Читать книгу: «Реверсия», страница 5

Вот она цепочка развития событий! Хотел забыть Маргариту и не думать о последствиях связи с ней. Стали восстанавливаться детали упрочнения близких отношений с Лидой. Странным казался факт, что он не увидел ничего общего между простоватой женщиной в сарае и вновь объявившейся светской дамой. Что значит окружающая обстановка! Полюбопытствовал о ее интересах.

– Наконец-то догадались спросить, – рассмеялась она. – Я уж думала, чем-то не угодила, как женщина ничего собой не представляю.

Оказалось, является медработницей. Грамотно говорила о своих достоинствах: Я пишу стихи, играю на гитаре, неплохая хозяйка. Хочу иметь близкие отношения с интересным мужчиной. Единственное условие – чтобы вы любили детей. Звучало многообещающе. И это владелица сарая и огорода – в придачу!? Поговорили пару раз по телефону, третьего раза не получилось.

– Чего по телефону-то трепаться, давайте встретимся!

Фраза прозвучала в требовательной форме, и он пригласил Лиду к себе. Накануне встречи запасся бутылкой коньяка, купил сладости. Приготовления к общению с женщинами становились регулярными, а значит – привычными, не отличались оригинальностью. Не испытывал праздничного ожидания, как происходило с Маргаритой, но встречу запомнил до мельчайших деталей.

…Воскресенье. Робкий звонок. Он открывает дверь. На площадке сутулится хрупкая фигурка в изрядно поношенной цигейковой шубке. Огромная лисья шапка, темные очки в голубой оправе, ярко крашенные тонкие губы. Жалостливость и покорность. В голове не укладывается, что в сарае он познакомился именно с ней, и по телефону звучал ее грубовато-требовательный голос. Он в смятении спешит изобразить приглашающий жест.

– Вы простите, я маленько приболел. – Она вопрошающе поднимает взгляд, и он поясняет: – Простуда. Так, ерунда.

Лида прошла вслед за ним в комнату, осмотрелась, заметно просветлела. Отказалась от помощи, сама сняла шубку и шапку, скромно присела на край дивана, распахнула на него большие серые глаза, с большим усилием подавляя волнение. Слабое беззащитное создание? Во всяком случае, ее поведение выглядело естественным. И он попал под влияние свежего восприятия такой переменчивой женщины, показавшейся в первый раз беззастенчивой в достижении цели. Она ему приглянулась, потому что он всегда мечтал о маленьком хрупком создании, нуждающемся в защите. От нее веяло женским обаянием. Странно, что он сразу не обратил внимание на ее исключительность. Показалась легкомысленной и очень доступной девицей, неразборчивой в постельных радостях.

Чтобы смягчить встречу, он сразу схватился за спасительный коньяк. После двух рюмок они зачирикали без устали, готовые вспорхнуть на ветку клена перед окном и тут же свить гнездышко. Наконец-то он осознал ее имя. Лида, Лидочка… Она встала перед ним, вытянула руки по швам, продекламировала стихотворение, а точнее – поэму о любви к мужчине, после чего ухватилась за гитару, тут же отложила ее в сторону.

– Я хочу выпить с вами на брудершафт, – без тени смущения заявила она, опускаясь перед ним на колени.

То, что они пили и целовались, казалось значительным. Так просачивался воскресный день. А потом…

– Я устала, – обронила она совсем домашним голосом, в изнеможении повалилась на диван, прикрыла рукой глаза.

Он принял молчаливое приглашение, кое-как справился с узелками и застежками на ее одежде, обнял и почувствовал ответную реакцию. Она неприятно обескураживала своей податливостью. То, что в прохудившемся сарае казалось естественным приложением к бутылке водки, теперь наводило на грустные размышления. Все-таки он успокаивал себя мысленно: Да, она искушенная женщина, благодаря природному уму и сексуальному опыту с единственным мужчиной – своим бывшим мужем. Теперь закономерно прилагает все усилия, чтобы завоевать именно Кота как более достойного для нее партнера. В ее естественных инстинктах нет ничего плохого и не говорит о ее распущенности.

Все же доводы выглядели хилыми, и он никак не мог отделаться от желания быстрее встать под очистительный душ. В спасительном стремлении приложил немало терпения, чтобы в безобидной форме выпроводить ее. Оказалось не так просто. Она не только самозабвенно отдавалась, но и сама получала кайф, а дома ее ждали маленькие детки. Дети!? Может, для них Лида так старалась, что вспотела.

Она растворилась в вечерних сумерках, а он метался по комнате в поисках приемлемого выхода из сложившихся отношений. Ладно, нечаянная близость в сарае, но будущая связь представлялась нереальной, лишенной психологической основательности, неудачной шуткой – наконец. И потом – ее переменчивость. Она легко подстраивается под его настроение, не давая повода для сомнений или противодействий. Ее самоотдача подкрепляется душевностью, не требующей вознаграждения. Тогда в чем сомнения и где повод для расставания? От непривычных переживаний Кот утомился, прилег на диван. Кот? Но и во сне его не покидало беспокойство. Предчувствие?

Отношения продолжали укрепляться помимо его воли. Следующее утро началось под впечатлением прожитого дня. Только позавтракал – звонок в квартиру. Открыл дверь, увидел ее.

– Ты один?

– Я всегда один.

– Пригласишь?

– Конечно, милая!

Для него слово милая имеет особое значение. Такую особенность она поймет много позже, а пока стыдливо улыбалась. Стыдливо… О, коварство! Он принял все за чистую монету. Обласкал Лидочку, приготовил второй завтрак из своего фирменного блюда с жареным цыпленком. А поскольку близость уже состоялась, то новый день явился всего лишь переходом от общего к частному, то есть общение имело личностный характер.

Так он узнал, что она живет с детьми и мужем, с которым развелась, но никак не может разъехаться. Сегодня дети у бабушки, а бывший муж поджидает ее дома, но это его проблемы. Теперь-то она спокойна: нашла себе защитника и замену первому мужу. Она уверена в своих силах и своем будущем, все точно рассчитала, ему не придется за нее краснеть.

Он с удивлением смотрел в ее разгоревшиеся глаза и молча кивал головой. На мгновение ее восторженная речь прервалась, краска смущения залила лицо.

– Наверное, я говорю глупости? Прости, пожалуйста. Прости!

Он был не прочь полюбить молодую даму, старался понять ее и не безуспешно, но искал для ответных чувств веские основания. Дети не могли стать помехой. Тем более, двое мальчишек – Сергунька и Женечка. Она и фотографии показала. Очень милые. Но Лида не знала о существовании Любы Зуевой, присутствие которой он чувствовал с недавних пор. Независимость, как и перспективные планы целеустремленной женщины, обретали иллюзорные очертания. Не поэтому ли он бежал от Любы, что не мог противостоять ее обаянию и сексапильности. С Лидой проще, ее он не боится.

Словесные откровения сделали секс еще привлекательней. Для ее хрупкости выносливость казалась удивительной. Таким образом проходил день – в постельных усладах, обогащенных отдельными восклицаниями, пением под гитару и мечтами о перспективах их отношений. К вечеру ее силы истощились, она стала задыхаться, метаться в постели, в носу открылось кровотечение.

– Зажги свечу, дай мне! – повелительно воскликнула она, отрешенно глядя в потолок.

Кот изучал ее с любопытством и долей иронии. Ее изобретательность в получении сексуального наслаждения забавляла его, не оставляла места для серьезных намерений. И какая может быть серьезность, если мысленно она ушла от него, витала в своих личных ощущениях, ловила нюансы с помощью свечи.

Застывшие капли парафина оставались на лобке, пупке, между маленькими упругими грудями. И ее порочный взгляд… Лучше бы ему не видеть бездушной бездны, состоящей из одних физиологических потребностей. И все рассуждения о стихах и музыке выглядели бутафорной раскраской для привлечения самца. Точно, как в случае с Маргаритой.

– Знаешь, почему я пришла… ведь ты не приглашал. Ты показался мне большим еще тогда, в сарае. – Она широко распахнула глаза с черной бездной. – Мне было больно, но я мазохистка. Мне приятна боль, связанная с сексом.

– И ты молчала?

– Мне понравилось, и после ночных размышлений я решила повторить опыт. Ведь сексом могут быть определены наши дальнейшие отношения. Теперь успокоилась. Правда! Мы сможем заниматься любовью… Я глупая, да? Ты прости! – Она просунула руку под его рубаху и нежно поглаживала грудь.

Время шло, двор скрылся во мраке, затих город. Лидочка не спешила уходить. Возможно, она мечтала о заманчивом предложении, а в его воображении складывалась не очень блестящая перспектива оказаться заложником нечаянно оброненного слова. Как-то легко она проникала в его душевное состояние, тем самым лишив сил сопротивляться.

– У тебя хорошо, комната расположена в приятном биополе. И я тебя хочу, милый. Давай же, давай!

Хрупкая женщина начинала пугать своей ненасытностью и неисчерпаемой энергией. Время от времени она завладевала инициативой, устраивалась верхом. Ее стоны сопровождались кровотечением из носа, но она не позволяла ему опомниться, только шептала: Потерпи, милый! Наконец достигала цели.

– Не смотри! – Лида прикрыла ему глаза ладонью, но сразу же пояснила: – Ты не обижайся. Мне надо походить на процедуры. Это все от длительного воздержания и слабых сосудов.

Он готов был усомниться в ее объяснениях. Разве не она терзала его, занимаясь вампиризмом. Это его кровь текла через край, потому что она не справлялась с ее поглощением. Женщина использовала его на полную катушку, будто знала – они скоро расстанутся. Мда-а, секс приобретал спортивный интерес. И он уже сам увлекал ее в постель, подминал под себя, заставлял стонать от удовольствия и боли.

– О, как хорошо. Еще, давай еще, милый!

Он обливался потом и мечтал о времени, когда все это закончится. Ему казалось, если он замучит ее, то встреча уже никогда не повторится. Что ж, любому человеку свойственно ошибаться.

Маленькая тигрица проявляла чудеса сексуальной изобретательности. Глядя на нее, он убеждался в справедливости утверждения: главной природной характеристикой человека является неутомимость в сексе – в большей или меньшей степени. И если братья Гонкур в воем «Дневнике» писали, что главное для них – книги, то наверняка лицемерили. Просто они не испытывали дефицита в доступных женщинах.

– Прости, пожалуйста. Прости! – шептала она, уткнувшись в носовой платок. – Это от длительного воздержания. Сказывается нервное напряжение.

Он ласкал любвеобильную женщину, успокаивал. Ну, кровь, а что особенного? Зато крепла уверенность в собственных силах. Пришлось выдержать трудный поединок, результат – налицо. Опасения? Все туфта. Она не может бесконечно питаться его кровью. Они должны расстаться, что и сделали час спустя. Трогательно – с поцелуями. После ухода Лиды он обнаружил на столе записку: Валерочка, я счастлива! Еще долго буду вспоминать твое теплое сексуальное тело. Твоя Ли. Значит, его Лида?

Брился, ничего не замечал, и – вдруг… Что со мной!? Может, ему померещилось. Незнакомый человек отражается в забрызганном пеной зеркале. Паутина морщин вуалью осела вокруг глаз, трещины расчертили впалые щеки. Поблекший взгляд и нити седых волос.

Всегда воспринимал себя изнутри – этаким гарцующим молодцем. А закат близок, ничего не сделано. Только радужные мечты, неясные планы. Да, строил уникальный дом, искал партнеров для будущей совместной деятельности. Не торопился. Казалось, все впереди, можно подурачиться. Дом сгорел, фирма прогорела, и теперь… вопиющая несправедливость! Несправедливость? В образе кота хотел уйти от действительности.

Вадеев торопливо добрился, вернулся в свою комнату, раздраженно вытащил все ящики письменного стола, с антресоли снял огромные рулоны изрисованной бумаги. Были еще папки с масляными работами, их тоже выпотрошил. Надо же, догадался посмотреть на себя со стороны. Вспомнил, как в тридцать лет прослезился, сравнивая себя с Лермонтовым. Тот умер в двадцать шесть, но оставил огромное наследие – не в пример Вадееву. С того дня сделано мало, и ничего примечательного.

Где-то, за пределами комнаты, кипят творческие страсти, передовые мысли у всех на слуху – их можно оспаривать, но о них знают. Личное убожество предстает во всей своей обнаженной никчемности. Для чего и зачем? Он разматывает рулоны, рвет откровенно бездарные работы. Зачем спасал из огня, всюду таскал с собой? Ах, да… икогда не поздно делать объективные выводы, для того и хранил – надо созреть для правильного осмысления своего творчества. Даже очень возможно, он зря сомневается в своих способностях. Никогда не врал, всегда оставался самим собой – даже самобытным, если учесть его добровольную самоизоляцию от художественной элиты с ее вечной болтовней об истинном искусстве. А если он прав, то где результат?

Вадеев поднялся над поверженными трудами, задумался. Очень естественный монумент бездарному художнику. Только бы видеть со стороны. Со стороны!? Он обозлился, хотел все сокрушить, а вместо этого одевается и выходит из дома. Во дворе оживление. Еще бы! Солнце пролилось на свежевыпавший снег, под веселую разноголосицу ребятишек порхают в воздухе снежки. И у самого вмиг повысилось настроение, на пути забрезжил свет. Совершенно бессознательно отправляется в художественный салон.

В его поведении нет ничего исключительного. Всего лишь внезапное просветление после длительного творческого застоя, желание с меньшими потерями выйти из душевного кризиса. Затянулась пора переосмысления? Значит, все впереди. Как здорово испытывать обновление. Появился повод порадоваться.

Салон-магазин безнадежно пустовал. Продавщица да несколько модниц у прилавков с бижутерией. Нечаянно приблудила юная парочка, без интереса посмотрела на картины, тут же поторопилась удалиться на свежий воздух. Зато новоявленный старичок, с седенькой бородкой и клюкой в трясущихся руках, тщательно протер запотевшие очки, прикрыл ими слезящиеся глаза, с интересом огляделся по сторонам. Кажется, нашел предмет своих исканий. Пошмыгал носом, проверяя устойчивость визуальной экипировки, воззрился на красочное полотно в черной раме.

Рядом с экстравагантной картиной притулилась работа Вадеева под лаконичным названием «Озарение». Так, вспышка ярких красок, отдаленно напоминающая грозовое небо, расколотое солнечным светом. Вместо туч – неясные темные символы, очень похожие на танцующих уродцев Матисса. Даже есть автограф – короткий вензель с длинным прочерком. Ничего, художественная роспись – самая эффектная деталь в картине.

– Вы, наверное, художник? – деликатно обратился он к старичку.

– А?! – потянулся тот ухом к Вадееву. – Упаси бог! Я, молодой человек, профессиональный критик.

Может, и был. Ностальгия по изобразительному искусству не дает засидеться дома. Тоже страсть. Как, например, заядлый рыбак при отсутствии водоема начинает удить рыбу в собственной ванне. Так и этот.

– Ничего интересного! – намеренно категорично заявил Вадеев, пытаясь втянуть старика в беседу.

– Да нет же, молодой человек! – попался на уловку странный критик и продолжил рассматривать все ту же картину.

– Может, поясните?

– А как же! Так и скажу… – Старик уперся маленькими суховатыми ручонками на декоративно-сучковатую палку, заинтересованно повернул голову в сторону вопрошающего собеседника. – Хотя бы возьми эти две картины… Ну, что скажешь?..

– Трудно в двух словах, – сразу не нашелся Вадеев.

– То-то и оно, – примирительно прошелестел критик. – Сказать нечего. А ты не возмущайся. Вижу, ты – автор «Озарения». Боишься услышать критику, а хочешь… Да, хочешь! У меня-то, молодой человек, взгляд наметанный… Хорошая работа! И почерк свой… Тут ведь куда понесет. И озарение было. Вон сколько буйства. А вот с глубиной содержания… Ты не здорово серчай, а меня, старого, послушай.

– Понял! – вконец расстроенный, прошептал Вадеев. – Не хватает философии.

– Вот-вот, – обрадовался старик. – Я то же говорю: картинок много, а картин мало. Все поверхностно. Как живем, так и пишем. Хочется полегче да побыстрее.

– Ладно, пойду я!

– Да ты не серчай! – добродушно повторился старый человек. – И не критик я. Только поздно поумнел.

Вдогонку продолжаются разъяснения, но уже мало интересуют Вадеева. Наконец-то возникло настоящее озарение. Правильно подметил умный старик: как живем, так и пишем. Нет, он не откажется от искусства, но непременно изменит свою жизнь. В лучшую сторону? Ох, как хотелось бы!

– Я пить не буду. Пойду, поздравлю, и все! – твердо заявляет Павел Семенович.

– Уж пойди, поздравь. Неважно, если не приглашали. Этот день нельзя будет вернуть, а твоя совесть останется чистой, – скрывая иронию, вторит Кот.

Сосед ушел. Явился поздно – в дым пьяный, с клятвой на пенящихся губах: вот, ей богу, не пил!

– Чего уж там. Ну, выпил рюмашку, потом увлекся, – успокаивал Кот.

– Нет, не было!

На следующий день клоунада повторилась.

– Вчера выпил, но чувствовал себя прекрасно, потому что на свадьбе была хорошая закуска – мясо, холодец, различные копчености, фрукты. Мне так и совали: Ешь, Павел! Вот тебе это да то. Все ешь, не обижай! Я все отведал, поэтому приехал домой без приключений, вот.

Разговор состоялся утром, а до вечера он успел сходить в лавку. Сначала пил водку, потом сорвался и убежал за пивом. На прощанье бросил:

– Здоровье надо поправить, а то голова деревянная. Вот!

Пива не оказалось, но Павел Семенович не унывал. Обычный бодрый вид, глаза – в разбег. Наивное стремление скрыть факт приобретения водки вызывало у Кота опять же ироническую улыбку. Сосед чаще заглядывал на кухню, хитро улыбался, а когда встретился взглядом с Котом, тот воистину узрел воздействие спиртного – маленькие черные точки в необъятной душевной пустоте. Но появилась улыбка, веки сузились, черные точки оказались в необходимой пропорции с молочным фоном, лицо приобрело приятную окраску. Игра, рассчитанная на простачка.

Позже Кот лежал на диване, слушал звуки, исходящие от пьяного Вредителя – шараханья в коридоре, бормотания, покашливания, чертыханья. Пытался размышлять, потом заснул. И снились ему пьяные мужики в бане, от которых разило перегаром. Запах прилипал к телу, никакая вода не могла смыть отвратительный аромат.

Внезапно проснулся, включил бра и увидел тусклый взгляд соседа. Дверь в комнату оставалась незапертой, и тот воспользовался ею, чтобы расширить пространство для ночного бдения. Однако общение имело мирный характер. Кот бережно провел соседа до постели, успокоил, накрыл одеялом.

Наверное, в эту бредовую ночь Вредитель вспоминал пиковые факты из своей жизни. Или другую, такую же бессонную. Да, ему есть чем гордиться. А женщины… хотя бы Маргарита. Как она смотрела! А то Кот возомнил из себя Казанову. Пусть мнит! В тот день он уверенно вошел в комнату Кота, утер усы, ринулся к губам женщины. Поцеловать не успел, чудом увернулся от оплеухи… Кот смеялся, а Маргарита опустила хмельную голову, мрачно спросила: Валера, я что же, дала повод, чтобы этот грязный старик посмел хапать меня? Я не предполагала, что ты можешь опуститься до общения с таким… С каким, она не договорила, но можно было догадаться. А Коту что, ему бы только вертопрахничать.

Кот на мгновение просыпается. Действительно, опустился, – с тихой грустью размышляет он. – Стал заложником коммунальной квартиры.

При спокойном течении жизни и приятной самоуглубленности затерялся новогодний праздник. Где-то происходили фейерверки из брызг шампанского, дом сотрясался от пьяных возгласов, а Интриганка не могла дозвониться до Кота. Он заперся в комнате, не реагировал даже на призывные выкрики Вредителя, сам верил в свое отсутствие. Кот? Или действительно счастливый человек, если незаметно подкрался февраль. Уже февраль!? Сумерки, кругом снег. Идет пьяный мужик с большим прохудившимся мешком на плече. С одной стороны пустырь, с другой – бесконечные ряды обезличенных гаражей. Пусто и холодно. Не вовремя мешок прорвался, посыпалась картошка. Поматюгался мужик и бросил остатки раздражающей ноши рядом с тропинкой. Да что б я возился с этой дрянью! —так сказал он, с тупым озлоблением пиная уже пустой мешок.

Чуть позже этой картошкой разжился Кот. После глубокой заморозки она бренчала – в точь бильярдные шары. Не беда. Он положил с десяток в кипящую воду, в раздумье ждал готовности. Телефонный звонок застал в тот момент, когда он сливал воду. Звонила Лида. Голос как всегда – интригующий. Не может смириться с его отстраненностью, поэтому в трубку пробиваются язвительные интонации.

– Как у тебя настроение?

– Обычное. Вот, готовлю ужин из мороженой картошки.

– Фи! Лучше послушай песню. Я подставляю трубку к магнитофону. Кто поет?

– Пугачева.

– Правильно. А что, думаешь, я делаю? Ну, говори!

– Что-то ешь.

– Да, ем виноград. А еще я танцую, держу в руке бокал с шампанским. А еще, думаешь, что я делаю?

– А еще… ты разговариваешь со мной.

– Правильно. А скажи, что меня окружает.

– Что-что… стены комнаты.

– Какой ты недогадливый. Цветы, вот что. Они по всей квартире. У меня куча поклонников.

Что сказать? Не ждал от нее звонка, ни на что не рассчитывал, а хватило несколько ее фраз, чтобы повысился тонус. Нельзя отказать ей в магической силе, заводить она умеет. Тем более, недоверие укрепляется.

– Надеюсь, ты не причисляешь меня к ним.

– Ты этого не хочешь?

– Да, не хочу быть среди сборища идиотов.

– Почему же так сурово. Есть достойные экземпляры. Один – совсем молодой, каждое утро сопровождает на работу. Другой… тот встречает с работы. Что, думаешь, они делают?

– Занимаются идиотизмом.

– Фи, какой ты однообразный! Они каждый день объясняются в любви, вот что. Ну, ты рассердился?

– Что я, с ума сошел, что ли. Только рад за тебя.

– А почему ты рад?

– Что ты, наконец, весела. Звонкий голос подчеркивает твою уверенность и всю полноту счастья в личной жизни.

– А ты почему такой грустный?

– Не грустный. Просто напрягаю слух. Эта музыка и трескотня…

– Положи трубку, я перезвоню.

Искусственная веселость Интриганки отражает далеко не радостное ее состояние. Он вспомнил ее первое появление в лисьей шапке и старенькой цигейковой шубке. У него жалостливо защемило сердце. Захотелось крепко прижать хрупкую фигурку и уберечь ее от невзгод. Повторился звонок.

– Да?

– Теперь лучше слышно?

– Конечно. Только отойди подальше от магнитофона и ответь на простой вопрос: у тебя неприятности, или звонишь с другой целью?

– Ну, тебе приятно слышать мой голос. Он тебе нравится?

– Возможно. Но зачем тебе мой голос?

– Мне тоже нравится слушать. У тебя язык хорошо подвешен.

– Такой вывод из нашего разговора?

– Не обязательно.

– Давай прекратим нетелефонный разговор.

– Тебе не нравится наш разговор. Почему?

– Ты же умная женщина, сама догадайся.

– Не хочешь со мной дружить? Я перестану уважать тебя.

– Я не нуждаюсь в твоем уважении. И прекрати танцевать у телефона. Ты что, специально стучишь каблуками?

– Это от волнения… сексуального. Меня обнимают. Ты рад за меня?

– Конечно.

– Тогда почему грустный?

Любопытный получается розыгрыш. И как бы Вадеев не хотел забыть о существовании Лиды, она умеет заинтриговать его.

– …Потому что все ты выдумываешь. Иначе я бы слышал мужской голос.

– Он побежал на улицу. Кто-то ходит около его машины.

– Правильно сделал, что сбежал.

– А ты хочешь прийти ко мне в гости?

– Зачем?

– Фи, какой недогадливый. Поухаживать за любимой женщиной.

– Все, я устал.

– У тебя там женщина?

– Я что, рехнулся?! С тобой поговорил, теперь отбой женщинам на целый месяц.

– Это намек?

– Понимай, как хочешь.

– Ты нехороший человек.

– Тогда все?

– Да! Кладу трубку.

На самом деле Интриганка не торопилась, чего-то выжидала. Ей хотелось мужского внимания, а желание выразилось в нагловато-фамильярной манере. И это после нежно-трогательных встреч. Инстинкты оказались сильнее многолетнего воспитания. Или она права. Он и сам чувствует с ней родственность, когда не до условностей.

– А ты почему не кладешь трубку? – помолчав минуту, спросила она.

– Так, форма вежливости.

– Тогда приезжай ко мне!

– Прямо сейчас?

– Конечно! Нечего терять время. Все!

Она не хотела слышать возражений и положила трубку, а он в тягостном состоянии отставил кастрюлю с картошкой, пошел в ванную, включил воду, разделся и в таком виде предстал перед зеркалом.

На груди и ногах проступили омерзительные красноватые пятна. Нестерпимый зуд усиливается с каждым днем, теперь заметны следы расчесов. Сгруппированные прыщи усеяли живот, застряли на лобке, живописно спускаются к паху. Чем больше он всматривается, тем печальней представляется картина. Почти с упоением воспринимается желание Лиды заниматься сексом в темноте. Ласковые струи воды нежно омывают разгоряченную кожу, но еще приятней – расчесывать красные пятна. И Кот яростно принимается за дело.

После часа пик улицы пустуют, редкие прохожие кучкуются на остановках общественного транспорта. Их сплоченность объясняется инстинктивным страхом перед возможной опасностью затемненных городских кварталов, скрывающих в своих недрах грабителей и убийц. Властям нет дела до безопасности граждан, добросовестно оплачивающих услуги силовых структур. Даже небесные светила бессовестно зашторились кучевыми облаками, обостряя и без того криминальную ситуацию в областном городе. Жизнь теряет первозданную ценность, и редкие фонари высвечивают смертельную бледность человеческих призраков на фоне мазутного снега.

Кот с его воображаемой психологией легко вписывается в призрачный город с запуганными людьми и полумраком пустынных улиц. Его можно принять за одного из тех бомжей, которые в поздний час обследуют урны и мусорные контейнеры в поисках съедобных продуктов и теплых вещей, ставших вдруг ненужными для новых русских и хорошо оплачиваемых лакеев.

Уму непостижимо, до чего он сам дошел, во что одет. Заношенное демисезонное пальто и стоптанные замшевые туфли отпугнут любого грабителя. Еще ему не страшны экономические кризисы и политические перевороты, его защита – это нищета. Под впечатлением последней мысли, ее убедительности, он веселеет и, купив в киоске бутылку Бренди, направляется к остановке трамвая. Делает несколько шагов, но останавливает сипловатый немощный крик в спину. Он поворачивается на сто восемьдесят.

– Люди! Что же это делается! Как же так можно!

Тусклая лампочка над бронированной дверью продуктового магазина высвечивает сцену по западному образцу. Долговязый шустренький парнишка бесцеремонно шарит в карманах инвалида-коротышки. Руки жертвы подняты строго вверх – должно быть, в знак особой расположенности.

– Что такое!? – булькнуло в горле Кота, потрясенного новым веянием современной действительности.

Юный грабитель испуганно выпрямился, крутанул головой по сторонам, увидел невольных свидетелей его гнусности, быстренько скакнул за угол дома. Козел! – донеслось из темного двора. Себя имеет в виду? До чего докатились! – удрученно бормочет пожилая женщина, пряча замерзающий нос в цигейковый воротник. Удивительная страна, – размышляет Кот. – Есть правительство, но она плывет будто свободно дрейфующая льдина. Внутри нее бушуют политические страсти, всякий отстаивает для себя лучшее место под солнцем, а жулики слушают и под шумок разворовывают народное имущество. Диву даешься, сколько выплыло дерьма. Надо бы воспользоваться обстоятельствами и всех негодяев спрятать за крепкую решетку, так нет – о законности печется такое же дерьмо. Зато я неуязвим, у меня нечего красть и меня невозможно заставить служить политическим проходимцам.

Интриганка проживает на последнем этаже десятиэтажного панельного дома. На распутье всех ветров, поскольку район недостроенный, а ближайшие деревья скрываются далеко за пустырями. Лифт не работает, но после дорожных размышлений Кот ничему не удивляется. Пробежал по ступенькам, постучал три раза – дверь тут же распахнулась.

– Милый, ты уже здесь! – она тростинкой прильнула к его холодной одежде. – Я очень соскучилась по твоему нежному сексуальному телу.

Дети уже спят, в квартире царит полумрак. Она провела его в комнату. При свечах и блеске канделябров он видит сервированный стол, в центре которого возвышается графинчик с золотистой жидкостью, рядом – искусственная роза в изящной стеклянной вазочке. Весь конгломерат поступков и угощений гармонично объединяется успокаивающей космической музыкой.

Полуобнаженная, а точнее – в символической одежде, она выглядит неотразимой и желанной. А он?.. Угрызения совести, сомнения, незначащие фразы. Всему приходит логическое завершение: музыка и коньяк закончились, на десерт – душистая постель. Почему же храбрая женщина съежилась у стенки?

– Что с тобой?

– Я полюбила, а ты – нет.

Ей так кажется, а он?

– Что ты говоришь! – пытается успокоить Кот. – Я даже высказать не могу, как ты мало меня знаешь.

С него хватило восклицания, чтобы она обрела в его объятиях уверенность, пригрелась и быстро заснула. Но и сон не приносит им утешения: она часто ворочается, а он тяжко вздыхает. Утром, как и накануне, мучает совесть. Он еще надеется, что красные пятна на коже – всего лишь раздражение, вызванное аллергией. Какой же он идеалист!

Мучимый мрачными предположениями, Кот отказался от завтрака, попрощался, вприпрыжку сбежал по лестнице. Оказавшись на улице, испытал радостное ощущение свободы от позора, виновницей которого, конечно, является Маргарита. Если бы ты знал, как месяц назад мужчины восхищались моим телом! Ай да докторша! А если так, то Интриганка скоро прозреет. Вот где естественный повод для окончательного разрыва всяких отношений. Да, нехороший повод.

В подтверждение правильности выводов позвонила она, потребовала незамедлительной встречи. За полдня у нее накопилось много впечатлений от общения с ним, она готова с поделиться. Кое-как уговорил подождать до вечера. Как ни странно, а ее настойчивость логично компенсирует его нерешительность, является одной из привлекательных сторон ее психологии, опять же интригующей.

И душистая постель становится все более притягательной. Наверное, Лида меняет ее ежедневно, как и свои трусики. Естественно лежать рядышком и получать всю полноту наслаждений. Только не в этот вечер.

– Ничего не пойму, – издалека начала она. – Какой-то дискомфорт… тело чешется. У тебя все в порядке?

– А что должно быть? – Кот лихорадочно искал спасительный ответ на опасный вопрос.

– Ну, ты чешешься?

– Есть маленько.

Кажется, она другого не ожидала, мгновенно сбросила одеяло, поднялась на колени, бесстыдно разглядывая его тело.

– Ну вот, я так и знала. Ты с кем переспал? Можешь говорить откровенно. Это было до меня?

– Да, до тебя.

– Чесотка?

– Откуда мне знать!

– Иди в больницу, ставь диагноз. Будем вместе лечиться.