Читать книгу: «Бой не вечен», страница 3

Мария с интересом посмотрела на разгоряченного Ираклия.

– А ты, оказывается, славянофил, господин полковник.

– Не отрицаю, – огрызнулся Федотов, остывая. – Только с небольшим уточнением: я не националист и к другим народам отношусь нормально. – Он вдруг усмехнулся. – Однажды прочитал в «Известиях» статью некоего инженера из Москвы Георгия Кузнецова, так даже морду хотел ему набить. Во, и фамилию запомнил! Этот говнюк, извиняюсь, на полном серьезе утверждал, что… подожди-ка, вспомню формулировку… а, вот: «Давайте перестанем наконец лицемерить и назовем вещи своими именами: антисемитизм, презрение к нацменам и шовинизм присущи подавляющей части русского народа». И далее: «Именно там, в народе, они сохраняются на биологическом уровне». Каково?!

– Да, дрянь человек, – согласилась Мария. – Жаль, что такие письма печатают «Известия». Не разгоняйся, сейчас поворачивать будем.

Через минуту свернули в узкую улочку и вскоре подъехали к трехэтажному особняку с коричневыми зеркальными стеклами, возле которого располагалась хорошо оборудованная охраняемая стоянка. Над центральным входом в здание с высоким каменным крыльцом висела сияющая огнями вывеска: «Клуб «Дионис». Чуть ниже, рядом с дверью, красовалась медная табличка: «Дионис-клуб. Вход только по членским карточкам».

Ираклий поставил машину между «шестисотым» «Мерседесом» и «БМВ» последней модели, помог Марии выйти. Он уже заметил входящую в клуб пару: седого элегантного мужчину в прекрасном костюме и молодую девушку в роскошном вечернем платье с накинутым на плечи боа. Костюм мужчины состоял из черного пиджака с атласными отворотами, белого пикейного жилета и черных брюк, в боковые швы которых были вшиты сатиновые ленты. Кроме того, у этого завсегдатая клуба был белый галстук-бабочка, а из нагрудного кармашка торчал уголок белого носового платка. Туфли у него были черные, лакированные, в руках он нес белые перчатки.

Ираклий невольно покосился на свои туфли. Его костюм был неплох, но рядом с фраком этого господина не смотрелся.

Мария поняла настроение спутника, спрятала улыбку.

– Все в порядке, полковник, ты выглядишь не менее элегантно, чем тот фраконосец.

– Меня все равно не пропустят…

– Положись на меня.

К удивлению Федотова, швейцар – безукоризненно одетый вежливый молодой человек – пропустил их в клуб без единого вопроса. Впечатление было такое, будто их здесь давно знали и ждали, в то время как Ираклий был уверен, что и Мария появляется здесь нечасто. Что и подтвердилось вскоре, когда метрдотель – такой же молодой и прекрасно одетый, как и швейцар, усадил их в уголке ресторана клуба. На вопрос Ираклия, бывала ли она в клубе, Мария беспечно ответила:

– Всего второй раз.

Уточнять, с кем она была в «Дионис-клубе» в первый раз, Ираклий не стал и начал осматриваться, пока Мария изучала роскошный бювар меню.

Зал ресторана был небольшим, всего на десять столиков, каждый из которых прятался за красивыми декоративными решетками, увитыми плющом и лианами. Но в зале тем не менее существовал небольшой подиум эстрады, и в настоящий момент на нем находилась какая-то молодая певица с музыкальной группой, исторгавшей мрачное электронное звучание, в которое вплетался великолепный – на четыре октавы! – голос певицы, исполнявшей тягостную песню, чуть ли не плач.

Видимо, чувства Ираклия отразились на его лице, потому что Мария, мельком глянув на эстраду, проговорила:

– Это Рада и ее группа «Рада и терновник». Стоит тебе захотеть, и они перестанут тянуть этот фолк-мотив, перейдут на более веселый репертуар. Или вообще перестанут петь.

Ираклий качнул головой, с любопытством посмотрел на женщину.

– Пусть поют. А ты что же, можешь заставить их не петь? Или просто попросишь уйти?

– Можно и попросить, – сверкнула взглядом Мария. – Что будешь пить?

– То же, что и ты.

– Тогда сначала брют, для аппетита, потом «Шато-Бриан». Закуски будешь выбирать?

– На твое усмотрение. Добавь только тарталетки с паштетом и грибной жульен.

Мария сделала заказ, и они сдвинули бокалы с шампанским.

– За тебя, – сказал Ираклий.

– За наших друзей, которых с нами нет, – сказала Мария, и он почувствовал укол ревности. Егор Крутов незримо присутствовал рядом, где бы ни находился в данный момент.

Рада перестала петь, зазвучала тянучая томная мелодия, в центре зала появилась танцующая пара.

К столику Федотова и Марии подошел довольно упитанный молодой человек в темно-бордовом смокинге. Рубашка на нем была белая, с рюшами, измазанными помадой, сюртук и черный жилет расстегнуты, бархатный черный галстук-бабочка съехал, и было видно, что толстяк изрядно навеселе.

– Разрешите пригласить вас на танец, – обратился он к Марии, не обращая внимания на ее соседа.

– Молодой человек, – не выдержал Ираклий, – вам не кажется, что следует просить разрешения не у дамы, а у ее кавалера?

Заплывшие глазки посетителя клуба переместились на Федотова, но не задержались на нем, скользнули обратно.

– Пошли, потанцуем, мадмуазель.

Ираклий встал, особым образом взялся за локоть парня и повел его, удивленно пискнувшего, попытавшегося сопротивляться, через зал, остановился, когда к ним подскочили два молодых человека весьма специфичной наружности, в которых легко можно было угадать телохранителей. Один из них сунул руку подмышку, второй схватил Ираклия за плечо и, охнув, отступил, держа парализованную руку другой рукой.

– Не трогай пушечку, – проникновенно сказал Ираклий второму атлету, – тебе же дороже обойдется. Забирай своего босса. Нехорошо к чужим дамам приставать.

Ираклий передал обмякшего толстяка в руки телохранителя, и тот повел своего босса к столику, где сидели двое наблюдавших за происходящим пожилых мужчин и средних лет женщина.

– Напрасно вы с ним сцепились, – раздался над ухом Федотова чей-то невыразительный голос. – Это сын Плевина.

Ираклий оглянулся. Рядом стоял официант.

– Кто такой Плевин?

Официант удивленно вскинул брови.

– Гаврила Рафкатович – президент клуба, Вадим – его сын.

– Пусть научится вежливости, – равнодушным тоном сказал Ираклий и вернулся за столик.

– Без драки нельзя было обойтись? – прищурилась Мария.

Ираклий пожал плечами.

– Хамов надо осаживать наглядным физическим образом, а не уговорами.

– Ты еще не понял, что любое насилие бесперспективно? В том числе и применяемое во благо?

– Ситуации бывают разные, – возразил Ираклий. – Убийцу ты не остановишь словом или взглядом.

– Я – остановлю. Но об этом мы еще поговорим. Ты хорошо знаешь приемы рукопашного боя, а что тебя подвигло заняться боевыми искусствами? Когда ты начал заниматься борьбой?

Ираклий вспомнил, как он, будучи в возрасте пятнадцати лет, возвращался с тренировки домой, усталый, но уверенный в своем превосходстве и никого поэтому не боявшийся, и на глухой и довольно темной улице к нему подошли трое ребят года на три-четыре старше. Пока он рассматривал их, самый здоровый из тройки внезапно схватил Ираклия за отвороты куртки и въехал ему головой в лицо, едва не сломав нос. Затем толкнул его на стену дома, так что Федотов крепко врезался затылком, подскочил и еще несколько раз ударил кулаком в живот. Затем подключились двое его корешей, Ираклий упал и, пропустив несколько ударов ногами, потерял сознание.

Именно после этого случая он и начал искать более действенные системы боя, перепробовав многие восточные стили, местные алтайские, самбо, тайский бокс, пока не остановился на тибетской лунг-гом; отец в те времена много ездил по свету, беря с собой сына, а в Южном Китае прожил несколько лет.

– В общем, заниматься борьбой я начал с малолетства, но серьезно – лет в пятнадцать.

– Какую школу закончил?

– Да чуть ли не все наиболее известные, пока не понял, что все это – дзэнблудизм, как выражается Серега Корнеев. Ни одна школа, ни один монастырь не дают знание жизни и реального боя. Все они основаны на традиционной стандартной подготовке, которая требует весьма длительного обучения, в то время как существующие современные центры спецподготовки дают тот же результат, но в гораздо более сжатые сроки.

– Но ведь ты занимаешься по своей методике…

– Лунг-гом не моя методика, это система психофизического совершенствования, передаваемая тибетскими монахами из поколения в поколение. Мне ее преподавал один тибетский монах-отшельник, а ему – его дед, и так далее в глубь веков. Лунг-гому более пяти тысяч лет.

– В таком случае ее исток – русская жива.

– Может быть. Не знаю, – сказал Ираклий, не желая возражать. – Егор показывал мне кое-какие приемы, они действительно близки к тем, что учил я. – Ты ничего не слышал о Братстве Черного Лотоса?

Ираклий задумался, сделал глоток шампанского, ощущая лопающиеся на языке пузырьки.

– Это связано с буддизмом? С кришнаитами?

– Ни с тем ни с другими. В Нижнем появился храм Черного Лотоса, и я подозреваю, что инициатор строительства храма – наш бывший общий враг.

– Легион? Ему-то зачем понадобилось строить храмы, связываться с чужой религией?

– Никто и не говорит, что этот храм связан с религиозным служением. Скорее всего это центр подготовки легионеров, причем официально узаконенный.

– Могу выяснить.

– Не надо… пока. Жди, когда тебя позовут, и поменьше устраивай драк и показательных демонстраций своих возможностей.

Ираклий покраснел, отвернулся, переживая приступ легкой обиды.

– Я и так живу почти что по библейским заповедям, разве что не подставляю вторую щеку. Причем живу с ожиданием чего-то. Знать бы, когда это ожидание закончится. Да что мы все обо мне и обо мне? У тебя-то как дела? Решила вопрос с работой?

– Я теперь учитель истории в старших классах нижегородского колледжа «Ломоносовский». Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

– В каком смысле?

– Ты о мобильных отрядах общественной организации «Слово и дело» слышал?

– Я и о самой организации ничего не слышал. Чем она занимается?

– Блюстители нравственности, – усмехнулась Мария. – Сначала они действовали только в Москве, теперь и в других городах появились, в том числе у нас.

– И как же они ее блюдут, нравственность?

– Врываются в школы, гимназии, где преподают гигиену в период полового созревания, вообще где имеется половое воспитание, и грозят перебить учителей «за разврат», а школы закрыть или поджечь. Их заявление можно прочитать в некоторых газетах националистического толка: «Православные! Если вы стали свидетелями надругательства над православными святынями, если в школах появляются проповедники разврата со своим половым просвещением – немедленно сообщайте нам! Группа быстрого реагирования «Слово и дело» выедет по указанному адресу…» Так они побывали и в нашем колледже. Ворвались в класс впятером, начали материться, выталкивать учительницу, а когда присутствовавший на уроке преподаватель истории вмешался, его ударили, сломали нос… Таким образом я и попала в колледж, заняла его место.

– Круто! – покачал головой Ираклий. – Ребята не понимают, что дискредитируют процесс десексуализации школы. Я недавно слышал по телику выступление детского психолога, она нарисовала совершенно жуткую картину.

– К сожалению, это объективная реальность. Обрати внимание на рекламу на улицах и в транспорте, не говоря уже о газетах, журналах и телевидении, все они пропитаны эротикой и порнографией. Я в колледже проработала всего месяц и то заметила, как непомерно много места в программе занимают разговоры с детьми о безопасном сексе. А семиклассникам даже раздают презервативы! И все это в рамках проекта «Половое воспитание российских школьников».

– Убивать надо! – пробормотал Ираклий, смущенный неожиданно возникшей темой. – Того, кто все это внедряет.

– Тогда начинать надо с Фонда народонаселения ООН, который финансирует проект, и с нашей доморощенной Ассоциации планирования семьи. Идет хорошо продуманная насильственная сексуализация страны, особенно детского пространства, и с этим, несомненно, нужно бороться. Только иными методами, нежели предлагают молодцы из «Слова и дела».

Ираклий покатал по столу шарик из салфетки.

– Я вдруг подумал… а не связан ли этот проект с тем проектом, что разрабатывал наш знакомец Бессараб из Легиона?

– Напрямую, – тихо проговорила Мария, но так, что у Федотова побежали мурашки по спине. – Но это не тема для беседы в ресторане. Угроза традиционным российским семейным ценностям существует, это факт.

Помолчали, ковыряясь вилками в тарелках. Потом Ираклий поднял взгляд.

– Извини, что я так грубо… с этим Плевиным… не подумал о последствиях. Ты ведь могла инцидента и не допустить? Почему не остановила? Проверяла меня?

Мария улыбнулась.

– Ты догадлив, полковник. Тебе пора учиться бесконтактному воздействию на окружающих. Научишься, тоже Витязем станешь.

– Как Егор?

Мария прищурилась, заглядывая в глаза Ираклия, и тот пожалел, что упомянул имя Крутова.

– Егор Лукич сам еще не вполне созрел для деятельности Витязя. Кстати, я чую, что ему нужна помощь.

– Могу к нему съездить.

– Я сама поеду. Давай потанцуем?

Они вышли к танцующим парам в центре зала, Мария закинула руки за шею Ираклия, прижалась к нему, и голова бывшего полковника закружилась от запаха ее духов и близости тела. Поискав глазами младшего Плевина с его телохранителями, он увидел их мирно пьющих в окружении роскошных девиц и успокоился. Не испортило настроения даже заявление Марии, что она собирается навестить Крутова. Егор был далеко, в Брянских лесах, а Мария была рядом, в его объятиях, и думать больше ни о чем не хотелось…

Поздно вечером Ираклий возвратился домой, все еще ощущая на губах прощальный поцелуй Марии, пьяный не от вина, а от ощущения обещания, которое ему подарила женщина. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что, время излечивало все раны, и шансы стать необходимым этой удивительной женщине-берегине, владеющей колдовскими приемами, уже перестали казаться нулевыми. Во всяком случае, Ираклий верил, что все изменится, иначе Мария не приглашала бы его в Нижний Новгород.

Дома он принял душ, разделся, собираясь ложиться спать, и услышал телефонный мяв.

Звонил Корнеев:

– Салют, командир. Извини, что поздно, до тебя не так-то просто дозвониться. Целых три часа набираю номер.

– Я был в ресторане.

– Поздравляю. С кем, если не секрет?

– С Марией, конечно.

– Еще раз поздравляю. Передавай ей привет. А звоню я с просьбой: не смог бы ты выяснить, есть ли у вас в Нижнем храмы Черного Лотоса и чем они занимаются?

Ираклий хмыкнул, вспомнив вопрос Марии о Братстве Черного Лотоса.

– По крайней мере, один храм имеется, Мария о нем только что упоминала. По ее впечатлениям это не храм вовсе, а база подготовки боевиков Легиона.

– Уточни, пожалуйста, и сразу сообщи, это очень важно.

– Для кого? Для твоих церковных начальников?

– Для всех нас. Звони, в скором времени встретимся, я собираюсь посетить кое-какие города Центральной России, заеду и к тебе. Чао.

В трубке раздался скрип отключаемого скремблера и гудки отбоя. Подержав трубку возле уха, Ираклий медленно положил ее на рычаг.

Переславль-Залесский
ВОРОБЬЕВ

Переславль-Залесский был одним из старейших русских городов, основанным в 1152 году еще Юрием Долгоруким. Построенный как твердыня, защищавшая Ростово-Суздальские земли, он вскоре стал центром самостоятельного удельного княжества. В Переславле родился Александр Невский, откуда он отправился с дружиной защищать Русь от немецких крестоносцев. В начале же XIV века, когда началось второе возвышение Москвы, Переславль-Залесский, разоренный в результате междуусобных княжеских свар, первым присоединился к ней. А в конце XVII века Плещеево озеро, на берегу которого расположился Переславль, стало колыбелью русского флота.

В советские времена город превратился в промышленный центр, затем во время «капиталистической перестройки» увял, как и все небольшие русские городки, однако менее красивым не стал. Это был город монастырей, соборов, церквей, часовен и колоколен. Семья Воробьевых посетила только два монастыря – Горицкий и Никитский, но этого хватило, чтобы проникнуться духом древней русской истории и почувствовать святость этих мест.

Двухкомнатная квартира в Переславле принадлежала родственникам Панкрата по отцовской линии, жила в ней одна бабушка Уля, которая с превеликой радостью приняла внучатого племянника с семьей и с удовольствием начала ухаживать за детьми. Антона отдавать в садик она не захотела, что в общем-то отвечало желаниям Лиды и упрощало самому Панкрату заботы о детях. Настю в школу и из школы он отводил и забирал, не доверяя этот процесс никому.

В начале декабря Лида устроилась работать оператором очистных сооружений Переславля-Залесского и быстро завоевала уважение сослуживцев своей исполнительностью и готовностью помочь любому словом и делом. К тому же она не чуралась черновой работы и поддержала инициативу начальника очистных сооружений развести на опытном участке эйхорнию – уникальное тропическое растение, способное очистить загрязненную любыми стоками воду. Панкрат знал об этом по ее рассказам и жену хвалил, хотя понятия не имел, что такое эйхорния и как она выглядит.

Сам он искал себе работу дольше, пока не остановился на местном рыбзаводе с экзотичным для старинного русского городка названием «Анчоус», где требовался начальник охраны. Удостоверение бывшего офицера ГРУ оказалось достаточной рекомендацией для директора «Анчоуса» Валентина Асламова, который взял Воробьева без лишних расспросов и проволочек. Асламов был молод и честолюбив, завод принял в состоянии стагнации и развала и, начав структурную перестройку предприятия в надежде на прибыль, справедливо полагал, что заводу потребуется современная система охраны.

– Планируйте только реальные сроки и цели, – сказал он Панкрату после того, как тот вышел на работу в качестве новоиспеченного начальника охраны. – Не перекладывайте свои заботы на плечи подчиненных и никогда не беритесь за выполнение сложных дел в конце рабочего дня.

Воробьев промолчал.

Директор, невысокий, светловолосый, с живым энергичным лицом, целеустремленный, как и все бизнесмены нового времени, улыбнулся.

– Вы не слишком разговорчивы, Панкрат… э-э, Кондратович, хотя в моих устах это похвала. Я понимаю, что вы человек опытный, битый, однако охрана завода имеет специфику, и вы должны ее знать. Поэтому я рекомендую встретиться с одним из ветеранов этой службы, проработавшим в данной области около пятнадцати лет. Это даст вам необходимую ориентацию.

– Кто он? Бывший работник завода?

– Нет, – с прежней улыбкой качнул головой Асламов, – он бывший работник Федерального управления охраны, занимался проблемами защиты особо важных персон, потом его ушли на пенсию, и теперь он дачник. Зовут его Михаилом Васильевичем Погребко, вот его телефон.

Панкрат позвонил бывшему федералу-охраннику в тот же день, представился, и они встретились в кафе «Соловей» на Советской улице, славившемся тишиной и патриархальным уютом.

Погребко Михаил Васильевич выглядел интеллигентом средних лет, носил бородку и очки в металлической оправе. О его возрасте говорила лишь сеточка морщин под глазами и сухие, с рисунком вен, руки. Сначала он говорил мало, присматриваясь к собеседнику, но рюмка водки сделала свое дело, глаза бывшего ветерана охранной спецслужбы повеселели, и он не без юмора поделился секретами работы личной охраны президента, к которой имел отношение, и принципами деятельности охранных подразделений, занимающихся обеспечением безопасности всякого рода важных объектов.

– Учти, майор, – перешел на «ты» Михаил Васильевич, – почти во всех случаях нападений на клиента первым стреляют в телохранителя, поэтому, чтобы выжить, тебе придется использовать мозги гораздо чаще, чем оружие или защитную тактику.

– Да я не собираюсь работать телохранителем, – осторожно сказал озадаченный вступлением Панкрат. – Мне поручили охрану рыбзавода…

– Слушай и мотай на ус, в жизни потом пригодится. Рыбзавод – тот же клиент, только неподвижный, но защищать его надо практически так же, как живого человека. Хорошее планирование и организация наблюдения помогут тебе справиться с половиной проблем, а бдительность, решительность и умелое прогнозирование утечек – с оставшейся половиной. Даже если ты считаешь себя настоящим суперменом, умение стрелять, владение рукопашкой и хорошие рефлексы едва ли пригодятся в твоей деятельности. Хотя если ты всем этим владеешь, тебе цены не будет, понял?

Панкрат кивнул, вспоминая Егора Крутова и подумав при этом, что настоящие супермены, профессионалы, как Егор, платят за свое суперменство чересур большую цену.

– А наезжать будут все, кому станет невыгодна твоя инциатива, от бандитов до милиции и местных чиновников, пользующихся своими каналами добычи икры и свежей рыбки…

Бывший спец ФУО оказался прав. Уже через два месяца после вступления Воробьева в должность и организации им компьютеризированной линии охраны стали проявляться первые признаки недовольства его работой, и первыми инициаторами конфликтов оказались именно чиновники местных органов власти – администрации города и Законодательного собрания.

Сначала при попытке пронести через проходную три килограмма икры в пластиковом пакете был задержан водитель «Мерседеса» главы администрации Переславля Сенчукова, пригрозивший пожаловаться боссу за экспроприацию. И он-таки действительно пожаловался, потому что уже через два часа Воробьева вызвал Асламов и сказал с неизменной полуулыбкой:

– Телега на вас пришла, Панкрат Кондратович, мэр звонил, жаловался на «хамские» действия ваших церберов.

– Этого следовало ожидать, – пробурчал Панкрат. – Раньше-то все эти деятели, наверное, проходили на завод запросто, как к себе домой.

– Продолжайте в том же духе, но все в рамках закона, и мы останемся чистыми.

Однако оставаться чистыми становилось с каждым днем все труднее. Чиновники не хотели мириться с потерей дармового «подсобного хозяйства», каковым считали рыбзавод на берегу Плещеева озера, и начали обхаживать нового начальника охраны, пока дело не дошло до угроз.

Вторым задержали на многострадальной проходной депутата городской Думы Фрумкина, который спокойно выносил в портфеле десять банок черной икры. Реакция председателя собрания последовала незамедлительно: он назвал этот акт провокацией и потребовал от Асламова разобраться с охраной завода, а начальника сменить. Затем начали задерживать не только любителей поживиться на халяву, но и воров, пытавшихся проникнуть на территорию завода, а также работников предприятия, в былые времена свободно проносивших рыбу через проходную или же сквозь дыры в заборе. Ограждение к этому моменту уже отремонтировали, Панкрат расчистил коридоры вдоль забора и установил электромагнитные датчики, срабатывающие при появлении людей.

Вот тут уж переполох в стане «расхитителей социалистической собственности» поднялся изрядный. Завод перестал быть кормушкой для воров, спекулянтов, высокопоставленных лиц и других любителей поживиться за чужой счет. Панкрату стали звонить, угрожать, на территории завода к нему несколько раз подходили старые работники и советовали не закручивать гайки, а за территорией пытались «поговорить» по-другому, то есть попросту говоря – избить или покалечить. Правда, все эти попытки заканчивались одинаково, нападавшие не представляли себе, с кем имеют дело, и действовали по давно разработанной схеме, просто и нагло, надеясь напугать клиента напором и силой.

Девятого апреля, в пятницу, Панкрат заехал на своем белом «Судзуки-Витара», который оставил ему «в наследство» Ираклий Федотов, в автосервис на Протечной улице, чтобы сменить зимнюю резину на летнюю, только собрался вылезти из кабины, как вдруг к машине подскочил какой-то молодой парень с длинными волосами и, показав длинный нож, даже не нож – тесак, прошипел:

– Убирайся отсюда, охранник хренов! Здесь тебя обслуживать больше не будут.

Панкрат внимательно глянул на испитое лицо парня и вспомнил: длинноволосый входил в свиту заместителя мэра города по строительству и присутствовал при задержании охраной рыбзавода всей делегации, выносившей в портфелях все ту же икру. Скандал тогда получился большой, и разъяренный зам главы администрации унижения наверняка не простил.

– А это еще кто с тобой? – посмотрел Панкрат за спину длинноволосого.

Тот оглянулся и через две секунды лежал лицом вниз на асфальте с вывернутой рукой.

К Панкрату бросился еще один мужчина, средних лет, в дорогом костюме, судя по всему приятель длинноволосого, но Воробьев вытянул в его сторону отнятый у парня тесак и проникновенно сказал:

– Я тебя умоляю, любезный! Не поднимай шум, тебе же дороже обойдется. Забирай своего кадета и убирайся отсюда.

Мужчина остановился, прикидывая свои возможности, нагнулся к поверженному спутнику и помог ему подняться. Уходя, длинноволосый оглянулся и процедил сквозь зубы:

– Я тебе это припомню, паскуда! Если сам не уедешь из города, мы тебе…

Панкрат шагнул к нему, и пара поспешила испариться со стоянки на «сотой» «Ауди». Работники автосервиса, наблюдавшие за происходящим, бросились к машине Воробьева и быстро привели ее в порядок, проявив к водителю подобающее случаю уважение.

А на следующий день произошло еще одно событие, заставившее Панкрата задуматься не столько о своей собственной безопасности, сколько о безопасности семьи. Еще свежи были в памяти все перипетии с освобождением детей из рук похитителей-легионеров на острове Городомля под Осташковом.

По заданию Лиды Панкрат поехал по магазинам города, чтобы купить пару небольших деревянных табуретов для детей и книжную полку, остановился у первого же мебельного магазина недалеко от бывшего Гостиного двора, а когда вышел с полкой в руках – увидел, как присевший возле его джипа мальчишка лет четырнадцати пытается проколоть шины гвоздем.

Неподалеку стояли двое парней, наблюдая за его «работой», но оценивать их бездействие Панкрату было некогда, он метнулся к джипу и, присев за спиной мальчишки, самозабвенно трудившимся над дыркой в мощном колесе «Судзуки», участливо спросил:

– Что, не получается?

Мальчишка дернулся, оглянулся, глаза его расширились, он попытался проскользнуть мимо Панкрата, но был пойман за ухо и заныл:

– Дяденька, я не хотел, отпусти, меня попросили…

Панкрат отобрал гвоздь, заточенный, как шило, покачал головой.

– Ничего себе зубочистка! Кто тебя попросил?

– Эй, козел, отпусти пацана, – раздался сзади угрожающе-злобный голос. – Чего к детям пристаешь?

Панкрат оглянулся, не выпуская ухо малолетнего хулигана.

Он знал, что сейчас по городу распространилась мода протыкать колеса «крутых» и не очень автомобилей, а потом требовать у их владельцев дополнительную плату «за охрану», однако здесь явно был не тот случай.

К нему подходили те самые молодые люди, которые до этого спокойно наблюдали за «творческой» деятельностью прокалывающего колесо мальчишки. Панкрат встряхнул хулигана за шиворот:

– Они тебя просили?

– Ой!.. пусти!.. ой, больно!.. они это…

– Беги и больше не делай этого, даже если тебе хорошо заплатят. Я человек добрый, а найдется такой, что все кости переломает.

– Эй, тебе говорят, рыбозащитник!

Панкрат отпустил мальца, юркнувшего в подворотню, прищурился, разглядывая подходивших здоровяков, абсолютно точно знавших, кто он такой, судя по реплике, и одновременно фиксируя боковым зрением передвижение еще одной пары мужчин, постарше возрастом, посолиднее и получше одетых. Он уже понял, что «наехали» на него не простые «урки», а «шестерки» каких-то влиятельных господ, недовольных положением на рыбзаводе. И еще одного человека заметил Панкрат, с интересом следившего за развитием событий: высокого монаха в черной рясе с бляхой на груди.

– Привет, бандиты, – сказал Панкрат с издевкой. – Что же вы сами-то колеса боитесь протыкать, мальцов посылаете? Блюстителей порядка из себя корчите?

– Ах ты, сучий потрох!.. – начал было один из приблизившихся здоровяков.

Второй остановил его, достал из кармана малинового цвета книжечку с тисненым двуглавым орлом.

– Прошу пройти с нами, гражданин.

– Ух ты, как страшно! – усмехнулся Панкрат. – А ключи от квартиры, где деньги лежат, вам не нужны? Или ваши аппетиты распространяются дальше – до территории рыбзавода?

– Дай я его сделаю, Мавр! – взвился первый.

Второй, чернявый, смуглый, чем-то действительно напоминающий Отелло, помахал своим удостоверением.

– Не усугубляйте свое положение, гражданин. Вы подозреваетесь в угоне джипа марки «Судзуки-Витара». Пройдемте в отделение.

– Чтоб тебя!.. – изумился Панкрат, поглядывая одним глазом на подходивших мужчин другой пары и уже понимая, что они ждут начала потасовки, чтобы зафиксировать «нападение на блюстителей порядка при исполнении ими служебных обязанностей». – А ордер на задержание у вас есть?

Парни переглянулись.

– Будет.

– Вот когда будет, тогда и пройдем в ваше отделение, а пока адью. – Панкрат сел в кабину. – Кстати, вожу я этот аппарат по доверенности, которую не раз предъявлял инспекторам. Заодно хочу предупредить: если кто-нибудь невзначай проколет шины джипа, первыми я буду подозревать вас.

– И что будет? – поинтересовался здоровяк с удостоверением сотрудника милиции.

– Кости поломаю, – дружески улыбнулся Панкрат. – Ей-богу, делать это я умею. – Он тронул машину с места и остановил, заметив жест одного из мужчин второй пары, мордатого, с отвисшими щеками и водянистыми глазками неопределенного цвета.

– Жалуются на тебя, Воробьев, – сказал мордатый, подойдя ближе. – Не можешь ты работать с людями.

– А ты кто будешь, любезный? – в том же тоне полюбопытствовал Панкрат.

– Я начальник УВД города подполковник Скворешня.

– И кто же тебе сообщил, что я не умею работать с людями?

– Слухами земля полнится. Да ты не скалься, как параша, директор рыбзавода тебя не защитит, если что.

– Так бы сразу и сказал, – хмыкнул Панкрат, – что тебе нужен прямой доступ к черной и красной икорке, а я – что кость в горле, не так ли?

– Рискуешь крупно, – покачал головой мордатый начальник УВД. – Не брались за тебя еще по-настоящему.

– А ты возьмись. – Панкрат сдал чуть назад, чтобы развернуться. – Может, что и выйдет. Только и я ведь в долгу не останусь, господин подполковник.

– Ну, смотри…

– Да уж посмотрю. – Панкрат резко взял влево, заставляя всю четверку представителей местной власти отскочить прямо в лужу перед магазином, и поехал по своим делам, сопровождаемый внимательным взглядом монаха.

Однако уговорами давление на него не ограничилось. В дело вступили бандиты, чьи интересы также ущемил Воробьев своей бдительностью и неподкупностью.

Семья Воробьевых не любила традиционных развлечений: посиделок в барах и ресторанах, толкотни дискотек и хождений по театрам, – все ее желания были направлены на воспитание детей, а отдыхать они предпочитали на природе, изредка позволяя себе водить детей в цирк или в зоопарк. В воскресенье одиннадцатого апреля они так и сделали: взяли детей и поехали в городской зоопарк, посмотреть на медведей, волков, лис и на единственное экзотическое животное, достопримечательность зоопарка – бегемота Мотю. Особенно любил наблюдать за Мотей Антон, которого поразила «каменная» туша с огромной пастью.