Читать книгу: «Компромисс», страница 8

Проводы любви

И в жилке – кровь колёсам в такт

От убегающих перронов -

Любовь уходит… просто так

Из сердца до смерти влюблённых

Андрей Пшенко

Как часто приходится основательно перекраивать принципы видения мира, переоценивать ценности, исходя из накопленного жизненного опыта, меняться самому, перелезать через некие собственноручно выстроенные заборы, чтобы не просто существовать, а снова научиться наслаждаться каждым прожитым мгновением, радоваться солнцу. Именно так размышляла симпатичная сероглазая шатенка, Селена, в который раз уже попавшая в сложную ситуацию по собственной глупости.

Отчего так тяжело переступать через привычное, через самого себя?

Мир опять предал печальную девушку и медленно умирал вместе с ней, распространяя вокруг леденящее дыхание страдания, не позволяя согреться, хотя бы для того, чтобы снова начать рассуждать здраво.

Никто не мог понять, что и почему с ней происходит. Милое некогда существо стало нелюдимым и грустным, не позволяя никому приблизиться на расстояние вытянутой руки.

Чувства давно и прочно застыли, вымерзли, осыпавшись внутри безразличного ко всему тела волглыми снежинками, покрыв сосуды и нервы плотным слоем леденящего наста, перекрывающего доступ к питающим сосудам и артериям.

Положительные эмоции Селена с некоторых пор закрыла в подвалах души, не выпуская наружу.

Вот уже больше полугода не случалось в жизни ни одного проблеска даже самой скромной порции теплоты извне.

Селена видит вокруг лишь серую непроглядную пелену, даже в те дни, когда небо становится прозрачным. Темнота и мрак поселились в её ранимой душе в тот самый день, когда…

Начиная по инерции каждое следующее утро с мысли, что всё напрасно, что был светлый отрезок судьбы до него, точнее с ним, потом небо обвалилось нескончаемым беспощадным снегопадом, засыпав окружающее пространство, заполнило мир холодом, непроглядной темнотой и сгущающимся мраком.

Девушка запретила себе вспоминать, как и почему это произошло, просто вычеркнула из жизни несколько дней жизни, прервала принудительно естественный ход событий, превратив окружающую действительность в ледяную пустыню.

После неожиданного крушения смысла жить, она хотела освободить мир от своего неуместного присутствия, но испугалась, проявила непростительную слабость, предала себя.

С Андреем она была счастлива. Даже когда любимого не было рядом, чувствовала тепло и нежность лишь оттого, что знала о его существовании.

Юноша всегда был с ней.

Стоило только закрыть глаза и позвать, как он откликался, согревая любовью и нежностью.

Селена любила беседовать с любимым мысленно долгими ночами, записывала выдуманные диалоги в дневники, которых за два года накопилась целая стопка.

Повествования на бумаге складывались с необыкновенной лёгкостью. Андрей заполнял собой всё обозримое жизненное пространство.

Писать, разговаривать, слушать и чувствовать, зная о том, что он где-то рядом, было легко и приятно.

Теперь же события происходили как бы сами по себе, почти не задевая сознание, не трогая душу. Не стало смысла смеяться или плакать. Темп и течение жизни невозможно стало осознать, осмыслить.

Действия на работе и дома выполнялись в автоматическом режиме, лишь затем, чтобы никто не мог упрекнуть её в невменяемости.

Время из друга превратилось в противника, заставляя заполнять себя пустотой.

Иногда приходилось сбегать от людей, от необходимости что-то предпринимать, во внутреннюю иммиграцию, забираться в тёмные глубины еле живого сознания, где нечем дышать, где начинало обволакивать чем-то липким.

В такие минуты сердце останавливалось, или напротив, начинало колотиться в бешеном ритме, заставляя страдать от ощущения невыносимой тревоги.

Селена перестала воспринимать самостоятельно ход времени, жила исключительно по будильнику. Оно, то останавливалось, то начинало двигаться скачками. Тогда возникало желание перехитрить его, укрыться в темноте и безмолвии.

Желание освободиться от серой непроглядной мглы, от сугробов, засыпавших всё вокруг, настигало вдруг, и так же неожиданно исчезало. Жизнь перестала приносить удовлетворение, воспринималась как насилие.

Неужели никогда она не сумеет избавиться от этого гнетущего состояния!

Неожиданно вспомнилось, что когда-то она умела не только грустить и ненавидеть, но и любить.

Мысль о том, что во всём виноват он, Андрей, пронзила мозг, вызвав острую боль в области солнечного сплетения, когда она была за рулём.

Селена надавила на газ, машина взревела, словно спортивный болид на старте. Путь от работы до дома показался ей одним мгновением.

Поднявшись в квартиру, девушка не раздеваясь забежала в спальню, вывалила из письменного стола все до единого дневники, стопки бумажных листов, исписанных ровными строчками.

Всё о нём.

Селена давно запретила себе это читать, потому, что каждая фраза рождала шквал противоречивых эмоций, заставляя страдать и ненавидеть, чего позволять себе было нельзя.

Мысли о нём вызывали неконтролируемую депрессию, нервные спазмы, заставляя молить пустоту о наступлении смерти.

Предотвращать эти болезненные состояния, избегать крайних, невыносимо губительных для себя последствий, Селена так и не научилась.

Любое воспоминание об Андрее приводило к меланхолии, вызывало апатию, бессонницу, рождало мысли о никчёмности жизни вообще. Или напротив, порождало агрессию, когда она была способна разбивать посуду, резать на части любимые вещи, до которых Андрей когда-то дотрагивался. Подаренные им безделушки, сохранившие против воли память о нём – живое тепло, родные запахи, звуки, даже ощущение присутствия, теперь казались источником зла.

Селена свалила записи в кучу, посреди кухни, прямо на полу, и подожгла, дрожа всем телом в непонятной торжествующей лихорадке. В глазах мелькали языки пламени, уничтожающие милые сердцу страницы, приносящие отчего-то вместо радости боль. Её полностью захватил непонятной природы азарт, некий экстаз, очищающий сознание.

Девушка плясала вокруг горящих бумаг, не замечая, что огонь перекинулся на стол, что следом загорелась скатерть, от неё воспламенились шторы.

Прозрение, осознание безумности происходящего, пришло внезапно.

Селена открыла кран, схватила кастрюлю, принялась заливать занявшийся не на шутку пожар.

Это удалось ценой немалых усилий.

Чад и смрад в кухне вернули к действительности.

Слёзы бессилия застилали глаза, лёгкие запирало едкими удушливыми испарениями.

Девушка задыхалась, сидя на полу в грязной луже, но не могла сосредоточиться настолько, чтобы окончательно прийти в себя.

Нужно было открыть окно, прибраться, выбросить сгоревшие тряпки и бумаги.

Для этого не хватало сил. И желания.

Селена бездумно смотрела на чёрные от копоти руки, размазывала эту адскую смесь по лицу и одежде, не испытывая иных чувств, кроме ощущения бездны, в которую провалилась по собственному желанию.

Её душа летела куда-то вниз, кувыркаясь, натыкаясь на некие препятствия, соприкосновение с которыми было болезненным.

Мозг высверливала лишь одна мысль, – это всё, всё, Андрея больше нет в её жизни! Только что сгорели остатки памяти. Можно подвести черту и начать жить сначала: научиться смеяться, радоваться, любить.

Последнее слово вызвало внутри бурю негодования. Пока неосознанного, но откуда-то уже всплывал вопрос – почему человек, которого давно нет рядом, столько времени безраздельно властвовал над ней?

Девушка схватила недогоревшие дневники, пыталась прочесть то, что сохранилось, но страницы рассыпались, превращаясь в грязь, которая тут же расплывалась в луже.

Селена почувствовала, что замёрзла.

Её знобило, зубы начали выбивать дробь, горло болело от рыданий.

Мокрая, несчастная, грязная, она собрала остатки сознания, начала прибираться, скользя по мокрому полу, выложенному керамической плиткой. Несколько раз девушка больно упала.

Слёз больше не было. Они закончились.

Ужасно захотелось спать.

Всё же Селена нашла в себе силы – прибралась, вымыла, вычистила всё, насколько это было возможно, выбросила сгоревшие вещи.

Потом тщательно обошла квартиру, собрала подарки и вещи, всё, что могло напомнить про Андрея, и вынесла на помойку.

Девушка с удивлением отметила, что ей даже не захотелось прощаться с памятью о человеке, столько времени державшим её душу в тисках беспросветной мглы.

Андрея просто не стало.

Было бы слишком просто, имея возможность такой ценой избавиться от любовной паранойи.

Время от времени он возвращался, снова лишая сил, вызывая тревогу, заставлял страдать.

Вот и сейчас случилось подобное воскрешение.

Впереди Селена увидела автомобильную пробку, как раз в то время, когда призрак некогда любимого человека злорадно выедал её изнутри.

Девушка молила Андрея уйти.

Он не унимался, напоминая про слишком сильные эмоции, заставляющие сердце работать в аварийном режиме.

Некоторое время Селена сопротивлялась мороку. Потом на неё накатила волна беспричинной агрессии.

Она лихо повернула влево, пересекла поперёк три ряда сигналящих автомобилей, бесстрашно подрезая и оттесняя их, выехала через две сплошные на встречную полосу, развернувшись перед очумевшими от такой наглости водителями в обратном направлении, и понеслась, сама не понимая, куда и зачем, набирая и набирая скорость.

Один из водителей, которого Селена едва не протаранила, был её собрат по несчастью, некий Игорь Леонидович Пашин, так же страдающий от нераздёлённой любви, от внезапного, необъяснимого предательства.

Он сам не понял, почему поехал за красной иномаркой, в которой сидела девушка без лица.

Игорь ясно видел, что она не в себе, что желание испариться, исчезнуть, повелевает её сознанием, если таковое сейчас присутствует внутри её тела.

Что руководило его действиями, он сам не мог понять. Просто показалось, что лишь он один в целом мире может изменить судьбу этой взбалмошной, но притягивающей непонятно чем, словно под действием гипноза, женщине.

На самом деле Игорь торопился. У него была назначена деловая встреча, которую мужчина считал весьма важной.

И всё же он счёл более необходимым остановить неистовое движение женщины, которая реально желала, если не смерти, то забвения. Что-то притягивало к ней, словно магнитом.

По природе своей мужчина был интроверт, в жизни всегда руководствовался интуицией, которая подводила редко, старался не задавать лишних вопросов своему внутреннему дирижёру и цензору.

Предчувствие чего-то важного, внезапное озарение, возможно инстинкт. Кто бы мог знать, что или кто внутри нас принимает самые ответственные решения.

Несколько виртуозных маневров позволили мужчине обогнать безумную леди, замедлить движение её автомобиля, заставить переместиться в правый ряд, затем на обочину.

Селена выскочила из машины, злая как фурия, имея единственное желание – размазать этого наглеца по асфальту.

Игорь улыбнулся, предъявил её вниманию раскрытые ладони.

– Вы просто прелесть, милая леди. Я бы хотел с вами познакомиться. Можно?

– Не думаю, что это хорошая идея. Мне сейчас не до вас. Прощайте, если больше нет ко мне претензий. Да, я понимаю, что вела себя беспардонно. Извините. Настроение, знаете ли, такое. Накатило внезапно.

– Я даже могу угадать причину. Хотите?

– Нисколечко. И нечего тут ухмыляться. Вы мне совсем не нравитесь.

– Понимаю. Неразделённая любовь, бессонные ночи, невыносимые страдание, желание перестать быть. Я прав?

– Не лезьте не в своё дело! Я предельно счастлива. Если бы не вы…

– То, возможно, вы встретились бы уже с фонарным столбом или въехали кому-нибудь в зад. Давайте, не будем говорить ни о чём плохом. Поставим машины на платную парковку и устроим совместные проводы любви.

– Как, и у вас, тоже…. вы меня не дурите! Это называется пикап, так ведь: быстрый съём девицы лёгкого поведения на одно постельное представление. Мужчина, вы ошиблись адресом.

– Я не страдаю от недостатка секса, не ищу добычу. Просто есть желание облегчить душу, только и всего. Вы… вызываете доверие, даже больше – интерес. Знаете, у мужчин такое случается. Меня зовут Игорь.

В это время зазвонил телефон. Мужчина извинился и ответил.

– К сожалению, я не смогу с вами сегодня встретиться. Непредвиденные обстоятельства. Условия сделки мы обсудим позднее. Я с вами обязательно свяжусь. Следующая встреча и связанные с ней издержки буду моей личной проблемой. Извините.

– Могли бы не извиняться. Всё уже сказано, выяснено. Мы не подходим друг другу, это очевидно.

– Что-то подсказывает мне, что это совсем не так. Давайте всё же гульнём. Расходы беру на себя. Как мне вас называть, милая леди?

Право налево

А счастье пролетает как болид,

Дробясь о ссоры, «правильные» фразы…

Любовь – она как родинка – болит,

Чернеет и пускает метастазы…

Алексей Порошин

Лёшкина жена – такая прелесть. Роста невысокого, стройная, фигуристая!

Представьте себе Дюймовочку с весьма выпуклыми формами, вьющимися пепельного цвета волосами почти до пояса, натуральными, между прочим; тёмно-серыми глазищами размером с чайные блюдца, влажными губами-вишенками и очаровательной улыбкой.

Посмотрит в вашу сторону – слюнки текут.

Так у неё ещё и характер… не девчоночка – подарок судьбы!

Друзья завидуют, прохожие вслед оглядываются. Да она и сама от себя без ума.

Однажды, умора… ладно, сейчас не об этом хочу рассказать. Так, к слову пришлось.

Так вот, проблемка у неё была, или странность. Короче, повод поржать.

Карина абсолютно не различала, где лево, где право. Лёшка даже шутил по этому поводу, что у неё ещё с детства появилось право налево.

Да, вот… дошутился, короче.

Но я с самого начала расскажу, по порядку, чтобы самому не запутаться.

Сам Лёшкаа объяснял, что это у Каринки оттого, что в зеркало часто смотрится. Сами можете попробовать через зеркало свои действия скоординировать. У Лёшки на этот счёт стройная теория имелась, и система обучения правильному взгляду на вещи, с ориентированием на местности для любимой в придачу.

Увы, на Карину комплексная образовательная методика не возымела действия – всё равно путала стороны. Правда, лично её это нисколько не смущало, – хорошенькие девушки имеют право быть загадочными, – отшучивалась она.

Машину, однако, Лёшка учил жену водить, иначе было нельзя. Она ведь по профессии дизайнер интерьеров. Работа всё больше на выездах. Не правда ли – странный выбор вида деятельности для человека, который видит мир несколько искажённым, или вообще перевёрнутым.

Лёха её отговаривал садиться за руль, но Карина – дама упёртая, последовательная, к тому же, работу свою не просто любит – обожает.

Инструктор по вождению в автошколе после двух неудачных занятий отказался наотрез её обучать. Сами понимаете – у девочки от вопиющей несправедливости случилась истерика.

Дело чуть не до развода дошло, хотя, если разобраться – Лёха-то причём, если она неспособна правильно и своевременно выполнять обучающие команды?

Взялся сам тренировать жену водить автомобиль на ровном пустыре за городом. Там места много, врезаться вроде не во что, а ориентиры всё же есть, только до них ещё добраться нужно.

Нарезал Лёшка флажков, штырей из толстой проволоки, обозначил учебную трассу.

Сначала репетировали дома. Три ошибки – поцелуй, пять – секс. Понятное дело – в качестве наказания Карина сверху. За десять ошибок…

Это он мне потом рассказал, когда они всё же расстались. Опять я лошадь вперёд телеги пустил.

Язык мой – враг мой. Сказано же – по порядку.

Хоть и большой пустырь, превратить машину в хлам Каринка всё же умудрилась. Использовала в полной мере “право налево”.

Понятное дело, Лёхе тогда не до смеха было. Машина-то не игрушечная. Денег стоит немалых. На ремонт кучу денег потратить придётся, а новую покупать не на что.

Как бы там не было, права жена получила, но водить немного позднее наотрез отказалась – не справилась с ощущением опасности, по служебным делам на такси начала добираться. Посчитала, что так будет быстрее и дешевле.

Удивительное дело: мы никак не могли понять, как она совмещает такой дефект восприятия с пространственным и художественным мышлением дизайнера. Согласитесь, это же парадокс. Но за просто так денег не платят, значит, специалист она неплохой, если не успевает с заказа на заказ прыгать.

Недаром говорят, любая женщина – загадка.

После института Карина поменяла больше десятка работодателей. Ей патологически не везло на руководителей: постоянно случались инциденты по поводу её странностей. Но, всё когда-то кончается.

Полоса невезения довольно резко вильнула в сторону, а Карина по природной склонности путать направление, по инерции шарахнулась сосем не в ту сторону, куда указывали инструкции, что по непонятной причине сыграло в её пользу.

Последнее, совершенно случайное место работы, неожиданно сделало её необычайно счастливой.

Лёшка нарадоваться не мог. Мало того, что Каринка стала прилично зарабатывать, её было не узнать внешне. Обольстительница, просто нимфа. Девочка стала так круто одеваться и выглядеть!

Она и до того смущала наши умы и воображение своим обаянием, а теперь поднялась на недосягаемую высоту.

Карина каждый день меняла платья и юбки, чем восхищала и расстраивала одновременно наших любимых женщин, которые вслед за ней требовали срочно купить шемиз, беби долл, чарльстон, тунику или вообще чего-то невообразимое, но где взять столько деньжищ?

Теперь она носила модельные туфельки и умопомрачительные чулки, сочетающиеся с фасоном одежды, цветом волос и ещё с миллионом мелочей, которым прежде не придавала значения. А аромат! Это вообще отдельная песня.

Её присутствие окружал волнующий флёр возбуждающих запахов, которые заставляли мозг присутствующих сосредоточиться исключительно на привлекательности Карины, и её неоспоримых достоинствах.

Глядя на воздушные одежды и стройные ножки в ажурных чулочках, казалось, что сейчас Кариночка взмахнёт крылышками и полетит.

Лёшке в принципе нравилось, что на жену заглядываются. Он млел от неотразимости личной богини и гордо задирал нос.

Накануне памятного дня, когда произошла трагедия Кариночка с вечера готовилась к встрече с каким-то весьма важным клиентом – денежным тузом с очень дорогими запросами. Она долго  скрупулёзно подбирала наряд, никак не могла найти удовлетворительное сочетание всего – от лака на ногтях до украшения ушек.

Крутящаяся у огромного зеркала в рост жена была соблазнительно сладкой. На супружеское ложе были накиданы десятки платьев и шарфиков, на трюмо в беспорядке лежали все её украшения.

Прелестница скользила по дизайнерскому коврику в умопомрачительном нижнем белье, настолько сексуальном и манящем, что у Лёшки закружилась от неодолимого желания немедленной близости голова.

Девочка принимала кокетливые позы, примеряла кораллы, янтари и жемчуга, напрягала славный животик, вытягивала лебяжью шейку, взвешивала в ладошках упругие мячики грудей, грациозно отклячивала шикарную, просто умопомрачительной формы и упругости попку.

Долго смотреть на праздник неукротимой женственности было попросту невозможно. Лёшка едва не рычал.

В голову лезли постыдные, требующие немедленной реализации мысли. Ему грезилось такое…

Особенно он возбудился, когда жёнушка накрасила губки нежно-персиковой помадой и блеском. Выдержать этот возмутительно порочный разврат он не мог.

Ещё немного и его ранимая психика могла сорваться в штопор.

Ну, обнял, погладил, поцеловал в шею, пропустил меж ног ладонь, он часто так делал. Кто бы смог удержаться, когда перед тобой все прелести мира в концентрированном виде в дразнилки играют!

Карина весьма агрессивно отреагировала на обыкновенную мужскую шалость: разревелась, убежала, закрылась в ванной.

Спали они в ту злополучную ночь в разных комнатах.

Понять её странную реакцию на вполне оправданное супружеское вожделение… на обычное, понятное желание счастливо женатого мужчины обладать любимой женщиной, самой-самой соблазнительной, самой прекрасной, и вообще самой, это же, как ни крути – нор-маль-но!

Чего в этом неправильного, чего обидного-то?

Половина ночи без сна: рукоблудие, опухшие яички, застой крови в тазу. Мысли… мысли тоже опухли.

Запредельный по ширине и объёму диапазон навязчивых, по большей части абсурдных дум растворял и высверливал мозг, прекращая его, то в кисель, то в мягкое мороженое.

Где-то внутри, где должна обитать душа, крутилась знакомая мелодия и строки песни – “ Утомлённое солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась, что нет любви”.

– Как это нет, – мысленно возмущался, негодовал Лёшка, – у кого это нет! Да я её… да я без неё… к чёрту всё! Извиниться нужно и все дела. Проснусь, приготовлю её любимый кофе, сырники со сметаной, поцелую…

– Но ведь по сути это не я, это она… она должна извиняться. Что это было, как назвать безрассудно отчаянный демарш! Что Каринка пыталась донести до меня таким экстравагантным способом, что, не понимаю!

“Мне немного взгрустнулось. Без тоски, без печали в этот час прозвучали слова твои…”– крутились в голове обрывки всё той же песни о безысходности отношений, в которых женщина всегда сверху.

Вспомнилось неожиданно, как познакомился с Кариной, как почувствовал, что влюблён в неё, по уши влюблён, но очень долго не мог в этом признаться, как неловко целовался с ней в тёмном подъезде с закрытыми глазами, хотя там и без того ничего не было видно, как…

Нахлынувшие переживания стёрли без следа обиду и негодование. Лёха почувствовал необычайный душевный подъём, даже благодарность к своей милой девочке, трепетную нежность, которую невозможно вот так запросто размазать по холсту судьбы.

– Да мои, мои нежные слова ей сейчас нужны, необходимы. Немедленно пойду и скажу, что люблю, что только она одна смысл моей жизни. Или всё же это нужно только мне, а ей без разницы! Чего это Карина гоняет меня, как нашкодившего кота? Что-то не припомню, чтобы прежде с ней такое случалось.

И всё же, и всё же… кто-то же должен сделать первый шаг к примирению.

Непривычно-полынный привкус мыслей утомил, измучил. Лёха сам не понял, как заснул.

Разбудил его густой аромат только что смолотых кофейных зёрен, запах сырников.

Лёшка не успел раскрыть глаза, даже не захотел этого делать, потому, что уловил свежее дыхание жены, тепло её влажных губ и нежное, но безмерно приятное прикосновение.

– Извини, любимый, – ласково прошептала Карина, – сама не понимаю, что на меня нашло. Мне самой отчего-то не хочется идти именно на эти переговоры. Но придётся. Шеф сказал, если упущу этого жирного клиента – не видать мне выгодных заказов как собственных ушей.

Лёшка не дослушал, чего там говорил какой-то шеф. Он рывком подмял жену под себя, задрал нереально эротичную ночнушку и…

Не остывшее окончательно после сна ароматное, духовитое, не испорченное ещё шампунем и мылом тело, такое сдобное, такое родное, до боли знакомое каждой волосинкой и родинкой, любезно ответило взаимностью.

Супруги сплелись в извивающийся клубок как роящиеся пчёлы, оба сладкие и лакомые, как первый, долгожданный после зимы майский мёд.

Разбухшая мякоть раскрытых сот хлюпала и булькала, дрожащие от напряжения тела изгибались, корчились, сотрясались от восхитительных непристойно-бесстыдных судорог.

Карина затрепетала в Лёшкиных руках, закричала, когда наполнилась до краёв медовым соком его благодарности.

Рой распался. Супруги отвалились друг от друга, остывая от страсти.

– Сырники, кофе, переговоры, шеф… о, божечки, ты опять всё испортил Лёша!

Лёшка недоумевал.

Запыхавшаяся, раздражённая Карина металась по квартире, чего-то роняла, швыряла, яростно хлопала дверцами и ящиками шкафов.

Кое-как удалось договориться с женой, чтобы позвонила сразу после переговоров. Лёша обещал заехать за ней, чтобы вместе отправиться на дачу.

Эту поездку они намечали довольно давно. Был повод: три года со дня помолвки.

По этому случаю сосед, Пётр Вениаминович, должен был заготовить баранину, его жена Дарья Константиновна, обещала нарвать охапки ярких цветов, собрать по такому случаю овощи и ягоды. Вино было куплено заранее.

Неизвестно, о чём думала Карина, а Лёшка предвкушал удивительный по эмоциональному напряжению романтический праздник, плавно перетекающий в нескончаемую ночь самой страстной, на которую они способны, любви.

Следующий день тоже обещал список приятных сюрпризов, отредактированных до мелочей.

Любимая попыталась успокоиться, выполнила несколько расслабляющих упражнений по системе йогов, пару стимулирующих, отвлекающих психику от негативных эмоций дыхательных комплексов.

Всё это она делала перед зеркалом в соблазнительном, ничего не скрывающем, предельно эротичном нижнем белье, в возбуждающих воображение и похоть каких-то немыслимых чулках, с тщательно уложенной уже причёской, в почти законченном макияже.

Лёха поплыл, едва сдерживаясь, чтобы не нарваться на неприятности повторно. Всё-таки Каринка прелесть, не любить её невозможно.

Потом она набросила полупрозрачное, волнующе-воздушное платьице беби долл салатного оттенка, сквозь которое были видны ажурные трусики и бюстгальтер, соблазнительные, похожие на развратные подвязки, резинки чулок.

Лёхе померещилось, что этот наряд не скрывает, а открывает буквально всё, включая  возбуждённые соски, даже лобок.

Эта открытость, если не сказать больше – демонстрация, слегка смутила, но Кариночка в любом виде хороша.

Супруга придирчиво исследовала собственное отражение. Судя по выражению лица, она была почти довольна.

Покрутившись, жена снова засуетилась, принялась махать руками, как это делают женщины, пытаясь быстрее высушить лак на ногтях, закусывала губы, нервно дула на непослушные локоны.

– Вот так всегда, – с досадой в голосе заключила она, – сначала кладём асфальт, потом проводим коммуникации.

– Не понял…

– Ещё бы. Не с твоими мозгами, милый, осмыслить то, чего я натворила. Я, между прочим, даже не ужинала, а сейчас завтракать пора. Красивые женщины тоже иногда хотят кушать. Помоги снять платье.

– Да не лезь грязными руками, вымой сначала! Быстрее, я опаздываю.

– Не рви так! Пуговки сзади. Осторожнее, так, так, так… что же ты такой неуклюжий. Дай бутерброд, в руку дай! Аккуратнее. Постели шёлковое покрывало. Ничего не умеешь. Вот так. Ну, слава богу, справился.

– Кофе налей, открой сгущёнку. В розетку, в розетку положи, добавь малинового варенья, размешай. Вечно учить тебя приходится. Два, мне ровно два сырника. Стул убери, стоя есть буду. М-м-м! Вкуснотища-то!

И, о, ужас, жирная липкая капля сгущёнки с вареньем срывается с кусочка сырника, падает на правый, да, точно, на правый чулок, прямо на резинку в виде подвязки.

Из глаз Карины брызнули слёзы. Она тут же принялась дуть в попытке их высушить, вращая руками как лопастями вентилятора.

Тщетно – тушь потекла.

Лёха схватился за салфетку, начал промокать пятно, за что заработал звонкую пощёчину. Мебели в просторной кухне почти не было – акустика замечательная. Звук шлепка показался взрывом.

Несмотря на обиду, Лёшка продолжил удалять липкое пятно – начал его слизывать. Результат превзошёл ожидание: пятно увеличилось вдвое, нет – втрое.

Кариночка затопала ножками, закричала, как раненый зверь.

– Ты сорвал мне переговоры, понимаешь, ты… меня… у-нич-то-жил!

– Причём здесь я, любимая, это форс-мажор, неожиданная случайность. Надень другие чулки, вон у тебя их сколько. И вообще… кто там, под платьем… кто чего-то разглядеть может!

– Ты хоть понимаешь, о чём говоришь, – зловеще, сквозь слёзы произнесла супруга, – тогда мне придётся менять всё. И бельё, и украшения, и платье. Понимаешь, всё! У меня на это нет ни сил, ни времени. Оставь, оставь как есть, сама разберусь. Чёрт-чёрт-чёрт! Помоги же надеть платье. Нет, оставь. Сначала поправлю макияж. Всё, я погибла!

Лёха посмотрел на будильник. Полтора часа. С той минуты, как они отдышались от любовного марафона, прошло долгих девяносто пять минут.

Дальше были лихорадочные сборы на пределе нервного напряжения, испепеляющие взгляды, змеиное шипение, отстраняющие и запрещающие жесты.

Двадцать минут. Ни  одного  слова.

Лёшка подвёз жену к отелю с пафосным названием “Парадиз”. Она выскочила из машины, застучала по асфальту каблучками и скрылась за прозрачными дверьми высотой с двухэтажный дом, предупредительно открытыми перед ней вышколенным швейцаром в ливрее.

Позвонила Карина через четыре часа. Видно переговоры были весьма сложными.

Вопреки ожиданиям, утомлённой супруга не выглядела. Напротив, у неё было игривое настроение, что было неплохим предзнаменованием.

От вида и запаха жены у Лёхи вновь закружилась голова. Она была очаровательна, бесподобна. Как же ему повезло.

Переговоры закончились, подумал Лёшка, значит можно слегка пошалить.

Отъехав от отеля на приличное расстояние он свернул на обочину, облапил Карину, впился в её вишнёвые губы сочным поцелуем, уверенно задрал подол очаровательного платьица беби долл, в котором жена выглядела маленькой кокетливой малышкой, почти ребёнком. Как же она хороша!

Карина не сопротивлялась.

Лёшка мельком скользнул взглядом по чулку жены от коленки и выше. Он был предельно возбуждён, готов взорваться в любую минуту.

– Нет, только не здесь. У нас сегодня праздник. Пусть Кариночка почувствует себя драгоценностью, именинницей. Никаких отступлений от плана. Всё по порядку. Она хороша, утерпеть сложно, но необходимо. Успокаиваюсь, прихожу в себя, включаю левый поворотник…

Его взгляд недоумённо скосился на резинку чулка, на котором чётко был виден след от сгущёнки с вареньем. Он ещё ничего не понял, а подсознание уже знало, что именно привлекло его внимание.

– Левый-правый. Правый… точно, правый. Пятно было на правом чулке. Карина сидит справа от меня. Справа-справа-справа… сидит. Ну да, ножка-то левая, а чулок правый. Годовщина. Три года любви. Отпраздновали, твою мать! Чёрт, что со мной, о чём я сейчас подумал! О чулке, точно, о правом чулке в сгущёнке с вареньем, который почему-то оказался слева. Бред! Не может этого быть!

У Лёшки выступила испарина, задрожали руки, сердце замерло, пропустило несколько ударов и ухнуло так, что заложило уши.

– Карина всегда путает право и лево. Право налево… путает. С кем путает, зачем путает, почему пу-та-ет!

– С кем, Карина!

– Что, с кем?

– Вот сейчас, только что, в этом самом “Парадизе” с кем ты мне изменила?

– Кто, я!?

– Да, любимая, именно ты. Извини, мы никуда не едем. Прости, но тебе придётся выйти, мне нужно подумать, прийти в себя. Отель недалеко. Любовник, скорее всего ещё там. Три года любви. И давно ты так со мной! Впрочем, какая теперь разница. Я думал, у нас будут дети, а у нас ничего, ничего больше не будет.

“Утомлённое солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась, что нет любви.

Мне немного взгрустнулось, без тоски, без печали. В этот час прозвучали слова твои.