Читать книгу: «От любви до ненависти – одно сообщение. Часть 1», страница 13

Психиатр что-то пишет на листе.

– Как ты думаешь, какова причина это?

– Наверное, расставание с молодым человеком.

Она кивает.

– А как у тебя проявляются панические атаки? – Мягким голосом спрашивает врач.

– Сердце быстро бьётся, трясёт, дыхание сбивается.

– Поняла, – она снова пишет, но только теперь в новейшую медкарту. – Скажи пожалуйста, есть ли, или может были, мысли о самоубийстве?

– Сказать честно, да, были и есть, но я понимаю, что всё равно не сделаю этого, – немного приврала я, пялясь теперь в тёмную столешницу, отвлекаясь на документы и печати.

Дальше она про селфхарм. И тут снова приходится соврать. Но в чём-то путаюсь и выходит, что говорю всю правду фразой: «делала это, чтобы заменить моральную боль физической». Спрашивает про изменения в аппетите. А я не помню, когда нормально ела. Наверное, полноценный обед и ужин съедается раза три в неделю.

Психиатр расспрашивает про увлечения. Затем, не озвучив диагноз, протягивает рецепт на «Фенибут».

***

Закинувшись фармацевтикой, медленно сползаю со стула. Я не желала, чтобы он влюблялся, потому что не хотела делать больно своим холодом, безразличием. Но Марсель говорит, что отчуждённость пройдёт, и недоверие вместе с ней. Он желает помочь, понимаю. Но есть ли смысл, когда я уже всё спланировала?

12 Глава

4 Июня

Закончив трапезу в честь дня рождения дедушки, иду гулять с молодым человеком. Он таки настаивал встретиться и побыть вместе до темноты. Папу моего предупредил, что проводит. Не знаю, когда они успели обменяться номерами. Хаори развивается по тёплому ветру. Лицо ласкают лучи дневной звезды.

– Ради тебя я отказался пойти на день рождения Глеба. Лучше проведу время со своей красоткой, – заявляет Марсель.

Изо рта вырывается смешок. Я не считаю это смешным поступком, или поступком подкаблучника. Но не обиделась бы, если б Марсель пошёл на празднование.

– У Зырянова день рождения?

– Восемнадцатилетие, – поморщившись ответил он.

– И ты не пошёл на важный праздник друга?! – Восклицаю я.

– Аха-ха, мы не такие близкие друзья, чтобы расстраиваться из-за моего отсутствия. Да и не очень интересно смотреть на его обжимание с какой-то девушкой.

Вдруг настигла какая-то грусть. Я не скажу, что Глеб мне нравится, как парень, но те встречи глазами и широко растянутая улыбка заставили трепетать какое-то время.

– Думаешь, стоит поздравить?

– Поздравь. Наверное, ему будет приятно.

Пожимаю плечами, открывая «Телеграмм». Ответ не приходит сразу, прячу телефон в сумке.

Денисов купил коктейли с клубникой и базиликом, и пошли сидеть на скамейке. С первого же глотка влюбляюсь в сей напиток. Не знаю, почему Ксю плохо отозвалась о нём… С сегодняшнего дня беру только его. Садимся с Марселем лицом друг к другу. Он смотрит на меня. Я на него, а потом резко отвожу взгляд.

– Заработался я что-то, вздыхает голубоглазый.

– Нужно отдыхать иногда же. Дать себе пару дней просто смотреть фильмы или книги читать, с чашкой чая или лучше какао, – советую жалея.

–Хе-хе, если бы могу так просто это делать. Знаешь, я давно уже нормально не отдыхал. Социум та ещё тяжесть. Да и статьи эти в печёнках сидят, – откровенничает Марсель.

– Ну, у тебя ведь есть мотивация для продвижения дальше?

Марсель опускает глаза, перебирая мои пальцы. Засматривается на украшение на безымянном, подаренное им же самим.

– Хочется жить – это уже внушительная мотивация. Если не работать, то и жить не на что.

– Да, ты права. Если не двигаться, то ты труп, – слегка улыбается светловолосый.

Достаю из-под его руки свою и потягиваю коктейль напиток из трубочки. Проходит пару секунд прежде, чем диалог возобновляется

– Похоже в скором времени постигнет сия учесть, хотя, наверное, я преувеличиваю.

– А что так, что за время наступит, что перестанешь двигаться?

– Творчески перестану… Вот я взрослею, пора идти на работу, начинать проживать отдельно от родителей, но только говорю о том, как буду существовать, по факту особо ничего не предпринимая для сдвига с мёртвой точки. Сейчас, конечно, могу оправдаться почему не работаю тем, что хочу спокойно дописать экзамены и немного отойти от этой суеты. А то потом учёба в колледже, та же работа, и когда уделять время себе?

Марс думает, какой дать ответ.

– Ты не торопись взрослеть. Тут слишком много забот, много грусти. Лучше останься хотя бы душой ребёнком, ещё на чуть-чуть. Пожалуйста, не спеши. Не хочу, чтобы ты совсем увязла в этом ужасе.

Срываю одуванчик и просовываю Марселю за ухо. Лицо его покрывается лёгким румянцем, что умиляет. Двигаюсь чуть ближе.

– Время всё равно придёт. Но за меня и дальше будет говорить подростковый максимализм и нужда показать характер.

– Те, кто горят ярче всех, сгорают слишком быстро, – предупреждает молодой человек.

– Пока не горю. Так, едва заметно пытаюсь разгореться.

Марсель как бы тоже двигается ближе. Остаётся пару сантиметров. Решаю делать то, что хочу сама. Марсель пальцами оказывается на моём подбородке, а потом я мокрыми губами накрываю его, заранее представив, каким будет поцелуй: как самый первый, наполненный детской наивностью и влюблённостью. Неловкостью и доверием.

– Тварь! – Слышится знакомый пьяный голос.

Отвлекаюсь от проявления любви на проявление ненависти.

– Открой, мразь!

Он снова напился, очень. Худощавый мужчина, среднего роста, со смазливым лицом, но ужасным характером. Это так называемый сожитель моей крёстной. Почему она по-прежнему не выгнала его? А, ну, да, когда он трезвый, то хороший. Ремонт обещал сделать, только никакого продвижения нет. Все деньги уходят на выпивку. Она любит. Он, возможно, тоже. Только вот подобные выкрики под окнами, побои… Крёстная как-то рассказывала, как под взмахом ножа, перед глазами пролетела жизнь. Это не единичный случай.

– Чтоб ты сдохла!

Замечаю, что Денисов наблюдает за спектаклем на импровизированной сцене, которой выступило крыльцо подъезда. Демонстративно сглатываю, нащупывая запястье молодого человека.

– Мразь! – Он со всей дури долбиться в металлическую дверь.

– Пойдём отсюда, пожалуйста. Мне страшно, – ною я.

Действительно страшно. И за крёстную. И за то, что он переключится на меня, если узнал. Несомненно, Марс бы заступился. Конечно, заботясь, вытирать кровь рукавом романтично, однако, попробуй объясни бабушке, откуда она взялась.

– О, солнышко.

Мы обошли пол октябрьского района прежде, чем вернуться в первомайский. Я всё думала о поцелуе. Нужен ли он был? Может для того, чтобы заткнуть Марселя? Но будто поцелуй задумывался ещё в прошлые выходные. Может, Марс всё-таки залез в моё сердце, но снова не осознаю, как и с прошлым молодым человеком?

… А если подумать, то и Марсель может оказаться кем угодно. Сделать, что угодно. Или я слишком не доверяю людям?

… А если подумать, то Ижевск совершенно не идеальный. По качеству жизни. Люди такая же серая масса. Я люблю этот город. Город детства. Впрочем, безумно желаю уехать в другой, о котором мечтаю. Здесь на улицах, где росла, теперь растут высотки, укрывая тенью частный сектор. Да, этого не избежать. Время диктует свои правила, меняя ныне не столь уютное как раньше место. Совсем недавно снесли школу, в которой проучилась восемь лет, не считая «нулевого» класса, то бишь подготовительного. Сколько же воспоминаний с ней связанно. Обещали поставить новую. Пока что слабо верится. Возведут какой-нибудь торговый центр или тому подобное, и делайте, что хотите.

– Ты знаешь того чувака? – Ожидаемо интересуется Марс.

– К сожалению, да.

Почти подходим к дому, а я продолжаю рассказывать про этого морального урода.

– В одну из пьяных посиделок, когда Ульяна и бабушка курили на кухне, я стояла в гостиной, смотрела книги на полке. Лёша ждал, когда крёстная выкурит свою половину сигареты, чтобы покурить самому. По телевизору крутили концерт, вальс исполняли, медляк и так далее. Лёша заходит в комнату на медляке. Он сделал погромче, и не спросив, согласна ли танцевать, взял за талию. Какое-то время крутились на месте. А потом, я подумала, что он хочет меня поднять, но он лишь желал потрогать «там», – указываю кивание головы вниз.

На лице Марселя появляется гримаса ужаса. В его океанах читалось какое-то отвращение. Ни то ко мне, ни то к нему.

– Он приложил такую силу, что оторвалась от пола. Собираясь уходить, напоследок приговорил: – «была б ты постарше, я бы тебя…». Ныне задаюсь вопросом: почему не закричала, ничего не рассказала папе, когда мы вернулись домой? Наверное, было стыдно. Когда вспоминаю об этом вечере, хочется плакать. Я ведь была маленькой и беззащитной.

– Солнце, мне очень жаль… и жаль очень жаль, что такие люди вообще существуют, – сжимает ладонь крепче.

***

Я опустошённо лежу в ванной. Не помню, с чего диалог пошёл по одному месту. Между предложениями через динамик телефона доносилось трещание вейпа. Глеб не удосужился дождаться других сообщений. Он увидел только «ты мне нравишься» и сразу стал записывать голосовое сообщение. Так меня ещё никто не «отшивал». От слов Зырянова скрутило желудок. Было неприятно слушать в свою сторону сию мерзотину. Однако, я дослушала до конца, дабы убедиться, что правильно понимаю. В целом, должно быть плевать, с кем он там. Личная жизнь Глеба не интересует. Только слова звучали нисколько не по-дружески. Зато теперь зачем-то знаю, что не в его вкусе.

– «Честно, да и не хочется всего этого. Оно того не стоит» – на фоне слышался противный девчачий смех.

Вода понемногу остывает. Вместе с ней мысли. Теперь нужно поскорее закинуться таблеткой, дабы совсем потушить огонь. «Фенибут» стал моим психологом. С ним я чувствую некую эйфорию, спокойствие, умиротворение.

7 Июня

Хорошо вчера погуляли с девочками. Круто, что Милиоти не смогла присоединится к нам, а то опять задушнила бы. Или обиделась на слова, сказанные вообще не ей. Наговорила бы Черепановой, что я её обижаю, а клоунесса снова начала бы бычится. Заодно что-нибудь новое придумала б про мою персону.

Всю дорогу я скакала вокруг девочек, нашёптывая на уши томным голосом приятные вещи, с неким подтекстом. Я успела заприметить у Уоллес мурашки по коже. Возле монумента «Дружбы народов» Ксю и Крис танцевали к-поп. Мы с Дашей от скуки играли в профессионалов: я – модель, Даша – фотограф. Потом поменялись, но Ворон мои снимки какого-то чёрта не понравились, хотя они были великолепны. Я успела показать девочкам, прежде чем она попросила удалить. Обошли каждую скамейку, ель, ступеньку, каждый куст. Да, вот я на фото отлично вышла.

Прокручиваю в голове моменты, смотря на пустоту за окном. Ни одной звезды, даже если вглядываться. Надеюсь, ночь не выдастся дождливой. Тащится на консультацию по лужам так себе. Потом сиди два часа с мокрыми кедами в прохладе. Да и форточку вставать закрывать совсем лень.

Знаю, скоро придётся съехать из этого дома, хоть никто и не гонит, кроме меня самой. Раз так, то я заскучаю по своей комнате довольно быстро. По каждой ободранной обоине. Неровным стенам. Скрипящему полу. Несомненно, на другом месте жительства будет по-своему уютно, куда уютнее, чем здесь. Но это уже новая жизнь, только с теми же проблемами, загонами. Я заберу с собой фотографии и открытки со стены, лианы, книги, но не особый вайб подростковой комнаты.

11 Июня

1:36

– Я шла на математику, зная, что не сдам. Так что. Ожидать особо нечего. Тем более сравнила написанные ответы со слитыми. Мало что совпало.

Марсель растирает ладони. Ночь действительно холодная. Валентина Семеновна уехала за город, а я подумала, что провести час другой с молодым человеком – не самая плохая идея. Мы ушли за несколько дворов от наших домов. Думали, пойти подальше, но, так как перед выходом по прогнозу нависла дождевая угроза, не решились. Да и восемнадцати нам обоим нет. Хотя, когда сие останавливало.

– Ничего не потеряно! – Восторженно произнёс голубоглазый.

Я взяла его руки в свои, прежде приспустив рукава лонгслива. За тот короткий отрезок жизни, что мы встречаемся, не переставала и не перестаю восхищаться глазами Марселя. Он третий на памяти человек с красивым холодным цветом. Глаза его словно два океана, в которые упали самые яркие звёзды. Они блестят, смотря на меня. Говоря честно, не известно, сколько горечи они в себе таят. Марс не рассказывал ничего о прошлом. Я и не расспрашиваю. Вдруг, сие довольно неприятно вспоминать, тем более вслух. Я тоже не разглагольствую о тех мудаках, что были до него.

– Какая ты горячая. Ну, в смысле…

– У меня всегда руки горячие. Девочки меня называют батареей.

– Забавно, – ухмылка на бледном лице возобновляется.

Сжимаю длинные костлявые пальцы, согревая.

К тому времени, как гаснут фонари, понемногу тянется свет нового дня, уже вызывающего отвращение.

– Прошлой ночью ветер так сильно завывал. На минуту показалось, что сирена воет.

– Ты снова не спала? – Возмущённым голосом звучит вопрос. – Нет, ну, не смочь уснуть перед таким событием, вполне логично. Кстати говоря, сильно волновалась?

– Под таблетками ни чего особо не чувствуется. Я уже перестала замечать моральную боль. Из минусов, прекрасно ощущается физическая. На восемьдесят семь из ста.

– Скоро станет лучше, солнышко, – он, остановившись, наклоняется и неуклюже целует в уголок губ.

– Надеюсь, – съёжившись от приятных мурашек, отвечаю я. Впрочем, лицо моё не показывает эмоций от трепета еле живых бабочек в животе. – Перед сном я думала, что страдаю паранойей. И, что в детстве предполагала, что вырасту нормальным человеком, а не психбольным.

– Эй, ты нормальный человек. Иногда случаются подобные вещи, выбивающие из колеи. Они не делают тебя больной, – протестует Марс.

– Я бы возразила, но нет сил спорить. Поэтому соглашусь. Так вот. Потом включила Куплинова на «Ютубе» и засыпала. Почему-то его видео успокаивают.

Марсель ушёл, оставив один на один с желанием изрезать руки и плечи. Это одно из самых навязчивых желаний. Борясь с ним, хожу по комнате. То и дело дёргает и мурашки по ногам бегут. Немного страшно. Стараюсь забыть вредные привычки, оставляющие шрамы ярко-белыми полосами. Сажусь на край стула, откинув металл на столешницу. Я налила кружку свежезаваренного молочного улуна. Залипла в телефон, дабы выиграть время, там уже и спать захочется, что перебьёт мысли о самоповреждении. Только сие дело в данный момент интересовало меньше, чем взятие «Восхода» под контроль. Долго размышляю, стуча по столу пальцами:

– «Последний раз, точно».

13 Июня

Утро началось ни за просмотром новостной ленты за завтраком, ни с приёма препарата. Аля написала сообщение, заставившее выпасть на пару тройку часов: «Доброе утро. Твой отец меня бросил. Ближе к вечеру приеду за вещами. Таня, я узнала, что беременна. Не беспокойся, я сделаю аборт… Позвони, когда проснёшься».

Сообщение так и висит в центре уведомлений, но после прочтения, незамедлительно позвонила ей несмотря на то, что разговоры с ней та ещё тягость. Я разговаривала с Алей, перебирая варианты, если вдруг она передумает идти на операцию. Нет-нет-нет и ещё несколько тысяч раз НЕТ. Этот ребёнок вообще не нужен, никому. Я не буду смотреть за ним, уж тем более любить, как родного. Про их «расставание» и речи быть не может. Они сошлись вновь. Я слышала их диалог на веранде. (Лучше бы не сходились). Ещё и на ночь осталась. Тьфу. Теперь не могу спуститься на кухню. Видеть эту женщину невозможно. В нашем доме она лишняя. Её присутствию не рада и бабушка. Никто не рад… Сколько бы не пыталась мириться с тем, что какая-то баба получает внимание от моего отца больше, чем я – дочь, не получается.

Точно знаю, отец никогда не заступится за меня в конфликте с Алей. Никогда. Даже если та будет не права. Видать она ему дороже… А вот мама бы ей все её три волосинки выдрала б, потому что родитель должен защищать ребёнка, а не какую-то облезлую крысу.

***

Вынуждена не спать в три ночи из-за поэтических генов. Я обрекла себя на страдания вечного выбора, вечного поиска музы. Собственноручно обречена существовать от вдохновения к вдохновению. По-другому не пишется ни один эпитет. Обрекла, лишь сделав шаг на один из предоставленных путей, по правде, не зная, с чем придётся столкнуться.

Думаю, что, будучи эмбрионом, мне расписали три дорожки. В осознанном возрасте я выбрала, возможно, правильную, под гнётом не заглушённых по глупости ген.

Даже сейчас, когда размышляю о другом, чувствую что-то иное. За спиной кто-то стоит. Кто-то с большими пустыми глазами, с отсутствием рта и носа. С белой, точно снег, кожей. В чёрной мешковатой одежде и ножом в руке. Прошлой ночью же приходили четверо других монстров. Первый весь перебинтованный, с оскалом. Второй со злобной улыбкой, заглядывал из-за дверного косяка, когда умывалась. Третий, в серой кофте и чёрных брюках, без головы – сидел на кровати, почти рядом. Четвёртый метался по комнате, согнувшись вперёд так, что руки доставали до пола. Он был полностью чёрный. Мне думалось залезть под одеяло с головой при включённом свете. Думалось запереться в ванной и тревожно ожидать рассвета, но подумала, что они соберутся вместе и станут долбиться в дверь. Не помню, как переварила ту ночь в одиночестве.

16 Июня, запись из дневника.

«НЕ добрый вечер. Наверное, спать пойду сейчас, хоть и нет даже девяти. Нет настроения, совсем. Хочу прямо сейчас осуществить задуманное. Дурацкое ОГЭ. По русскому «четвёрка», (я была уверена в хорошей оценке). Тема сочинения лёгкая попалась, и в целом, ничего сверхсложного не наблюдалось. Но твою мать! По математике «двойка». Не хватило баллов по геометрии. Никогда не любила её, как и алгебру. Пересдача двадцать восьмого числа. Пересдаёт половина класса, другая половина сдалась на «тройки».

Бабушка от такой новости схватилась за сердце. Стоило сказать про «неуд», она тут же забыла про «зачёт» и разоралась, мол, я – двоечница, позор семьи, посмешище. Сие звучит слишком унизительно. Когда я уходила в свою комнату, еле сдерживая слёзы, она поднялась на несколько ступенек, выкрикивая в след, что никем не стану, ничего не добьюсь. Ничего не смогу. Буду мыть полу, будучи никому не нужной, никем не любимой, не ценимой, не уважаемой. Она кричала, что я не понравлюсь ни одному парню такая: с татуировками и пирсингом, (она не поняла, что Марсель парень, а не друг). Бабушка ещё долго приговаривала, спускаясь на первый этаж. Уже не разобрала, что она там несёт. Я ныла, сука. Как тварь рыдала в подушку, зная, что отец не заступится. Едва что-то возразит ей дедушка.

А потом Ольга пыталась говорить со мной как ни в чём не бывало. Я молчала. Обидно, что она никогда не замечает хорошего. Даже будучи «бронзовым» поэтом года, всё так же остаюсь позором семьи. Почему?»

20 Июня

Сидя на консультации по математике, полностью сконцентрирована на объяснении решения двенадцатого задания. Руки опять сильно трясутся. Нет настроения, хоть и начала высыпаться. Болит тело, нет сил. Кое-как заставила себя прийти сюда, и то, потому что сегодня ведёт директор. Стала меньше сидеть в телефоне, не больше двух часов. Нет желания общаться с людьми, даже с друзьями. Зато в какие-то дни полна вдохновения. Целыми сутками смотрю «Ютуб» на ноутбуке и готовлюсь к пересдаче. Иногда включаю фоном спокойную музыку, дабы не сойти с ума от тишины.

В субботу ударила себя до синяка. В пятницу схватилась за кухонный нож, пока была одна. Царапины получились рваными. Я провела по запястью, хотя зареклась больше не трогать его из-за сухожилий. Всегда страшно, и сейчас страшно: вскрыть вены и не суметь остановить кровь. А дальше скорая и путёвка в психиатрическую больницу. Я не хочу туда, я не псих, не настолько, насколько там находящиеся.

Вообще, после консультации Крис зовёт гулять, но я ловко отмазываюсь ложью о временной работе нянькой для младшего брата. Немного поболтав перед прощанием, обнимаемся и наконец-то расходимся. Расслабленно выдыхаю, больше не нужно притворяться. Я пинаю камни, иду по лужам. Кеды уже промокли вместе с носками. Однако, брести по воде так забавно и по-детски. То есть, иногда хочется повести себя, как ребёнок, хотя бы таким образом. В пору было бы ещё и с разбегу прыгнуть так, чтобы брызги в сторону полетели. Только подмочить прохожих будет позорно. Я снова нахожу спасение от страданий в творчестве и самоповреждении:

 
«На поле ромашек
Под тёплым лучом,
Хотелось рыдать
И ругаться с душой.
Разбить сердце в осколки
Фразой: «он снова ушёл»
Склеить потом осознанием,
Что было – прошло.
Прошло то плохое,
Да и хорошее тоже.
Не известно, сколько
Следующий поезд»
 

Внизу я подписалась кровью. На память, что написан он во имя спасения от душевных терзаний. Но спасло ли на самом деле? В голове со вчера поселились флешбэки с Максимом. Потому что он не перестаёт названивать каждые несколько часов, надеясь на мой ответ. Не беру. Не желаю слышать его мягкий голос, успокаивающий меня. А может Макс, в целом, действует, как таблетка транквилизатора. В голове сидят воспоминания. Что будет, если возьму трубку? Вообще с ума сойду. Хожу быстрым шагом по комнате, задыхаясь, и, смеясь. Будоражит только одна идея услышать запах Плетнёва. Волнует ощущение чужого прикосновения на плече. Не выдержав, пишу Марселю:

– «Я устала, я просто устала от этих дурачков, которые приходят ко мне каждую ночь. Твою мать. Я себя чувствую морально истощённым человеком. Ничего не хочу, хочу просто залезть под одеяло и не видеть всего этого»

– «Ты чувствуешь себя плохо и мне жаль, что сейчас не рядом и не могу помочь. Банально обнять, но я так переживаю за тебя».

Меня растрогала забота и сопереживание Денисова. Растрогало до слёз. Он с пониманием относится к ситуации, в которой нахожусь, и отрицает то, что я на голову не здоровый человек. Хотя там столько проблем, детских травм и фобий, с которыми нужно разбираться. Нужно было начать давно, несколько лет назад, когда только открыла для себя самоповреждение. Я же понимала, что сие – не есть хорошо. Вероятно надеялась, что само пройдёт. А оно затихло только на время. Стоило случиться триггеру.

– «Ты пила таблетку на ночь?»

– «Нет»

– «Солнце, но почему?»

– «Хочу снова почувствовать что-нибудь»

23-24 Июня, сон*

Смотря в распахнутое деревянное окно, опираюсь на подоконник. На город опустились сумерки. Ветер нагнал грозовые тучи. Тюль развивается, как в кино, в сцене, где главный герой только что сделал то самое, что хотела я. И сделала бы, если б не встретилась с ним вновь. Видимо, именно в тот момент у Всевышних появились новые планы на мою жизнь.

Санкт-Петербург – город, в котором сбываются мечты. Мои мечты. Я издала собственный сборник стихов, выступаю в местных пабах, неплохо зарабатывая. С недавних пор мне понравилось посещать квартирники. Познакомилась там с очень талантливыми людьми.

Два года назад я вышла замуж. Боже, я сказала ему «да» и ни капли не жалею. Я не зря верила, что он изменится. Каждый день мне кажется, что всё только снится. Но касаясь его кончиками пальцем, а затем едва-едва губами, боясь потревожить сон, осознаю – всё наяву.

Стоя перед распахнутым окном, мне словно снова пятнадцать, я опять в своей комнате и боюсь потерять себя и его. Будто вновь делаю затяжку, дабы убить мысли. А что, если бы четыре года назад, стоя на этом месте после ссоры, после того как хлопнула дверь, я решилась бы полететь вниз, наивно полагаясь, что взлечу, как птица. Тогда остановили внезапные объятия со спины. А я ведь и не слышала, как он вернулся. Настолько погрузилась в раздумья.

Нет, сейчас точно не желаю этого, впрочем, горячие руки снова будто останавливают, оказываясь на моих холодных плечах. Его щека касается моей. Он не брился несколько дней, щетина колет нежную кожу.

– Как же я тебя люблю. – Любимые руки скользят по моим, переходя на округлившийся живот. – А ты бы кого больше хотела? – Спрашивает он на ухо. – Девочку уже сделали, неплохо было бы парней

Пожимаю плечами:

– Не важно, кто родится, мальчик или девочка. Я буду любить этого ребёнка, потому что он от тебя. – Ощущаю его улыбку своим телом.

27 Июня

Восемь утра. Пью чай, потом ехать до школы расписаться за пересдачу. Кстати, о ней: ждёт уже завтра. Сегодня же, как вернусь, сижу до последнего с геометрией. Вчера пробники писала на восемь баллов. Ну, конечно же, нужна подушка безопасности в виде двух баллов по алгебре и двух по геометрии. Планирую пронести телефон, на всякий пожарный. Только очень рисково, всё-таки в другой ППЭ поедем. Там говорят с этим строго. Запищит – выворачивай карманы. Ах, да, шпоры ещё надо нарезать…

Это снилось пару ночей назад, но не перестаю прокручивать в голове вновь и вновь. Голос Королёва, его тепло. Дождливый Питер. Рассказ о жизни. Словно предсказание, которое знаешь, что не сбудется, но очень желаешь.

 
***
 

Нафиса Маратовна разглагольствует на весь кабинет, дабы услышал каждый:

– Ройтесь в мусорках, бачках. Там учителя по-любому своим скинуть.

Собравшиеся смеются.

– Чё смешного? Ройтесь – ройтесь, вдруг будут. Все шпоры наделали?

После наставлений, я мигом сваливаю из школы, лишь бы не пересечься с Уоллес и Милиоти. Нет желания видеться с ними два дня подряд. Хватило терпеть их в учебное время. Мы разные, ну, может чем-то и схожи. Если и схожи, то у нас очень разные мнения на их счёт. Я, в целом, устала от одноклассников. И не желаю лицезреть приевшиеся за девять лет лица. Они мне не родные, и скучать не буду. Ни минуты. Только по некоторым. И то не факт.

Жёлтый автобус подошёл сразу же, как подошла я. Нет, правильнее сказать, что пришлось чуток ускорить шаг. В салоне душно. Какие-то девочки разрешили себе громко слушать музыку, пререкаясь с кондуктором. Вот же курицы малолетние. Стараюсь отвлекаться на проезжающие машины. Озвучиваю в голове дорожные знаки, их значения. Светофоры, баннеры… и срываюсь:

– Девочки, имейте совесть. Вы не одни здесь.

Обменявшись взглядами, они хихикают. Сейчас бы хорошенько так поднадавать им. Провоцируя, музыка звучит громче. Бросаю злобный взгляд, придумывая следующее замечание:

– Ещё раз прошу, выключите или сделайте потише. Либо я звоню в полицию.

Видимо испугавшись угрозы или чудаковатости, на далее идущей остановке, след их простыл. Да уж. Хотела почувствовать что-то из прекрасных щекочущих чувств. На деле вспомнила вкус агрессии.

19:07

Я нашла запрятанную бутылку вина в шкафу с одеждой. Здесь только на одного. Утром была выпита последняя таблетка «Фенибута». Поднимаю кружку в честь этого. После приёма ноотропа, не знаю, сильно ли что-то изменилось, но по крайне мере небольшая лёгкость в голове есть. И мыслей о Жене стало на порядок меньше. Больше не волнует, как он там и с кем. Эти чудики, приходившие на пару со вселенской паникой, перестали посещать по ночам.

Наверное, сделав первый глоток, совершила ошибку. Как будто нужно было подождать дня два-три прежде, чем вкушать алкогольный напиток. На сердце какая-то тяжесть и мозг стремится разорваться на куски. Пожалуй, стоит лечь спать, предупредив Марселя:

– «Слушай, я что-то чувствую себя не очень. Не переживай, пойду спать. На утро уже пройдёт. Спокойной ночи. Люблю тебя…»