Читать книгу: «Заклятие девственности»

© Р. Ф. Додельцев, перевод, статья, примечания, 2013, 2015

© Издание на русском языке, оформление

* * *

Фрейд о сексуальности и любви

Зигмунд Фрейд (1856–1939) по праву считается одним из крупнейших австрийских психологов и психопатологов, в чью сферу профессиональных интересов входило изучение различных сексуальных отклонений. Этому во многом способствовала работа Фрейда с пациентами, заболевания которых были чаще всего связаны именно с переживаниями трудностей в половых отношениях; с другой стороны, Фрейд продолжал исследования своих старших коллег. «Три очерка по теории сексуальности» (1905) Фрейда как бы завершают классические изыскания Р. Крафт-Эбинга¹ («Половая психопатия», 1886), Хавелока Эллиса² («Сексуальная инверсия», 1897) и других сексопатологов, продемонстрировавших на обширном материале разнообразие объектов и целей половой деятельности людей.³

И все же читателю сборника не следует рассчитывать, что после его прочтения он обретет ясные и доказательные знания по рассматриваемым в нем проблемам. Вряд ли стоит этому удивляться. Ведь давно подмечено, что чаще всего о вещах весьма важных и, казалось бы, хорошо известных мы знаем гораздо меньше, чем хотелось бы. На ум приходят слова Августина Блаженного⁴, который более полутора тысячелетий назад писал: «Что же такое время? Если меня об этом никто не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю». Так и в данном случае: хотя состояние полового возбуждения или пылкой влюбленности знакомо подавляющему большинству людей, описание – не объяснение – их удается разве только поэтам. Да и тем порой на помощь приходит философия: ведь искушенный в любви и в ее поэтизации Б. Л. Пастернак писал: «А прелести твоей (возлюбленной. – ⁵ Р. Д.) секрет разгадке жизни равносилен».

Впрочем, не следует пренебрегать и более простым предположением: известная невнятность и недоказательность фрейдовских суждений о любви и сексе вызвана тем, что он обратился к этим жизненно важным вопросам с сильным запозданием – ему уже было изрядно за пятьдесят, его страстная и долго сдерживаемая чувственная любовь к Марте Бернейс, будущей жене, давно покрылась патиной забвения, да и вообще, к тому времени его половая жизнь, по мнению многих биографов, полностью угасла. Но от этого бесхитростного предположения довольно быстро придется отказаться. Конечно, поэты пишут о любви и о связанных с нею переживаниях обычно в молодости, реже – в зрелые годы, их творения переполнены чувствами восторга или страдания, и они впечатляют читателя, но в этом потоке эмоций трудно уловить какие-то четкие и связные мысли, да и их содержание сугубо индивидуально, оно нисколько не претендует на обобщенность. Фрейд же – один из первых мыслителей, рискнувших заговорить о подобных сторонах человеческой жизни на языке науки, а в таком случае уместно звучит поговорка: «Великое видится на расстоянии». То бишь научному исследованию проблем, реалистическому и беспристрастному, более всего подходит время, когда неудержимость любовных страстей подвыдохлась и стал возможен трезвый, свободный от любых пристрастий взгляд на них. И не забудем, что, как и в ряде других случаев, Фрейд не убоялся стать первопроходцем, а прокладывать дорогу всегда весьма затруднительно. Отметим также, что и до сего дня только немногие философы, психологи или социологи рискуют браться за подобные животрепещущие, но комплексные и многомерные темы.

Заметим еще, что логически выверенный, с вполне определенными и окончательными выводами текст (скажем, Аристотеля или Гегеля), по обыкновению, подчиняет себе мышление читателя, тогда как не вполне последовательное и доказательное обсуждение проблем способно стимулировать читательский интеллект. Мы признаем: статьи данного сборника не упрекнешь в избытке готовых и окончательных выводов, но зато они повествуют об интересующих любого читателя вопросах таким образом, что побуждают его искать собственные ответы на них.

* * *

А теперь рассмотрим понятия и идеи, образующие главное содержание сборника.

Имя Фрейда прочно ассоциируется у большинства образованных людей с «бессознательным», «либидо», «сексуальным влечением» и некоторыми другими терминами. И действительно, они являются основополагающими для психоаналитической теории в целом.

Бессознательное обозначает скрытые от сознания человека глубины его собственной психики. Не мудрствуя лукаво, можно сказать: его составляют те компоненты психики, о которых ее владелец ничего не знает и, более того, не хочет знать. Фрейд считал своей заслугой открытие путей проникновения в это подполье – метод свободных ассоциаций, толкование сновидений, ошибочных действий и т. п. Он не раз сравнивал себя с археологом, проникающим под поверхность земли (сознание человека) и ведущим раскопки в глубже расположенных культурных слоях (в его бессознании), где обнаруживает инцестуозные, эдиповы и другие побуждения.

Либидо (лат. желание, вожделение) – это энергия сексуального влечения, проистекающая из функционирования гениталий и эрогенных зон, вызывающая половое возбуждение, направленное на получение удовольствия. Оно относится к сексуальности, как голод – к насыщению пищей. Поскольку сексуальность человека весьма вариабельна по искомому объекту, преследуемой цели и источнику энергии, то именно либидо в результате сублимации⁶ делает возможными самые разнообразные виды человеческой деятельности, то есть служит энергетической основой не только эгоистических, но и социокультурных действий. Правда, бывшие сподвижники создателя психоанализа, Карл Юнг⁷ и Альфред Адлер⁸, в своих психологических теориях успешно обошлись без сексуализации изначальной психической энергии, да и сам венский психоаналитик в конце жизни предположил наличие противоположно направленной психической энергии агрессивного влечения, иногда называемой нигридо (лат. niger – мрачный, злобный), но описать сколько-нибудь подробно ее свойства просто-напросто не успел. Так что независимо от намерений Фрейда в его портрете человека преобладают цвета и оттенки, так или иначе связанные с сексуальностью. Вряд ли такое обеднение сути человека правомерно.

В термине «сексуальное влечение» относительно просто определить его вторую часть. Влечение (нем. Trieb – порыв, импульс, побуждение, в английских переводах – instinct или drive) – это состояние нужды организма, которое требует действий по ее удовлетворению в условиях, когда подходящий объект от рождения жестко не зафиксирован, проще говоря, секс, как и голод, допускает целый ряд вариантов удовлетворения. Такое состояние человека вполне удачно, на наш взгляд, хотя и с оттенком иронии, описывает М. Е. Салтыков-Щедрин: «Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Чего-то хотелось, не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать». Иными словами, влечение – это ненаправленная или плохо направленная поисковая реакция, обладающая энергией, которая позволяет довести ее до удовлетворения.⁹

В психоанализе содержание понятия «сексуальное» выглядит по сравнению с общепринятым словоупотреблением заметно более расширенным, а поскольку границы его четко психоаналитиком не установлены, то и гораздо менее определенным. Как и во многих других случаях, Фрейд начинает с «разоблачения» широко распространенного представления, согласно которому под сексуальностью понимают комплекс переживаний и действий, связанных с функционированием половых органов и эрогенных зон, призванных обеспечить воспроизводство людей. Австрийский же психолог обоснованно утверждал, что эта функция у людей сравнительно с животными значительно ослаблена и человеческая сексуальность более всего направлена на получение удовольствия. Тут возникает вопрос о классификации удовольствий, поскольку не все они являются сексуальными. Фрейд же, по сути, выделяет всего два вида удовольствий: чисто физиологические (от принятия пищи, от дыхания, испражнений и т. п.), связанные напрямую с выживанием человека, и все остальные, цель которых – удовольствие ради удовольствия (сосание груди матери – первого рода, сосание пустой соски – второго). Логичнее предположить, что, хотя удовольствия от ласки, симпатии, привязанности и т. п. часто смыкаются с сексуальными, они образуют в то же время особую группу, не говоря уже о том, что многие удовольствия человека (некоторые из них существуют и у высших животных) не имеют сколь-нибудь зримой связи с физиологическими или сексуальными удовольствиями. Скажем, удовольствие от игры, от любознательного поведения, от социальных или культурных достижений и т. д. Психоаналитическая же теория, опираясь на представление о либидо и его сублимации, почти все, доставляющее удовольствие, производит от сексуальности. Конечно, какой-то упорный защитник психоанализа может сказать, что удовольствие от художественного или научного достижения производно от удовольствия по «овладению объектом», а патриотическая деятельность имеет корни в любви к матери (не случайно, мол, говорят о Родине-матери), нам же они представляются проявлениями свойственного психоаналитикам редукционизма (сведение сложного к простому) и отсутствия у них четкого разделения сексуального и несексуального. Заметим также, что даже сторонники психоанализа признают, что не располагают «связной теорией сублимации, что остается существенным пробелом в психоаналитической мысли».¹⁰

Еще менее приемлемо расширение сексуальности за счет допущения ее инфантильной формы, в которую Фрейд включает не только реально существующие у дошкольника генитальное возбуждение и удовольствие от манипулирования половыми органами (факты детского онанизма никто не оспаривает), но также относит к детской сексуальности широкий круг удовольствий от использования слизистой оболочки рта, губ, ануса, удовольствия после гигиенического ухода за кожей и т. п. Да, упомянутые части тела могут иметь эрогенное значение и даже доминировать при сексуальных отклонениях, но они приобретают такое значение только при определенных условиях или даже в исключительных случаях. Никому же не придет в голову объявлять валенки непременным условием ходьбы или называть возбуждающие фетишиста чулки его возлюбленной компонентом сексуальности.

Возникает законный вопрос: что же помешало замечательному врачу и психологу более четко разобраться с проблемой сексуальности, решению которой он посвятил более половины своей жизни? Нам видится несколько причин этого. Во-первых, сказалось то, что мы назовем «одержимостью новатора», побуждающей ученого, сделавшего какое-либо крупное открытие (а Фрейд, безусловно, открыл существенную роль нарушений половой жизни в возникновении невротических заболеваний), придавать ему более широкое, чем оно того заслуживает, значение. Во-вторых, приверженность архаическому представлению о развитии, четко выраженному в формуле Анаксагора «из ничего ничего не бывает». В соответствии с ней все возникает из некоего «семени», и Фрейд упорно, почти навязчиво, ищет у детей зародыши свойств зрелого человека (отсюда его гипотеза существования детской сексуальности). Но не забудем, что семя – далеко не плод, что в органах человека или в их функциях происходят в процессе развития радикальные перемены (вспомним об изменениях пропорций тела от младенчества до зрелости или о появлении у старшеклассника ранее отсутствующего логического мышления). Отметим, правда, что и сам психоаналитик фиксирует серьезные отличия зрелой сексуальности от инфантильной: вторая способна проявиться только в нежности, к которой после полового созревания присоединяется поток чувственности, и полноценная сексуальность призвана их объединить. И последнее – по порядку, не по значению: похоже, на расширенное понимание «сексуальности» подспудно повлияло привитое классической гимназией юному Зигмунду представление об Эросе (Платон) – созидательной космической силе, пронизывающей все живое. Не случайно в конце жизни выросший мыслитель заговорил о борьбе Эроса и Танатоса, чей исход способен определить судьбу человечества.¹¹

Решившись, видимо, первым заговорить о любви на языке науки, Фрейд полностью отдает себе отчет в неисчерпаемости и многоаспектности темы. Поэтому он останавливается только на нескольких проблемах психологии любви, примыкающих к более исследованной им концепции сексуальности. У австрийского психолога нет даже попытки определить понятие «любовь», его понимание этого слова приходится вышелушивать из его статей. Скорее всего, оно ближе к греческому Эросу – чувственной любви, – любви, вожделению, правда без присущей ей связи с размножением. В то же время, как он полагает, она начинается с семейной любви (любви между родителями и детьми, любви-нежности), которую греки называли сторге. Четкой границы между детской и зрелой сексуальностью у Фрейда нет, а соответственно, не различается любовь-нежность и любовь-вожделение. Фактически он рассматривает любовь как сторону сексуальности и не выделяет ее разновидности, тогда как в действительности понятие «любовь» выходит далеко за границы секса, и при научном изучении необходимо ее классифицировать. У греков их было еще две: любовь-дружба (филия) и любовь к богу и бога (агапе).

Не претендуя на многое, заметим: сексуальность и любовь не следует подводить под общий знаменатель. Состояние чувственной влюбленности чаще всего основано на росте вожделения (либидо, сексуальности) и непременно сопровождается усилением определенного комплекса чувств, тогда как сексуальность можно свести к определенному поведению, набору известных действий. К тому же способность к эрекции и оргазму отнюдь не тождественна способности любить (можно говорить о несексуальных формах любви, и вспоминается даже описание Хемингуэем в романе «По ком звонит колокол» чувственной любви, переживаемой импотентом).

Но заметим также, что еще и сегодня ученые в исследовании любви редко выходят за границы ее простого описания.

* * *

Фрейда часто объявляли провозвестником сексуальной революции в Европе середины ХХ века. И действительно, для этого много оснований: он стремился понять (не оправдать!) причины сексуальных отклонений, указывал, что в ослабленной степени их можно обнаружить у так называемых нормальных людей, избегал говорить об извращениях, пользуясь более нейтральным словом «перверсия», фактически признавал равенство различных сексуальных ориентаций, выступал против ханжеской сексуальной морали XIX века и за многообразие форм удовлетворения сексуального влечения и т. д. и т. п. Однако подобные убеждения не сделали мыслителя, воспитанного в традициях XIX века, глашатаем безудержной сексуальной свободы. Он предостерегает: в подобном случае секс и любовь резко потеряют в цене, что сделает жизнь людей, как это уже было в истории, пресной, безрадостной и пустой. Понизится, скорее всего, и желание рожать детей.

Нам представляется, что спорность фрейдовских утверждений о причинах различий между полами (из-за различий в переживании эдипова¹² или родительского комплекса¹³, из-за гипотетической зависти девочки к пенису¹⁴ мальчика) проистекает из двух изъянов его подхода к проблеме. Во-первых, он подходит к ней с позиции мужчины, а потому преувеличивает эти различия в пользу мужского пола. Во-вторых, Фрейд творил в те времена, когда проблема различий между полами виделась в качестве только психобиологической, тогда как во второй половине ХХ века стали выделять ее социокультурные аспекты. Сегодня многим понятно, что бытующее представление о полигамности мужчин и моногамности женщин вполне можно объяснить без обращения к биологии или психологии полов: представление о мужественности – своего рода «мачизм» (от исп. macho – мужчина, самец) – побуждает многих мужчин многократно завышать свои половые потребности и формирует соответствующее общественное мнение, отличающееся от реальной ситуации. Так что вооруженный подобными знаниями читатель имеет в отношении обсуждаемых в книге проблем определенные преимущества по сравнению, пожалуй, с самым известным психологом всех времен и народов.

И при жизни Фрейда, и после его смерти психоаналитические идеи мало кого оставляли равнодушными: одни восторгались ими, другие не менее пылко хулили их. Мы же постарались выделить и достоинства, и изъяны фрейдовской концепции сексуальности, признавая вместе с тем ее радикальность, масштабность и широчайшую популярность. Спустя почти столетие она, естественно, слегка потускнела, но при этом не перестала быть интересной и пробуждающей собственные размышления.

Р. Ф. Додельцев