Читать книгу: «Шёпот во тьме», страница 2

Глава 2

3-III-1878.

Прошло пять ночей с тех пор, как у меня поселилось нечто.

Я пишу “нечто”, поскольку приличного термина для описания подобного соседа у меня пока нет. Тень, поглотившая человека? Или, что вызывает даже больше затруднений, человек, добровольно уступивший свою форму тени?

Стоило нам добраться до дома, как рыжеволосого мужчину – довольно привлекательного, в той угловатой, слегка беспардонной манере, которую иногда ошибочно принимают за обаяние – окутал морок. И, следуя дурной привычке не вдаваться во всякого рода объяснения, он уступил место знакомому силуэту: одноногому, однорукому и крайне неустойчивому.

С тех пор было перепробовано больше средств для выведения пятен крови, чем поданных испорченных пудингов на стол ТЧК за одну неделю. И если одно из этих обстоятельств помогло очистить пятна с подола репутации, второе, наоборот, отбрасывало на неё тень. (Да простится мне столь очевидный каламбур.)

Тень, к моему разочарованию, больше не разговаривала. Она просто… следовала. Повсюду. Кухня. Туалет. Спальня. Как самая настоящая… тень.

Единственное место, куда мой молчаливый спутник не отваживался отправиться, – улица. Свет – дневной или ночной, ритуальный или светский – жалил его с таким изяществом, какое недоступно даже для столь просветлённых умов, что можно встретить на трибунах Городского Совета. Но, надо признать, их неспособность к слабоумию никто и не ставил под сомнение.

Тень передвигалась на манер весьма решительной гусеницы. Опираясь на руку в форме щита, она переваливалась, балансируя на грани сокрушительного падения. С каждым днём её движения становились крепче, вывереннее и элегантнее, в чём я вижу устойчивую положительную тенденцию.

Тень провожает меня и встречает. Стоит в окне, чёрная и неподвижная, как добропорядочный советник за парламентской трибуной. Молчаливый силуэт в окне.

Я испытываю… любопытство. Как натуралист к бабочке, как шляпник к новой ткани, как грешник к возможности исповедаться без свидетелей. Это чувство всегда заканчивается одинаково – знанием, за которое потом придётся платить.

* * *

Глава 3

4-III-1878. Вечер.

Мы находились в мастерской – моей, разумеется, хотя тень вела себя так, будто имела не меньшие права собственности. Здесь царил холод без движения: плотный, как ткань, готовая к раскрою. Сквозняков не было, но воздух резал не хуже лезвий ножниц. Полки сгибались под тяжестью коробок с костями, черепками, кристаллами соли, лентами и тканями, нитей и перьев и инструментов.

Тень нависала. Тень наблюдала с завидным рвением архивариуса, взявшегося за каталогизацию пыли на полках, и с той же пугающей сосредоточенностью. Это слегка раздражало – примерно как если бы чей-то чужой взгляд внимательно изучал ваши руки, пока вы выбирали последнее пирожное в витрине – с избыточной долей участия.

– Как мне тебя называть?

– М?

– Ну не могу же я вечно назвать тебя “тень”. Или “кошмар”. Или – “эта штука у двери”. У тебя есть имя?

– Еш.

Хоть что-то.

На этом наш маленький салонный вечер, столь же душевный, сколь и бессмысленный, рисковал быть официально признанным моим очередным провалом. Еш вернулся к любимому занятию – молчаливому наблюдению. Он напоминал учёного, решившего понаблюдать за чайником, не веря в существование пара. Возможно, в его системе взглядов вода испарялась исключительно из соображений вежливости.

Игла в моих руках резко проткнула фетровую плоть, сделала стежок. Затем ещё один, и ещё.

Подрезать края. Проутюжить. Задать форму тулье, обработать спиртом, обжечь горелкой. В этих действиях было нечто ритуальное. Утешающее. Манипуляции, столь знакомые, что их можно было выполнять с закрытыми глазами, если бы не прискорбная склонность тканей к возгоранию.

– Как тебе?

Еш всё равно здесь. Почему бы не поддержать иллюзию полноценного диалога?

Тьма в его силуэте пульсировала – живо, с нервным напряжением. Один-единственный глаз, полупрозрачный, смотрел на меня так, как смотрят на соседскую кошку, уличённую в краже сливок: с упрёком, смешанным с лёгким восхищением её дерзостью. Или моё воображение просто рисовало эти образы, и его взгляд никак не менялся. Как бы то ни было, тень склонилась над обожжённой шляпой и прошептала:

– Зачем?

– Это часть процесса. Шляпа становится твёрже, держит форму. Края не осыпаются. Можешь потрогать.

Нелепо – предлагать тени тактильное взаимодействие. У неё, строго говоря, не было ни кожи, ни нервов, на которых можно было бы сыграть. Только… намерение, плотное, как хорошо завязанный узел. Но если все предыдущие намёки были благополучно проигнорированы с упорством, достойным Последнего судьи, то теперь следовало озвучить факт, отвергающий любые иные интерпретации: Еш не был обычной тенью.

Мантия на его груди раскрылась, и из черноты выдвинулась рука. Знакомая, но… нет, не совсем. То была другая рука.

О, признаки этого едва уловимы, но бесспорны – и потому куда более тревожны. Пальцы – длинные, как у портного. Кожа – гладкая, будто её только что выстирали и хорошенько проутюжили. Но главное – большой палец. Его положение неоспоримо свидетельствовало о том, что рука была левой, а не правой. При нашей первой встрече этой руки не было. Этот факт так же хорошо отпечатался в моей памяти, как пятна крови на подоле.

А теперь – как ни в чём не бывало, имелась в наличии!

Вместо уместного для подобного жанра испуга в моём репертуаре имелось… не спокойствие (было бы тщеславно претендовать на такого рода чувство). Нет, любопытство. Страстное. Оккультное. Торжество наблюдателя, обнаружившего перемену в наблюдаемом объекте.

Как в тени мог укрываться человек? Или – наоборот?

Всё указывало на симбиоз: тень не возражала против человека, а человек – против того, чтобы жить внутри оболочки из морока.

Хорошо. Допустим. Рыжеволосый мужчина действительно там, в глубине.

Но зачем?

Моё существование вряд ли можно назвать увлекательным: изготовление шляп, редкие прогулки в такие часы, когда улицы становятся пустыми декорациями после бала. Раньше ещё была коллекция. Социальные связи… скажем так, они существуют. Но всё же это было куда предпочтительнее постоянного пребывания в… Впрочем, где он, собственно, пребывал, когда не тянул руки к чужим шляпам?

К счастью, поблизости не нашлось ни одного авторитетного лица с материнским инстинктом, который вступил бы в преступный сговор со здравым смыслом и тем самым убил бы во мне всякое жизненное любопытство. Поэтому – да. Меня распирало. Человек. Носящий. Тень.

Он провёл пальцами по шляпе. Осторожно, почти трепетно. Почти с восхищением.

– Ха, интересно, – произнесли Еш и тот, кто обитал в нём, враз, но не в унисон. С небольшим эхом, будто звук шёл из-под воды.

Голос разнёсся по пустому дому. Холодному дому. А рука втянулась обратно, и передо мной вновь стояла тень. С безмолвной грацией шкафа. Всевидящем и немым.

– Не хочешь поделиться со мной чем-то?

Тень ответила молчанием.

Пауза затянулась настолько, что вторая была готова к обжигу. Жар заставлял фетр покоряться форме, как общество – принятым нормам. Огонь рисовал узор – каждый раз новый, как бурлящий в теле Еша морок. Своего рода сотрудничество, если задуматься.

– Внутри тебя – человек. Я нахожу это… необычным.

И решительно выходящим за рамки, установленные Министерством жилищной политики Скоркоса.

– Гр…еш-ник.

– Как он оказался внутри?

Еш проигнорировал мой вопрос.

– Он напал на тебя?

– Гр… Еш… Ник.

Слово повторялось, как запись в треснутой шёпотнице. Складывалось впечатление, что Еш не хотел рассказывать ничего об этом человеке. Или не мог.

– Он запрещает тебе отвечать?

Молчание.

Пламя погасло. Вторая шляпа – дымчато-зелёная, с тонкой вышивкой и вуалью из обожжённых перьев – вышла усталой и благородной, как портрет прабабушки. Упрямая, выцветшая, полная характерной стойкости антиквариата, пережившего и бунт, и семейный скандал.

И тут Еш прошептал:

– Же…лание.

Ах. Конечно. Сделка.

Просить у тени исполнения желания в обмен на чужую жизнь – мягко говоря, неучтиво. Особенно без визитной карточки. Но сделка уже состоялась. В тот момент, когда Еш переступил порог моего дома в портовом районе. Но чего, ради всех неосвящённых архивов, можно желать от сущности, у которой нет ни тела, ни потребностей, ни даже страха перед налоговой отчётностью?

– Я хочу поговорить с человеком внутри тебя. Таково моё желание.

Конечно. Заставить выдать тайну. Зачем желать меньшего?

– Оп-пас-но, – прошептал Еш.

* * *