Читать книгу: «Шёпот во тьме», страница 4

Уже на нижней ступени лестницы меня осенило: тьма здесь не рассеялась. Напротив – сгущалась. Липкая, болотная тина. Приступ тошноты скрутил внутренности.

(Примечание: Запах такой же, как описывали очевидцы в Сухой ночи, 1872-го, наблюдавшие город после Падения. Кто знает – тот поймёт. Кто не знает – пусть радуется.)

Морок постепенно втекал в холл. Что-то вязкое капнуло с потолка. Омут – ледяной и живой.

Где-то сверху открылся глаз.

В голове раскатился гул:

Я. ЗДЕСЬ.

* * *

Глава 6

Та же ночь, после драматического прерывания.

Итак, тень на потолке – именно то, чего ждали все верующие скептики от этой ночи крови, морока и всех доступных форм оккультного. Впрочем, это было захватывающее переживание.

Меня пригвоздило к полу – буквально. Существо с семью конечностями, где каждая могла быть как рукой, так и ногой. Один-единственный глаз, мерзко блестящий, нависал так же безапелляционно, как вдовствующий профессор с кафедры, убеждённый, что ваш женский мозг не вынесет обсуждения его идей. (На этом моменте глаз, разумеется, мигнул. И конечно, только один раз для поддержания напряжённой атмосферы.)

Существо было соткано из того же вязкого морока, что окутывал весь этаж. Оно свисало с потолка, как болотная жижа, и капало – чёрными пятнами, зловонными и липкими, на мою одежду, кожу и, кажется, самоуважение. Пахло разложением, затхлой водой и чем-то железным, будто кто-то давно умер рядом с ржавым гвоздём.

Кошмар – не метафора, прошу заметить, а вполне буквальный ужас во плоти – выгнул шею и шевельнул глазом. Голос его был ужасен: раздвоенный, разорванный эхом, он звучал одновременно шёпотом и как колокол. И всё это – прямо мне в голову.

– ^{Не тот.} НЕ ТОТ. ^Запах. ЗАПАХ. ^Мм… ММ… ^{Пахнешь.} ПАХНЕШЬ ^им. ИМ!

Одна из конечностей отделилась и потянулась к моему лицу.

Что ж, такова была перспектива: погибнуть в одиночестве, в наряде, неприемлемом даже для собеседования в Министерстве уместного исчезновения (осадки обязательны, сожаления – опциональны, пятна морока на блузе и юбке – крайне нежелательны). И, что хуже, без ни единого свидетеля, способного сочувственно передать детали.

Свет. Свет – мой единственный союзник.

Омограф вспыхнул ярко, но с трудом мог пробиться сквозь густую чернильную тьму. Без стекла аппарат не мог захватить форму кошмара, зато на несколько мгновений ослепил его.

Оказавшись на улице, единственной мыслью было бежать. Как можно быстрее и дальше от заброшенного дома – как и подобает всякой леди, встретившей нечто с семью конечностями и плохими манерами. Если угроза расчленения существом из тьмы должна весьма вероятно осуществиться, то неплохо бы обзавестись свидетелями, желательно при приличном освещении.

Кошмар, увы, разделял мои стремления – но с противоположной целью.

Чудовище вынырнуло из-за угла. На открытом воздухе выглядело ещё более неприятно – и куда больше в габаритах. Его глаз впился в меня через улицу и не отрывался.

Омуреновые фонари, поставленные для предотвращения как раз таки подобных ночных происшествий, не работали. Только делали его немного вялым. Что, надо отметить, играло немаловажную роль в моём плане спасения, учитывая обстоятельства.

Пробежав ещё несколько кварталов, моё дыхание окончательно иссякло. Сердце колотилось сотнями барабанов, отдаваясь гулом в висках. Пальцы и колени тряслись, муть осела в глазах.

Никому из тех, кто меня знал, не пришло бы в голову назвать меня героем или воином. Я слышу шёпот во тьме. И сегодняшний ночной забег был самым драматичным из всей моей малособытийной биографии.

Лестницы, мостики, переулки – город на склоне гор устроен так, будто заранее проектировался для побегов. Но даже архитектура не могла спасти от слов, что прозвучали в голове:

– ^{Не уйдёшь!} НЕ УЙДЁШЬ! ^{Где он?} ГДЕ ОН?!

– О ком ты, собственно? Святой Инквизитор…

Массивная фигура кошмара снова показалась среди домов, куда тут же начал просачиваться вязкий морок с вышеописанной вонью, от которой слезились глаза даже не улице. Существо двигалось с тяжеловесной уверенностью матушки, заставшей дочь с незаконным бокалом и неподобающим весельем.

– ^{Пахнешь.} ПАХНЕШЬ. ИМ!

Моё дыхание всё ещё не восстановилось окончательно, поэтому речь постоянно прерывалась судорожными вдохами:

– Кем "им"? Слушай, если… ты хочешь разобраться в ошибках… прошлого, то ошибся… адресом. Я не знаю никого, кого ты мог бы… преследовать. Но это точно… не я.

Кошмар, как и большинство типичных сказочных монстров, не был расположен к диалогу. Он атаковал.

Конечность рванулась вперёд. А что я, существо, претендующее на рациональное мышление? Просто застыла. Всё тело, при всей моей любви к рациональности, выбрало курс, одобряемый героинями старых романов, и предало меня во имя паники.

Сделай что-нибудь. Что угодно!

Пальцы судорожно сжали омограф. Щёлк. Свет. Удар. Камни мостовой встретили меня жёстко, но с энтузиазмом.

– Вставай живо!

Рука – человеческая – вцепилась в ворот и рывком поставила меня на ноги.

Он. Человек из тени. Красный плащ, тёмно-рыжие волосы. Глаза – как выстрел. Он встал между мной и кошмаром и глянул… с узнаванием? (Надеюсь, в ту секунду он всё же различал меня и чудовище.)

– ^Ты! ТЫ! ^Нашёл! НАШЁЛ!

Обрадованный кошмар метнулся вперёд.

Нил – имя его я узнала позже – схватил меня за плечо и втащил в темноту, подальше от тусклого, уличного света.

– Задержи дыхание, – приказал он.

Омограф выпал. Последняя вспышка – и его разбитое стекло последний раз блеснуло красными пятнами в сизо-синем свете.

Плащ Нила накрыл нас. И тьма – настоящая, глухая, холодная – поглотила.

Это напоминало погружение в ледяную воду. Вдох невозможен. Паника уходит в грудь. Ничего не слышно. Только собственные мысли, и те бьются о череп, как мухи о стекло.

А потом – выныривание.

Мастерская. Моя. Мебель на месте, запахи – родные. Даже беспорядок утешает. Я в безопасности. (Вероятно.)

– Омограф! Там был снимок! Верни меня!

– Ха? Я спас тебе жизнь, а ты хочешь обратно? К монстру? Интересные у тебя приоритеты.

– Как ты вообще оказался там? Почему Кошмар тебя выслеживает? И где мы?.. Я же… я…

Это были только первые три вопроса. В запасе имелось ещё, как минимум, тридцать. Но я испугалась, что он снова растворится в темноте. Поэтому, руководствуясь так называемыми женскими добродетелями – интуицией, импульсивностью и иррациональностью – вцепилась в его руку.

– У тебя… У тебя выросла рука!

– Ай! Больно! Пусти.

– Не пущу, пока ты не объяснишь. Что угодно. Кто ты. Как ты узнал, где я. Почему у тебя выросла рука. Начни с простого!

* * *