Читать книгу: «Комбикорм для птицы счастья», страница 2

Глава 3

По детскому саду Женька летала как на крыльях: теперь все почувствуют разницу и поймут, что именно она – Женька − как никто заслуживает это место. Никаких посиделок в течение рабочего дня, не говоря уже о валянии на детских кроватях, не допускалось. По три раза в день проводился обход групп с ревизией всех сомнительных мест, в которых можно было припрятать остатки от завтраков-обедов. Проверяла даже площадки пожарных выходов, куда хитровыделанные няньки умудрялись выставлять баночки с сэкономленным первым-вторым-третьим.

Не избежали общей участи и работники кухни!

– Майя Пална! Этак она нам весь персонал разгонит! – жаловалась заведующей завхоз Нина Николаевна.

Майя Павловна только улыбалась загадочно, но в назревающий конфликт не вмешивалась.

Вскоре Тамара Алексеевна выписалась из больницы и вышла на работу. Коллектив встретил её как никогда тепло, и вскоре жизнь детского сада вернулась в прежнее русло.

* * *

Прикамск, август 2006 года.

Женька совсем, было, пала духом, но всё та же подружка Катерина посоветовала ей обратиться к бабушке. Помятуя свой прошлый неудачный опыт, Женька сначала засомневалась, но, прикинув, решила, что в прошлой своей неудаче была виновата сама – не тому дала приворотное зелье. В этот раз осечки быть не должно!

Бабушка Зина проживала в их же городе – на посёлке. Недалеко от Катьки – на соседней улице − в аккуратном теремке с рябинами и золотыми шарами. И сама она была такая чистенькая и аккуратненькая – божий одуванчик, не иначе, добрая волшебница.

– Знаю, всё знаю, миленькая! Ну, да беде твоей мы поможем. Как супротивницу-то твою кличут?

– Тамара Алексеевна, – Женька сглотнула тугой комок.

– Ну, вот тебе прямо и Алексеевна! – развеселилась старушка. – Раба божия Тамара! Запомнила?

Женька молча кивнула.

− Теперь слушай, − и бабулька затараторила как по писаному: − В новолуние пойди на кладбище, найди могилу, где Тамара похоронена, возьми горсть земли и положи в полотняный мешочек. Воротившись, притвори дверь за собой плотно, занавесь окна, землю положи на алтарь, сверху брось волосы или иную вещь её. Во имя сил зла зажги две темные свечи и произнеси заклятье: Именем Духа Смерти, прерви жизнь рабы Божией Тамары, призови её к себе. Погрузи во мрак ночи ту, чей род должен прерваться сегодня.

От себя же беду отвести не забудь, поменяй свечи местами и дай им полностью прогореть. И если кто постучится в дверь твою или окно, то отпирать не вздумай. Иначе Дух Ночи унесет тебя с собой в подземное царство, где ты будешь рабом его во веки веков.

Запомнила? А то запиши, на вот тебе бумагу да ручку. Да могилку-то заранее присмотри – днём, чтоб ночью-то не плутать.

А самое глвное: делай всё одна.

А как сделаешь – рассыпь эту землю там, где супротивница твоя ходит: у порога, под столом. В ящики стола тоже можно…

Женька стояла ни жива, ни мертва: на кладбище она и днём-то при большом скоплении народа чувствовала себя хуже некуда, а уж идти туда одной ночью – ну её на хрен – эту должность…

– Ты чего, голубка, вроде сбледнула с лица-то? – ласково пропела бабушка. – Аль боишься чего?

– Нет, – замотала Женька головой. – То есть да, боюсь. Не смогу я, нет!

– Ох, ты, горюшко! – вздохнула бабушка. – И чего мне с тобой делать-то? Кого другого чё ль послать? Можа, соседа попросить – он на кладбище сторожем служит, кажную тропку знает. Так ить не пойдёт ночью-то, да ишшо задаром…

– А если не задаром? – оживилась Женька. – И вот заклятье это! Мне даже сделать-то его негде. Дома народу полно!

– Охо-хо, горе горькое! Ладно, как заметишь, что луна на убыль пошла – приходи, да приноси пять тысяч. Постараюсь я соседа уговорить. Ох, и упрямый он… Да, волосы супротивницы-то не забудь! Можешь хучь с расчёски ейной снять. Или от одёжи лоскуток отрежь.

– Ой, бабушка! Спасибо Вам! Вы даже не представляете, что для меня сделали! А что я-то Вам должна?

– Эх, девонька! Люди друг другу помогать должны! Ты вон полну сумку продуктов бабушке притащила – вот и спасибо тебе на этом. Ну, беги давай… До встречи, голубка…

* * *

Проводив гостью, баба Зина вынула из комода полотняный мешочек и вышла в огород. Там она, с трудом нагнувшись, подняла с грядки комок сухой земли, размяла в ладони и ссыпала в пустую консервную банку. Вернулась в сени, достала из кармана душегрейки ножницы и аккуратно срезала небольшой клочок шерсти со старого рыбацкого тулупа, висевшего здесь с незапамятных времён. Кинула шерсть поверх земли, подожгла и, смешав ещё тёплый пепел с землёй, аккуратно пересыпала всё это в мешочек:

− Вот тебе, голубка, и могильная земля!

* * *

– Майя Павловна!

– Тамара, да на тебе лица нет! Что, опять?

С некоторых пор медсестра начала жаловаться, что находит у себя в кабинете, причём, в самых неожиданных и неприемлемых местах: в шкафах с медикаментами и стерильным инструментарием, в ящиках стола, под порогом – рассыпанную землю…

– Смотрите! – и Тамара Алексеевна протянула заведующей сложенную вчетверо бумажку. Майя Павловна осторожно развернула тетрадный лист. Внутри белел какой-то порошок, а на листочке в клетку печатными буквами было написано: УХОДИ А ТО БУДЕТ ХУЖЕ.

– Я ведь не за себя боюсь, – шептала медсестра посиневшими губами, – а если в кухонный котёл отравы кинут?!

Майя Павловна побарабанила пальцами по полированной столешнице:

– У нас ведь у Ани Волковой дедушка служит в милиции?

– Но он, кажется, уже на пенсии…

– Тем лучше! Тамара Алексеевна, найдите, пожалуйста, мне его телефончик. И сразу предупреждаю: ни-ко-му!

* * *

Волков Виктор Васильевич, майор милиции в отставке, внимательно выслушав взволнованный рассказ женщин и осмотрев помещение, попросил предоставить ему план здания и набросал список вопросов:

− Отвечайте не торопясь. Конкретно, и только на заданные вопросы. Понимаю, что отключить эмоции – трудно. Но нужно. Насчёт порошка я договорюсь – анализ проведём в кратчайшие сроки. Да, ещё мне будет нужен список всех сотрудников.И всё же, Майя Павловна, ещё раз призываю Вас подумать и дать делу официальный ход, ведь имеет место реальная угроза здоровью и жизни детей!

− Виктор Васильевич, Вы представляете, что будет, если это дело получит огласку! Это же скандал на всю область! Ну, чисто по-человечески поймите меня тоже! – заведующая тряслась, как в лихорадке.

− Сегодня среда, − Виктор Васильевич задумался. – Вы можете закрыть детский сад на два дня? Плюс мы имеем ещё два дня выходных. Думаю, к понедельнику всё разъяснится…

− Виктор Васильевич, миленький, всё сделаем! Тамара Алексеевна, в сон-час соберём воспитателей и велим, чтоб предупредили родителей. Сейчас сообразим, какую придумать причину. Да, ещё: надо подготовить бланки справок – для предъявления по месту работы – наверняка потребуются…

− Я ухожу, встречаемся завтра после обеда, − отставной майор аккуратно упаковал записку с порошком в почтовый конверт, − подготовьте список сотрудников и ответы на вопросы.

* * *

В воскресенье вечером в кабинете заведующей сидели трое.

− Итак, в записке оказался противосудорожный препарат *****, который применяется…

− …для купирования эпилептического припадка…− чуть слышно подхватила Тамара Алексеевна.

− …и отпускается по рецептам! – Виктор Васильевич выделил эту фразу подчеркнуто громко. – И вы знаете…должны знать, − поправился он, − у кого из сотрудников может быть доступ к этим препаратам. Я жду! – он грозно навис над женщинами.

− Тамара! Что же ты молчишь? – лицо и шея заведующей пошли красными пятнами. – Ведь это же Ракитина! Сволочь! Гадина неблагодарная!

− Ракитина Евгения Васильевна, как я понимаю, коридорная няня? – кивнул Волков. − Которая имела доступ во все служебные кабинеты…

− …и которая мечтала занять должность медсестры! – припечатала Майя Павловна.

− Майечка Павловна! Простите, Бога ради! – Тамара Алексеевна, побледнев, тихо сползла со стула…

Глава 4

В понедельник утром в двери кабинета заведующей заглянула радостно-возбуждённая Женька. Она уже слышала, что Тамара Алексеевна попала в стационар и теперь, похоже, надолго:

− Вызывали, Майя Павловна? – Женькино лицо цвело улыбкой, которую она силилась, но не могла удержать.

− Проходите, гражданка Ракитина, − ответил почему-то мужской голос.

Только теперь Женька обратила внимание на человека в милицейской форме, сидевшего сбоку от входа − за открытой дверью:

− Так, может, я попозже? – её широкая улыбка застыла недвижным оскалом.

− Да мы, можно сказать, только ВАС, − он выделил это слово, − и ждали! Садитесь! Я не займу много времени. Мне даже Вашего признания не нужно: ваша записка всё сказала за вас. Вы такое слово «дактилоскопия» слышали?…

− Но там нет моих отпечатков! Их не может быть!

− Где – там? И почему не может? Потому, что вы были в перчатках? Тех самых, в которых моете туалет? Красного цвета?

− Не у меня одной такие! – вызверилась Женька.

− Это точно! Но только Вы поняли, о какой именно записке идёт речь. И только вы пользуетесь хлорамином – нянечки на группах используют современные дезинфицирующие средства в пластиковых бутылках, которые собирают с родителей. А вы довольствуетесь тем, что выписывает дошкольное учреждение – порошком хлорамина, который разводите водой. Вот этот самый хлорамин и обнаружен на ВАШЕЙ, − он выделил голосом это слово, − записке. Кроме того, только у вас есть доступ к*****, который вы приобретали в аптеке по рецепту − для собственного сына. Именно этот препарат вы постоянно держите в своей сумке – на случай приступа. В следующий раз, когда захотите кого-то попугать, рекомендую воспользоваться аспирином. Или вы настолько спешили, что думать о таких мелочах вам было просто некогда − схватили первое, что было под рукой? − Волков кивнул заведующей: − Майя Павловна, вы что-то хотели добавить?

− Мы посоветовались, − заведующая, гадливо морщась, смотрела мимо Женьки, − и решили не возбуждать уголовного дела. Ты сейчас пишешь заявление и увольняешься безо всякой отработки. Трудовую получишь прямо сейчас. И даже не пробуй устроиться на работу в Прикамске. Виктор Васильевич об этом позаботится. Вот тебе бумага и ручка…

* * *

− Виктор Васильевич! Если не секрет, − Майя Павловна кокетливо улыбнулась, − неужели экспертиза действительно всё это показала? И про то, чем пользуются нянечки на группах? У нас же времени было всего два дня?

− Видите ли, уважаемая Майя Павловна, − Волков отвечал сухо, не разделяя игривого настроения заведующей, − изучив ответы на заданные вопросы, я практически сразу понял, кто имел возможность творить все эти гадости – тут аналитические способности не нужны. В туалете для сотрудников я видел красные резиновые перчатки, соду, хозяйственное мыло и хлорамин в фабричном пакете с маркировкой. Ну, а современные дезинфицирующие средства в пластиковых бутылях я сам с определённой периодичностью сдаю воспитателям группы, куда вожу внучку. Вот уже три года. Полагаю, так делаю не только я…

* * *

− Ой, Женька! Ты чё не здороваешься? Своих узнавать перестала? Ты теперь где? Я слыхала, что ты с Пашкой развелась и из садика уволилась. Правда, что ли? − подружка Катерина настырно заглядывала Женьке в лицо.

Знает или нет? Сама ведь, зараза, подбила к бабке сходить, а теперь стоит – кривляется, типа, ничего не знает. Ну, да не на ту напала. Женька сделала равнодушное лицо и, медленно цедя слова, начала рассказывать:

− А что я в этом гадюшнике забыла? Перспектив – ноль! Так и просидишь среди бабья: ни денег, ни мужика приличного. Разве что папашка какой разведённый – алиментщик – подвернётся. А оно мне надо? Нет, я в этой дыре до конца жизни тухнуть не собираюсь…

− И чё ты делаешь? – Катька перекатила во рту жвачку.

− На курсы компьютерные хожу. Вот уже месяц.

− Дорого?

− Не дороже денег. Я ж в этом с-садике не зря говно выгребала – накопила.

− А Максик-то у тебя где?

− Ну, у Максика, так-то, папашка имеется. Да и бабка с дедом.

− Ну, и куда ты после этих курсов?

Женька глянула на подругу с неоспоримым превосходством:

− После этих курсов я – в ЕКАТЕРИНБУРГ.

Катька от неожиданности проглотила жвачку:

− А кто тебя там ждёт?

− Человек ждёт! Виталий Ерохин − единственный сын владельца крупного строительного холдинга. Мы с ним в интернете познакомились. Ты хоть знаешь, что это такое?

− Ага, мать писала, − скривилась Катюха. – И чё, ты с ним только по этому самому интернету? И это самое − тоже? – она заржала, высоко закидывая голову, как лошадь.

− Дура ты, Катька! Я скоро к нему поеду! А пока он мне денег прислал – на ноутбук, чтоб мы могли постоянно быть на связи!

− Слушай, Женька! – совершенно не обидевшись на «дуру», Катерина затараторила: − Знаешь, что у меня есть! Точно для тебя! На той неделе Тимур – постоялец мой – из Китая пригнал. Ну, челночит он, короче. Привёз партию корейских кофточек из ангоры. Просто супер: с бусинками, с ленточками. Ты к своему на свидание собираешься, так надо для первого-то раза выглядеть так, чтоб зашибись. Сама подумай: на штаны щас никто не смотрит – джинсы, они и есть джинсы. А кофту надела − считай, королева. Да у нас на рынке таких ещё и не видали! Тимур их в Перми продаёт, так бабы с руками отрывают. Это наши нищеброды всё норовят в долг да даром, а там люди денежные! А я тебе по номиналу отдам. Подруга всё же!

Если честно, Женька давно хотела такую кофту, но денег было впритык. А тут такой случай! Да и права Катька, как ни крути: на первом свидании выглядеть нужно отпадно.

− Ладно – уболтала. Пошли, хоть чаю попьём. Да поглядим, что у тебя там за кофты, − демонстрировать Катьке свой интерес не следовало, а потому Женька широко зевнула, показав, что уступает чисто по-дружески. – А Тимур этот он тебе кто: просто постоялец или как? А, может, жених? – спросила она с подначкой.

– Может, и жених, я ещё не решила – посмотрим на его поведение, – самоуверенно заявила Катерина.

* * *

− Во, гляди! – Катя, как купец на ярмарке, трясла ангорскими кофтами разнообразных фасонов и расцветок.

− Ничё, симпотные, − Женька жадно шарила глазами по сторонам, прикидывая, сколько же товару приволок Тимур.

И чё этой корове Катьке такой мужик достался: деловой, при бабках. Сам, правда, нерусский. Из себя – совсем ни о чём: в майке, в штанах спортивных, на башке – воронье гнездо. Зато пиво пьёт баночное. Вон – целый угол упаковками с пивасом занят. Да-а, в её, Женькиных, руках он бы расцвёл: она бы сделала из него человека!

− Э, подруга! – Катька была начеку, – ты давай на кофту смотри! Вот эта – сиреневая – ваще одна! Я бы точно себе оставила, но размерчик − не мой. А тебе – в самый раз.

Женька глянула и поняла: именно о такой, нежно-сиреневой, с бусинами, лентами и розочками она и мечтала! И с ценой Катюха не обманула: конечно, не за бесценок, но уступила с хорошей скидкой.

Бережно уложив обновку в сумку, Женька вынула кошелёк – рассчитываться.

− Ну, ты, мать, даёшь! Ты чё с такими деньжищами по улицам ходишь? – Катерина углядела-таки в кошельке у Женьки пачечку пятидесятидолларовых купюр, перетянутых чёрной аптечной резинкой – презент екатеринбургского кавалера.

− Да, дома не хочу держать, вдруг мать найдёт или сожитель еёшный.

− Ну, гляди: хозяин – барин…

− Ой, Кать, я забегу в тубзик на дорожку?

− Ну, ты и спросила, подруга – иди, конечно…

* * *

Катерина проводила подругу до перекрёстка:

– Ну, ладно, я побежала, – она зябко ёжилась в коротком китайском пуховичке. – Ветер вон чё задувает: не иначе, снегу к утру натащит! Ты смотри – вон там, где фонарь светит – остановка автобуса. Прямо иди – не заблудишься, – и она резво припустила в сторону дома, шаркая по подмерзшей грязи высокими резиновыми галошами, надетыми на босу ногу.

Только теперь, оставшись на тёмной улице совершенно одна, Женька поняла, что боится, спиной ощущая чьё-то незримое присутствие: тягуче скрипела незапертая калитка, хлопал на ветру оторвавшийся лист железа, из-за повалившегося забора неслись визги и пьяные голоса.

Разгулявшийся к вечеру ветер свистел в ушах, рвал с головы вязаную шапчонку. Пригнувшись пониже, Женька одной рукой придерживала капюшон куртки, а другой – крепко прижимала к груди сумку. Вот дура – надо было хоть перчатки надеть: пальцы прямо скрючило от холода…

Женька шла, осторожно ступая между луж, чутко прислушиваясь и вздрагивая от каждого резкого звука, но за воем ветра, хлеставшего в лицо колючей ледяной пылью, не расслышала быстрых шагов за спиной…

Падая лицом в грязь, она ещё пыталась как-то извернуться, но после второго удара потеряла сознание…

Глава 5

– Девушка! Девушка! – кто-то настойчиво тряс её за плечо. – Вставай – замёрзнешь! – голос был с застарелой хрипотцой, но явно женский. – Вроде не пьяная…Сколько она здесь лежит?… Может, скорую?

– Какую, нахер, скорую?… – рявкнул мужчина. – Автомат – за два квартала. Эй, ты! Вот, зараза! Люська, ну-ка поверни её лицом к свету, да придержи голову.

К этому времени ветер уже стих, земля побелела от снега, и сквозь редкие облака проглядывала ущербная луна.

Мужик на костылях, одетый в засаленный бушлат и ватные штаны, сдвинул на затылок серую армейскую ушанку, достал из-за пазухи шкалик, бережно отковырял пробку и, взболтав содержимое, с видимым удовольствием втянул запах сивухи:

– Ну-ка давай, Люсьена, на щеки ей надави…во…отлично! – тяжело опираясь на костыль, он наклонился и влил в воронку открывшихся губ изрядную порцию самогона. – Ща как новенькая будет!

И точно. Женька закашлялась, заплевала, но открыла глаза и приподнялась, опершись на локоть. Потом встала на колени и начала шарить руками вокруг.

– Ищешь чего? – с участием заглядывая ей в лицо, спросила Люська и резко отпрянула, поймав полный ненависти взгляд:

– Сумка! – просипела Женька, теряя голос. – Где моя сумка?! – она рывком, не жалея колготок, подползла к бабе и, ухватив ту за подол пальто, начала дёргать так, что посыпались пуговицы: – Воровка! Отдай! Деньги! Мои! Убью-ю-ю-ю!

Пока оторопевшая спасительница испуганно отдирала от себя цепкие пальцы, её приятель неслабо ткнул Женьку костылём в спину:

– Вон твоя сумка – бери!

Женька, так и оставшаяся стоять на четвереньках, завертела головой по сторонам, а мужик, матерками подгоняя свою подругу, резво заковылял в ближайший проулок…

* * *

Ещё какое-то время обалдевшая от холода и спиртного Женька ползала по замёрзшей грязи, ощупывая каждую кочку, каждый выступ. Но действие алкоголя быстро закончилось, и её начала бить крупная дрожь. Мысль вернуться к Катьке почему-то даже не пришла в голову. Словно на автомате, Женька, грязная, растрёпанная, в рваных колготках и с расцарапанными в кровь коленками брела домой. Она уже не чувствовала холода и почти не видела дороги: ресницы смерзлись от слез.

Наконец, знакомое крыльцо. Окна светятся. Значит, не спят. Из последних сил Женька начала всем телом биться о дверь, как вдруг сообразила, что притащилась не к матери, у которой жила после развода с Пашкой, а в дом бывшего мужа.

* * *

– Женечка! Что с тобой? – Пашка подхватил её на руки. – Мама твоя прибегала – искала! – он занёс Женьку в дом и, уложив на диван, попытался раздеть, но бывшая жена захрипела и зашлась в истерике:

– Не трожь меня! Гад! Сволочь! Всё, всё из-за тебя! Ненавижу-у-у-у-у! – она захлебнулась в рыданиях.

– А ну, замолчь! – на пороге комнаты появился Пашкин отец – Платон Данилыч Ракитин. – Замолчь, говорю! А не то – собирайся и иди, откуда пришла. Мы люди хоть и простые, но с дерьмом себя мешать не позволим. Мать, ну-ка глянь, чего это с ней, да раздень, а то, ишь, увалилась на диван в сапожищах.

Пашкина мать, Елена Павловна, засучив рукава халата, ловко стянула с Женьки куртку, попутно пощупав ей лоб и шею:

– Э, девка, да ты горячущая, как самовар! Павка, кинь куртку в прихожку, да не на вешалку – на пол грязищу такую! – и снова кивнула бывшей невестке: – Давай ногу!

Ухватив сапог за пятку, слегка потянула – сапог сидел плотно, как влитой.

– Эт чё такое? Ноги у тебя от холода распухли, что ли? – бывшая свекровь рванула, что было сил – сапог соскочил. В ноге у Женьки затукало.

– Второй давай! – Елена Пална дёрнула от души и неожиданно в обнимку с сапогом отлетела на середину комнаты: − Чтоб тебя! Бли-и-ин, локоть зашибла!

В сердцах плюнула в сторону бывшей невестки:

− У неё ещё и ноги разные! Павка, сбегай за сватьей – пусть вызывает скорую или милицию и забирает свою дефектную, куда хочет.

* * *

– Да, ночка удалась! – Платон Данилыч ладонями потёр лицо. – Ладно, хоть завтра суббота – отоспимся. Ну, что, мать, давай по рюмочке, а то не уснём! Пашка, тащи рюмашки из серванта. И графинчик прихвати с кедровой. А ты, мать, сальца организуй, грибочков, капустки с огурчиками. Чай, не алкаши – без закуски пить…

С удовольствием окинув взором стол, главным украшением которого был породистый хрустальный графинчик с такими же рюмками, при взгляде на который можно было понять, что когда-то семейство Ракитиных знавало и лучшие времена, Платон Данилыч разлил собственноручно изготовленный и настоянный на кедровых орешках самогон:

– Ну, что? За избавление от этой напасти! – одним глотком опрокинул рюмку в горло и закусил ароматным рыжичком, предварительно сдобрив его лучком и сметанкой. – Я вот только, сынок, одного не понял: в чём это ты перед женой своей бывшей виноват-то? Ну, что ненавидит она тебя – это понятно! Не о том она мечтала: ещё с зелёных соплей о царевиче-королевиче грезила! Но ведь не силой же она за тебя пошла! Или мы с матерью чего не знаем? – Платон Данилыч налил по второй и жестом предложил сыну выпить.

Пашка, в душе которого уже давно накипело и наболело, проглотил шестидесятиградусный самогон, как воду, и рассказал всё: как любил Женьку с самого детского сада, как верным пажом таскал за ней портфель в школе, как следом за любимой отправился в Пермь, как отвалил ведьме бешеные тысячи за приворотное зелье…

– Так я не понял, – отец сочно захрустел квашеной капустой, – ты ей, что ли, рассказал про этот приворот?

– Да что ты, пап, как можно?..

– Да, Пашка, – расчувствовался отец. – Вот я все эти годы думал, в кого ты у нас такой дурной?! А теперь точно вижу: в мамашку свою! Подумай сам: как Женька может ненавидеть тебя за то, чего не знает? – Ракитин-старший опрокинул ещё одну рюмочку. – Ну да разберёмся, и беду эту поправим, и мозги тебе на место поставим: как приворотила, так и отворотит! Клин клином вышибают – не нами придумано! Где, говоришь, живёт твоя ведьма?.. Послезавтра смотаемся в Пермь. А теперь – всем спать!

* * *

Ноябрь 2006 года, Пермь.

В воскресенье Платон Данилыч и Пашка стояли перед огороженной стоянкой для машин – с будочкой и шлагбаумом – всё, как положено! Только торчащие местами голые кусты акации подтверждали, что это – то самое место.

Попросив у охранника стоянки прикурить и угостив его сигаретой, Платон Данилыч спросил:

– Слушай, а тут, вроде, дом стоял? Небольшой такой…

– Ну, ты вспомнил, – охранник закашлялся и сплюнул в сторону. – Тут уж года два, как эта стоянка. Раньше-то я эту стройку сторожил, потом сюда перешел. А дом тут, верно – стоял. Только он давно расселённый был: не жил там никто…