Читать книгу: «Арысь-поле», страница 3

*

«Фотосессия» показалась Вадиму веселым занятием – в нем проснулся азарт, то ли фотохудожника, то ли папарацци, и пока Аня белой тенью кружилась на фоне темной реки, он с удовольствием щелкал камерой, комментируя ее позы. Забава могла б продолжаться еще долго, но, несмотря на дневную жару, от воды тянуло холодом.

– Чего-то я замерзла, – после очередного «кадра на траве» Аня поежилась, – да, если честно, мне уже и надоело. Есть хочется, – она принялась одеваться, – я, между прочим, за день выпила две бутылки пива и съела помидор.

– Я тоже, только без помидора, – убрав камеру, Вадим подбросил дров в костер.

– А эти сейчас приедут сытые и пьяные…

– А мы не будем их ждать – пошли они!.. – Вадим уселся к огню, нанизывая мясо. Он уже, действительно, злился на Славу – за двадцать лет знакомства таких подстав он не мог припомнить. Если только, правда, что-то случилось с машиной…

*

– Ну что, так и будем сидеть? – напомнила о себе Катя.

– Не будем. Я вспоминаю дорогу и не могу понять, где мы съехали не туда. Ладно, – Слава достал сигарету, – пойду, гляну.

– А я? Мне тут страшно.

– Чего страшного? Хутор заброшенный – мы видели его, когда ходили искать Игоря.

– Мне все равно страшно. Здесь как-то жутко.

– Закрой окно, – Слава нашел в бардачке фонарик и вылез из машины, – не бойся.

Тонкий луч заметался по лесу, по дому, мелькнул в черном небе. Катя видела, как он удаляется, и нервно закурила.

Слава пошел вдоль забора, который, несмотря на старость, не имел ни одной явной дыры; заглянул в узкую щель, приставив к ней фонарик, и увидел заросший травой двор, почерневший от времени бревенчатый сруб с провалившейся крышей – действительно, именно его они видели с берега. Сосны вплотную примыкали к забору, и проехать, минуя дорогу, было невозможно. Свернув к реке, Слава вышел на косогор и метрах в пятидесяти горел костер; в его отсветах виднелись две фигуры около оранжевой палатки.

– Вадим! Это мы! – Слава помахал фонариком, обозначая свое местоположение.

У костра возникло движение, и голос Вадима спросил:

– Чего ты там делаешь?

– Промахнулись немного, а тут дорога перегорожена.

– А Катя где?

– В машине сидит! Иди сюда! – у костра возник спор, и из обрывков фраз Слава понял, что Аня не хочет оставаться одна, поэтому крикнул, – ладно! Сидите, я сам!

Он пошел обратно, обходя хутор с другой стороны. Через несколько метров в заборе обнаружилась дыра, и трава оказалась сильно примята, что говорило о недавних гостях. Слава тревожно оглянулся, но вокруг по-прежнему стояла мертвая тишина.

Миновав дыру, он вышел к месту, где лес почему-то отступил, образовав поляну, правда, успевшую зарасти невысокими чахлыми деревцами.

…А вот здесь я, пожалуй, проеду, ели, конечно, нету пней… А, кстати, вон и он… Слава продрался сквозь заросли, но это оказался совсем не пень, а могильный памятник; и рядом еще один. Тут же примчавшийся из детства страх толкал его побыстрее покинуть жуткое место, но взрослое любопытство заставило все-таки подойти ближе. По степени разрушения, надгробья выглядели достаточно старыми, но на одном из них сохранился портрет, выполненный на чем-то, вроде, современной керамики. С портрета смотрела девушка с большими печальными глазами; техника съемки и ее внешность соответствовала началу двадцатого века, а под портретом значилось – «Анастасия Чугайнова». …И зачем мне это было знать?.. – Слава оглянулся, – главное, что здесь я тоже, ни фига, не проеду… Почти бегом он вернулся к джипу, и Катя, внимательно смотревшая в окно, мгновенно распахнула дверцу.

– Где ты так долго?

– Я не долго. Короче, надо ломать чертов столб – другой дороги нет.

То, что они вовсе не заблудились, успокоило Катю. Она вылезла из машины и подойдя к столбу, тронула его ногой. Столб был вкопан на совесть, но выглядел не таким уж грозным, по сравнению с монстром, которому посмел преградить путь.

– Сейчас будем пить водку с шашлыками, – Слава залез в машину, – я видел Вадима с Аней – они нас ждут.

– Самое время, – Катя посмотрела на часы.

– А мы что, спать сюда ехали?..

Двигатель взревел, и «монстр» своей тупой мордой начал теснить противника. В результате все получилось легко и просто – столб, даже не погнув «кенгурятник», вывернулся из земли, правда, при этом ударив в днище. Джип подпрыгнул и заглох.

– Двести пятьдесят лошадей – не хрен собачий, – довольный Слава высунулся в окно, – садись, поехали.

Катя юркнула на переднее сиденье. Джип плавно скатился на берег и уже через несколько минут осветил мощными фарами палатку, притушенный костер с томившимися на нем ароматными шашлыками, Вадима с Аней, сидевших рядом с уже сервированным пнем, служившим столом и для Юли с Игорем.

– Вам крупно повезло, что мы такие стойкие, – пробурчал Вадим, – другие б давно все сожрали, из принципа.

– Ну, так получилось, сам понимаешь, – Слава засмеялся.

Катя чем-то шуршала в машине, и наконец из открытой двери громогласно раздалось:

– …Ты не любишь меня, я тебя не люблю…

– Вот и музыка, – она тоже спрыгнула на землю, – все, как обещали. Анжел, ты как тут?

Но Аня демонстративно отвернулась к реке.

*

Утром Вадим проснулся первым. Над еще тлевшими углями лежал одинокий шампур с обуглившимся мясом, а вокруг несколько пустых бутылок и одна недопитая, заткнутая куском огурца; еще пластиковые тарелки, стаканчики, смятые салфетки, но ни хлеба, ни колбасы с сыром не было – видимо, о них позаботилась местная фауна, зато огурцы валялись везде – похоже, народ вчера кидался ими друг в друга. А над землей вставало солнце. Редкий туман еще висел кое-где, зацепившись за кусты и маячившие у противоположного берега редкие камышины. Вода была гладкая, без единой рябушки, и солнце отражалось в ней большим ровным диском, а прямо над головой щебетала невидимая птаха, повторяя в сотый раз одну и ту же музыкальную фразу.

Вадим потянулся. Все было бы вообще здорово, если б так не болела голова и не сушило во рту. Минуту подумав, он взял недопитую бутылку; подержал в руке, борясь с искушением мгновенно избавиться от всех болезненных симптомов, но решил, что кому-то придется вести машину, а Слава вряд ли будет способен на такой подвиг. Посмотрел на часы. …И черт меня дернул проснуться в такую рань?.. Попадали-то мы в половине пятого!.. – Вадим отвернулся от остатков вчерашнего буйства и уставился на воду, – не зря говорят, что на нее можно смотреть вечно… На этом мыслительный процесс застопорился.

Бок палатки зашевелился. Оттуда послышался неясный шепот, смех, и движения брезента приобрели определенную ритмичность. Благостность была нарушена – Вадим вздохнул и направился к реке. Зайдя по пояс, он почувствовал, как через ноги в него вливается некая жизненная сила. Постоял минуту и поплыл, взметая фонтаны брызг. Добравшись до широкой заводи, куда вчера они доходили пешком в поисках Игоря, он перевернулся на спину и замер, раскинув руки. Высоко над головой пространство замыкалось ослепительно голубым небом, а вода ласково покачивала тело на своей мягкой перине. Вот за этим изумительным состоянием он, собственно, и ехал сюда, а не ради Ани или их вчерашнего сумасшествия.

Вадим не знал, сколько прошло времени, но течение стало сносить его к противоположному берегу; нехотя перевернулся, окунувшись с головой, и поплыл обратно. На берег он вышел совершенно другим человеком, свежим и бодрым. Среди остатков трапезы нашел пачку сигарет; прикурил, но бросив обратно зажигалку, случайно попал в пустую бутылку. На этот звук полог палатки приоткрылся; оттуда показалась голова Славы, взъерошенная, с опухшим лицом и узкими глазами. Потом он выполз весь, поправляя плавки.

– А у нас своя зарядка, – он сладко потянулся, – вовремя ты ушел купаться.

– Купаться – всегда вовремя, – философски заметил Вадим, – похмелись, там осталось.

– А за руль?

– Да не мучайся ты – сердце ведь остановится. Я поведу. Я сегодня больше пить не буду.

– Точно?

– Ну, сказал, значит, точно. Мой организм двухдневных пьянок уже не выдерживает. Это не институтский колхоз, когда всей деревней нам самогон выгонять не успевали, помнишь?

– Конечно, помню. Хорошее было время, – он взял бутылку, – нет, здоровье надо поправить, это ты верно заметил. Так, ты, точно, поедешь?

– Пей, – Вадим засмеялся, – не могу ж я дать другу помереть от острого неопохмелита – чай, фармацевт, не хрен собачий. Должен же я о твоем здоровье заботиться.

Открыв машину, Слава достал пакет с едой, предусмотрительно оставленной для завтрака, и стряхнув вчерашние объедки, разложил все на прожженной в нескольких местах одноразовой скатерти. Он уже выдохнул, поднеся ко рту стакан, когда из палатки появилась Катя.

– А я? – выглядела она неплохо, успев даже собрать волосы в хвост, и от этого стала совсем похожа на школьницу.

– А ты тоже похмеляешься? – удивился Слава.

– Я думала, вы завтракаете, – она разочарованно сморщила носик, – я жрать хочу ужасно. Но и от пива не отказалась бы.

– А водочки?

– Водку по утрам?.. Фи… – она покачала головой.

– Аньку будить надо? – спросил Вадим.

– А это бесполезно. У нее спец-режим – она ж обычно всю ночь работает, а до полудня спит. Пусть девочка отдыхает, – Катя опустилась на корточки и бесцеремонно взяла почищенное Славой яйцо, – спасибо, Славик.

Слава не ответил, потому что именно в этот момент сделал глоток, и его передернуло.

– Фу, какая гадость, а ведь надо, – он сунул в рот кусок черствого хлеба, – Кать, в машине еще мясо должно остаться. Давайте костерок разведем, – он огляделся, – дрова у нас есть?

– А, вот, нету, – Вадим развел руками, – кое-кто вчера тут жег все подряд.

– Тогда давай топор, – Слава вздохнул.

– Какой топор? Я ж тебе вчера рассказывал… или не помнишь? На хуторе дров этих, валом. Пошли.

Когда они уже подходили к забору, Слава спросил:

– Так это ты дырку в заборе сделал?

– Здрасьте, батенька, что-то с памятью вашей стало. Мы ж вчера об этом говорили.

– Да?.. – Слава смущенно почесал затылок, – бывает… а я, когда эти следы ночью увидел – честно, как-то не по себе стало.

– Следы это мои, а, вот, кто фотоаппарат потерял, загадка.

– Какой фотоаппарат?..

– Блин!.. Ты что, вообще ни хрена не помнишь?.. Вернемся, покажу. У крыльца валялся.

Они пролезли во двор. В зияющем дверном проеме, в окнах, до которых уже дотягивалась трава, белели стены в грязных потеках дождевой воды, лившейся через крышу.

– Внутрь не заходил? – деловито осведомился Слава.

– А чего там делать? – Вадим указал на аккуратно сложенные жердины, – бери, да пошли.

– Я тут вчера наткнулся на кладбище…

– Блин, ты вчера рассказывал! Фамилия у них – Чугайновы.

– Да?.. Значит, все заспал… нет, вот, как с Катькой трахались, помню.

– Это уже утром было, – Вадим засмеялся, – а вчера тебя, хоть самого трахай.

Они вылезли через ту же дырку и пошли к палатке, волоча по жердине в каждой руке. Катя мокрая, в блестящих капельках воды, стояла лицом к солнцу, широко расставив ноги.

– А ничего девочка, да? – в Славином голосе звучала гордость, словно принадлежала она лишь ему.

– Все хорошие, пока «девочки». Откуда только жены такие хреновые берутся…

– Это точно.

Вскоре дымок, смешанный с ароматом жареного мяса, пополз над рекой. Слава откопал еще бутылку водки и баклажку теплого, противного пива. Праздник продолжался, только гораздо спокойнее – с купанием и игрой в карты.

А солнце поднималось все выше, накаляя воздух до вчерашней нестерпимости…

К полудню, как и обещала Катя, появилась «Анжела» – заспанная, взъерошенная и с больной головой; правда, после купания она взбодрилась, но настроение от этого не улучшилось. Хандра как-то незаметно передалась остальным, и к четырем часам всем стало окончательно скучно – разговор иссяк, карты надоели, поэтому, не сговариваясь, все засобирались домой, оставив после себя смятую траву, потухший костер и кучку неиспользованных дров.

*

Желаемых денег Аня не получила. Слава забыл о них, а Вадим просто не догадывался, что от него требуется что-то еще, кроме организации самого уик-энда. Тем не менее, она все-таки сунула ему телефон фирмы «Досуг день и ночь…», надеясь в следующий раз (если он, конечно, состоится), расставить все по местам и получить вознаграждение вдвойне. Эта мысль, хоть и грела, но деньги нужны были сейчас, нужны каждый день, поэтому романтического прощания не получилось – Аня просто хлопнула дверцей и пошла, не оборачиваясь, к серой пятиэтажке, затерявшейся в пыльной зелени тополей, где и располагался «Досуг день и ночь…»

Катя покинула компанию чуть позже. Вообще-то, она осталась довольна проведенными выходными и была б не прочь покуролесить еще, но ночью ей предстояла работа в «Бегемоте», поэтому требовалось выспаться. Она поцеловалась со Славой, чмокнула в щеку Вадима и выпорхнула на тротуар, легкая и такая юная, что прохожим, наверное, казалось, что мама послала ее за хлебом, а не возвращается она после суточного загула.

– Приятная девочка, – Слава все еще смотрел ей вслед.

– Да брось ты, – Вадим включил поворотник, – а то не знаешь – мы ж любим не женщину, а себя рядом с женщиной, поэтому, когда выплеснем на нее… да и в нее тоже… все, что имеем, она становится нам уже не интересна, так?

– О чем мы с тобой рассуждаем?.. – Слава сладко потянулся, – как дети малые…

Медленно прокравшись между выбоинами в асфальте, джип остановился около добротного кирпичного гаража, непонятным образом затесавшегося среди старых, еще социалистической постройки, сараев.

– Как тебе разрешили его тут поставить? – удивился Вадим.

– Молча, – Слава рассмеялся, – с администрацией надо дружить. Он у меня выкуплен – комар носа не подточит.

Машина въехала в полумрак и остановилась; гулко хлопнули дверцы.

– Оставляем барахло здесь, и идем пить пиво.

– Ну, свое-то я заберу, – Вадим вытащил сумку, и они пошли мимо визжавших на качелях детей, мимо женщин на скамейке, которые все, как одна, поздоровались со Славой.

– Уважают?

– А то б! Я ж за свои бабки во всем подъезде провел кабельное телевидение, изменив, тем самым, отношение сразу ко всем «новым русским».

– Мудрый ход.

– Зато теперь, ни гараж мой их не раздражает, ни евроремонт. Когда я в квартире стены начал переносить, сначала знаешь, какой хай поднялся, а теперь все довольны, – Слава отпер металлическую дверь – единственную на лестничной площадке.

Вадим не признавал российские «евроремонты». Помещение сразу становилось вычурным и, вроде, нежилым – хотелось ходить на цыпочках, садиться обязательно на краешек… у него самого все выглядело проще, и, как ему казалось, уютнее.

Пройдя на кухню, Слава распахнул холодильник, и Вадим подумал, что холодильники у них тоже сильно отличаются. Если у него он заполнен кастрюльками и мисочками, которые оставила перед отъездом на юг Алла, уже три года претендовавшая на роль жены, но пока так и не добившаяся ее, то здесь пестрело разноцветье блестящих этикеток на самых разнокалиберных банках и пакетах.

– Итак, что мы откроем к пиву?

Вадиму ничего не хотелось открывать.

– Может, пойдем, посидим где-нибудь? – предложил он.

– Давай, – Слава решительно закрыл холодильник – за время дороги он успел выспаться и выглядел гораздо лучше, чем утром.

Вадим полез в сумку за новой пачкой сигарет, и вместе с ней извлек кожаный чехол.

– Кстати, посмотри. Я тебе говорил – вчера нашел.

– Нормальная штука, – Слава повертел в руках фотоаппарат, – богатые туристы посещают эти развалины. Если б я такой потерял, то сильно б расстроился.

– Может, они тоже расстроились, но поезд-то ушел, – Вадим забрал у Славы свою находку, – заодно пленку отдам проявить. Я там Аньку фотографировал в стиле «ню».

– Долго уговаривал?

– Абсолютно нет. Она девочка, вообще, без комплексов.

– Кстати, ты ей хоть денег дал?

– Нет. А надо было?

– Надо. Она ж, типа, на работе. Катюха говорила, а я забыл.

– Неудобно-то как… – Вадим засмеялся, вспомнив старый анекдот про Стеньку Разина и княжну, – ладно, телефон есть. Фотографии буду отдавать, тогда и рассчитаемся, – он вынул кассету с пленкой, – пошли?

Жара спала, и даже поднялся легкий ветерок. Народ выполз из душных квартир, устраиваясь под разноцветными зонтиками многочисленных кафе. Им достался столик у самого края, откуда только что поднялись две девицы в одинаковых белых брючных костюмах. На столике осталась пепельница, полная окурков со следами помады, и две бутылки из-под «Колы».

– Видать, разговор состоялся серьезный, – заметил Вадим, отодвигая стул.

– Кто кого, когда и сколько раз.

– Стареешь, брат, – Вадим вздохнул, – все мысли твои движутся в одном направлении.

– Ну, никто не молодеет. А о чем им еще беседовать?

– Например, о решении теоремы Ферми.

– Да, эта задача непременно не дает им спать по ночам…

Официантка, совсем юная – скорее всего, старшеклассница, подрабатывающая на каникулах, принесла пиво. Вадим сделал первый глоток, окунувшись губами в белую пену…

– Все-таки жизнь прекрасна и удивительна!..

Оба замолчали. Мимо сновали люди, пестрые и по-летнему радостные. Наблюдать за ними было очень приятно, и казалось, что никаких проблем в мире не существует. Слава лениво размышлял о том, стоит ли ему завтра показываться на работе или достаточно будет позвонить, чтоб убедиться, что машина пришла – тогда можно отдыхать дальше. Вадим прикидывал, чем сейчас может заниматься Алла в своей Анапе, куда он все-таки отправил ее после многочисленных просьб. Сам он решил не ехать, так как твердо исповедовал принцип – отдыхать надо не вместе, а друг от друга.

Разговаривать было не о чем. Вспоминать институтское прошлое давно стало неинтересно, потому что колорит и непосредственность впечатлений стерлись, оставив голые, обыденные факты, которые без соответствующих эмоций не несли в себе ничего привлекательного, а больше их ничего и не связывало уже много лет. Если, конечно, не считать последних приключений, но и в них не было ничего выдающегося, о чем стоило б вспоминать. Наконец, Слава придумал тему:

– Вечером в «Бегемот» сходим? Поглазеем на Катюху.

– А чего мне на нее глазеть? Я спать буду. Ты-то в машине выспался, а я рулил. Сейчас приду, диск какой-нибудь воткну – где не сильно стреляют, и пусть бубнит.

Пива больше не хотелось, а просто сидеть тоже не имело смысла, тем более, за спиной, в ожидании свободного места, демонстративно переминалась с ноги на ногу какая-то парочка.

– Ну, что? – докурив, Вадим поднялся, – созвонимся?

– Конечно. А я все-таки схожу в «Бегемот». Ты завтра дома?

– Наверное. Пока не знаю.

Они направились в разные стороны – примерно так же выглядело их расставание полгода назад; они тоже собираясь созвониться, но так и не собрались, пока позавчера случайно не встретились на улице.

*

Вадим проснулся рано, хотя никакой необходимости в этом не было – просто дурацкая привычка, сохранившаяся с тех времен, когда он еще работал на заводе и не занимался никаким бизнесом… впрочем, тогда и бизнеса-то никакого еще не было. Он хорошо помнил, как спешил любой ценой проскочить через проходную, пока охрана не начала отмечать опоздавших, а теперь его аптеки открывались, независимо от присутствия генерального директора, и соизволит ли он, вообще, посетить их, являлось его личным делом. Сегодня он решил там появиться, ведь нельзя на целых три дня оставлять подчиненных без присмотра – это расхолаживает людей.

Приняв душ и позавтракав, Вадим вышел на балкон с первой утренней сигаретой. Несмотря на ранний час, прохлада уже сменилась пеклом, готовым выжать из тебя последнюю влагу. …В пору опять идти под душ… – Вадим усмехнулся, прекрасно понимая, что даже это даст передышку, максимум, минут на пятнадцать, а потом рубашка снова прилипнет к спине, влажные джинсы встанут колом и противные струйки побегут по груди, собираясь под ремнем. Выходить на улицу сразу расхотелось, но если он принимал решение, то уже никогда не анализировал, нужно ли его выполнять.

Выехав в город Вадим вспомнил про отданную в проявку пленку. Сейчас, когда начиналась новая неделя, и события выходных, потеряв новизну, осели где-то на дне памяти, желание взглянуть на Анины фотографии перестало быть привлекательным, но во всем опять же должен быть порядок – если снимки будут готовы сегодня, значит, сегодня их надо и забрать. Эта привычка жить по графику сложилась годами, и отказавшись от нее хотя бы в мелочах, Вадим сразу чувствовал себя не в своей тарелке – вроде, не отдал кому-то долг.

*

Тесная фотостудия, переделанная из обычной квартиры, освещалось боковыми светильниками, отраженными в десятках настенных зеркал, и вся эта феерия казалась даже ярче утреннего солнца, поэтому войдя, Вадим зажмурился.

– Здравствуйте, – девушка за прилавком улыбнулась.

– Доброе утро, – Вадим любил, когда люди по утрам улыбаются, и ответил тем же, подавая квитанцию.

– Одну минуточку, – девушка исчезла в двери, оклеенной рекламными плакатами, и потому совершенно незаметной среди других картинок, занимавших всю заднюю стену.

Ждать пришлось долго. Сначала в проеме появилась и исчезла голова молодого человека (Вадим узнал его – это он вчера принимал заказ) и на его месте возник невысокий лысоватый мужчина. Он внимательно изучал посетителя, видимо, считая, что сам остается незамеченным, но с точки, где стоял Вадим, очень хорошо просматривалась часть подсобки. Потом мужчина тоже исчез и снова мелькнул парень, а улыбчивая девушка все не возвращалась. Вадим уже собирался постучать по прилавку, когда лысый возник открыто, держа пакет с заказом.

– Это ваша пленка?

Вадим мельком увидел на пакете свою фамилию.

– А что, есть проблемы? Вы испортили ее?

– Ну, что вы! Мы никогда ничего не портим – у нас автоматика, а машина не ошибается. Просто у меня к вам серьезный разговор.

– Даже так?.. – Вадим быстро прикинул, что, кроме голой Ани, пьяной Славиной физиономии и Кати, пляшущей у костра, на пленке ничего не могло быть, поэтому, на всякий случай, уточнил, – у нас что, запретили снимать обнаженную натуру?

– Что вы, скорее, наоборот, – мужчина загадочно улыбнулся, – пойдемте, – подняв прилавок, он протянул руку, – Виктор.

– Вадим.

– Пойдемте, Вадим, у меня к вам есть предложение.

Когда они проходили мимо печатной машины, два парня, колдовавших возле нее, как по команде, вскинули головы и уставились на Вадима. Ему показалось, что в их взглядах присутствовала смесь испуга и восхищения. Сам Вадим ничего не понимал, но ему становилось все более интересно.

Миновав полутемный коридор, гость и хозяин оказались в маленьком кабинете, где улыбчивая продавщица разливала кофе.

– Спасибо, Оленька, – Виктор выпроводил девушку, но в дверях она оглянулась, смерив Вадима оценивающим взглядом.

– Садитесь, – Виктор отодвинул стул, а сам плюхнулся в кресло по другую сторону и сразу пододвинул гостю пачку «Парламента», видимо, не зная, с чего начать, – курите.

– Спасибо, – Вадим взял сигарету.

Виктор несколько секунд постукивал пальцами по столу, собираясь с мыслями.

– Как вы относитесь к эротике? – наконец спросил он.

– Никак, – мысленно Вадим усмехнулся: …Старый козел, таких Анек я тебе подгоню сотню, если сам не можешь снять…

– Странно. Судя по вашим работам, я посчитал, что вы занимаетесь этим профессионально.

Вадим чуть не расхохотался – если сфотографировать голую девчонку в кустах, это профессионализм… Наверное, мысли отразились на его лице, потому что Виктор поспешно выдвинул ящик стола и протянул визитку, где значилось – «Панкратов Виктор Сергеевич. Фотограф. Победитель международных конкурсов фотографии».

Вадим поднял голову и только сейчас обратил внимание, что стена за спиной хозяина увешена всевозможными дипломами в тонких светло-коричневых рамках.

– Это все ваши?

– Мои. Как видите, я могу оценить истинное фотоискусство и истинную натуру.

Вадим окончательно растерялся, не понимая, чего от него может хотеть «победитель международных конкурсов», а тот не спеша закурил и начал говорить, уставившись в маленькое окно с решетками, выходившее прямо на мусорные контейнеры.

– Эротика – это искусство, которого у нас нет. Потому что для настоящей эротики женщина не должна ворочать рельсы и укладывать асфальт. Она должна ощущать себя некой возвышенной субстанцией, а не существом с могучими руками, которыми можно коня на скоку остановить, и даже не с высоким интеллектом, дающим возможность построить свой бизнес, что сейчас крайне модно. Она должна носить в себе прелестную тайну, которую пытается познать остальное двуногое население земного шара, но не может – не дано ему этого. Оно может только соприкасаться с тайной, приоткрыв ее покров чуть больше или чуть меньше, но никогда не может разгадать ее до конца.

Наша эротика смешна и, одновременно, печальна, – он достал из ящика и бросил на стол пачку фотографий, рассыпавшихся веером, – смотрите. Это то, что присылают мне доморощенные секс-звезды, наивно думая, что я могу заинтересоваться ими. Понимаете, Вадим, за всем этим я вижу озверевших от скуки домохозяек; студенток, трахнувшихся с парой однокурсников и вообразивших себя «самыми обаятельными и привлекательными»; школьниц, решивших, что набухшие прыщики уже делают их неотразимыми женщинами. Это документально подтвержденное бесстыдство, подогретое воинствующим мещанством, – он взял верхнюю фотографию и уставился на нее злобным взглядом, – вот она, эротика!.. Софа «Ладога», приобретенная в середине семидесятых, турецкий ковер и на нем нечто худосочное с апельсином зажатым между ног, и взглядом затраханной кошки, – он швырнул фотографию так, что она, перелетев через стол, оказалась перед Вадимом, – или, вот, – Виктор взял следующую, – стыдливая. Поза арестованного наркоторговца. Лицом к стене, руки за голову, ноги расставлены. В итоге, одна задница на фоне полинялых обоев в цветочек… Или вот… Госпожа в шнурках и коже… Это же сейчас модно!.. Только шнуровка чуть не лопается на брюхе. Глазки маленькие, носик курносенький – вылитая «госпожа». Таких даже за прилавок не ставят, чтоб не отпугивать клиентов. И они такие все!.. – Виктор начал выкладывать на стол перетянутые резинкой пачки фотографий.

Вадим сидел, обалдело слушая его, и наконец спросил:

– Простите, а какое я ко всему этому имею отношение?

– Какое? – Виктор придвинулся ближе, небрежно сдвинув фотографии, – если вы отдадите мне своих натурщиц, я вас озолочу. Понимаете, я – человек с мировым именем. «Pethous», «Playboy» – все они будут наши! Это миллионы долларов!..

– Моих натурщиц?.. – Вадим мотнул головой, приходя в себя, – это девочки по вызову; фирма «Досуг день и ночь…»

– Вы что, считаете меня идиотом?!.. – возмутился Виктор, – если б такие девочки работали по вызову, они… они бы не были такими девочками! Понимаете, у меня впечатление, будто я держу в руках портреты наших прародительниц – Евы и Лилит. Это девочки по вызову?! – он дрожащими руками открыл конверт с заказом Вадима, – не морочьте мне голову. Сколько вы хотите денег? Вы ж понимаете, что у меня есть имя – я могу выйти на мировой уровень!.. А вы не можете. Давайте делать деньги вместе. Если хотите, оформим наше предприятие юридически?.. – он держал в руках одну-единственную фотографию, словно не желая с ней расставаться.

Вадим ничего не понимал, а мысли носились в голове стремительные, как метеоры – начиная с того, что перед ним сидит параноик или сексуальный маньяк, и кончая существованием волшебного фотоаппарата, преобразующего внешность. Но угадать, в чем заключена правда, Вадим не мог, поэтому молча протянув руку, забрал снимок; взглянул на него и почувствовал, как глаза округляются, приоткрывается рот… Наверное, он выглядел смешно, но сделать с этой гримасой ничего не мог – она, словно приросла к лицу.

С фотографии смотрели две девушки. Одна из них, обнаженная, с распущенными русыми волосами, и бледная, как тень. Длинные ресницы удивленно взметнулись над зеленоватыми, миндалевидными глазами. Она непринужденно сидела на сером покрывале, совершенно не стараясь скрыть наготы, и от этого казалась еще прекраснее в своей естественности. Ее черты, будто проступали из воздуха, образуя с ним единое целое – может быть, поэтому в ее облике не ощущалось ничего пошлого или вызывающего, свойственного картинкам подобного рода. Скорее, весь ее вид подразумевал некую игру, все козыри в которой находились у нее на руках, и она прекрасно знала об этом. Это были глаза женщины, о которой Виктор пытался рассуждать несколько минут назад – они не принадлежали ни бизнес-вумен, ни домохозяйке, ни проститутке, ни даже фотомодели. Это были глаза Женщины с той самой тайной, которую не дано понять ни одному существу другого пола; в них читалось и согласие, и категорический отказ, и верность, и ветреность; все это сосуществовало одновременно, не разделимое на сиюминутные настроения. Джоконда с ее дурацкой улыбкой меркла вместе со всеми остальными женщинами, придуманными или существующими.

– И вы говорите, это девочки по вызову? – прервал сумбурный поток мыслей голос Виктора, доносившийся из какого-то другого мира.

Вадим моргнул, с трудом отрываясь от фотографии, и поднял глаза.

– А на пленке еще что-нибудь есть? – он хотел оценить свойства аппарата – вдруг это, действительно, волшебная штука, и изображена на снимке всего лишь Аня, которую он не смог по-настоящему разглядеть за всей этой пьяной оргией?..

– Да, конечно, – Виктор небрежно махнул рукой, – какая-то голая девка в кустах, мужик пьяный возле джипа… я не понимаю, как можно снимать такую лажу после… – он ткнул пальцем в снимок, который Вадим крепко сжимал в руках.

Вадиму показалось, что теперь русоволосая смеется, и остальная сложная гамма чувств разом исчезла с ее лица, а смеялась она, скорее всего, над ним…

– Я не знаю, кто это, – Вадим прикрыл изображение ладонью, чтоб спрятаться от издевательского смеха.

– Вы убиваете меня, – Виктор расстроено вздохнул, – их надо найти немедленно. Вы понимаете? Немедленно! Это наше с вами будущее! Это огромные деньги!..

Вадим положил фотографию картинкой вниз, но рука сама потянулась, чтоб перевернуть ее и снова поймать взгляд неизвестной – ему даже пришлось трусливо опустить руки.

– Это не я снимал, – сказал он, – мои работы – как раз та голая девка в кустах и пьяный мужик. Я нашел этот фотоаппарат.

– Вы врете! – Виктор ударил ладонью по столу, – Вадим, вы сами ничего не сможете сделать. У вас нет нужных связей; вас обворуют издатели, в конце концов!..

– Я даю вам честное слово, что фотографировал не я. Я, действительно, нашел этот аппарат. Да, он дорогой, хороший – я сам удивился…

– Где нашли?

– На берегу реки. Пошел за дровами для костра и нашел.

– Если это правда, значит, все дальнейшее бессмысленно, – Виктор тяжело вздохнул, – вся предыдущая эротическая фотография умрет, если кто-нибудь вытащит этих девочек на обложку журнала. А надо быть полным кретином, чтоб этого не сделать… Вадим, вы должны их найти. Простите, вы, вообще, чем занимаетесь?