Читать книгу: «Древнейшая история Руси: как оно было!», страница 3

Совершенно ясно, что в первом предложении здесь имеются ввиду словени – бывшие жители Словенска, а ныне ставшие новгородцами. В последнем же предложении речь идёт уже о славянах и общем для них славянском языке. Кроме того, данная фраза даёт достаточно оснований для предположения, что некогда единый праславянский народ [не было праславянского народа – был этнос Русов], говоривший на общем для всех праславянском [арийском] языке, первоначально обитал там, где воздвигнуты были города Словенск и Руса (впоследствии Старая Русса), а Словен и Рус являлись предводителями того ещё не расчленённого славянского [?] племени: середина 3-го тысячелетия до новой эры вполне подходит для искомого времени.

М. В. Ломоносов как никто другой понимал подоплёку описываемых событий. В изданном ещё при его жизни «Кратком Российском летописце с родословием» (1760 г.) великий русский учёный-патриот отмечал: «Прежде избрания и приходу Рурикова обитали в пределах российских славенские народы. Во-первых, новгородцы славянами по отменности именовались и город исстари слыл Словенском». Безусловно, тот факт, что «словене» были жителями и подданными древнего Словенска, основанного князем Словеном, хорошо было известно и Нестору, и его современникам. Но говорить об этом автор «Повести временных лет» не стал – побоялся или не посмел [автор-фальсификатор ПВЛ Сильвестр написал то, что ему было нужно!]. Вот и пришлось подгонять историю под интересы заказчика [вот именно заказчика, коим выступал Владимир Мономах, по указанию которого Сильвестр переписал летопись Нестора, что и дошло да нас как Начальная летопись Руси]. Почему у Нестора сохранилось косвенное упоминание о древнейшей русской столице в контексте прежнего прозвания новгородцев – «словене» (то есть подданные князя Словена и жители города Словенска, столицы Словенского княжества) – теперь остаётся только гадать. Были ли в самой Несторовой летописи [летописи Нестора никто никогда не видел, то, что мы называем ПВЛ, написана Сильвестром по указанию Владимира Мономаха³³] какие-то другие подробности на сей счёт, впоследствии соскобленные с пергамента бдительным цензором, вряд ли когда-нибудь удастся узнать. Скорее всего, – с учётом политической конъюнктуры – дополнительных подробностей не было, а случилась непроизвольная оплошность – случайно оговорился монах.

А может, и не случайно. Ведь «Повесть временных лет» – не бесстрастно повествовательное произведение, а остро полемическое и обличительное, что проявляется в особенности там, где православный монах обличает язычество или полемизирует с иноверцами – мусульманами, иудеями, католиками. Но не только! Вся Начальная летопись имеет ясно выраженную тенденциозную направленность. её автору необходимо было в первую очередь доказать первородство киевских князей и легитимность династии Рюриковичей [это похоже на правду].

Сделать это было не так-то просто: население Приднепровья да и всей России в целом свято хранило память о первых русских князьях – Русе, Словене, Кие, Аскольде, Дире и других. Поэтому приходилось прибегать к двум безотказным фальсификационным приёмам – искажению и замалчиванию [именно так]. С Кием, Аскольдом и Диром было проще – им было приписано некняжеское происхождение, и все сомнения в претензии Рюриковичей на киевский престол автоматически отпадали. Со Словеном и Русом было сложнее: оспаривать то, что являлось бесспорным было бессмысленно и смехотворно. Гораздо надёжней было сделать вид, что ничего подобного и в помине не было. Авось со временем народ про то вообще позабудет [похоже на правду].

Взглянем в данной связи ещё раз на знаменитое вступление (зачин) к «Повести временных лет»: «Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее [выделено мной. – В.Д.] княжити, и откуда Руская земля стала есть». Большинству современных читателей видится в Несторовых словах набор из трёх вопросительных, чуть ли не элегических предложений. В действительности же здесь никакие не вопросы, а безапелляционные утверждения (чуть ли не политические лозунги, понятные современникам Нестора [Сильвестра]) [действительно странно, почему фальсификаторы ПВЛ оставили в тексте эту фразу]. Кое-кто готов видеть в них поэтические повторы. На самом деле здесь налицо чисто риторические приемы, обусловленные полемическими потребностями. Нестору [не Нестору, а Сильвестру] во что бы то ни стало необходимо доказать, что киевские князья Рюриковичи «первее» на Руси кого бы то ни было [это делал фальсификатор Сильвестр в угоду Владимиру Мономаху, который не имел прав на Киевский престол]. «Первее» в смысле «раньше» – вот оно главное, ключевое слово Несторова зачина да и всей летописи в целом [да Нестор писал правду о киевских князьях, а вот Сильвестр фальш…]

Не все, однако, это правильно понимают, потому и переводят вместо «первеё» (что вообще не требует никакого перевода) как «первым»: «Кто в Киеве стал первым княжить». То есть: «Кто был первым киевским князем» – вот и весь, дескать, вопрос. Ничего подобного! Казалось бы, нейтральный Несторов вопрос: «Кто в Киеве нача первее княжити» [именно так!!] – имеет важнейший (хотя и скрытый) политический смысл и подразумевает окончание: «Кто в Киеве начал раньше княжить, чем в каком-то там Новгороде, то есть бывшем Словенске Великом» [просто было две Руси – южная и северная, так вот Нестор писал настоящую историю южной Руси!]. Потому-то и повторено ещё раз почти дословно начальное утверждение, которое так и хочется прочитать: «Сейчас я вам разъясню, „откуда Русская земля стала есть“ – „Отсюда, из Киева она стала есть, и ниоткуда более“!» [Нестор на этом и делал акцент, раз начал с этого заявления, но фальсификатор ПВЛ Сильвестр, связав род Владимира Мономаха с рюриковичами, перенёс начало Руси на север, в Новгород, подробнее см. раздел III далее.]

Кстати, Киев поминается только в Лаврентьевском списке Несторовой «Повести». В Ипатьевской летописи начертано безо всякого упоминания Киева: «…Откуда есть пошла Руская земля, стала есть, и кто в ней почалъ первее княжити» [такой разнобой свидетельствует о фальсификации источника]. А Аскольд и Дир именуются здесь первыми киевскими князьями [эти князья далеко не первые, киевская династия князей велась от настоящего князя Кия, который стал править в Киеве с 431 года после смерти своего отца Орея]. Но, во-первых, это позднейшая приписка (она сделана перед Несторовым текстом), а, во-вторых, не меняет главной политической цели киевского летописания – доказать первенство Киева и его властителей на Русской земле и замолчать имена древних русских правителей – Словена и Руса [на самом деле и они не были первыми, см. «Сказы Захарихи», где упоминается русское племя Русов при переселении их под руководством царя Сварога (в последующем один из верховных Богов Русов) с затонувшей земли, коей являлась Арктида, на материк (в Евразию), что по нашему предположению произошло в 75 тыс. до н.э.].

Из всего вышесказанного становится понятным также и то на первый взгляд странное обстоятельство, почему «Сказание о Словене и Русе» мощным рукописным потоком вошло в обиход русской жизни, начиная только с XVII века. Почему так произошло – догадаться в общем тоже не трудно. В 1613 году на Земском соборе в Москве царём был избран Михаил Федорович Романов – представитель новой династии, правившей в России до 1917 года. Род Рюрика угас, и можно было уже не опасаться преследований и репрессалий за пропаганду крамольных сочинений, опровергающих официальную (в прошлом) точку зрения [похоже на правду]. ещё недавно за подобное вольнодумство можно было попасть на плаху или на дыбу, лишиться языка (чтобы не болтал) и глаз (чтобы не читал).

Уместно провести и такую аналогию. Как расправлялись с инакомыслием, скажем, во времена Ивана III, свидетельствует тот урок, который преподал государь всея Руси [вот, именно Руси, никакой России не было] новгородцам, наглядно продемонстрировав отношение власть предержащих ко всякому вольнодумству. Когда многих православных жителей Великого Новгорода попутал бес и они в массовом порядке вдруг вознамерились принять иудейское вероисповедание (так называемая «ересь жидовствующих»), царь не стал дожидаться конца этой странной истории и задушил ересь в колыбели: многих её приверженцев заживо сожгли в срубах, остальных люто пытали, заставляя отречься от крамольных идей, затем отправили в ссылку.

В дальнейшем также мало что изменилось. Официозная история всегда защищалась всеми доступными властям способами [это точно]. Любые посягательства на канонизированную точку зрения и отклонения от установленного шаблона беспощадно подавлялись. Разве не приговорил сенат к публичному сожжению уже в XVIII веке трагедию Якова Княжнина (1742—1791) «Вадим»? А почему? В первую очередь потому, что скупые сведения Никоновской (Патриаршей) летописи о восстании новгородцев во главе с Вадимом Храбрым против Рюрика и его семьи противоречили официальным придворным установкам [самое интересное то, что никакого восстания в Новгороде не было, Вадимир (Вадим Храбрый по летописям) был законным князем Новгорода, который сел там на княжение по завещанию деда Гостомысла, а вот Рюрик нарушил это самое завещание и убил своего двоюродного брата, насильственно захватив власть в Новгородской Руси, которая существовала с 365 года]. И так было всегда – вплоть до наших дней… [Что же не так с нашим историками, получается, что они все больны, если не видят бревна в собственном глазу?]

Воистину «Сказание о Словене и Русе» [почему только оно? А про Влескнигу, и другие источник почему-то не упоминается, как-то непоследовательно] должно стать одним из самых знаменитых произведений отечественной литературы – пока же оно знаменито только тем, что известно узкому кругу скептически настроенных специалистов и неизвестно широкому кругу читателей. Восстановление попранной истины – неотложное требование нынешнего дня [совершенно верно, только речь надо вести не только о Сказании, но и о других аутентичных источниках: Влескниге, Будинском Изборнике, Сказах Захарихи и др.]!

Устные исторические свидетельства о стародавних временах (или, как их называл Пушкин, «преданья старины глубокой»), наподобие «Сказания о Словене и Русе», существовали у большинства славянских народов. Постепенно они стали записываться и включаться в хроники и летописные своды, призванные осветить историю того или иного народа, так казать ab ovo («от яйца»), то есть с исходного момента его зарождения. Безусловно, со временем устные этногенетические сказания такого рода не столько обрастали баснословными подробностями [в основном так и было, когда стали выделяться отдельные рода из единого племени Русов, см. примеры от Дёмина ниже], сколько, наоборот, упрощались и превращались в устойчивые мифологемы. Сказанное относится и к праотцам-прародителям [только вот, к сожалению для Дёмина, Русский народ гораздо древнее Словена и Руса³⁴!]

Например, в уже упоминавшейся «Великопольской хронике», составленной на основе древних устных первоисточников (наиболее ранний список её латиноязычного текста относится к ХV веку) о происхождении трех братских славянских народов говорится следующее: «В древних книгах пишут, что Паннония [Придунайская историческая область, в настоящее время в основном относящаяся к территории Венгрии. – В.Д.] является матерью и прародительницей всех славянских народов [неверно], «Пан» же, согласно толкованию греков и славян, это тот, «кто всем владеет». <…> Все господа называются «Пан», вожди же войска называются «воеводами»; эти паннонцы, названные так от «Пан», как говорят, ведут своё происхождение от Яна, потомка Яфета [неверное понимание древней истории]. Из них первым, как утверждают, был этот могучий Нимрод [библейский великан, инициатор строительства Вавилонской башни. – В.Д.], который впервые стал покорять людей, братьев своих и подчинять своему господству.

Итак, от этих паннонцев родились три брата, сыновья Пана, владыки паннонцев, из которых первенец имел имя Лех, второй – Рус, третий – Чех [просто басня, не имеющая ничего общего с реалиями древности]. Эти трое, умножась в роде, владели тремя королевствами: лехитов, русских и чехов… <…> У славян существует большое разнообразие в языках и в то же время они понимают друг друга, хотя в некоторых словах и в их произношении существуют, по-видимому, кое-какие различия. Языки эти берут начало от одного отца Слава [ещё один праотец! – В.Д., (что совершенно неверно)], откуда и славяне [очередная басня]. Они и до сих пор не перестают пользоваться этим именем, например, Томислав, Станислав, Янислав, Венцеслав и др. Утверждают, что от этого Слава произошёл Нимрод. Нимрод по-славянски означает Немержа, что и понимается по-славянски как «Не мир»…»

Аналогичные сведения можно найти и у других авторов – в частности, у чешских хронистов. В ряде хроник указано и направление, откуда прибыли праотцы. Это – Балканы, точнее – Хорватия [опять басня]. В любом случае юг, а не север. Первоначальные миграции нерасчлененных индоевропейцев и прапредков славян происходили значительно раньше и в дошедших до нас письменных летописных источниках не отражены (за исключением библейской мифологемы послепотопного расселения народов [вот, опять выделение библейских мифов?]).

Видим, что В. Н. Дёмин вроде как шёл в правильном направлении в поиске истоков предков Русского народа, и опирался он вроде как на верные источники, но результаты его исследований, в том числе и непонятные ссылки на библию, отразили не совсем корректное понимание им древних реалий и как следствие истинной истории древней Руси. Как было на самом деле обозначим в разделе VII данной главы (см. также главы 2 и 3).

II. О Повести временных лет

В. Н. Дёмин в своей работе «Русь летописная» высказал много критических замечаний по действующей версии истории России. Чем интересна эта работа? В ней обозначены и выделены узловые моменты нашей древней истории, которые однозначно свидетельствуют о ложности академической версии истории. В. Дёмин был очень близок к истине в своих выводах, но ему не хватило исторических фактов, чтобы окончательно раскритиковать те догмы, которые существуют уже более 200 лет в русской истории. В данном разделе мы попытаемся связать аргументы и выводы В. Дёмина с имеющимся фактическим материалом, в частности в «Будинском Изборнике»³⁵.

По мнению В. Н. Дёмина, «ответы на многие животрепещущие и не потерявшие по сей день актуальности вопросы можно отыскать в древних русских летописях. ещё больше в них неразгаданных тайн. Можно смело сказать: любая летопись – сплошная тайна. И вообще: то, что мы знаем об истории своего Отечества, в сравнении с тем, чего мы не знаем, – это капля в океане [совершенно верно]. Записи летописцев – всего лишь опорные вехи, позволяющие вести исторический поиск в заданном направлении, но неизбежно оставляющие многие вопросы без ответов. А сколько здесь намеренных искажений, приписок или, наоборот, подчисток, когда ножом выскабливались целые абзацы (впрочем, можно было поступать проще – выдирать „с мясом“ целые страницы, как это проделано с Новгородской первой летописью старшего извода)». Базируясь на работе В. Н. Дёмина «Русь летописная», попытаемся понять в первую очередь, что же собой представляет наша «начальная» летопись³⁶.

В Несторовой начальной летописи исторические сведения по многим годам отсутствуют вообще [конечно, ведь имеющаяся версия ПВЛ сфальсифицирована Сильвестром, поэтому и стёрты некоторые события по годам, которые имелись у Нестора]. Например, с 916 по 940 год (лета) 21 хронологическая позиция оказывается пустой: цифрами обозначены только даты, а информации никакой. Отчасти это можно объяснить утерей листов первичного текста [это вряд ли] – но только отчасти. Во всяком случае ничего общего с истиной не имеет мнение отдельных историков, что в течение пропущенных лет на Руси, дескать, ничего существенного не произошло. Ой ли! [согласны с Дёминым, абсурдное объяснение, см. комм. выше]. Скорее всего, наоборот: именно в эти годы произошло нечто такое, что заставило цензоров пустить в дело все своё живодёрское мастерство [именно так]. Не приходится особенно сомневаться, что большинство летописных лакун наверняка представляют собой следы бесславной деятельности позднейших редакторов и переписчиков, с остервенением изымавших и уничтожавших в угоду правящим властям обширные фрагменты текста. Так было всегда, и за примерами далеко ходить не надо. И во времена Нестора-летописца изымали целые листы ранее написанного текста или же соскабливали с пергамента неугодные имена и факты.

Таким образом, 1-я загадка летописей – это сам летописный текст: освобождённый от позднейшей идеологической «правки», он предстаёт в совершенно ином свете [исходный текст Нестора, конечно же, был другим; см. анализ этого у С. Лесного («Откуда ты, Русь?») либо по ссылке 37]. 2-я загадка летописей – предшествовавшее им знание о далёкой истории, ибо начало русской хронологии с двух дат – 852 год (появление русского флота у стен Царьграда) и 862 год (прибытие Рюрика с братьями в Новгородскую землю) – отнюдь не означает, что до этого события русской истории никак не фиксировались, – даже если это были в основном устные предания [может и не фиксировались, но дело в другом: русская история гораздо древнее³⁷]. Следовательно, требуется сопоставить, так сказать, писаную историю с устной традицией и установить основные вехи той, реальной истории, которая предшествовала летописной (так как без первой невозможно правильно понять последнюю) [именно так].

Согласно Дёмину, начальная русская летопись (иначе «Повесть времённых лет»), созданная Нестором-летописцем и в дальнейшем основательно «обработанная» Сильвестром и другими «правщиками» [вот, Дёмин даже в курсе, кто правил ПВЛ], рисует величественную (а подчас трагическую) панораму событий русской истории, связанных преимущественно с первыми двумя веками правления киевской великокняжеской династии Рюриковичей. Когда «отец русской истории» приступил к своему труду, с момента принятия христианства на Руси не прошло и ста лет.

На страницах самой «Повести временных лет» имя Нестора не сохранилось [конечно, оно было убрано Сильвестром, он ж стал автором], и авторство установлено косвенным путём на основе несложных логических умозаключений [странно, в конце ПВЛ обозначено авторство Сильвестра…]. Так, текст «Повести» в составе Ипатьевской летописи начинается с безымянного упоминания её автора – черноризца Печерского монастыря, а в послании другого печерского монаха, Поликарпа, к архимандриту Акиндину, датируемом XIII веком, прямо указывается на Нестора как автора Начальной летописи [да, Нестор автор первой летописи, но она не сохранилась, её никто, никогда не видел!]. То же самое говорится и в «Житии преподобного Антония», составленном несколько позже, но опирающемся на устные монастырские предания, в точности которых на сей счёт сомневаться не приходится [без сомнения, летопись Нестора была, но её никто не видел]. Возможно, и в авторском варианте «Повести временных лет» значилось его имя, но было выскоблено (случайно или намерено [здесь двух мнений быть не может, конечно, намеренно]) при последующем редактировании [!?].

Точных сведений о годе и месте рождения «отца русской истории» не сохранилось, нигде не записана и точная дата его смерти. Разные исследователи и в разные времена пытались по косвенным намёкам установить точные даты жизни летописца. На основании скрупулёзных разысканий плеяды русских историков в знаменитом Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона они были указаны совершенно определённо: 1056—1114 [!]. Однако последующая «исследовательская» деятельность ученых-крохоборов [правильное уточнение] привела к полному отрицанию обеих (нижней и верхней) хронологических планок. Они «доисследовались» до того, что, скажем, в 3-м издании Большой советской энциклопедии вслед за именем Нестора уже напечатано: годы рождения и смерти неизвестны. Датировка Брокгауза и Ефрона отражает авторитетное мнение дореволюционной русской историографической школы. Имеется, правда, ещё точка зрения школы академика Дмитрия Сергеёвича Лихачева (1906—1999), возобладавшая ныне благодаря своему монопольному положению [а это был главный крохобор, со временем мир узнает истинное лицо Лихачева и цену его деятельности³⁸]: она отрицает [ещё бы] конкретные даты Несторова рождения и смерти, ограничиваясь указанием: 1050-е годы – начало XII века. В любом случае все сходятся на том, что преподобный Нестор прожил около шестидесяти лет [видим, что даже в таком простом вроде вопросе о годах жизни Нестора ортодоксы ведут себя просто неприлично].

Хотя Нестор и начинал своё летописное повествование с «после потопных времён» [каких, библейских? так это всё религиозный вымысел] и пытался сопрячь его с некоторыми событиями мировой истории, появление славян на исторической арене он смог проследить только с момента появления их на Дунае (то есть после длительного периода общеиндоевропейской миграции, о чем русские летописцы не имели ни малейшего понятия) [Именно так, монахи – главные летописцы опирались только на библейские сюжеты, но задайтесь простым вопросом: а откуда же пришли на Дунай некие «славяне», какова предыстория этого? И кто, собственно, пришёл?]. Покрыты густым туманом для отца отечественной историографии и начальные события, происходившие, собственно, на Русской земле. Князя Кия – основателя Киева, его братьев Хорива и Щека и сестру Лыбедь он не в состоянии привязать к какой-либо надёжной дате и целиком оставляет во власти легенд. Первая реальная дата, как уже неоднократно упоминалось, относится к 852 году, когда у стен Царьграда появился мощный русский флот.

Далее на страницах Несторовой летописи появляются загадочные исторические персонажи, которые не скоро отсюда исчезнут. Конечно же, имеются в виду варяги. В 859 году они прибыли «из заморья», дабы собрать со славянских и финских племён причитавшуюся им дань [варяги никогда не были ни грабителями, ни захватчиками, этим занимались норманны-викинги из Скандинавии; варяг – мирная профессия, это те, кто охранял торговые караваны], в 862 году их изгнали – снова «за море» (должно быть, за злоупотребления), но ненадолго: в том же году варяги вновь вернулись [странный тезис, как будто Рюрик и компания то же участвовали в грабежах Земли русской], и трое из них – Рюрик, Синеус и Трувор – стали княжить в Новгородских землях [вот, получается, что Дёмин не разобрался в истории Руси тех времён; указанные трое не начали княжить по прибытии, а через два года по прибытии (как было на самом деле см. далее) захватили Русь и только после этого начали княжить…]. Синеус и Трувор вскоре умерли (или же были убиты – летопись о том многозначительно умалчивает), а Рюрик положил начало правящей династии, с чьей судьбой история России [откуда вдруг взялась «Россия», была и есть Русь] оказалась связанной на долгие семь с половиной веков [нет, рюриковичи закончились на Владимире Святом, далее правили словенские князья, начиная с Ярополка и Ярослава (они не были родными для Владимира, т.е. рюриковичами)³⁹].

Какой основной вывод напрашивается из «начальной» летописи прежде всего: варяги – какой-то совершенно самостоятельный этнос в ряду других народов [варяги не этнос, а ремесленники – профессионалы по охране торговых караванов], перечисленных Нестором. И уж никак не норманны – не шведы и не норвежцы, которые были на Руси хорошо известны [именно так], но только не под именем варягов. Сами свеи и урмане также никогда себя варягами не называли (а именовались викингами [именно так]), и в шведском, норвежском и датском языках такого слова вообще нет. Тем не менее на основании в основном косвенных данных в умы россиян была внедрена, в общем-то, совершенно необоснованная и, по существу, нелепая мысль, что варяги – это не кто иные, как германоязычные викинги-скандинавы [это чистой воды обман и фальсификация исторических сведений].

Дальше – больше: поскольку в «Повести времённых лет» варяги сближались с русью («…Зваху тьи варязи русь», – говорит Нестор [не Нестор, а Сильвестр]), постольку и этноним «русь» первоначально относился к какому-то германоязычному скандинавскому племени, а ни к какому не славянскому [на самом деле русскому]. Что-либо более абсурдное, полагает В. Н. Дёмин, за триста лет существования русской историографии трудно было придумать [верная оценка ситуации]. Летописцы до такой глупости не додумались; они вслед за Нестором писали только то, что было на самом деле: варяги – это русь, и от них пошло название (прозвася) Русская земля [Дёмин не разобрался в сути вопроса: Русская земля прозвалась от народа русы, который существовал задолго до появление варягов, т.к. был одним из первых народов зародившейся Белой расы на севере Евразии]. Что сие означает? Только то, что написано: варяги были русскими [нет не так, варяги были Русами, а не русскими, а это две большие разницы]. Какие бы то ни было скандинавские викинги здесь ни при чем [именно так]. И говорили варяги по-русски или почти что по-русски [скорее всего, почти по-русски]. Почему до сих пор и не выявлено, и не зафиксировано ни одного варяжского слова? Ответ более чем прост: какой-то варяжской лексики не было в принципе, ибо варяжский язык мало чем отличался от русского [именно так].

Посудите сами: «Мы – от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Педславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков, Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Ятвяг Гунарев; Шибрид Алдан; … посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими…» Обратите внимание, сколько раз в первом абзаце (а всего в договоре их 23) повторено в разных вариантах слово «русский». Сие, надо полагать, точнейшим образом соответствовало реальному положению дел: варяги считали себя такими же русскими [комм. см. выше], как и днепровские или новгородские славяне [днепровские и новгородские люди были русами, «славяне» выдуманный наукой народ, который никогда не существовал, поэтому-то «академики» и не могут до сих пор найти прародину этих «славян»⁴⁰]. О том же свидетельствует и исходная формула договора: «Мы – от рода русского…»

Добавляем к мнению Дёмина следующее: варягами назывались Русы, жившие по всему поморью (южному берегу Балтики), в том числе варяги-русы на Полабии – ободриты (откуда родом Рюрик), варяги-руги на острове Рюген – ругии (кем был Олег по рождению). В целом же надо сказать, что Варяг – это наёмный воин, охранник. «Варяг» не есть название какого-то народа, это название профессии – от «вара» – «охрана», «стража».

В Лаврентьевской летописи, если читать по оригиналу, а не по «уточнённому» (то есть по подправленному) тексту, сказано: «И от техъ прозвася Руская земля ноугородьци ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска · преже бо беша словени». Написано, естественно, без пробелов и заглавных букв, только в одном месте «цельнолитая» строка разбита разделительной точкой. Исключительно важное свидетельство, но на него историки почему-то внимания не обращают [ортодоксам это было просто не нужно]. А зря! Здесь ведь чёрным по белому прописано: род варяжский изначально был славянским, и варяги вместе с новгородцами говорили на русском языке! Ибо в противном случае получится, что население Великого Новгорода (оно ведь «от рода варяжского») и до призвания Рюрика, и в дальнейшем, надо полагать, пользовалось одним из скандинавских языков (если, конечно, придерживаться тупиковой формулы «варяги = скандинавы»). Абсурд? В самом деле – другого слова не подберёшь! [Таковы наши «академики» от истории и в целом историческая наука!]

Почему Нестор-летописец, перечисляя через запятую «потомство Иафетово»: варяги, шведы, норвеги, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, венецианцы и прочие, – не объявляет варягов шведами или норвегами (хотя в летописном перечне они названы раньше руси) и не утверждает, что варяги говорили по-шведски или по-норвежски? Да потому, что для русского летописца, как и для всех русских людей той эпохи, было абсолютно ясно: варяги – никакие не шведы и не норвеги, а такие же русские [нет, Русы], как они сами, – коль скоро даже переводчиков для общения не требовалось. Но то, что было самоочевидным ещё в XII веке для Нестора и его современников, впоследствии оказалось камнем преткновения [это можно и нужно назвать по-другому: это откровенное вранье ради антирусских целей] для большинства исследователей «Повести временных лет».

Выводы В. Дёмина полностью подтверждаются сведениями из Будинского Изборника. Летописные варяги не были норманнами (норвежцами, шведами, датчанами), а были варягами-русами, которые с незапамятных времён жили бок о бок с Русью Словенской и были им родственны. Отсюда следует и наличие у них одного и того же языка, что свидетельствуется ненужностью переводчиков при их общении и отсутствием каких-либо оставшихся следов варяжских слов в русском языке.

Но главный интерес, конечно, представляет смысл вышеприведённой сакраментальной фразы, на которой споткнулась не одна сотня великих и мелких историков и которая сделалась отправным пунктом бесславной норманской теории. Тезис о прозвании Русской земли вмещает очень ёмкую и исключительно важную информацию. Во-первых, «от тех» относится не к варягам вообще, а к братьям Рюрику, Синеусу и Трувору, о которых речь идёт в предыдущем предложении (слово «варяг (ов)» добавили позднее, и оно существенно изменило смысл всего сказанного) [Дёмин не разобрался опять: суть то совсем в другом, Русь родилась значительно раньше и прозвалась от народа Русов, первых, практически, людей Белой расы человечества].

Во-вторых, Рюрик и его братья назвали Русской землёй не всю, так сказать, будущую Россию, а в первую очередь отнесли к ней новгородцев, жителей Новгорода [во как, вот и доказательство непонимания Дёминым реалий; а первая Киевская Русь как же, которая начала существовать с 431 года, её кто назвал Русью?], то есть нового города, построенного на месте старого Словенска, первой русской столицы [я бы не был столь категоричен в отношении первой столицы, ведь мы многого ещё не знаем, вернее, знаем, что русы жили в Причерноморье 20 тыс. лет назад (Влескнига); русы переселились в Евразию предположительно в 75 тыс. до н.э. (Сказы Захарихи) и т.д.], находившейся тут же поблизости на Волхове и названной так по имени князя Словена. Потому-то и потребовалось уточнить, кем теперь стали [неужели] новгородцы, которые «прежде бо беша словени» [да не уточнение это, а фальсификация того, что словени стали Русью, хотя Новгородская Русь, именно Русь с последним её князем Вадимиром (Вадим Храбрый), которого убил Рюрик, существовала с 365 года!⁴¹], то есть являлись жителями (населением) города Словенска.