Читать книгу: «Девять кругов рая. Книга Третья», страница 3

– Помог?

– Да помог. – Ира потрогала лоб. – Лучше б не помогал…Прислал деньги в сопровождении двух полковников милиции и двух членов городского собрания. А те говорят: поедемте к нам, мы там стол открыли, будем вас чествовать. Ну, я естественно головой мотаю, мол, только этого не хватало. А они: это приказ, а приказы не обсуждаются. Я стою, смотрю на них, под глазами круги, не выспалась, ноги, как валики диванные, руки, как пакли после этого вездехода…

– Какого вездехода? Ты про вездеход ничего не рассказывала.

– А-а, так это я с мужиком там одним познакомилась, который за нами в гостиницу на вездеходе приехал, представляешь? Классный оказался парень! Предложил нам покатать по ночной тундре. С фарами! – Ира заулыбалась.

– Ну, и?

– Так я же и говорю: еле утром приехали. И деньги пропали…

– Может это он и спёр?

– Откуда я знаю? – Сказала Ира. – Может, он. А, может, сами потеряли. Там мы еще много чего с собой брали, чтобы не замерзнуть ночью: водки пол ящика, спирта два литра…

Я уставился на неё.

– Ну, ты слухай дальше. – Как ни в чём не бывало, продолжила она. – Сижу в номере, передо мной на столе двадцать не отсмотренных кассет стопочкой, эфир послезавтра, оператор на диване спит пьяный в хлам, техник в углу сидит напивается…а я не знаю, как камеру включить и эти еще приперлись – здрасьте! У нас приказ. Поехали к нам пить…

– Кто?

– Да опричники эти губернаторские! Время главное к ночи! Посчитала -в Москве уже три часа! Я им говорю: дайте я хоть в душ схожу. А они – зачем, если у нас пьянка в бане. В какой, спрашиваю, бане? Вы чего, говорю, сказилысь, мужчины?! Я в баню? С вами? Да я вас впервые вижу! Они говорят мне: нет, нет, не волнуйтесь, ничего такого, просто это традиция у нас такая…Ну, думаю, началось…Будет сейчас ирония судьбы или с легким паром! Прикинула, туда – сюда, а ведь выхода нет. За номер-то платить надо! Думаю – а, ладно! Пусть хоть все поимеют, лишь бы до дома доехать! Надела платье, выхожу, говорю – вот она я, красавица! Берите меня на главную роль с Мягковым! (она имела в виду название водки). А они говорят: ну, ладно, берите с собой оператора и поехали. Я их спрашиваю ошеломленно так: зачем оператор? Он уже спит давно без задних ног. А они: мы задолженность вашу погасили из какого-то своего фонда, не могли бы вы нам за это снять нашу тусовку для архива, в знак благодарности, что ли…

– Ну, думаю, вообще супер! Лучше б они ко мне приставали всю ночь, чем такое…Бужу техника, говорю: пошли, снимать надо. Он говорит: ща! И падает на пол. Я стою, глазами хлопаю, эти в коридоре ждут, оператор спит, техник пьян в сосиску.

– Ну, и что ты сделала?

– Угадай?

– Не знаю…

– Взяла штатив, камеру, выношу все, говорю: помогите донести, я сама сниму.

– Ты ведь даже не знаешь, как камера включается! – Удивился я.

– Да в том-то и дело! Но, думаю, раз уж начала блефовать, надо же до конца! Где наша не пропадала!

– Ну, ты даешь…

– А то! Новости -наша профессия…

Мимо нас, громко топая, быстро прошёл в обратную сторону Мамонов.

Не говоря ни слова, мы оба проводили его глазами.

– Просто не обращай внимания, -посоветовал я, – продолжай.

– Приезжаем в баню, а она больше, чем вся наша редакция. Мужики ходят обёрнутые в полотенца, такой бассейн, как у нас озеро под Херсоном, которое в море впадает, шаечки, девушки какие -то в халатиках…

Мимо нас по коридору, перпендикулярному тому, по которому мы шли, глумливо ухмыляясь прошествовали Лёша и Андрюша. Один сделал шутовской реверанс Ире, другой изобразил мелкий книксен.

– Идите, идите, девочки, – спровадила их Ира. – Так вот, я им говорю, опричникам этим: режьте меня, бейте, но я раздеваться не буду. Они смеются: не надо, конечно, если не хотите. Вдруг выбегает из парилки мужичок – маленький, толстенький, полотенцем обернутый. Мне шепчут: это губернатор. Я представилась, он спрашивает: ну что, снимите мое ежегодное послание? Я его отвожу в сторонку и честно говорю: так и так, не обессудьте, не умею я с этой хреновиной обращаться. Если у вас есть кто на примете – пусть снимает…

– Сняли?

– Нет. Но он хороший мужик оказался. Нет, так нет, говорит. И спрашивает: а зачем же тогда сюда приехали? Я ему говорю: как? Нужда заставит, приедешь! Он смеётся: да ладно, говорит, мы бы вам и так денег дали. Подумаешь… Мы же сибиряки!

Ну, потом еще потом с ним обменялись телефонами о он мне звонил…

– Приставал?

– Упаси Бог! Напоил просто. До свинского состояния. Еле уползла…Это уже вторая бессонная ночь была подряд. Теперь вот мучаюсь.

– Ну, это так сказать издержки профессии.

– Это уж точно…

– Поможешь написать?

– Ну, если в качестве дружеской поддержки.

– Ой, вот здоровья тебе! – Ухватилась за мои руки Ира. – Давай, пошли, я тебя чаем угощу!

– Да я и сам в состоянии…

– Вот только не вздумай отказаться!

Утром в ресторане было не так многолюдно, как днём. Возле стены за столиком сидели все те же Леша и Андрюша, пришедшие следом за нами и оказавшиеся в очереди непонятным образом впереди нас. Увидев Иру, Медведев послал ей воздушный поцелуй. Ира в ответ выставила ему средний палец руки.

Взяв еды и чайник чаю, мы подсели к корреспонденту Сапунову или Сапе и спецкорру Славе Грунскому, по прозвищу Груня. Слава слыл у нас настоящим мачо. Был мечтой экзальтированных корреспонденток и телевизионных педерастов. Когда наш штатный гомик Павел Носков приходил на работу, он, увидев за рабочим столом Груню, сразу кидался его приласкать. У Славы была привычка сидеть, закинув ноги на стол. Груня не успевал ещё опомниться, а Паша, налетев на него, как коршун на овцу, уже засовывал ему руки под штаны, приговаривая: «О-о, какой здесь мужчина! Побыкуем? Ну, давайте побыкуем, Слава!». Специально для Носкова, кстати, на доске в корреспондентской изобразили двух мужчин с рогами, под которыми красовалась подпись: « В помещении не быковать!» Пашу, впрочем, это никогда не останавливало. Смешно задирая ноги, смеясь и краснея, Груня слабо отбивался от Носкова. Краснел то он краснел, конечно, но ему, по-моему очень импонировало внимание такого маститого телевизионщика, как Паша. Женщины тоже не оставляли Славу без внимания. Сама телеведущая Таня Митяева, здороваясь с ним, целовала его и прижималась к Славе всем телом. Среди коллег Груня слыл общепризнанным знатоком женщин, активного отдыха и культуры Югославии. Сербский язык был у него вторым. Он и внешне был очень похож на серба – высокий, статный, с мужественным лицом и гладко зачесанными назад темными волосами.

– Можно мы к вам подсядем? Вдвоём с девушкой? – Спросил я их обоих, но прежде всего Сапунова, который в обществе женщин чувствовал себя несколько напряженно.

– Можно, но…с девушкой… – Сапа с улыбкой покосился на Иру, – мы здесь такие вещи обсуждаем.

– Я не девушка, я журналист! – Строго заметила Ира и не дожидаясь разрешения села, вызвав этим смех за соседним столом. Ира повернулась и показала кулак Медведеву и Веселовскому.

– Не обращайте внимания, – объяснила она своё поведение. – Некоторые тут ревнуют, когда я с мужиками сплетничаю.

Сапунов хохотнул, оглянувшись на Веселовского с Медведевым. Грунский, откинув голову, разочарованно вздохнул, отводя глаза в сторону. Они с Сапой обсуждали его последнюю командировку и присутствие Иры могло сделать общение куда менее интересным. Но Сапа сказал:

– Ладно, раз человек просит, значит, не обращаем внимания!

– Что, прямо совсем? – Слегка покраснел Груня.

– Конечно! Ну, сколько в этот раз? – Нетерпеливо спросил Сапа, подмигивая Груне и бросая игривые взгляды то на Иру, то на меня.

– Пять, –несколько смущенно ответил Слава, отправляя в рот кусочек жареной семги. Как любой нормальный Геракл, он вел счет своим подвигам.

Мы с Сапой одобрительно закивали головами, дескать, нормально, кучно кладешь, не потерял сноровки, молодец, ничего другого мы от тебя и не ждали!

– Причем с первой я начал еще в самолете, – продолжил Слава, отпив из чашечки кофе.– Можно сказать, всю дорогу пролетел в сортире. Так мы с ней в обнимку и вышли в Анталье, пошатываясь и попахивая туалетным дезодорантом. Очередь в Water Сloset была до первого салона.

– Ну, это технические подробности, – поморщился Сапа. – Клозет – он на то и closed чтобы быть закрытым. Дальше что?

– А что дальше? Дальше – все, как обычно. – хохотнул Груня: трусики, замочки, поцелуи …

– В губы? – Спросил Сапа, издав томный стон.

– Естесно…

– Ну, поцелуй в губы, это даже в индийском кино разрешают уже делать, -трезво рассудил Сапа.

– Нет, в эти губы ещё не разрешают, – серьёзно заметил Грунский.– Я не те губы имел в виду.

– А какие? – Не понял Сапа.

– Те, что ниже талии, да, Груня? – Спросил я, усмехнувшись.

Ира сразу поперхнулась, бросив на тарелку откушенную котлету, проткнутую вилкой и выхватив из держателя салфетку, стала нарочито тщательно вытирать рот:

– Переперчила я всё -таки!

– С перчиком надо поосторожней быть…-довольно заулыбался Сапа.

– Ничего, ничего…-замахала рукой Ира, трогая без конца шею. – Это..не из – за вас. Общайтесь, пожалуйста. Тут из окна просто дует что -ли.

– Закрыть? – Галантно предложил Сапа.

– Да, если можно. Вы продолжайте, не обращайте внимания.

– А, ну, и чего дальше, Слава? – Встав и толкнув окошко, а затем сев на место, спросил Сапа.

– Захожу в номер – а там такая горничная! Ноги -во, грудь – во, глаза, как две летающие тарелки. – Продолжил Грунский. – Ну, и, короче – понеслось…

– Что, сразу? – Не поверил Сапа.

– Да. А чего время зря терять? Они же там готовы для этого. Одна там пыль вытирала. Я -то- сё, не помочь, говорю? Сзади подхожу, трогаю так…– Ира, перестав есть, уставилась на Грунского:

– Она мне говорит: – как ни в чём не бывало, продолжал тот, – ну, если вы настаиваете! И улыбается. Я чемодан с кровати убираю, наклоняюсь его под кровать сунуть, нечаянно смотрю ей, а там, мать честная, два копчёных окорока и тряпочка вместо нижнего белья! Честно! Ну, погоди, думаю. Подхожу, одной рукой вместе с ней беру её руку с губочкой, другой обнимаю и говорю на ухо: что -то у вас передничек замялся, давайте я вам его поглажу…

Груня слегка откинулся на стуле, чтобы показать, где именно он гладил горничную.

– А она? – Прямо-таки выструнился на этих словах, как охотничий пёс, Сапа.

– Чего -она? Мсье, говорит, если вам нужны удовольствия…

– Вот так просто?

– Ну, да.

– А ты?

– Я -что? Сколько, говорю? Она: для вас – сто пятьдесят долларов.

– Чего -то дорого, – зачесался Сапа.

– Да. Поэтому я говорю: слушайте, давайте по любви, а?

– Она -нет, это против моих правил.

– Я говорю: давать деньги за это -против моих правил!

– Во класс! И на чём сошлись?

– Она говорит: давайте сделаем вид, что это по любви, а потом вы мне дадите мне сто пятьдесят баксов, как подарок.

– Хитрая!

– Ага! Но я говорю: не, максимум семьдесят.

– И чего она?

– Вы жадный, говорит. Ладно, сто.

– Я говорю: ладно, пойдёт. Лёг на кровать, типа устал очень и хочу отдохнуть. Вдруг чувствую, мне штаны она снимает и потом: о-о, у-мм, мм…

Ира вдруг снова закашлялась, схватив себе рукой за горло.

– Что случилось? – Заботливо поинтересовался у неё Сапа.

– Ерунда, просто в горло что -то попало. -Захлопала глазами Ира.

– Груня, что надо делать, если девушке что-то попало в горло?

– Надо проглотить, – авторитетно заявил Грунский.

Ира подскочила, заявив: "ой, мне пора, там ещё только всего не сделано у меня!". Дальше повисла пауза, во время которой трое мужчин, с красными, как свекла лицами, начали медленно сползать со стульев под стол.

– Ой, ну что вы в самом деле такие двусмысленные! – Возмутилась Ира, глядя на нас троих. – Человек просто сказал: «проглотить». А вы сразу напредставляли себе наверно невесть что!..

– Форму-то смотрю не потерял! – Вытирая слезы салфеткой, которую он успел взять из держателя, стал усаживаться опять на стул Сапа, не глядя на Иру.

Груня, по своему поняв комплимент, показал бицепс. Сапа потрогал и с уважением закивал, всё ещё широко улыбаясь.

В свободное от работы время Грунский в самом деле тренировался в спортзале, общался с приятелями и флиртовал с дамами. На работу он ходил редко. Груня принадлежал к тому успешному типу мужчин, которые могли месяцами не приходить вовремя на работу, и им это сходило с рук. Когда утром в корреспондентскую вбегал очередной взлохмаченный редактор, истошно вопя: «где Грунский?! Где его материал? Он должен снимать манифестацию у Белого Дома! Он вообще сегодня появлялся на работе?», все репортеры начинали тихо улыбаться, глядя себе под ноги. Слава появлялся через три – четыре часа свежий, бодрый, с лёгким загаром, гладко выбритый, отдохнувший, сияющий. На вопрос: «как манифестация?» пожимал плечами: «Нормально. А что, кто-то опять бастует?». Слава Грунский серьёзно относился в жизни только к двум вещам – кунг фу и амурным приключениям. Тренировался он ежедневно по несколько часов в день, до крови сбивая костяшки пальцев. Примерно столько же времени он уделял сексу. Ничего удивительного, что все его истории касались женщин. Приезжая в очередной раз из отпуска, он как правило звонил по мобильному Савве Мамонову и назначал ему встречу в ресторане "Твин Пигз" – "Две свиньи" возле Останкинского телецентра. Там они обедали и смаковали все эти истории. На обед Слава неизменно заказывал свежевыжатый морковный сок, блюдо из семги под названием «Слезы счастья» и жестяную коробку с сигариллами «Кафе-крем». Но сегодня Савва почему -то не пришел. Вместо него почему -то заявился Сапа, то есть, корреспондент Сергей Сапунов:

– И чего дальше? – Спросил он Грунского.

– Дальше? А дальше что… -пожимал плечами Груня – дальше мы зажигали. Это же Паттайя, любимое наше место отдыха! Любой каприз за деньги. Да, но в этот раз мы зажигали классно. Даже одна семья распалась на наших глазах.

– То есть? – удивленно спросил Сапа.

– Ну, была там пара одна, муж и жена. Муж – парень, лет тридцати пяти все к нашей компании стремился. А у нас мужики, все как на подбор – здоровые, накачанные, боксеры в полутяжелом весе. Десять человек. Я самый маленький, прикинь? (Грунский был ростом метр восемьдесят). Ну и телки к нам, как мухи на г…, то есть, на мед, в общем, тянулись. Ну и муж этот подойдет вечно, ткнет в какую-нибудь пальцем и спрашивает: а это что за баба, а эта чья? А это что телка? Ну, и загулял, в общем. А жена, глядя на его выходки, тоже пошла налево. Ты же знаешь баб, если у них на глазах такое делается – они тут же отомстят. Одним словом, пока муж ее с девкой какой-то занимался, жена тоже стала изменять ему, причем в нашей же компании.

– Надеюсь, не ты это сделал, Слава? – С нарочитым упрёком спросил Сапа.

– Конечно, не-е-е-т! -Замотал он головой. – Как ты мог подумать? Не сразу. Я был у неё вторым. Или третьим, не помню уже.

– Муж-то наверное так ничего и не узнал, раз ты жив? – Предположил Сапа.

– Не угадал. Ему все стало известно на следующее же утро. Он устроил грандиозную истерику, объявил о разводе и улетел в Москву.

– Один улетел? – Удивилась Ира, которая, немного постояв, вернулась к столу и теперь присаживалась, чтобы дослушать окончание рассказа.

– Конечно. Жена осталась. Не пропадать же путевке. Тем более, что может быть последний раз такое в жизни: отель пять звезд и такие мужики – все, как на подбор!

– Вот жизнь у людей! –с завистью сказала Ира. – А я в это время среди вечной мерзлоты обслуживала мужиков в Полярном!

– Так, так!.. -повеселел Сапа. – Новый поворот в разговоре. С этого места поподробней, пожалуйста…

– Ой, да идите вы! – отмахнулась Ира. – У вас одно на уме!

В кафе угрюмый и явно чем-то подавленный заглянул Мамонов. Увидев Сапу, он подошел к нему и сказал:

– Сапа, если я узнаю, что ты тут замешан – месть моя будет страшна. – Угроза в голосе Саввы была неподдельной. Сказав, он развернулся и ушел.

– А что случилось-то? – Драматическим шепотом спросила Ира, когда Савва скрылся.

Груня и Сапа, перестав смеяться, уставились в свои чашки.

– Ладно уж, колитесь, чего -там. – потребовала Ира. – Скоро все равно все узнают.

И Сапа рассказал. Все произошло вчера вечером. На канале был тот непродуктивный в новостийном смысле день, когда репортерам было нечего делать, и они часами слонялись по коридорам телекомпании, убивая время. Эфиры были забиты полуголыми бразильскими красотками, тонкорунными овцами, нашими скандальными политиками и прочим новостийным мусором.

Сапа, наш парламентский корреспондент Витя Белобородько, (по прозвищу «князь» за манеру утверждать, что он из рода Трубецких) и Костя Сучилин сели играть в преферанс. Витя на этот раз проигрывал. Сапа и Костя веселились от души. «Это тебе не бедным домохозяйкам про липовое законотворчество лапшу на уши вешать!» -издевался над ним Сапа. – Тут головой думать надо!». Вдруг в корреспондентскую вошел генеральный директор компании Андрей Борисович Доброхотов. Заметив играющих, он подошел и деловито осведомился, кто проигрывает. Сапа и Костя кивнули на Витю.

– Ну, эти-то двое понятно, -обреченно сказал Доброхотов, показывая на Сапу с Сучилиным. -но вы, Виктор, человек высокой душевной организации!..

И, как -то чересчур обречённо махнув, рукой, он вышел из комнаты. После этого игра уже не клеилась.

– Слушайте, а где Мамонов? – Спросил вдруг Сучилин. -Что -то его давно не было видно.

– Дома, кажется… После командировки в Чечню отдыхает, – складывая карты, ответил Сапа.– Денег -то немерено… Рестораны, бары, девочки, ты ж понимаешь… -хохотнул он

– Слушай, а давай его разыграем? – Предложил Костя.– Смотри, какая есть идейка. И они начали шептаться. Витя, послушав друзей, расплатился за проигрыш и от греха подальше ушел.

Через пол -часа Костя и Сапа составили на компьютере письмо на имя генерального следующего содержания: " Уважаемый Андрей Борисович! Администрация ночного клуба "НЕГЛИЖЕ"(такого клуба в Москве не было) доводит до Вашего сведения, что сотрудник Вашей телекомпании Мамонов Савелий Аркадьевич в ночь с 23 на 24 -ноября, находясь в нетрезвом состоянии, устроил дебош в ресторане: приставал к официанткам, нецензурно ругался, пытался показать стриптиз на сцене, делал посетителям клуба непристойные жесты, громко кричал, что он сын ответственного работника обкома партии города Новосибирска (это было единственной правдой в письме) и мешал посетителям клуба отдыхать. После замечания, сделанного ему метрдотелем, Савелий Аркадьевич, разбушевавшись, пнул ногой и разбил драгоценную вазу из римской керамики итальянского мастера Нон Саккеде Маи, ценой в восемьдесят тысяч лир, дважды замахнулся на гардеробщика, а когда тот сделал ему замечание, хулигански помочился в бассейн с рыбками…

–Напиши с золотыми рыбками, – сказал Сапа.

– Зачем? – спросил Костя.

– Так циничней.

«…с золотыми рыбками» -допечатал Костя.

Просьба принять меры."

– Не слишком круто? -спросил Костя

– Нормально. -сказал Сапа -Мы же не Добродееву этот факс пошлем, а Сироткину.

Александр Сироткин был координатором компании. Сутулый, суматошный человек с длинными, как у батьки Махно волосами. В компании его не любили. Он это знал и всегда пытался заигрывать с корреспондентами. Свой расчет Сапа и Костя построили на том, что Сироткин получит письмо и не понесет его начальству, потому что сделать должником Мамонова это лучше, чем сдать его руководству. Ну, вот, придет он к Мамонову и пожурит его: что -ж Вы, дескать, молодой человек, устраиваете такое непотребство? Если не хотите, чтобы это дошло до Андрея Борисыча, собирайтесь и езжайте на съёмку в Тульскую область, там чернобыльцы бастуют. Савва, конечно, скажет: не было этого! Предъявит какое-нибудь алиби и Сироткин поймет, что это розыгрыш. Всем смешно.

– А какой факс у Сироткина? – Спросил Костя.

– Не знаю, -сказал Сапа

– Пойду, узнаю…

– Да ладно, чего ходить! Время терять. Я позвоню! – Сапа набрал номер секретаря в приёмной Доброхотова Оли. Оля работала секретарем у главного редактора недавно. Была она девушкой компанейской, доброй, но ленивой. Идеей фикс у нее было найти себе мужа из творческой богемы, родить детей и жить в личном коттедже где -нибудь за городом. Номер факса Сироткина она отыскала нескоро, проворчав: "Сами прийти не можете, раздолбаи!.."

В телекомпании в это время шел ремонт. Кабинеты служб все время менялись. Телефоны тоже. Короче письмо пришло… нет, слава Богу не генеральному директору, а …его заместителю. Но хрен редьки не слаще. Мамонова сразу же вызвали на ковер. Как он ни оправдывался – ему не поверили. Даже не обратили внимания, что клуба под названием «Неглиже» в Москве нет. Савве строго поставили на вид и сделали ещё одно «китайское» предупреждение. На беду за ним и раньше пару раз наблюдалось нечто подобное.

– Где эта сволочь? Где Сучилин? – Орал сейчас Мамонов, бегая по коридорам Нового ТВ. – Я ему килу порву, мерзавцу!

А в это время "сволочь", которую Сапа заранее предупредил о допущенной оплошности, уже сидел дома на законном бюллетене. Как только запахло скандалом, Сапа, то есть, корреспондент Сапунов позвонил ему и всё рассказал. "Они что, не поняли, что это розыгрыш?", удивился Костя. "Представь себе -нет!", рассмеялся Сапа. "Но нет же такого итальянского мастера Нон Саккеде Маи, я его выдумал! Non saccede mai по –итальянски значит: «такого не может быть»! Ну, что они итальянского не знают, в самом деле? Но оказалось, что руководство НТВ к стыду своему не знало итальянского. Или уже забыло.

Но самым смешным в этой истории оказалось не это. Вышло так, что тем самым вечером 23 -го ноября, Савве Мамонтову позвонил его друг из "Агентства печати и новостей" и пригласил его… в клуб "Распутин", где они действительно здорово погуляли! Савва выпил, расслабился, потанцевал немного на столе казино и разбил несколько тарелок. Затем, правда, чинно расплатился и без скандала покинул заведение.

– Ну, скажи, разве может быть такое совпадение? – Закончил рассказ Сапа, качая головой – Мистика какая – то!

– Да уж, влипли вы ребята по самые эти самые… – задумчиво сказала Ира, вытирая губы салфеткой. – Как говорят у нас в Харькове: без дiла сидiте, так можно одубiте!

Увидев на лицах трех мужчин, сидящих за столом вопрос, она спешно засобиралась:

– Пойду коряков клеить! И оленей с тюленями.

– Ира, погоди! – Донесся из -за соседнего столика разбитной голос Медведева. – Одному нашему товарищу очень нужен твой совет по оленеводству. Он долго был в командировке и у него, понимаешь, выросли рога. Прямо, как у оленя.

– И что? –Удивилась Ира.

– Как –что? Он спрашивает, что делать. Я ему говорю: погоди, я сейчас у специалиста по оленям спрошу, и сразу к тебе.

– Слушай, ты передай своему другу, пусть не выдумывает. У козлов не могут вырасти оленьи рога!

– Ой, я не могу, как она его! –Зашёлся от смеха Медведев, падая на бок со стула.

Грунский и Сапа казалось сейчас упадут со стульев, но увидев вдруг двоих вошедших в ресторан мужчин, умолкли, и тут же выпрямились, сделавшись серьёзными. Мы вчетвером, я, Ира, Медведев и Веселовский, сразу заторопились к выходу, затормозив на секунду возле обоих начальников, заместителя главного редактора Закулисова и координатора телекомпании Мормитко, не зная, как их обойти. Но затем, поняв, как это сделать быстро проскользнули мимо них к двери.

– Утикают, гля, точно мальки из садка, у, бисово семя! – Провожая нас взглядом, пробормотал Мормитко, глядя на Закулисова.

– На этих посмотри, – кивнул в сторону Сапы и Грунского заместитель генерального.

– Ага. На ловца и зверь бежит, -сказал Мормитко, подходя к ним.

Мормитко работал с Сироткиным по очереди. Сегодня была его смена. Иногда, впрочем, он приезжал на работу просто так, чтобы пообедать с начальством, обсудить темы и выпить горячительного. Мормитко пришел на Новое ТВ со Старого, где тоже работал координатором. В телевизионном мире многие его знали, любили за честность и способность говорить начальникам в глаза неприятные вещи. Внешностью он был похож на задунайского казака: сивый чуб, сивые усы, только волосы вокруг чуба не были выстрижены. С новыми людьми в компании Мормитко сходился трудно. Долго присматривался, был нарочито ершист, но если уж привыкал к кому, то лучшего приятеля было не найти. С Закулисовым, у которого за плечами был МГИМО, он как ни странно, подружился сразу. Может, Вадим Петрович Закулисов понравился ему за то, что с ним было о чём поговорить. Всё-таки Закулисов был специалистом в области международных отношений. А, может, Мормитко сразу увидел в Закулисове настоящего дипломата и из -за этого проникся к нему симпатией. Так или иначе, они любили вместе прийти в ресторан, где пили за обедом убийственно крепкую водку, от которой в конце обеда Закулисова развозило порой так, что он полулежал на стуле, свесившись на бок и касаясь рукой пола. Если с ним в такие моменты кто -то здоровался, он спрашивал заплетающимся языком:

– Панибратствуешь?

Вадим Петрович Закулисов на телевидении был человеком новым. С добрыми глазами и детскими кудрями, выглядел он, как постаревший мальчик, но был вальяжным, одевался с иголочки, ходил не торопясь, говорил растягивая слова и сильно грассируя. В общении Вадим Петрович был довольно милым. Никогда не кричал и не критиковал авторов. С корреспондентами общался дружески. Однажды, не понимаю зачем, Закулисов познакомил меня со своей женой, милой рыжеволосой женщиной и та пригласила меня на партию в преферанс к ним домой. К сожалению, а, может, к счастью, я так и не смог к нему пойти. Ведь общаться с женой начальника это наука, которую мне никто не преподавал. Скажешь ещё чего -нибудь не то....А самодеятельность в этом вопросе могла закончиться для меня печально. Так вот, посмотрев даже среднюю работу, Закулисов всегда говорил: «очень хорошо…». Если надо было сказать автору, что материал нуждается в переделке, то слова он подбирал осторожно, как для нервно больного человека, которому предстояло услышать от врача ещё одну недобрую новость. Выглядело это примерно так: «Ну, не отчаивайтесь, все поправимо! Надо чуть -чуть исправить в середине по видео и текст подкорректировать. А монолог в кадре лучше всего переписать, конечно…И ньюсмейкеров замените, ради Бога!» То есть, переделать надо было все, однако выглядело это, как рядовая просьба сделать мелкие поправки. Но в конце разговора Закулисов неизменно говорил: «А в целом очень хорошо. Работайте и всё получится!».

Только сейчас я понимаю, насколько он был прав. С творческими людьми в самом деле надо разговаривать именно так – спокойно, как с помешанными, чтобы не нарушить их хрупкое внутреннее равновесие.

Иногда Закулисов, встретив какого -нибудь репортера в коридоре, мог в шутливой форме заметить: «Иванов? Плохо работаете…» – и пойти дальше, весело насвистывая. Человек, конечно, на такие замечания, сделанные в шутливой форме, не реагировал. А потом вдруг в день зарплаты выяснялось, что ему безо всяких шуток не дали премии за плохую работу. Вот так.

Не знаю, как другие, но я после такой «случайной» реплики, брошенной мне однажды Закулисовым в коридоре, ворочался всю ночь, думая над тем, где же сделал прокол. И вообще – сделал ли? Может, это была всё же шутка? А если нет? Многие считали, что на телевидении Закулисов продержится не недолго. Мол, не отсюда он, этот человек. И ошиблись. Он пережил всех и стал главным на Новом ТВ. К тому времени, правда, оно уже сильно постарело.

– Так, – увидев сейчас Грунского обратился к Мормитко Закулисов, – Вот, значит, где прохлаждаются лучшие гвардейцы нашего канала!

– Я, Вадим Петрович…-пробормотал Грунский, вытирая салфеткой рот.

– Плохо работаете, товарищ Грунский! – Сильно грассируя, заметил Закулисов. Говорил он и сейчас в мягкой, ироничной манере и было действительно не понятно, шутит он или говорит серьезно. Мормитко, стоящий рядом, согласно кивнул. – Вчера вас снова весь день утренняя редакция искала. Ждали репортажа о манифестации шахтеров у Белого Дома. Где вы были?

– Я, Вадим Петрович, к врачу ходил, – покашливая, сказал Грунский.

– Заболели? – С иронией поинтересовался Закулисов, поглядев на Мормитко. – Так может, вам в отпуск?

– Он только что из отпуска, – сказал всезнающий Мормитко, поглаживая усы. – Морда, вон, как у арапа черная!

– Я бы попросил…-сказал Слава.

– Чего бы ты попросил? – С вызовом спросил прямолинейный Мормитко. – Работать надо!

– Ставлю вам на вид, – перебил их Закулисов. – В «катушке» сегодня?

Грунский кивнул. Щеки его сделались пунцовыми.

– Идите, товарищ анархист, а то вас батька Махно уже обыскался, – сказал Вадим Петрович, имея в виду Сироткина.

К тому моменту, как Мормитко и Закулисов сели за стол, чтобы пообедать, все потихоньку вышли из ресторана. На улице было хорошо. Стояла ранняя осень. Листья деревьев чуть тронула желтизна. Солнце светило нежно, и его лучи грели последним теплом уходящего лета. Дул слабый ветерок, разнося вокруг ресторана аромат жареного окорока из гриля, что стоял на входе в заведение. Думать о работе в такой обстановке было почти невозможно. На открытой веранде сидели две очаровательные журналистки и о чем-то мило беседовали. Увидев Грунского, они помахали ему рукой.

– Ребят, вы идите, а у меня ещё дело тут есть… – сказал Груня, глядя на девушек.

– Ты хочешь сделать одно дело или сразу два? – Засмеялся Сапа.

– Нет, тут профессиональный разговор, -сказал Грунский, вызвав этим наши общий смех.

– Между прочим, тебя редактор ищет, ты забыл? – Вспомнил я.

– Да-к телефон же есть, позвонят, если надо, – Подмигнул нам обоим Слава и направился к дамам.

– Неисправимый!.. -усмехнулся Сапа. – У него телефон сроду не звенел, сколько его знаю.

Мы остались с Сапой вдвоем.

– Пошли дежурить? – Спросил он.

– Ага, -сказал я.

– Хотя ладно, ты скажи там, что я на телефоне, если что, – сказал Сапа и, подмигнув мне направился следом за Грунским.

Глава шестая

САПА

Однажды Сапа получил выговор, от которого долго потом не мог опомниться. Дело было году в 98-ом, когда начался кризис. Из-за дефицита наличных денег в редакцию по просьбам творческого коллектива, притащили банкомат. До этого за деньгами нужно было отстоять длинную очередь к общему банкомату на первом этаже Останкинского телецентра. А тут такое счастье – целый банкомат доверху набитый рублями прямо на восьмом техническом этаже!

Народу в фойе собралось человек двести. Но у аппарата, как ни странно очереди нет! Все испытывают неловкость и переминаются с ноги на ногу. За шесть лет относительно благополучной жизни люди начали забывать, что такое номерки и фразы, типа: «Вы тут стояли, вас тут не было…». Все это напоминало водопой у наполовину пересохшей реки, кишащей пираньями. Никто не хотел подойти первым и взять деньги, чтобы коллеги потом не сказали: «Вот сволочь, больше всех ему надо!» Порядок решили навести Сапунов и Мамонов. Оба внушительной комплекции, они начали составлять список кто за кем. Началась перекличка: «Зорькин, ты первый?»