Читать книгу: «Герои категории Б», страница 2

Резкий переход в третью главу

Не забудьте потом освежить в памяти, что было во второй, потому что сейчас речь пойдет о совсем другом персонаже…

Изображение сгенерировано нейросетью Midjourney, каждая генерация оплачена автором книги.

Девочка-пай

В туалете другого заведения тем временем разворачивалось интимное знакомство.

Ох, ряд мужских писсуаров, ничто так не проверяет ориентацию, как выбор: через один или совсем рядом? Борис превзошел этот выбор, ведь он подошел вплотную и со спины.

– КАК, – щелк складного ножа. Лезвие, холодное, упирается снизу вверх в чужую мошонку. До жути незавидное и уязвимое положение. Какому-то посетителю так не повезло. Вопрос пугает, но чужого слуха дальше касается почти красивым заливистым напеванием низкого мужского голоса. На русском языке, непонятном для местных,

– было тепло, – пальцы Годунова вплетаются в короткие волосы на чужом затылке, сжимая их у корней,

– что нас с тобой вместе свело? – Он наклоняется вперед, показываясь в периферии чужого зрения своим белым лицом.

О, его несомненно узнают, даже не нужно разглядывать черты, ведь Годунов такой один на миллион. Введение скина побочно отразилось на его внешнем виде: альбинизм поразил от корней волос до кончиков пальцев.

Человек, которого он поймал на лезвие ножа – один из подпольных химиков, работающих "на себя". Больше, наверное, биолог. У него скупают сырье для наркоты, его знает любая крыса с доморощенной лабораторией, и он, скорее всего, знаком нос к носу с теми, кто обнес русских. Просто потому что недавно он продал паленый скин засланному человеку от Бориса.

– Девочка-пай! – Борис приложил к стенке перед писсуаром распечатанное черно-белое фото: девушку тут едва можно узнать, сплошная кровь и порно, но если ты этого человека видел в своей жизни, опознаешь. Возле фото – прилепленная на скотч фотокарточка для водительских прав: мужчина.

– Рядом жиган! – Годунов фиксирует фото на стене чужим лбом, аккомпанируя своему пению глухим звуком удара головы о кафельную плитку.

– … И хулиган~

Он сильнее давит ножом на чужие чресла, ожидая, пока из глотки узника вырвется хоть что-нибудь вразумительное по искомому объекту.

– Я не знаю, где он, Borya, клянусь!

Лепечет на своем английском, едва дышит и чуть ли не плачет. Жаль, он не оценит великолепия русского шансона.

– В нашей Твери! – Еще один удар головой о стену, покуда фото не окропится малым пятном чужой крови.

– Нету таких! – Еще один удар. Вразумительного ответа не следует.

– Даже среди! – Еще один, вот уже слышен хруст под ладонью. Ответа все еще нет.

– Шкур центровых! – Последний. Череп проломлен внутрь на добрую половину до теменной кости, а фото прилипло намертво к плитке, вымокшее насквозь в крови и мозгах.

Борис поскреб ногтем по краешку бумаги, пока не смялась, отлепляя влажный лист от стены и окидывая почти нежным взглядом обесцвеченных глаз фотографию.

– Девочка-пай, ты не грусти, – он бросил короткий взгляд на труп, оставленный головой в писсуаре, но все-таки при своих чреслах.

– Ты не скучай. – Сполоснул руки в раковине. И вышел из туалета в общий зал.

Унылая обстановка бара. Усталое мужичье, приторная музыка, не менее усталый бармен, разбавленный алкоголь. Знакомые лица!

– Wel'gelm! – У Бориса выдающийся русский акцент, четко прослеживающийся в речи, и он совсем не стесняется привлечь к себе внимание.

– Старый DRUG Wel'gelm! – Под ногтями еще осталась кровь. Борис не просто присоединился к двум собеседникам как третий участник, он почти лег между ними на стойку, облокотившись спиной и локтями.

– А кто TOVARISH?

Вильгельм Шиффер – вам следует знать этого господина. Почетный ученый состоит в штате корпорации, занимающемся внедрением скинов в человеческие тела, но вскоре будет уволен из-за того, что первый же и продался. Он и есть лицо, виновное в утечке скина на рынок.

Разумеется под его руководством была создана и Синдия Кейт, но после потери рабочего места он понятия не имеет, где сейчас свою деятельность проворачивает SAD. Это ж секретное агентство, сечете? Кому нахер нужно, чтобы простые люди знали, что катастрофы созданы одними скин-юзерами специально для продвижения других скин-юзеров?

Впрочем, полезные связи у товарища Вильгельма наверняка остались…

За несколько секунд Вильгельм успевает пройтись по всей палитре своих эмоций: от удивления до животного испуга, от паники в осознание и уже оттуда в возмущение, – наигранное, конечно, но если у него нет проблем с памятью, то..

– Bo-orya, – так же вопиющий акцент на русский, что и у Годунова на общий английский, но кому какая разница – имена и в Африке имена.

Шиффер оборачивается было, распахнув руки, покуда Годунов сам не подходит к ним, усаживаясь.

– Никто не предупредил, что ты пожаловал из России, поразительно… какими судьбами? – и пальцами постукивает по барной стойке, отбивая тревожный ритм: – Чья-то голова покоя не дает?

– Не дает, moi drug, работа не дремлет. В chastnosti такая, как у меня. – Борис слегка щурится, растягивая губы в улыбке. У него пятна крови на рукавах, свитер, конечно, черный, но темно-бордовая влага на нем вполне выразительная. Не просто какой-то русский, а русский, которого лучше не встречать. С которым лучше подбирать слова. И тем более которого не приглашаешь к себе в дом.

Годунов отслеживает взглядом быстро собирающуюся и ретирующуюся к выходу парочку, все больше склоняя голову набок по мере того, как наслаивались один на другой пиздеж за пиздежом, оправдывающий столь быстрый уход.

Но не следует за ними. Заказывает себе водки, подзаправиться, потому что ему обходить за эту ночь еще несколько мест в разных частях города.

Рассвет наступит нескоро.

Глава четвертая

Вспомнили, что было во второй?

Возвращаемся в паб "Уиллс"!

Кажется, выдернутых волосков Джерси не чувствовал. Куда там, блять, ему бабочку под ребра вгони – и то не всегда обратит внимание, он уже настолько привык дохнуть, что от него весь мир отскакивал, как блять горох от БТР-а.

Чисто как порядочный мужчина Аркин завел ладонь и оставил на заднице Эбби хороший шлепок, один из многих, какие она уже получила сегодня, раз уж подставилась. Эдакий этикет для тех кто общается на кортанах: если баба подставляет прелести, значит хочет к ним внимания. В ее случае не первый раз; Джерси не сложно, ей приятно.

– Ты пришла сюда, потому что ты здесь работаешь, Эбби, не морочь голову, – рыжий утягивает из ее рук бутылку, чтобы отхлебнуть самому, и морщится, когда делает глоток не глядя.

Проворачивает в ладони, чтобы посмотреть на этикетку. Дерьмо дерьмом, но хоть винное с пшеничным не смешал.

Он отвлекается на обращение и вскидывает брови, оценивающим взглядом _еще раз_ окидывая девушку. Эбигейл вообще не из тех, кто переметнулся бы с привычного рабочего места на какое-то новое теплое местечко, но вполне из тех, кого можно за пару купюр подкупить сказать какую-нибудь хрень.

Возникает два закономерных вопроса: нахрена подговаривать Эбби на такие дешевые киношные передачки и почему не прийти лично. Джерси назначал встречу в "Уиллс" или просто говорил, где и когда его найти, в качестве проверки на вшивость. Если человек не совался в ирландский район – значит, было кому узнать и было, кому набить ебало. А здесь, как говорится, чужих конфликтов нет, если с кем-то терки, то это терки всей Ирландии.

– Синдия Кейт может пойти нахер, если продолжит что-то передавать через моих официанток. – Это его, блять, паб. Аркин не очень любит, когда кто-то со стороны накидывает его официанткам неблаготворные чаюхи, еще не хватало чтобы у него тут лишние уши и не менее лишние языки образовались.

– Если ей нужны тихие переговоры с глазу на глаз, то пусть приебывает сюда и сама мне об этом скажет. У нее есть, – Джерси смотрит на здоровые наручные часы под рукавом джинсовки. Массивные, но дешевые, ему циферблат не для выебонов нужен, а для того, чтобы быстро свериться, не объебывается ли по времени. Все-равно постоянно ломаются или теряются в драках. – До тридцати минут, я на перекур. Ты со мной? – Он вытягивает из-за уха папиросу, поднимаясь, чтобы пройти на выход через служебный. У входа шумно и смолить там не хочется, это свято место еще перебравшим забулдыгам заблевывать, лучше уж в нетронутом единении потереться с официанткой у здорового мусорного контейнера.

Кажется, он так и не понял, что имеет дело не совсем с той, за кого Эбби себя выдает.

"Тридцать минут более чем достаточно."

Уже через две ирландского дьявола без долгих разговоров вжимают в стену за мусорными баками. Отчаянно целуют, отбросив вонючую сигарету куда подальше, давят судорожно вздымающейся грудью, настойчиво просовывают ногу между коленей, раскидывая их пошире в стороны.

А. Стоп. Не то.

Вытягивают ремень из штанов, одновременно стягивая с себя трусики.

Да, вот так уже правильно.

Эта Эбигейл совсем чокнутая. От рыжего несет потом, куревом, бухлом и прокисшим элем, как от всего в этом сраном баре, а у этой дурехи так влажно между ляжками, будто перед перед ней внебрачный сын Брэда Питта и Ди Каприо.

Телу нужен стопер, но он блаженно спит сейчас в темной каморке, примотанный изолентой к стулу.

А из самого Джека стопер никакущий. Так что его ведет вместе с ней.

Мужчины простые. Женщины сложные.

Тело рыжей красавицы хочет любви, Броуди в нем хочет поебаться и снять напряжение.

Как там Джесси сказал? Синдрия Кейт может пойти нахер? Ок, Гилти сегодня за нее.

Клиентоориентированность – наше все!

"Чтобы презентация прошла успешно, расположите к себе потенциального клиента с самого начала. Угостите, сделайте приятный подарок, расскажите анекдот" – не к месту всплывает в голове строчка из статьи в Гугле. И в Джеке достаточно джина, чтоб эта идея показалась ему достаточно здравой.

Изящная ладонь с мозолями от тяжелой работы обхватывает хуй Аркина – не так осторожно и ласково, как обычно берут женщины. Крепко, блять! Чтоб яйца поджались! А губы вместо "Сколько ирландцев нужно, чтоб закрутить лампочку?" задорно шепчут:

– Выебешь меня так же, как русские ватники натянули вас, а Джессси?

Как и у многих мужиков, у Джерси голова отключается ровно в тот момент, когда кровь приливает к другой. Неопрятный грязный секс у помойки с официанткой? Почему бы, блять, и да.

Эбигейл сучка в отличном теле, для своего небольшого вступления все сделала как надо, только Аркин самых традиционных взглядов и долго держать его за хер, как кобеля за поводок, не получится.

Получится щекой подпирать грязный бетон стены противолежащего дома, пока со спины всем весом здорового разгоряченного тела наваливается самое что ни на есть очертевшее животное. У Джерси сейчас жизнь охереть располагает к тому, чтобы шарики за ролики заезжали, спустить в девчонку – антистресс что надо, только жаль она ничерта не скин-юзер. Даже не особо крепкий хват на бедрах мужских рук оставит заметные следы, какой-то собственнический и чисто первобытный укус в загривок – яркий кровоточащий след. Аркину едва хватает терпения на то, чтобы обтянуться резинкой, благо гондоны с собой он носит, не первый случайный секс. За незапланированное потомство не переживает, а вот потереться хуями со всеми мужиками бара в одной только пилотке Эбби так себе удовольствие.

Он и ебется как сам дьявол, вгоняет резко и вбивается до подгибающихся коленей; вжимает в себя и в стену впереди крепко, не оставляя возможности ни слезть, ни подобраться, ни прогнуться иначе, только беспрекословно принимать.

Дышит загнанно, хрипло, с каким-то злым гортанным рыком; каменеет мышцами от тянущего напряжения, и под близящиеся судороги практически не выходит вовсе, мелкими быстрыми толчками добиваясь внутрь.

Кончить-то кончит; где-то на грани этого момента крепкой ладонью обхватывает девушку за горло, сжимая. Может быть игры у него такие охерительно забавные в процессе ебли, но Аркин не отпускает даже тогда, когда и яйца опустошил, и даже дрожь не берет.

Он, нахрен, намерен ее прикончить.

– Так кто ты, блять, такая? – Низкий рокочущий бас выдает уже не возбуждение, а давящую угрозу. Маккенрой, которую он знал, не набросилась бы на него у херовой помойки, но даже это не так важно, как то, что Маккенрой, которую он знал, не стала. бы. пить. сраный джин.

Ни один чистокровный ирландец не стал бы пить сраный джин. Тем более на рабочей смене.

Привет от Синдии Кейт, говорит.

У ирландцев сейчас война в разгаре, Джерси хлебалом щелкать не собирался. Пока что только ширинкой.

ВОЗВРАЩАЕМСЯ НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ НАЗАД, РЕБЯТКИ

Пока память еще свежа, самое время прояснить, кто такой Лаки и что из себя представляет Синдия Кейт

Глава пятая

Я не твой дядя

Джерси нервно херачит пальцем по кремниевому колесику зажигалки, пытаясь выбить из выдохшихся остатков керосина хоть какую-то искру для мятой папиросы.

С хохолка ирокеза, повисшего над лбом засаленной влажной прядью, на здоровый шнобель нет-нет, а капает по капле кровь разбитой головы. Живописный развод заливает добрую треть ряхи, и это он еще самый уцелевший из всех.

Новое нападение в разгар дня. Русские суки совсем страх потеряли, и благо Аркин был рядом, чтобы успеть подсобить своим в обороне. Несколько полегло, утешало только то, что потерь с другой стороны больше в разы.

У русских похоже нет других нет скин-юзеров. У них только Борис. Но даже обычные люди вооружены до зубов и свирепы как бешеные псы.

Просто потому что знают, что лучше сдохнуть от ирландской руки, чем вернуться к своим с поражением.

Красная пелена тяжело спадает с глаз, в последнее время и без того неконтролируемая ярость начала выбиваться из берегов, не помогала даже рядовая наркота. Все больше это начинает казаться хорошим выходом.

Он не может подсесть на свою же дурь. Лучше всех знает, что не оправится потом, сам не слезет, и кончит как все жалкие нарики; любого, кто был хоть немного близок, предупреждал, и сам начисто зарекся никогда не сесть на иглу.

Одного раза. Одного ебаного раза хватило, чтобы теперь он сам себя в своих мыслях не узнавал. Это не выход. Это. Не. Выход.

– Блять. – Какая-то злость на самого себя, и папироса переламывается пополам под неаккуратным нажатием пальца. На себя, на свою хуевую волю, никак не на то, что его вынудили обстоятельства, и даже не на того, кто эти обстоятельства подогнал под порог дома Джерси.

Нет смысла винить кого-то, во всем дерьме в своей жизни Аркин сам виноват. Справится. Без вздутых вен и широких зрачков.

Он отошел покурить. От разъебанного дока, где чуть не погорела контрабанда, чтобы не видеть кучи своих же трупов. Сегодня четверо убиты чужой рукой, и еще с двумя пришлось раскинуть русскую рулетку.

Каждый раз это становится все тяжелее. Раньше Аркин с трудом, но нажимал на курок: ему было, что терять, но мужался из необходимости. Сейчас его пугает то, с какой легкостью это происходит.

Даже, блять, не задумывается.

Вторая уходит до фильтра. Перекурит и надо возвращаться. Навести порядок, обобрать тела, проверить раненых, добить выживших. Отлучка Джерси заняла больше времени, чем он сам для себя отследил, потому что мир вокруг будто замер, пока он торговался с собственным гневом и проветривал мозги. В таком состоянии со своими лучше не общаться, выбесят чем – уебет насмерть.

Так что он благоразумно переждал. Могло показаться, что ушел; в доке уже сами по собой большинство перевязались и начали договариваться на новую смену, часть разошлись, кто-то быстро уехал к "своим" врачам вытаскивать пули. Контейнер размером с полноценный склад пустовал, наполненный только кучей идентичных дохлых тел, и в конце-концов к ним вернулся один-единственный живой аналог. Монеты надо собрать.

А, сентиментальная такая темка. Видите ли, у Джерси при клонировании дублируется абсолютно все: одежда, наполнение карманов, аксессуары, – и в том числе фамильная монета, подарок отца. Отлита из золота, вроде как приносит удачу, но что-то фортуна за Аркиным пока не закрепилась.

И он собирает эти монеты с каждого дохлого клона. Складирует у себя дома, но одну таскает с собой, надеясь, что это – первая, подлинная, оригинал.

А причем тут Лаки, спросите вы? Ща все будет!

На улице плохо, говорили они. Лучше дома, говорили они.

И Лаки им не верил. Жизнь на улице, между прочим, дает множество преимуществ и возможностей, особенно если ты скин-юзер.

Можно гулять, где захочется, есть, что захочется (когда ты это самое "захотевшееся" найдешь, конечно же), можно не слушать взрослых и бегать от нагоняев, а миловидная рожица и ранний возраст часто служат инструментом выманивания у сердобольных старушек различных радостей бытия.

Но нет, нет, конечно Лаки не бездельничал.

Побирушничество составляло примерно… 10-15% его жизни. Остальное время он работал. И воровал.

Какие-нибудь халтурки в задрипаных харчевнях, разовые задания вроде отнести/принести и несерьезные поручения были для паренька обычным делом.

Хотя иногда попадалось и нечто стоящее.

Слежка!

Выуживание простенькой информации!

Шпионаж!

Для ребенка вроде Лаки подобного рода деятельность была манной небесной, он чувствовал себя настоящим суперагентом. Конечно это воспринималось им, как игра или приключение, и ведь за подобную развлекуху еще и платили!

В основном, конечно, брали пацана из-за хорошей памяти и ловкости. Опять-таки сильно сказано, да…

Нельзя утверждать, что пацан был известной личностью. Скорее дешевой суперсилой с очень удобным функционалом: он умел отбирать удачу и передавать ее другим.

И храбрым дурнем. Лез на рожон, за что нередко огребал по загривку.

Но была в жизни Лаки еще одна загвоздка. Золотые дублоны.

Появились они в его бытии странно, резко, как снег на голову в середине июня, но мальчик был этому только рад.

Когда он впервые увидел какого-то рыжего ушлепка, делящегося натрое – удивился.

Когда кто-то из клонов погиб, а в его кармане обнаружилось золотишко – обрадовался.

Когда дошел до мысли, что на рыжем можно неплохо обогатить свою коллекцию блестящих крутых финтефлюх – пришел в восторг.

Дети до тринадцати лет не знают страха смерти. Просто не могут понять его. И для Лаки подобное событие стало просто приятным дополнением к уличным приключениям.

С тех пор оборванец преследовал ирландца по пятам. Где мог, естественно. Хвостиком ошивался до пабов и драк, стараясь оставаться незамеченным, ждал удобного момента, чтобы обчистить труп копии.

У оригинала же, естественно, пацан ничего не крал. Да и вообще – зачем, если есть тихое бездыханное тело, которое нужно только обшманать по карманам и быстро сдриснуть?

Вот и сейчас Лаки промышлял тем, чем промышлял с тех пор, как просек фишку. Лезть в самый пыл было страшно. Заметят же! Или, чего хуже, больно наваляют!

Но жадность сильнее страха.

Желание поживиться вообще очень сильный мотиватор.

Карман с четырехлистником на заклепке выглядит уже, как родной. Лаки даже не проверяет, есть ли что-то в других, здесь его интересует только и только большая золотая блестяшка.

То и дело оглядываясь, ерзая коленями по грязной земле мальчишка уже было лезет за добычей, как замечает быстро приближающуюся знакомую рыжую физиономию.

Черт.

Дубликат или оригинал, но каждая монета в кармане мертвого или живого Аркина – это реликвия, доставшаяся ему от отца. Она бесценна, даже если имеет граммовку и пробу.

Не всегда удавалось собрать все. Какие-то тела оставались в самом пекле, откуда приходилось быстро уносить ноги. Какие-то тела заваливались в труднодоступные места, какие-то взрывались на кусочки и разлетались вместе с монетой, какие-то умирали в неизвестных последнему выжившему ебенях после того, как разделились. Джерси своих дубликатов не чувствовал, мог только понимать интуитивно, когда они умирают, по возможности клонировать от себя еще одного или двух.

А иногда он находил тела, но уже не находил при них монеты, и грешил на бродяг или кого-то из выживших врагов.

И несмотря на здоровый горшок с золотом дома, набравший в себе уже начатую шестую сотню таких монет, Аркин где-то внутри чисто по-мужски огорчался, если проебывал хоть одну.

Можно сказать, это была точка фиксации его нездорового комплекса опекуна. Джерси на себе вырастил Финикса, группировку, время от времени подбирал нуждающихся бедолаг типа Юджина, но для него это все проходило на периферии, как само собой разумеющееся. Вполне материальной и объектной ответственностью была сохранность монеты.

Проебал – че ты за человек вообще?

Но это все лирика, а по факту он сначала в полутьме даже не разглядел, что над трупом стервятничает какой-то не свой, и понял это в последнее мгновение перед тем, как оказаться в шаговой доступности от пацана.

Слишком мелкий, чтобы быть из мафии, слишком жалкий, чтобы быть русским. Реакция Джерси быстрее, чем юношеская хитрожопость.

– Вот сука, – крепкая рука сжимает несколько слоев одежды на шивороте, поднимая Лаки на вытянутой руке над землей. Джерси – дай Боже блять исполин, два метра роста и рожа как у тролля из-под моста, того гляди жрет детей не разжевывая. Сейчас, когда он в крови, так особенно выглядит типом, нарываться на немилость которого следует в последнюю очередь.

Рожу ирландца перекосило какой-то странной смесью раздражения и озадаченности. Пацан не робкого десятка, его не пугает, блять, куча одинаковых трупов вокруг? Гильзы? Прострелы?

– Чем это ты блять тут промышляешь? – Аркин бросает беглый взгляд на труп у своих ног. У него вскрыт нагрудный карман, и когда в поле зрения попадают более дальние трупы, Джерси понимает, что у них у всех обобран только он. Один и тот же карман, одной и той же джинсовки. Другие не вывернуты, револьверы не собраны, этот пацан _целенаправленно_ обирал его только на монеты.

– Какого хрена ты здесь забыл, следишь за мной? – Так работают воры. Примечают, что можно спиздить, и ждут удобного момента. Только свою монету он в последнее время нигде не светил, и как давно, в таком случае, этот пацаненок за ним петляет?

Карманы у мальчишки битком набиты его вещами. А что еще остается, если нет постоянного места жительства?

Оказавшись вздернутым за шиворот Лаки издает тихий писк, прижимая зажатые в кулак монетки к груди, но тут же находится и с широкой, невинной улыбкой хлопает глазами, включив дурачка.

Он попадал в подобные ситуации. И прекрасно знал, что если вовремя подлизаться, то можно огрести не так сильно. Харкнут, плюнут, отвесят затрещину, но в итоге спишут на юношескую глупость.

– Ой, дядь, так я тут это… – пацан висит, как рыбий скелет. Тонкие худые ноги болтаются, не находя опоры в виде земли и Лаки чуть ли не выскальзывает из объемной куртки, но хватка Джерси не дает ему шлепнуться оземь.

– Я Ваши блестяшки собираю! Вы же за них спрашиваете, да? Так вот они, забирайте!

Этот мальчик не глупый. Пару монет он незаметно прячет во внутренний карман, а оставшиеся протягивает ирландцу, жалостливо выпучив большущие глаза. Расставаться со всей добычей Лаки неохота. Такой клад, и все на смарку?! Ну уж нет! Гильзы не считаются, их пацан собирает как приятное дополнение. Перед другими хвалиться.

Ну и, конечно, Лаки страшно. Маленькое сердце колотится, как у кролика, но он держится очень даже браво.

– Пустите меня, а, дядь? Я больше не буду. Честно-честно. Могу мамкой поклясться! Не бейте только!

Взгляд проходится по протянутым монетам и даже не особо задерживается на них: невооруженным взглядом видно, что не хватает.

– Их должно быть шесть. – Рыжий встряхивает пацана в руке сильнее, но, и правда, смягчается от покладистого характера. Что взять с ребенка? Он же просто шкет. Даже Джерси не настолько ублюдок, чтобы третировать подростка, так что он ставит беспризорника на землю, но не отпускает. Держит руку на его плече; другую – протягивает, требовательно, пока все шесть монет не лягут в руку.

И только потом отвесит легкий подзатыльник.

– Мамой не клянутся, пацан. Не важно, кто она, какая и что с ней стало. – Аркин облокачивается на один из ящиков, складывая монеты в нагрудный карман. Из другого достает небольшой портсигар, раскрывает, вынимая листок просмоленной бумаги и пачку с табаком. Пока он сам себе изображает самокрутку, заученно-поставленным тоном заканчивает: – Семья – это святое.

Облизывает край бумаги и сворачивает самокрутку, возвращая порт в карман. У других Джерси тоже по такому есть, начал таскать с собой недавно, когда понял, что двух-трех самокруток ему на день уже шибко не хватает. Нервов уходит много, сил держаться – все меньше.

– Много насобирал? У тебя еще какие-то, кроме этих, – Аркин хлопает себя по карману с четырехлистным клевером, – есть?

Очевидно это не первый раз, значит пацан где-то схоронил еще. Вряд ли смог бы сдать, в ломбарде у ребенка никто не примет, даже в подпольных, слишком подозрительное дерьмо. К тому же все в криминальном ростовщичестве знают, что такие монеты есть только у Джерси, и он за них может и прописать.

Уже были инциденты, не Лаки первый, не Лаки последний.

Но конечно же хитрожопый пиздюк не сознается просто так. Джерси бы на его месте не сознался бы, это ж верный путь к тому, чтобы растерять богатства, рыжий скупердяйский тролль все отожмет.

Поэтому он выдерживает недолгую паузу, оставляя возможность для честного признания, и спокойно добавляет:

– Слушай, они все важны. Я заплачу за каждую. Долларов десять, пойдет? – У него сейчас денег не то чтобы дохуя, так что он понадеется на то, что парень не осознает реальную стоимость и не решит заложить монеты на счастливую пенсию куда-нибудь в грязь под стройкой.

Покопавшись во внушительном внутреннем кармане пацан докладывает в руку две спрятанные монеты и тяжко вздыхает, протягивая ирландцу.

А потом широко распахивает азартно заблестевшие глаза. Десять. Мать их за ногу. Долларов. За каждую монетку? Вот столько? Это больше, чем Лаки когда-либо платили за выполнение поручений, да и настоящей цены блестючих дублонов парень не знает и не подозревает, а потому он активно кивает.

– Деньги вперед! – Кажется он чуть борзеет.

Он не говорит заранее, сколько у него монет. Сам не знает. Их много, они оттягивают один край куртки вниз, покоясь горкой во внутреннем кармашке.

Джерси усмехается, довольный вполне себе нечестной такой сделкой: ну, сколько у этого парня может быть монет? Две? Три? Не ходит же он за Аркиным с полгода, накапливая штук под шестьдесят, а тридцать бачей… Ну, тоже деньги, но по бюджету не ударят.

Рыжий пока берется за бумажник. Ну, точнее за внутренний карман джинсовки, на вид отсчитывая купюры, как бы показывая, что расплатиться ему есть чем.

– Показывай товар. – Заученным тоном с деловыми нотками, как с барыгой или дилером. Джерси умел общаться с детьми, но лучше многих знал, что они хотят к себе серьезного отношения. Нужно до конца выдержать вид, будто никакого наеба не произошло, хотя по-хорошему он мог бы и просто отобрать у ребенка свое. Проблема в том, что он не знает, с собой у Лаки монеты или нет, а если и с собой, то все ли или только часть.

Как говорится, тут надо устанавливать связи, налаживать торговые отношения.

– Они хоть с собой у тебя? Сколько? И нет, нихрена деньги не вперед, – Джерси показательно потряхивает пачкой купюр в воздухе у своего лица, – сначала я убежусь, что ты не фуфел и развести меня не пытаешься. – Выражаться как-то покрепче резко пропало желание. С рыжего в целом схлынула его злость, и это… Необычно. Он не припоминает, в какой момент так быстро успокоился и переключился на диалог, забыл о перестрелке и даже о трупах рядом. Может, пацан его позабавил. Может, дети в целом на Аркина влияют как-то положительно, он все-таки провел в окружении младших братьев и сестер лучшую часть жизни.

И, черт, даже не думал, что соскучился по дому. Надо будет смотаться в Дублин после этого всего говна. Мать навестить.

Десять. Джерси сначала бездумно протягивает сотню, а потом сталкивается с неодобрительным и настороженным взглядом. И не сразу понимает, в чем дело. Бумажка одна. Как-то не соразмерно, наверное, выглядит для того, кто не умеет считать. Один и два нуля, а ноль это ничто.

При первых же внешних признаках смятения и жадности Аркин деланно усмехается:

– Ну тебя, парень, не проведешь. – И отсчитывает десять бумажек, чтобы наглядно, по доллару. Затем еще десять, следит за сознательностью во взгляде. И еще десять.

Тридцать. Чуть больше, чем ребенок умеет, судя по всему, считать, чтобы пачка выглядела гордо и внушительно.

Протягивает, но не спешит отдавать. Одновременный обмен, у них же тут сделка.

Уже после товарообменного процесса, рыжий вдумчиво отсчитывает монеты в карман. Десять. Столько он не досчитался за последний месяц. И тогда от трупов либо мало что оставалось, либо их хрен возможно было достать. Иметь такого дотошного лазутчика… Если честно, удобно.

– Спасибо, дядь, вовек не забуду! – пацан уже собирается быстренько слинять, раз все обошлось, но неожиданное предложение заставляет его замереть.

– Слушай, а ты работу не ищешь?

Вот так да… Думал, что получит бодрого леща, а в итоге получил предложение о работе. Везение так везение, ничего не скажешь.

Подобравшись и с трудом скрывая радость Петя делает вид, что думает. А потом просто кивает, не удержавшись.

– Я куда угодно залезть могу и чего угодно достать. Вам же монетки нужны, да? Это я мигом! Это я всегда! – У Лаки давно не было никаких стабильных занятий, а потому предложение о работе звучало крайне, крайне заманчиво. Особенно если учесть, что исходило оно от человека, щедро отслюнявившего зелененьких.

Прелестная история опеки над сосунком прервется на