Отзывы на книгу «Смерть в Венеции (сборник)», страница 2, 15 отзывов

Последняя любовь пятидесятилетнего писателя – платоническая и извращённая (направленная на польского подростка Тадзио, встреченного им на курорте Лидо) – неразрывно связана в новелле с темами искусства и смерти. Смерть не случайно выносится в заглавие произведения. Именно она становится определяющей для всего хода действия новеллы и жизни её главного героя – Густава фон Ашенбаха.

Мотив путешествия, вызванного внутренней тягой к странствиям, связывается в новелле с естественным переходом человека от жизни к смерти. Густав Ашенбах направляется навстречу своей гибели не потому, что так захотел автор, а потому, что пришло его время.

Вслед за разрушением классической картины бытия Ашенбах сталкивается с ещё одним символическим образом смерти, воплощённом в неприятном вида гондольере, самовольно везущим писателя на Лидо. Гондольер в новелле – это Харон, помогающий своему «клиенту» перебраться через реку Стикс в подземное царство мёртвых. Главный герой на интуитивном уровне чувствует эту связь, думая о том, что имеет дело с преступником, который поставил своей целью убить и ограбить богатого путешественника, но мягкое покачивание волн (неумолимого рока) усыпляет его тревоги, и он приезжает на место своей гибели.

Новелла заканчивается смертью главного героя и… жизнью, в которую, как в море, вступает польский подросток Тадзио. Чувственная красота последнего – это тоже смерть: творческое сознание Ашенбаха не в состоянии вынести того факта, что слово, которому он отдал всю свою жизнь, может лишь воспеть неизъяснимое очарование человека, но ни воссоздать его, ни обладать им по собственному желанию.

Разве Ничто не одна из форм совершенства?

Человек-успех, признанный писатель Ашенбах, внезапно умирает в Венеции, вдруг непонятно и страстно покоренный ставшей неожиданно космической любовью к красивому польскому мальчику. И что мне в успехах писателя Ашенбаха, и в его грустной старческой любви? А вот, поди ж ты, трогает… -Людям неведомо, почему они венчают славой произведение искусства…истинная причина восторга -нечто невесомое: СИМПАТИЯ. В том и сила автора, что незнакомый Ашенбах вдруг становится мне отчего-то «симпатичным». Может, потому, что утверждал себя «вопреки»…или потому, что «нуждался прежде всего в самодисциплине»…или в трезвом осознании своих сил и таланта, которым «недостает того пламенного и легкого духа, порождаемого радостью», а ,может, разделяю необходимость «перемен и толику бродячей жизни, даром потраченных дней»?И пока нет города, который всегда «встречает меня сиянием», как Венеция-Ашенбаха, «самый диковинный из всех городов». - Ашенбаху чудилось, что он сидит здесь…бдительно охраняющий благородное дитя человеческое…и растроганная нежность того, кто духом своим творит красоту и кто …одарен красотой, захватила его сердце. Этот город, чудо-Венеция, легко делает людей и отчетливо смертными, и больными. Вот странность… Хотя в начале -да, «непременность счастья, эта ежедневно обновляющаяся милость обстоятельств».. -Амур…чтобы сделать нас духовно зримыми, охотно использует образ и цвет человеческой юности, делает ее орудием памяти и украшает всеми отблесками красоты… Почему же при виде такого Амура загораются в людях «боль и надежда»? Надежда и боль? -Что сталось бы с нами, если бы все божественное-разум,истина,красота и добродетель- являлись бы к нам в чувственном обличье? Разве бы мы не сгорели бы от любви..?

Если большие, и любимые мною, романы Манна мой мозг мог читать ни больше 1 часа, то над малой прозой его можно было заставить работать от 2-х до 3-х часов. Она легче. Но парадокс в том, что такое чтение подобно чтению любовного письма, которое перечитав в последний раз, сжигаешь. Например, возвращаться к «Смерти в Венеции» уж точно, не хочется. Тамос Манн как всегда очень откровенен, его короткие рассказы как сокровенные мысли, открытые широкой публике. Как он сказал в «Тонио Крёгер» , я думаю, в полной мере имея ввиду себя: «…целительное,освящающее воздействие литературы, преодоление страстей посредством познания и слова». Вообще, могу сказать , что по количеству выделенных цитат, мыслей взятых на карандаш, перечитанных по два раза абзацев, Манн превосходит для меня других авторов. Многие мои мысли он буквально «с языка снял», изложив их на бумаге красиво и совершенно точно. ( «Спасительны власть языка» см.стр.191). Манн умеет «откладывать впрок плоды наблюдений» и потом доносить их до читателя. Впрочем, всё сказанное в первом абзаце не относится к рассказу «Хозяин и собака». После него хочется сказать: «Господи, спасибо за любовь и преданность животных».

Потрясающе! Глубокий, психологичный, красивый роман. Классика. Образный, прекрасный язык. Замечательная новелла. Рекомендую.