Цитаты из аудиокниги «С неба упали три яблока. Люди, которые всегда со мной. Зулали (сборник)», страница 6

У героев всегда очень простые лица, это только в фильмах они проигрывают мускулами и желваками, спасая мир. У настоящих героев всегда очень простые лица.

- Всюду жизнь, - диву давалась Валинка, разглядывая забитые иссушенными насекомьими трупиками паучьи сети в пробивающемся в комнате чахлые стебли травы, - всюду смерть - и жизнь.

Я хочу полы помыть, она мне говорит- "Ясаман", забирает швабру и сама моет пол. Ни разу не скажет- мама-джан. Или хотя бы Ясаман Петросовна. Ясаман да Ясаман.Пришлось пустить в дело все запасы красноречия, чтобы убедить, что невестка говорит не "Ясаман", а "я сама".

Теперь с бумагой выручал почтальон Мамикон. Раз в две недели (если не было писем — а письма случались крайне редко) он приносил в своей наплечной сумке стопки никому не нужных рекламных листовок, которыми была наводнена долина, и оставлял их на почте. Телеграфистка Сатеник разбивала листовки на двадцать три равные части — по количеству обитаемых домов в деревне — и оставляла на стойке, возле окошка. К вечеру бумагу разбирали.

Перед тем как завернуть в рекламу очередную порцию табака, Ованес внимательно изучал листовку. Судя по содержанию, умных мыслей у жителей долины не прибавилось, и даже совсем наоборот. Потому что, опять же судя по содержанию этих листовок, они теперь занимались только тем, что ходили к ведьмам — заговаривать любовь, брали в долг у банков деньги — на покупку ненужного хлама и стригли домашних питомцев в дорогущих парикмахерских для животных.

— Если Бог хочет наказать человека, первым делом отбирает у него ум, — качал головой Ованес, затягиваясь горьким табачным дымом.

- Если бы ты знала, дочка, как страшно стареть одной, - протянула она с горечью.

- Да знаю я, - сникла Анатолия.

- Ну раз знаешь... Ты же видишь, как мы живем. В ожидании смерти, от одних похорон до других. Что у нас впереди? Ни просвета, ни надежды. Так зачем отказываться от возможности сделать кого-то хоть на толику счастливей? Не думаешь о себе, хоть о нем подумай.

Я думала, что похоронила войну там, в горах. Но, если ты хоть раз заглядывал ей в глаза, она тебя уже не отпустит. Война станет возвращаться к тебе липким мороком, странными ведениями, неконтролируемыми приступами страха, беспричинными слезами...

И каждый раз, как за спасением, ты будешь убегать в комнату сына, ползать на коленях возле его кровати, кривить в беззвучном плаче рот, целовать его в мягкие кудри, гладить по рукам и шептать: Господи, никогда, Господи, никогда, Господи, больше никогда!("Война")

Город меняется, он уже не мой, он никогда и не был моим, но не говорите мне об этом, я не хочу этого знать. Мы бродим с сестрой по старым улочкам, выискиваем привычные с детства ракурсы, а на самом деле, наверное, ищем себя...

– Тогда я пошел?

– А приходил чего? – обрела наконец дар речи Анатолия.

– Косу принес в подарок. – Василий смущенно крякнул и, раздосадованный собственной нерешительностью, сердито добавил: – Ну и замуж хотел позвать.

У времени ход только вперед, но в самом деле это не так, ход у времени всегда к началу начал, туда, где, окуклившись, бытие обращается в небытие, как в той странной игре, где детвора, разбившись на два лагеря, вызывает кого-то, кто должен разбить круг. – Имя, имя, имя его назовите! – кричат одни. – Имя ему, имя ему,

Август наступает раньше, чем ты ожидал. Раньше, чем готов был осознать, что кажущееся вечным лето – на исходе. На излете.