Читать книгу: «История свидетеля. Книга 1. Бог не желает», страница 7

– Как ты до сих пор еще жива? – удивился Рэнт, разглядывая стрелы.

– Думаешь, кто-то способен такое пережить? Не будь глупцом. Я мертвая.

– Совсем мертвая?

– Да, но… мне нет покоя. То был не лучший способ уйти из жизни. Они расправились со мной первой, зная, что я для них опаснее всего. Я упала наземь еще до того, как первый из них шагнул в лагерь, и, будучи мертвой, я уже не могла помешать тому, что за этим последовало.

– Ты коривийка?

– Вы именуете нас так, хотя на самом деле нас лишь немногое связывает с коривийцами. Вы, низинники, никогда не спрашивали, но мы называли себя иначе. – Женщина пожала плечами, и Рэнт услышал шорох от оперения стрел в ее спине. – Теперь это уже не важно, поскольку нас больше нет.

– Семдхи…

– Они не знают, что делать с озером. Шестеро из них выслеживают твоего друга, но остальные на берегу. Их бросатели костей молчат, скрывая свой страх.

– Почему они боятся озера? – спросил Рэнт.

– Здесь не всегда было озеро, – ответила незнакомка, подходя ближе и присаживаясь на корточки. Теперь он мог различить ее лицо. При жизни она была красива, но сейчас от ее красоты ничего не осталось, а тусклые, ввалившиеся глаза напоминали камни. – Низинники называют его Серебряным озером. Мы называем его Тартен’игниал. Долина тартенских камней. До того как пришла вода, здесь было священное место, где вдоль долины рядами стояли огромные камни, а в центре высилась груда черепов – тартено и имассов. Говорят, будто черепа имассов даже сейчас живы и смотрят на затопленный мир ила и мертвых деревьев.

Рэнт взглянул мимо нее на блестящую водную гладь:

– Я переплыл озеро наполовину.

– И они наверняка за тобой наблюдали. Даже ждали, когда ты утонешь, чтобы лечь перед ними, как и многие другие. Испытали ли они разочарование? Кто знает.

– Но все это сейчас под водой, – заметил Рэнт. – Мы ловим в озере рыбу, ставим сети и закидываем удочки.

– И сети пропадают, верно? Те стоячие камни теперь опутаны старыми веревками и леской. Сомневаешься? Я была там и ходила среди них. У мертвых есть свои преимущества.

После некоторого раздумья Рэнт решил, что слова незнакомки его не убедили.

– Семдхи не причинят тебе вреда, – сказала та. – Но они убьют твоего друга.

– Он спас мне жизнь. Если я объясню семдхам…

– Большинство из них не понимают натианского языка, на котором ты говоришь. Можешь забыть о своем друге, ты его больше не увидишь.

– Чего ты от меня хочешь?

– Льды на севере создали яггуты. Омтоз Феллак – их древний магический Путь Льда. Но Трон Льда давно лишился своей власти. Говорят, будто вернулся Повелитель Льда и великая война с имассами закончилась. – Она закашлялась, выплюнув нечто цвета озерной воды. – Как я могу с этим спорить, когда врата Смерти теперь стережет Птица-Вор? Но если Трон и занят снова, тот, кто сидит на нем, ничего не сделал. И теперь магия угасает. Передай своим сородичам-теблорам, что лед на севере весь растаял и близится потоп. Скажи им, что нужно бежать.

– Не понимаю.

– Но ты запомнишь мои слова?

Поколебавшись, Рэнт кивнул.

– Ты видел стадо оленей?

– Да.

– Они бежали от воды. А теперь и семдхи тоже бегут от воды. За ними придут другие. Волки, медведи, джеки.

– С какой стати теблорам мне верить?

– Ты сын Сломленного Бога.

– А почему они должны в это поверить?

– Они поймут.

Рэнт взглянул на женщину:

– Я сделаю, как ты говоришь, но только если ты спасешь Дамиска.

– Ха, никак щенок решил поторговаться? Да еще с мертвой ведьмой?

– Спаси его.

– Возможно, уже слишком поздно. К тому же я недолго пробуду в таком состоянии. Я уже чувствую, как меня влечет забвение. Совсем скоро я покину это тело, и моя власть в этом мире станет намного меньше. Мертвые могут преследовать живых, лишь когда они преисполнены ненависти. Я – нет. Может, семдхи и прогневали меня своей беспричинной резней, но поскольку я понимаю причину их паники, то не могу их ненавидеть.

– Спаси Дамиска.

Мертвая ведьма нахмурилась, скорчив гримасу, и Рэнт понял, что теперь будет видеть ее в кошмарных снах.

– Вот и делай после этого добрые дела. Ну хорошо. Я попробую. А ты оставайся на ночь здесь, в своей пещерке. Потом направляйся на запад, в…

– Знаю. Я должен найти теблоров. Дамиск мне говорил.

Выразительно посмотрев на него, женщина отвернулась и пробормотала:

– Кто слушает мертвецов?

Если вопрос сей и предназначался Рэнту, она не стала ждать, когда парень сообразит, что ответить.

Он снова остался один, и на него опять опустилась ночная тишина. Забравшись подальше в углубление, он прислонился спиной к шершавому камню. Легко сказать: иди на запад, огибая озеро как можно дальше. Каково это – взбираться в горы по узким тропинкам? Искать ступени из костей и вырубленного камня? Закрыв глаза, Рэнт попытался представить себе все эти странные места, где ему предстояло оказаться много дней спустя.

Однако почувствовал лишь нахлынувшее на него одиночество.

Ему недоставало матери. Ему недоставало Дамиска. И мертвой ведьмы тоже. На мгновение ему даже захотелось вновь оказаться в поселке, уворачиваясь от камней, которые в него швыряли.

Каково это – чувствовать себя в безопасности? Рэнт не знал и сомневался, что когда-либо узнает.

Массивный сланцевый выступ косо торчал из каменного основания, служа единственным напоминанием о тех временах, когда эти места выглядели совсем иначе. Дамиск лежал на усеянном птичьим пометом каменном уступе, расположенном примерно на двух третях высоты утеса. Почти на расстоянии вытянутой руки над ним, снизу выступающей сланцевой полки, виднелся ряд ласточкиных гнезд – как он подозревал, все еще пустых столь ранней весной. Во всяком случае, оттуда не было слышно пронзительных тревожных криков сидящих на яйцах птиц, чему охотник был только рад. Лук он держал горизонтально над краем уступа, вложив стрелу в выемку.

У подножия утеса пробирались среди кустов и поваленных деревьев пять фигур, замотанных в кожу и полосы меха; на голове у них были срезанные с коривийцев скальпы. Наверняка семдхи. Одна из них, женщина, была вооружена коротким, загнутым назад луком из оленьих рогов, а в колчане у нее лежали длинные стрелы. Она пока еще не наложила стрелу на тетиву из кишок, но Дамиск знал, что наконечник ее – длиной, скорее всего, с его предплечье – сделан из зазубренной, отполированной до блеска кости, а древко сразу за ним, вероятно, смазано ядом.

Остальные четверо держали в руках копья, а на бедре у каждого висел в ножнах каменный атлатль.

Дамиск провел пальцами по тетиве своего лука, медленно оттягивая ее назад. Женщина с луком была крупнее мужчин, широкоплечая и коренастая. Она держалась позади соплеменников, останавливаясь через каждые несколько шагов и оглядывая окрестности, но вверх пока не смотрела.

Дамиск подождал, когда она снова остановится, а затем выстрелил.

Стрела вонзилась между плечом и шеей, войдя под углом в туловище. Когда женщина рухнула наземь, коривийский скальп соскользнул с ее головы, открыв выбритую макушку с пятнами засохшей крови.

Убрав лук, Дамиск отполз дальше в тень под уступом. Он слышал, как внизу внезапно поднялась суматоха, но до него не доносились ничьи голоса. Все собрались вокруг упавшей соплеменницы. Поняв, под каким углом вошла стрела, семдхи наверняка повернутся к утесу, окидывая его взглядом до самого верха, – но ничего не увидят.

Сланцевый выступ можно было обойти кругом, найдя выходящие на гребень тропинки. Двое пойдут направо, двое налево. И сойдутся вместе прямо над Дамиском.

Тридцать сердцебиений спустя он подполз ближе к краю и посмотрел вниз. Тело женщины перевернули на спину. Лук и колчан исчезли. Остальных четверых семдхов нигде видно не было. Дамиск снова взглянул на труп. На лбу женщины чернело пятно – он не мог различить подробностей, но знал, что покойной вогнали по рукоятку между глаз ее собственный нож, чтобы забрать в драгоценный железный клинок ее душу. А затем этот же самый нож воткнули в ствол дерева где-то неподалеку. Дух женщины теперь принадлежал этому месту, которое, в свою очередь, отныне принадлежало семдхам.

Дамиск сполз с уступа и начал спускаться. Светила луна, ставшая для охотника как даром, так и проклятием. Без нее он никогда не сумел бы убить женщину из лука, равно как и увидеть приближающихся к подножию утеса семдхов. Но враги Дамиска видели не хуже его самого, а может, и лучше. Единственное его преимущество заключалось в том, что они были обитателями тундры, а не леса. Как и любой охотник, они умели замирать без движения, медленно и глубоко дыша. Но когда они передвигались среди растительности, их было хорошо слышно.

В отличие от Дамиска.

Добравшись до подножия, он присел, проверяя свое снаряжение, дабы убедиться, что оно крепко привязано и вряд ли зацепится за сучья и ветки, а затем подошел к трупу. Как он и ожидал, стрелу сломали, а железный наконечник вырезали из тела и забрали с собой.

На широком плоском лице мертвой женщины, несмотря на рассекавший ее лоб черный разрез, застыло умиротворенное выражение. Дамиск направился в сторону деревьев.

Он почти сразу нашел вонзенный в дерево нож. Рукоятка из рога и позвонка, дешевый клинок из выменянного у торговцев железа, который легко сломался.

«Блуждай же теперь бесцельно, и пусть тебя долго преследуют духи коривийцев. Лишь дураки верят, что возмездие не переживает смерть, и, надеюсь, тебя оно настигнет».

Дамиск снова углубился в заросли деревьев, направляясь на запад. Он сомневался, что нагонит двоих идущих впереди охотников, а потому не стал даже пытаться. Вместо этого он снова свернул к берегу: вряд ли семдхам придет в голову искать его там.

Через сорок шагов охотник наткнулся на уходящую вглубь суши звериную тропу, где лежал труп еще одного семдха со сломанной шеей. Из его груди, рта, глаз и ушей торчал десяток семдхийских стрел.

«Значит, кто-то из коривийцев все-таки остался жив. И решил отомстить».

Потрясенный увиденным, Дамиск перешагнул через тело и пошел дальше.

Добру и злу не было места в мире за пределами мыслей смертного. Даже благословение и страдание, которые наверняка существовали, могли стать довольно-таки скользкими и расплывчатыми понятиями. Считать ли благословением быструю смерть? Может ли спасение чьей-то жизни обречь выжившего на годы страданий?

Он не знал. Во всем есть оборотная сторона, если хорошенько подумать.

Дамиску хотелось надеяться, что у Рэнта все будет хорошо: он не только благополучно доберется до конечного пункта путешествия, но и судьба его среди теблоров сложится удачно. Полукровки, как правило, оскальзывались в крови между двумя мирами. И зачастую ни один из миров не принимал их надолго.

Рэнт был сыном Карсы Орлонга, и это могло стать для него как спасением, так и смертным приговором.

«Ну и которая участь из двух более милосердна?»

Охотники снова вышли на след Дамиска намного быстрее, чем он ожидал. На этот раз они даже не пытались как можно меньше шуметь – ими двигала злоба. Семдхи нашли сломанный нож, и началась новая битва проклятий. Если они схватят Дамиска, смерть его будет долгой и мучительной.

Он помчался, словно олень, сквозь черный лес.

Глава 5

Говорят, будто Орбис – прелестный прибрежный городок.

Бархок. Идиллия под волнами. Великая библиотека Нового Морна

Так я теперь сержант? – фыркнул Сугал.

Прищурив раскосые глаза, он наблюдал, как Балк отъезжает от головы малазанской колонны, направляясь легким галопом назад. Сугал повернулся в седле, оглядывая своих выстроившихся в колонну бойцов, и прокомментировал: – Ну и глупо. Могли бы сейчас обрушиться на них и усеять эту клятую дорогу головами малазанцев. То была бы сладкая месть, расплата за то, как они поступили с капитаном.

– Он теперь лейтенант, а не капитан, – поправил его Ревун. – Балка понизили в звании.

– Что ж, пусть называют его как хотят. Нам-то какая разница? Мы – отряд Балка. Не помню, чтобы я когда-нибудь стоял в очереди к малазанскому вербовочному пункту, а ты?

– Балк заключил новый контракт, – сказала Палка, вытирая руки о кожаные штаны и прыгая обратно в седло. – Остальное – не наше дело, Сугал. Ты слишком много думаешь о том, что абсолютно тебя не касается. Как будто кого-то трахает твое мнение. Как будто всем не насрать, что ты думаешь.

Сделав большой глоток из фляжки, она утерла рот и, морщась, поскребла спутанную копну грязных светло-рыжих волос. Сугал яростно уставился на нее.

– Я-то думал, ты уже поссала в ту канаву, – бросил он. – А вместо этого продолжаешь нас всех поливать.

– Не всех, – ответила она, ерзая в седле и надувая щеки, отчего лицо ее сделалось похожим на луну. – Только тебя, Сугал. Потому что ты не умеешь думать. Собственно, у тебя только одно хорошо получается – крушить черепа. Я постоянно тебе твержу: нам всем было бы лучше, если бы ты перестал думать и, что еще важнее, трепать языком.

– Вы закончили препираться? – буркнул Ревун. – Капитан уже здесь.

Трое новоявленных сержантов замолчали, увидев подъезжающего к ним командира.

– Мы решили, – объявил он, – что не станем посылать охотников за клятыми карибу. Грубьян говорит, чтобы их не трогали.

– Ну и зря, – пробормотал Сугал.

– Разведчики подстрелили пару дюжин, – добавил Балк, пожав плечами и проводя рукой по каштановым волосам – за чем, как заметил Сугал, наблюдала из-под полуприкрытых век Палка. – У нас не было времени заготовить мясо, хотя половину туш все-таки сунули в мешки с солью.

Махнув в сторону ожидавшего его отряда, Балк развернул лошадь, и все двинулись дальше.

«Есть в Балке нечто особенное, – подумал Сугал, отводя взгляд от капитана и Палки. – Ему даже приказы постоянно отдавать не требуется – все и так на него смотрят. Стоило ему слегка махнуть рукой, и вся колонна тронулась с места. Видимо, талант какой-то или, правильнее сказать, дар».

Сугал надеялся, что когда-нибудь и сам станет таким же. Все будут на него смотреть, даже Палка. Он бы с радостью поставил эту наглую бабу на место. И Ревуна тоже: этот молчун постоянно ее поддерживал.

Сигал, Палка и Ревун были вместе уже почти семь лет. Удивительно, как они еще до сих пор друг друга не поубивали. С другой стороны, у них имелось и нечто общее – все трое испытывали некое тайное наслаждение при виде того, как угасает жизнь в глазах очередного глупца. Кого именно? Да не важно, любой дурак подойдет. И желательно, чтобы их было побольше.

Два с лишним года они были вместе с Балком – но вряд ли это могло продлиться долго. Балк предпочитал забирать деньги у живых торговцев, а не грабить их трупы. Он говорил, что это более разумно и в конечном счете себя оправдывает. Но какое, спрашивается, Сугалу дело до того, что будет в конечном счете? Балк держал их троих в узде, только и всего. Даже Палка на него злилась, из-за чего в последнее время стала больше пить. Сугалу Палка и трезвая-то не особенно нравилась, а уж когда она была пьяна, то вообще караул.

Но хуже всего было то, что эта клятая баба вбила себе в голову, будто она среди них троих главная и за всех отвечает. Предводительница выискалась, чтоб ей провалиться. Но Сугал всегда был старше ее по званию, даже когда они, тогда еще служившие в городской страже Тюльпана, только-только познакомились. Именно благодаря ему они получили возможность прилично зарабатывать, по крайней мере, до тех пор, пока не явился коготь, истребив подчистую всех ростовщиков, и тогда всем троим пришлось бежать, спасая свои шкуры.

Нет, подумал Сугал, малазанцы ему не по душе. Никто из них. С малазанцами можно поступать лишь одним образом – хватать их и не спеша резать, с хохотом слушая, как эти мерзавцы умоляют пощадить их жалкую, никому не нужную жизнь. Они с Ревуном и Палкой проделывали это не раз, но с тех пор, как все трое перешли в подчинение Балка, излюбленной забаве пришел конец.

– Наши мечники недовольны, капитан, – сказал Сугал, пока их лошади медленно тащились вдоль топкого края поля. – Вся эта история с малазанцами…

Балк бросил на него взгляд, слегка приподняв бровь, но промолчал.

Поерзав в седле, Сугал, прищурившись, взглянул через поле налево, на далекую линию леса, где в тени среди деревьев перемещались серые силуэты сотен карибу: они походили на обычных оленей, но, в отличие от них, были более приземистыми и не держали голову высоко поднятой. Палка говорила, будто карибу созданы для ветреных зим, но ни хрена она не знала.

– Кто и впрямь недоволен, так это сам Сугал, – заявила Палка. – Брать деньги, как вы говорили, – самое то, чертовски верное дело. Чего теперь злиться? Мы им уже здорово вломили, так что теперь с нами они теперь будут тише воды ниже травы. Никто не жалуется, кроме Сугала, капитан.

Сугал хмуро посмотрел на нее:

– С какой стати ты говоришь за меня, Палка?

– Ну, если уж ты вдруг решил выступить от имени всех, Сугал, то кому-то, кто обладает мозгами, надо было вмешаться.

– Уймитесь уже, – бросил Ревун. – Мечникам незачем видеть, как собачатся между собой сержанты. Подумайте обо всех, кто сейчас на вас смотрит.

– У меня есть идея, – вдруг произнес капитан Балк. – Вы трое, вернитесь к своим взводам. И вот что, Ревун, пришли ко мне лейтенанта Ару.

И что толку было пытаться заигрывать с капитаном? Сугал яростно уставился на Палку, но она даже не обратила на него внимания. Возможно, подумал Сугал, когда-нибудь он медленно прирежет и ее тоже. Если, конечно, сама Палка не доберется до него первой. Хотя это вряд ли. Все-таки он превосходит ее во многих отношениях. Достаточно взглянуть, как эта баба полупьяно качается в седле.

Возвращаясь назад, все трое молчали. Ревун направил свою лошадь к Аре, дабы сообщить лейтенанту, что Балк желает ее видеть. Сугал заметил полный черной ненависти взгляд, который Палка бросила на проезжавшую мимо женщину. Что ж, ее вполне можно понять. Ара пробыла с Балком дольше всех остальных. Уже одно это делало ее помехой. Собственно, даже врагом.

Сугал был уверен, что однажды сам возглавит отряд. Когда малазанцы поймали Балка в западню в лесу, именно Ара приказала всем сложить оружие. Именно из-за нее они вляпались в это дерьмо. Будь командиром Сугал, он позволил бы малазанцам перерезать Балку глотку, а потом напустил бы на них своих разъяренных мечников, которые прикончили бы всех малазанцев до единого, вероятно оставив напоследок того сержанта во власянице. Для долгой ночи медленной резни.

Но ничего из этого не случилось. Так что Аре за многое предстояло поплатиться.

Сугал поравнялся с Палкой.

– Оставь меня в покое, – бросила она. – Мне нужно вести за собой взвод.

– Как и нам всем. – Сугал наклонился к ней и тихо добавил: – Когда придет очередь Ары, она вся целиком твоя, Палка.

– Весьма великодушно с твоей стороны, – усмехнулась Палка, – надеюсь, когда придет время, ты не передумаешь и не возьмешь свои слова обратно.

– Ни за что.

– Вот и ладно, – кивнула она. – А теперь проваливай.

Когда Палка отъехала, Сугал взглянул на Ревуна:

– Слышал?

Ревун пожал плечами под курткой из кабаньей шкуры:

– Ага. И что?

– Зря я это ей пообещал. Но теперь уже пути назад нет. Палку лишний раз злить не стоит.

Поравнявшись с Балком, лейтенант Ара набросила поводья на седельный рог и уселась поудобнее.

– Скоро нам придется убить их, капитан.

Балк вздохнул:

– Мало знать, кто они, Ара. Чтобы все свершилось по справедливости, нужно поймать злоумышленников с поличным.

– То есть подождать, когда кто-нибудь станет жертвой? Твою мать, капитан, не слишком ли это жестоко?

– Зависит от жертвы, – ответил Балк. – Помню, я слышал, как ты призывала с дюжину весьма мерзких духов, чтобы они разделались со Штырем. Станешь ли ты рыдать, если трое наших сержантов потрудятся над ним полночи?

– Рыдать? Нет, не стану. Но мне будет его жаль, и в том-то проблема, капитан. Не хочу, чтобы моя ненависть к Штырю затуманилась чувством жалости. В любом случае нам стоит подумать не только об очевидных жертвах. Эти трое с той же легкостью воткнут нож в тебя или в меня, и ты сам это прекрасно знаешь.

Балк улыбнулся:

– Сугал мечтает сменить меня во главе отряда. Но ему для этого не хватает мозгов. Палка хочет того же, и у нее ума достаточно. И ее поддерживает Ревун.

– Палка не промах, когда она не пьяная.

– Сомневаюсь, что пьяная она менее проворна, – ответил Балк. – Собственно, скорее даже наоборот.

– Тогда давай просто убьем их, – предложила Ара. – При таком раскладе выигрывает тот, кто наносит удар первым.

– Я так и сделаю, – пообещал Балк. – Когда это будет тактически целесообразно.

Ара замолчала. Их колонна продолжала двигаться вдоль фланга малазанского отряда с его объемистым обозом, большая часть которого предназначалась для пополнения запасов гарнизона в Серебряном Озере. Она слышала, что в том гарнизоне осталось всего семеро солдат, и ее удивляло, зачем им такое количество снаряжения. Наряду с этим возникал и другой вопрос: где разместиться на постой по прибытии? Один лишь отряд Балка, вероятно, вдвое превосходил численностью население поселка.

– Капитан, тебе приходилось бывать в Серебряном Озере?

– Да, один раз, – кивнул Балк. – В юности, когда я сопровождал отца, доставлявшего лошадей из нашего имения. Про малазанцев одно можно сказать наверняка: они честно платят за то, что им требуется.

Ара вздрогнула и отвела взгляд.

– Боюсь, это слабое утешение, – заметила она.

– Знаю. – Казалось, будто Балк этим и ограничится, но он продолжил: – Ара, мой отец поддерживал войско Серого Пса. Проиграв сражение, оно рассеялось по ветру, и малазанцы наказали представителей знати, которые собирали, а затем снабжали это войско. Нас лишили всех прав, и, если бы не торговля лошадьми, мы бы лишились своих земель. Такова моя история. От нее не убежишь.

«Нет никакой надежды на свободу, когда прошлое – тюрьма, которую тебе не покинуть, Андрисон Балк».

Но говорить об этом Аре не имело смысла. Имение уцелело, хотя сохранить его и удалось с большим трудом. Отец Андрисона, скорее всего, прожил бы дольше, если бы избежал превратностей малазанского правосудия. А семья Ары не лишилась бы своей земли, их помолвка осталась бы в силе, и со временем она вышла бы замуж за того, кто сейчас ехал с ней рядом.

– Я решил стать безземельным, – сказал Балк. – И впредь жить так, чтобы больше ничем не быть им обязанным. А ты, Ара, решила меня сопровождать. Но ничто тебя здесь не держит.

Ну вот, опять все сначала. Андрисон по-прежнему пытался пинком распахнуть дверь, хотя оба знали, какую цену ему придется заплатить, если Ара все-таки выйдет через эту дверь и покинет его. Она подозревала, что он отчасти хотел получить новую рану, добавить еще один шрам к уже имеющимся.

– И все же, – продолжил Балк, – когда я заключил контракт, ты не возражала.

Ответить ей было нечего: они уже не раз об этом говорили, но без всякого толку. Ара решила сменить тему:

– Сугала нужно…

– У нас есть время, – перебил ее Балк. – Нынешнее назначение позволит нам зализать раны, пополнить припасы. Малазанская империя на пределе сил, она истощена и погрязла в самодовольстве. Когда тебя некому остановить, то в конце концов начинаешь верить в собственное бессмертие, считая, что одна лишь твоя необъятность гарантирует тебе выживание. Но это обман. Никакая империя не велика настолько, чтобы она не могла пасть. И она падет, – усмехнулся он. – И кстати, все вполне может начаться здесь, в Генабакисе.

Ара почувствовала, как в душе у нее закипает гнев.

«До чего же вы все, мужики, гребаные умники».

– Я потеряла больше, чем ты, капитан. Похоже, ты об этом забываешь, стоя на вершине своей одинокой горы.

– Тогда почему бы тебе не быть рядом со мной?

«Быть рядом? А где я, по-твоему, нахожусь? Это надо же такое сказануть!»

Ара взяла поводья и развернула кругом лошадь, которая при этом удивленно вздрогнула.

– Поеду лучше взгляну, как дела у солдат.

Заводи нравились походы. Конечно, когда ты нагружен снаряжением, оружием и прочим, веселого мало, но если следом катятся повозки с припасами, то даже кожаный мешок за спиной кажется легким. Нет нужды тащить еду, лопаты, кирки, веревки и канаты, шатры и шесты для них, колья, молотки, топорики, кухонную утварь, дополнительную воду, запасные сапоги и прочее. Собственно, когда приятно пригревает солнце, легкий ветерок отгоняет мошек и лишь изредка приходится перешагивать кучу конского дерьма – удивительно, сколько может навалить за день всего дюжина лошадей, – вполне можно радоваться жизни. Само собой, истинного наслаждения можно достичь, только перерезав заодно по пути несколько глоток.

Заводь не считала себя особо кровожадной. Ей просто нравилась ее работа, ну просто очень нравилась. Единственное, что в данный момент беспокоило эту женщину, – история с укравшими ее идею имперскими когтями. Ну разве так можно? Хотя, если честно, сладостный союз магии и убийств выглядел вполне очевидным. И какая, собственно, разница, была ли она первой? Не все ли равно, кто додумался до этого раньше других?

«Да нет, вообще-то, разница есть, чтоб вам всем пусто было».

– Всего лишь прогулка по лесу, – сказал вдруг шедший рядом с ней капрал Перекус. – А я просто дохляк.

Заводь взглянула на него. Перекус тяжело дышал и был весь в поту, аж борода блестела.

– Что у тебя в мешке, капрал? А то я смотрю, ты прямо-таки помираешь.

– Спасибо за предложение, но со мной все хорошо.

– За какое еще предложение? – нахмурилась Заводь. – О чем ты говоришь? Разве я что-то тебе предлагала?

Перекус исподлобья посмотрел на нее:

– Это я историю рассказываю.

– Угу, все ту же историю, ту же клятую историю, всегда одну.

– Просто ты не даешь мне ее закончить! Я каждый раз начинаю, а потом…

– Вот именно, – прервала она его. – И это сводит меня с ума.

– Так дай мне рассказать ее полностью!

– Зачем? Твоя история уже мне наскучила, а ведь ты ее только начал.

– Это отличная история, Заводь, – вмешался шедший в шаге позади Фолибор. – Тебе в самом деле стоит ее послушать. И тогда капралу никогда больше не придется снова ее рассказывать.

– Что, правда? Но ведь ты, Фолибор, собираешься снова ее слушать. И ты только что соврал. Не так ли? Признайся.

– Ты права, – вздохнул он. – Я слышал ее несколько сот раз.

– Вы оба жалкие говнюки! – огрызнулся Перекус. – Это случилось, когда я был еще мальчишкой, в тот день, когда…

– Лучше бы тот день стал для тебя последним, – заявила Заводь. – Бедняга Перекус, безвременно погибший от ножа! Только представьте, кем бы он мог стать! Если бы он только держал язык за зубами и не бормотал постоянно свою гребаную историю, ему никогда бы не перерезали глотку.

Фолибор и Плед фыркнули, будто лошади, пытающиеся пить через ноздри. Заводь бросила взгляд через плечо, убеждаясь, что на ее мешок ничего не попало, и снова повернулась к Перекусу:

– Вбей себе это в башку, капрал. Я терпеть не могу всякие истории. Они меня не интересуют. Любая история – о чьей-то глупости. А я и без того каждый день имею дело с дураками.

– Но, Заводь, – возразил Плед, – ценность историй о человеческой глупости состоит в том, что ты учишься на чужих ошибках, причем совершенно бесплатно.

– Да ничего подобного, – возразила она. – Я плачу за это собственной скукой.

– Ну и ладно! – огрызнулся Перекус. – Не хочешь слушать, и не надо. Скажи, Заводь, о чем ты хочешь поговорить?

Она кивнула в сторону отряда, который шел параллельно с ними:

– О них. Я им не доверяю.

– В самом деле? – удивился Перекус. – С чего бы это вдруг? В смысле, пару недель назад мы всего лишь пытались убить друг друга. И тогда полегла только половина наших друзей. Погибли целые взводы. А наш взвод прикрывал спину Штырю от всех тех гребаных стрел, пока он гонялся за Балком.

– Не в том дело, – сказала Заводь. – Почему они не идут по дороге? Почему они радостно маршируют по грязным полям? Ох, что-то тут неладно.

Перекус повернулся к ней:

– И поэтому ты им не доверяешь?

– Разве я не ясно выразилась? Почему бы им просто не следовать за обозом? Дорога – лучше не бывает. Ее построили малазанские военные моряки, первые их легионы, стоявшие к северу от Беттриса. Гребаные сжигатели мостов. Вот какая это дорога.

– Может, в этом-то и дело? – предположил Фолибор.

– Вы все идиоты, – послышалось у них за спиной, где в одиночестве шла Аникс Фро: по-другому просто не получалось, поскольку она никогда не ходила ровно и любой пытавшийся идти рядом солдат постоянно на нее наталкивался. С этой женщиной явно что-то было не так.

– Спасибо, Аникс, – поблагодарил Плед, – за то, что внесла ценный вклад в нашу дискуссию.

– Дурацкая дискуссия. Если бы кому-нибудь из вас пришло в голову взглянуть в мою новую подзорную трубу, вы бы увидели дикарей, которые тайком наблюдают за нами вон из того леса.

– Каких еще дикарей? – спросил Перекус, вглядываясь в далекую линию деревьев. – Никакие это не дикари. Это карибу.

– Плевать я хотела на глупых карибу, капрал. Посмотри хорошенько: половина из них вовсе не олени, а дикари в шкурах карибу и с рогами на голове.

– Весьма изобретательно, – заметил Фолибор. – Полагаю, они держатся парами, чтобы мы видели у них по четыре ноги.

– Вполне возможно, – кивнула Аникс Фро, вновь поднимая массивную трубу. – Но меня вся эта маскировка с толку не собьет. Потому что я могу разглядеть гребаные волосы у них в носу.

– Зачем тебе разглядывать волосы у них в носу? – поинтересовалась Заводь. – Что в них такого важного?

– Тут дело тонкое, Заводь, – вмешался Плед, – ведь именно так можно отличить одно лесное племя от другого. Западные ганрелы, например, заплетают волосы в носу в косы, слепленные соплями. А восточные ганрелы… в общем, они завивают их снаружи ноздрей.

– Ты все выдумываешь, – заявила Заводь.

– Конечно выдумывает, – кивнул Фолибор. – На самом деле все обстоит наоборот.

– Давайте вернемся к тем затаившимся в лесу дикарям, – предложил Перекус. – Я пока что ни одного не вижу. Только карибу.

– Тогда иди сюда, капрал, и посмотри сам.

Лицо Перекуса пошло пятнами, как с ним обычно бывало, когда он злился. Развернувшись кругом, он протолкался между Фолибором и Пледом. Мешок за его спиной слегка лязгнул, и сквозь него проступили какие-то странные острые утолщения, заставив обоих тяжелых пехотинцев быстро попятиться.

– Что там у тебя, капрал? – спросил Плед.

– Сколько раз повторять – не ваше дело! – Перекус подошел к Аникс Фро и за руку потянул ее на обочину. – А ну-ка, дай мне эту штуку.

Остальной взвод последовал за ним, так что теперь в образовавшемся пустом пространстве шагал только сержант Дрючок. Заводь сомневалась, что он вообще что-либо заметит, и оказалась права.

Несколько мгновений спустя должна была прибыть первая повозка из обоза, закрыв прореху в строю.

Перекус наконец увидел, что к ним с Аникс присоединились остальные.