– Конечно, согласна, госпожа! Как я могу отказаться от такого предложения? – воскликнула я.

– С нами поедет ещё один человек, но не тревожься, ты хорошо её знаешь! – медленно произнёс Лион, и глаза его заблестели.

– Чудесно! И кто же это? – нетерпеливо спросила я.

Лион и его супруга переглянулись. В их глазах зажглись искорки. Было видно, что это станет для нас подарком.

– Это Азазель. Она поедет с нами! Мы знаем, что вы хорошо подружились, так что вам не будет скучно, да и за детьми будет проще присматривать. Нам будет спокойнее, а вам – веселее! – ответила Анастасия.

Я замерла, поражённая неожиданным предложением, и, хотя Азазель ещё не знала об этом, я не сомневалась, что новость её тоже сказочно обрадует.

– Это восхитительно! – подпрыгнула я от восторга.

– О нашей чудесной поездке в солнечную или заснеженную Италию Азазель ты расскажешь сама. Мы с Анастасией предоставляем тебе эту возможность! – торжественно объявил Лион.

В тот день меня словно подхватило вихрем восторга, и я парила на крыльях, отказываясь верить своим ушам. Азазель не просто обрадовалась – она искрилась счастьем! Мы, как дети, резвились в бушующем море ликования, захлёбываясь от переполняющих нас чувств. После такого фейерверка эмоций, остаток дня прошёл в тихой дымке приятного послевкусия.

Время стало тянуться медленнее, и странная усталость к девяти вечера, словно бремя прожитого дня навалилось всем своим грузом на меня. Выйдя из комнаты, где я беседовала со служанкой о её повреждённой руке, я почувствовала непреодолимое желание прилечь. Не знаю, чем объяснить такую сонливость, но сон словно окутывал меня со всех сторон.

– Куда это ты так торопишься, Анна? – окликнул меня садовник, готовивший инвентарь к утру.

– Хотела бы подумать в тишине! – ответила я.

– На большой диван? – усмехнулся он.

Я утвердительно кивнула. Это было любимое место отдыха почти всего персонала. Там мысли успокаивались и приходили в порядок. Садовник покачал головой и направился в сторону кухни, откуда можно было попасть на конюшню и к садовой утвари. Я же пошла в зал, где стоял огромный мягкий диван, обитый кожей цвета слоновой кости, изогнутый полукругом. Я присела и, словно в мягком кресле-качалке, провалилась в глубокий сон.

В одно мгновение всё изменилось. Мне снилось, будто одним вечером я увидела в окнах зала огненных коней, запряжённых в карету необычного цвета. Не каждый день увидишь таких огненных, в прямом смысле слова, лошадей. Из кареты поспешно вышла высокая, худая женщина с прекрасными чертами лица. В руках она держала вязание – бордово-алый шарф. Женщина была одета изысканно, но от неё исходил резкий запах дёгтя. По мере приближения к дому цвет шарфа менялся, и, когда она достигла крыльца, он стал жёлто-оранжевым. Я чувствовала её пронизывающий, жёсткий взгляд. Словно сквозь пелену тумана, я уловила отголосок её мыслей: к последним лучам заката шарф должен обрести изумрудный оттенок, иначе тень неминуемой беды нависнет над домом.

С невероятной скоростью она принялась вязать, перебирая петли с поразительной ловкостью. Неведомая сила вдруг повлекла меня к выходу, к огромной дубовой двери, украшенной изображением орлов, сжимающих в когтях змей. Первое, что я увидела, стоя лицом к лицу с орлами, – по две горящие звезды на их головах. На шеях висели цепи, а в цепях – небольшие подковы. Когда я подошла к двери, головы орлов зашевелились, змеи зашипели и стали бросаться на меня, разбрызгивая свой яд. В этот момент я услышала голоса. Самым отчётливым был голос Лиона, настойчиво твердившего, чтобы я повернула правую подкову, что я и сделала.

В ту же секунду вокруг меня засверкали молнии, над головой сгустилась тьма, а в ушах раздался оглушительный грохот. Обернувшись, я увидела, как глаза женщины, устремлённые на меня, начали менять форму. Они вытянулись в узкие щёлочки, зрачки исчезли, оставив лишь чёрные пятна. Сначала я не поняла, что происходит, но потом услышала, как женщина произносит слова на странном, непонятном языке.

– Начинается! – крикнула она во весь голос.

От этого крика у меня зазвенело в ушах. Лион, стоявший неподалёку, бросился в нашу сторону.

– Кто она? Кто этот человек, ждущий счастья, но так и не получивший его?! – твердила женщина.

– Не надо этого делать! Она ещё совсем ребёнок! – возразил Лион.

– Ничуть не согласна! Ты нарушил все четыре правила! Я обязана отправить её обратно! – продолжала та.

– Я виноват и признаю это, но она не должна пострадать! – крикнул Лион так, что мышцы на его шее напряглись.

Над головой поднялся гигантский ураган. Казалось, что в мгновение ока все вокруг окажется под его колпаком. Раскаты грома и необъятный круг из дыма и тумана опускались всё ниже и ниже, являя свою мощь. Всё вокруг потемнело, и двое слуг, случайно оказавшихся рядом, вдруг исчезли. Не знаю почему, но я подняла обе руки ладонями вверх, словно защищаясь от страшного навеса.

Не успела я моргнуть, как оказалась внутри бездны. Бесконечные круговые движения, как в водовороте, не прекращались ни на миг. Голова кружилась, и я осознала, что попала в какой-то другой мир. Стихия играла свою колыбельную, с каждым движением убаюкивая меня и погружая в сон.

– Анна, ты что, уснула? – услышала я голос хохочущего мужчины.

То был садовник, вернувшийся с конюшни и заметив меня спящей, словно одержимый неким предчувствием, счёл своим долгом разбудить меня и выспросить, что мне привиделось во сне, будто от этого зависела его судьба. Ответ он так и не получил, потому что к этому моменту я уже встала, потянулась, словно кошка, и, нащупав ногами свою обувь, направилась в свою комнату, где меня ждала удобная кровать. О сне я почти забыла, но защита Лиона, как во сне, так и наяву, была очевидна.

Время летело быстро, дни сменялись днями, и я буквально отсчитывала их. Всё стремительней приближался день нашего отъезда. Все бегали, суетились, отдавали указания, а кто-то молча выполнял свою работу. Робкий шёпот о том, что я буду сопровождать чету Лионов с детьми, никого не удивил. Все и так знали об особом расположении семьи ко мне. Всё шло тихо и гладко, и, как говорят, затишье всегда заканчивается бурей. Так и произошло с нами.

Перед тем, как рассказать о дальнейших событиях, хотелось бы ещё раз упомянуть двоюродного дедушку Лиона, Григория. Дед сильно изменился внутренне, стал более жёстким и невежливым. Племянник это чувствовал, но молчал. Григорий тоже понимал, что никогда не позволил бы себе такого отношения к Ивану и его семье. Но времена меняются, меняется круг общения, и за время, что внук и дед жили порознь, многое изменилось.

– Два дня назад один из конюхов видел, как дед за домом за кем-то наблюдал! – сообщила Азазель хозяйке дома.

От этих слов женщину пробрала дрожь. Зная, что старик – воплощение зла, она поспешно обратилась к Лиону:

– Я согласна, Иван! Стена – наша единственная надежда. Мы должны возвести её как можно скорее!

Лион, не произнеся ни слова, лишь едва заметно кивнул, уходя в омут глубоких раздумий, погрузился в бездонную пучину.

Тень сомнения закрадывалась в его сердце. Он не хотел верить, что дед способен на злодеяния, но мысль о защитной стене не покидала его.

Весть об этом решении вызвала всеобщую тревогу. Орлова, охваченная страхом перед неугомонным и странным стариком, запретила детям приближаться к лужайке.

В долгожданный день начала строительства разразилась беда – крыльцо дома вспыхнуло пламенем. В тот момент никого поблизости не было, все были заняты приёмом гостей, которых Лион так долго ждал.

Подозрения вновь пали на Григория, чьему коварству не было предела. И словно подтверждая худшие опасения, участились визиты его супруги Линды – женщины столь же загадочной и лживой. Её красота была обманчива: белокурые волосы цвета спелой ржи и чёрные, как смоль, глаза, в глубине которых таилась тьма, не могли остаться незамеченными.

Их жажда мести племяннику была всепоглощающей, толкающей супругов на самые отчаянные поступки.

– Месть превращает человека в бездушную оболочку, одержимую лишь одной целью – творить зло. Такие люди, как Григорий, будут мстить до тех пор, пока их коварный план не воплотится в жизнь или пока их злоба не обернётся против них самих! – как-то сказал мне хозяин дома.