Читать книгу: «Комплект книг: «Женщины, которые любят слишком сильно»», страница 15

Я научилась говорить:

– Мне страшно!

И тогда Сэм спрашивал:

– Скажи, что я должен сделать?

Обычно этого было достаточно: я знала, что его волнуют мои чувства и он ко мне прислушивается.

Мы договорились по очереди отвечать за то, что происходило с нами во время полового акта. Любой из нас мог сказать «нет», если ему что-то не нравилось или чего-то не хотелось, но задавал тон кто-то один. Это была одна из лучших наших идей, потому что отвечала потребности каждого из нас быть хозяином собственного тела и его сексуальной функции. Мы научились по-настоящему доверять друг другу и убедились, что тело может быть инструментом, помогающим дарить и получать любовь. У каждого из нас была своя группа поддержки. Проблемы и чувства всех ее членов были так похожи, что это помогало увидеть свою борьбу в перспективе. Как-то вечером обе группы встретились и поговорили о том, какие реакции вызывают у каждого из нас слова «импотент» и «фригидная женщина». Были и смех, и слезы, и понимание, и стремление поделиться. Всех нас эта встреча освободила от бремени боли и стыда.

Теперь у нас с Сэмом было много общего, и мы стали очень доверять друг другу. Может быть, поэтому сексуальная сторона наших отношений тоже начала налаживаться. Сегодня у нас две очаровательные дочки, и мы довольны ими, друг другом и самими собой. В моем отношении к Сэму гораздо меньше материнского и гораздо больше женского. Он стал менее пассивен и более уверен в себе. Ему не нужно, чтобы я скрывала от мира его мужское бессилие, а мне не нужно, чтобы он не проявлял свою сексуальность. Теперь у нас большой выбор, и мы выбираем друг друга сознательно!

История Рут – иллюстрация еще одной грани того, как могут проявляться отрицание и желание властвовать. Как и многие другие женщины, одержимые проблемами своего партнера, Рут еще до брака с Сэмом знала о его затруднениях. Поэтому невозможность жить с ним нормальной половой жизнью не стала для нее сюрпризом. На самом деле его недостаток являлся гарантией того, что ей больше не придется терпеть поражение в борьбе с собственной сексуальностью. Теперь она могла главенствовать, руководить и больше не опасаться возможности оказаться в роли жертвы, которая была ей привычна.

Этой паре тоже повезло: помощь, которую получили супруги, идеально отвечала их проблемам. «Союз дочерей», ответвление «Союза родителей», образованное для помощи пострадавшим от инцеста семьям, стал для Рут отличной группой поддержки. К счастью, мужья этих женщин тоже объединились в группу, и в этой атмосфере взаимопонимания, принятия и общих переживаний каждый из перенесших травму людей мог осторожно продвигаться в направлении здорового сексуального самовыражения.

Для того чтобы выздороветь, каждой из героинь этой главы пришлось осознать свою боль, прошлую и нынешнюю, от которой она пыталась спрятаться. Каждая в детстве усвоила свой способ выживания, заключавшийся в отрицании и попытке владеть ситуацией. Впоследствии, когда девочки стали взрослыми, эти способы сослужили им плохую службу. В сущности, этот защитный механизм стал главной причиной их страданий.

У слишком любящей женщины отрицание, которое она снисходительно называет обыкновением «не обращать внимания на недостатки любимого человека» или «сохранять жизнеутверждающее настроение», позволяет удобно обходить тот факт, что они – два сапога пара и что только его недостатки позволяют ей сохранять свою роль в семье. Выдавая свою тягу к власти за «желание помочь» и «стремление ободрить», она оставляет в тени собственную потребность играть первую скрипку и держать все под контролем, что неизбежно присутствует в таких взаимоотношениях.

Необходимо осознать, что отрицание и стремление к власти, как бы мы их ни называли, не обогатит ни нашу жизнь, ни наши отношения. Совсем напротив: механизм отрицания вовлекает нас в отношения, способствующие навязчивому повторению старых конфликтов, а потребность властвовать удерживает нас на месте, и мы постоянно пытаемся изменить кого-то другого, но только не себя.

Но вернемся к сказке, о которой мы говорили в начале главы. Как мы уже отмечали, сказка «Красавица и Чудовище» может показаться средством, помогающим увековечить убеждение, будто женщина способна преобразить мужчину, – нужно только преданно любить его. На этом уровне интерпретации сказка как будто оправдывает отрицание и стремление к власти в качестве методов борьбы за счастье. Безоглядно полюбив ужасное Чудовище (отрицание), Красавица обретает способность изменить его (получить над ним власть). Такое толкование кажется верным, потому что совпадает с сексуальными ролями, насаждаемыми нашей культурой. Тем не менее я утверждаю, что такая упрощенная интерпретации совершенно упускает из вида смысл издавна любимой сказки. Эта история пережила века не потому, что укрепляла культурные правила и стереотипы той или иной эпохи. Она дошла до нас потому, что в ней заключен метафизический закон, важнейший урок, который учит нас жить мудро и счастливо. Можно сказать, что в этой истории скрыта секретная карта, и если мы достаточно умны, чтобы ее расшифровать, и достаточно храбры, чтобы ею воспользоваться, она приведет нас к кладу, в котором спрятано неисчерпаемое сокровище, – способность «жить долго и счастливо».

Какова же главная мораль «Красавицы и Чудовища»? Умение принимать. Принятие обратно отрицанию и стремлению владеть другими. Это готовность признать реальность такой, какая она есть, не пытаясь ее изменить. Именно в этом состоит счастье, проистекающее не от манипулирования внешними условиями или людьми, а от обретения внутреннего покоя даже под натиском испытаний и трудностей. Вы помните, что в сказке Красавице не нужно изменять Чудовище. Она трезво оценивает его, принимая таким, какое оно есть, и любит за добрые качества. Она не пытается сделать из страшилища принца, не говорит: «Я буду счастлива, когда он перестанет быть зверем». Она не жалеет его за то, что он такой, и не пытается его изменить. В этом и заключается урок. Благодаря тому, что Красавица принимает Чудовище, оно обретает свободу, позволяющую ему проявиться во всей красе. То, что страшилище проявилось в облике прекрасного принца (и идеального супруга), иносказательно утверждает: она получила великую награду за то, что сумела его принять. Наградой ей стала богатая и радостная жизнь, потому что с тех пор они с принцем жили долго и счастливо.

Умение по-настоящему принимать человека таким, какой он есть, не пытаясь изменить его с помощью ободрения, манипулирования или принуждения, – это чрезвычайно высокая разновидность любви, которая большинству из нас дается очень трудно. В основе всех наших стараний кого-то переделать скрыт эгоистичный мотив: убежденность, что, изменив этого человека, мы обретем счастье. В желании быть счастливым нет ничего зазорного, но если мы считаем, что источник счастья не в нас самих, а в чужих руках, – мы отрицаем в себе способность изменить жизнь к лучшему и свою ответственность за это.

Как ни странно, именно принимая человека, мы даем ему возможность измениться – при условии, что он захочет это сделать. Давайте рассмотрим, как это происходит. Скажем, женщина, имеющая мужа-трудоголика, постоянно корит и бранит его за то, что он мало бывает дома. И что она получает в итоге? Он проводит вне дома столько же времени или еще меньше, оправдывая это тем, что ему не хочется слушать ее бесконечные жалобы. Иными словами, браня и упрашивая мужа, пытаясь его переделать, женщина вселяет в него уверенность, что проблемой, которая осложняет им жизнь, является не его трудоголизм, а ее упреки. И это правда: ее упорное стремление изменить партнера только способствует тому, что супруги эмоционально отдаляются друг от друга, и поэтому он еще больше «зацикливается» на работе. Стараясь сделать так, чтобы муж был ближе к ней, женщина еще больше его отталкивает.

Комплекс трудоголика – серьезное нарушение, как и все прочие навязчивые состояния. Он задает мужчине цель в жизни, возможно, благодаря тому, что не позволяет ощутить родство и близость, которые внушают страх, и не допускает усиления разнообразных неприятных эмоций, в первую очередь тревоги и отчаяния. (Стать трудоголиком – один из способов скрыться от себя, к которым часто прибегают мужчины из неблагополучных семей, так же как любить слишком сильно – один из главных методов, которыми для этого пользуются женщины, выросшие в таких же семьях.) Цена, которую мужчина платит за бегство от себя, – одномерное существование, не позволяющее наслаждаться большинством предлагаемых жизнью даров. Но только он сам вправе решать, не слишком ли высока эта цена, и только он может выбирать, какие меры принять и на какой риск пойти, чтобы измениться. Задача жены – не пытаться исправить его жизнь, а обогатить свою собственную.

Большинство из нас способно быть гораздо счастливее и гораздо полнее реализовать свои дарования, чем мы это себе представляем. Зачастую мы не претендуем на такое счастье, потому что считаем, будто кто-то другой своим поведением не даст нам его достигнуть. Мы пренебрегаем своим долгом совершенствовать себя и в то же время пускаемся на всевозможные ухищрения и уловки, стремясь изменить другого, а потом, когда наши усилия терпят крах, бываем обескуражены и подавлены. Пытаться изменить другого – задача, чреватая разочарованием и депрессией, зато чувство, что ты способна изменить собственную жизнь, приносит ни с чем не сравнимое ликование.

Чтобы почувствовать свободу и возможность жить себе в радость, независимо от того, что делает муж, жена трудоголика должна поверить: его проблема не имеет к ней никакого отношения, и она не имеет права, не должна и не может его переделывать. Ей следует научиться уважать его право быть тем, кто он есть, даже если она хотела бы видеть его другим.

Научившись этому, она свободна: свободна от неприязни, вызванной его недоступностью; свободна от чувства вины, вызванной тем, что она не сумела его переделать; от бремени постоянных попыток изменить то, что изменить невозможно. Когда неприязнь и чувство вины уменьшатся, она сможет относиться к нему с большей любовью и ценить те добрые качества, которые у него есть.

Освободившись от потребности изменять мужчину и направив свою энергию на развитие собственных интересов, женщина будет ощущать, пусть даже отчасти, счастье и удовлетворенность, что бы ни делал ее муж. В итоге она может обнаружить, что ее поиски достаточно вознаграждены и она способна вести яркую и насыщенную жизнь сама, не рассчитывая на общество супруга. Или, все меньше нуждаясь в нем для счастья, она может решить, что не имеет смысла хранить верность вечно отсутствующему мужу, и предпочесть жить самостоятельно, без ограничений, которые налагает на нее бесполезный брак. Ни один из этих путей невозможен, пока женщина считает, что для счастья ей необходимо изменить мужа. Пока она не примет его таким, какой он есть, ее жизнь застыла, как на стоп-кадре: она ждет, пока он изменится, чтобы начать жить своей жизнью.

Когда женщина, которая любит слишком сильно, отказывается от героических усилий изменить своего избранника, ему приходится задуматься о последствиях собственного поведения. Поскольку она перестает быть несчастной и разочарованной и начинает испытывать все больший интерес к жизни, это контрастирует с его существованием. Он может предпочесть освободиться от своей мании и стать более доступным, эмоционально и физически. А может и не предпочесть. Но, независимо от того, что он предпочтет, женщина, принявшая своего избранника таким, какой он есть, освобождается, так или иначе, чтобы жить своей жизнью – долго и счастливо.

Глава восьмая. Когда одна зависимость питает другую

В жизни много страданий, и единственное, чего можно избежать, – это страдание, проистекающее из попыток от них избавиться.

Р.Д. Ланг

Итак, мы, слишком сильно любящие женщины, попадаем в зависимость от любви, «зацикливаемся» на мужчине, ловим кайф от боли, страдания и тоски. Но этого нам мало: мужчины могут быть не единственным объектом нашей зависимости. Чтобы с детства поставить заслон своим самым сокровенным чувствам, некоторые из нас могут пристраститься к вызывающим зависимость веществам. Случается, что в юности или в зрелом возрасте мы начинаем злоупотреблять алкоголем, другими наркотиками или, что более типично для слишком любящих женщин, едой. Мы переедаем или недоедаем, или попеременно делаем то и другое, чтобы не замечать реальности, отвлечься и заполнить огромную эмоциональную пустоту, которая таится в глубинах нашей души.

Не каждая слишком любящая женщина склонна много есть, пить или злоупотреблять наркотиками, но для тех из нас, кто этим страдает, освобождение от болезненных отношений должно идти рука об руку с освобождением от болезненной привычки к веществам, от которых мы зависимы. И вот почему: чем сильнее наша зависимость от алкоголя, наркотиков или еды, тем сильнее чувства вины, стыда, страха и ненависти к себе. Испытывая все большее одиночество и отчужденность, мы можем отчаянно возжаждать утешения, обещающего нам связь с мужчиной. Мы ужасного мнения о себе, и мужчина нужен нам для того, чтобы думать о себе лучше. Мы не способны полюбить себя сами, а потому нам нужен он, дабы убедить нас в том, что мы достойны любви. Мы даже внушаем себе, что, будь с нами рядом подходящий мужчина, нам не потребовалось бы столько еды, выпивки или наркотиков. Мы используем любовь так же, как вещество, от которого зависим: чтобы унять боль. А когда наш роман терпит крах, мы в поисках утешения еще более рьяно набрасываемся на прежний объект своей зависимости. Когда физическое пристрастие к тому или иному веществу усугубляется стрессом – следствием нездоровых отношений, а эмоциональная зависимость от отношений усиливается неуправляемыми чувствами, возникающими как следствие физической зависимости, создается порочный круг. Мы используем отсутствие или присутствие неподходящего мужчины в качестве объяснения и оправдания своей физической зависимости. И наоборот: постоянное употребление создающего зависимость вещества позволяет терпеть нездоровые отношения, поскольку притупляет боль и лишает мотивации, необходимой для изменения своей жизни. Мы видим в одной зависимости причину другой и используем первую, чтобы справиться со второй. И все больше увязаем в обеих.

Нам не выздороветь, пока мы склонны убегать от себя и прятаться от боли. Чем усерднее мы стараемся, чем упорнее ищем выход, тем больше наша зависимость осложняется одержимостью и тем дальше заходит болезнь. В итоге мы обнаруживаем, что попытки решить проблемы стали для нас самыми серьезными проблемами. Отчаянно нуждаясь в помощи и нигде ее не находя, мы начинаем понемногу сходить с ума.

– Я пришла, потому что меня прислал адвокат, – еле слышно прошелестела Бренда, явившись на первую встречу. – Я… я… взяла кое-что, и меня поймали. Адвокат считает, что мне было бы полезно с кем-нибудь проконсультироваться… – добавила она заговорщицким тоном. – Пусть суд видит, что я стараюсь справиться со своими проблемами.

Едва я успела кивнуть, как она затараторила:

– Правда, сама я не думаю, что у меня есть проблемы. Подумаешь, взяла пару вещей в магазине и забыла заплатить! Это гадко с их стороны – думать, будто я украла. Просто вышло недоразумение. Конечно, неприятно, что я так опозорилась. Но настоящих проблем у меня нет, во всяком случае, таких, какими страдают некоторые люди.

Бренда олицетворяла собой самый сложный для консультанта случай: клиентка не имеет достаточной мотивации, чтобы самостоятельно искать помощи, и даже отрицает, что она ей нужна, и в то же время пришла, вняв совету человека, считающего, что консультация принесет пользу.

Пока она трещала без умолку, я поймала себя на том, что пропускаю поток слов мимо ушей и разглядываю женщину. Высокая, не меньше ста восьмидесяти сантиметров, худая, как манекенщица, она весила максимум сорок пять килограмм. На ней было элегантное шелковое платье простого покроя; его насыщенный коралловый цвет подчеркивали массивные украшения из золота и слоновой кости. Медовая блондинка с зеленовато-голубыми глазами – она могла бы быть красавицей. Как говорится, все было при ней, и тем не менее чего-то не хватало. Брови постоянно сдвинуты, так что между ними наметились глубокие вертикальные складки. Дыхание прерывистое, ноздри раздуваются. Волосы, тщательно подстриженные и уложенные, выглядят сухими и ломкими. Кожа безжизненная и землистая, несмотря на ровный загар. Полные губы кажутся тонкими и злыми, потому что она их все время поджимает. Улыбаясь, Бренда словно отдергивает закрывающие зубы шторки, а разговаривая, часто кусает губы.

Состояние ее кожи и волос, а также неимоверная худоба подсказали мне, что женщина страдает булимией (переедает, а потом вызывает рвоту) или анорексией (морит себя голодом). Еще одна подсказка: у женщин, страдающих нарушениями питания, очень часто бывают приступы клептомании. К тому же я сильно подозревала, что моя новая клиентка принадлежит к разряду соалкоголиков.

В моей практике почти все женщины с нарушениями питания были дочерьми алкоголика, пары алкоголиков (особенно те, кто страдал булимией) или алкоголика и обжоры. Обжоры и алкоголики очень часто образуют супружеские пары, и это неудивительно: ведь многие переедающие женщины – дочери алкоголиков, а они склонны выходить замуж за алкоголиков. Обжора полна решимости использовать всю силу воли, чтобы следить за своим питанием, своим весом и своим партнером. Так что у нас с Брендой было над чем поработать.

– Расскажите о себе, – попросила я как можно ласковее, хотя заранее знала, что меня ждет.

Очевидно, почти все из того, что она наговорила мне в тот первый день, было ложью: у нее все прекрасно, она счастлива, не представляет, что на нее нашло в магазине, вообще ничего об этом не помнит, никогда в жизни ничего подобного не делала. Еще Бренда сказала, что адвокат очень милый и я тоже, это сразу видно, и она не хочет, чтобы про ее маленькую неприятность узнал кто-нибудь еще: ведь кроме него и меня никто не сумеет этого понять. Лесть была рассчитана на то, чтобы заставить меня согласиться, что ничего особенного не случилось, и поддержать ее миф, согласно которому арест был ошибкой, маленькой оплошностью судьбы, и не более того.

К счастью, между нашей первой встречей и рассмотрением дела в суде было довольно много времени, и поскольку Бренда знала, что я общаюсь с ее адвокатом, то старалась быть «хорошей клиенткой». Она не пропустила ни одного приема и через некоторое время, сама того не желая, начала постепенно выкладывать правду. К счастью, когда это произошло, она почувствовала облегчение, перестав жить придуманной жизнью. Вскоре началось психотерапевтическое лечение – не столько для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на судью, которому предстояло рассматривать дело, сколько для того, чтобы помочь самой Бренде. К моменту вынесения приговора (шесть месяцев условно, полное возмещение ущерба плюс сорок часов общественно-полезного труда, которые она отработала в местном Женском клубе) Бренда так же усердно старалась быть правдивой, как прежде старалась скрывать свое истинное лицо и свои поступки.

Подлинная история Бренды, которую она поначалу рассказывала очень неохотно и уклончиво, начала выходить наружу во время нашего третьего сеанса. Вид у моей клиентки был очень усталый и измученный, и, когда я сказала об этом, она призналась, что всю неделю плохо спала. В ответ я поинтересовалась, в чем причина.

Сначала Бренда сказала, что виной тому приближающееся судебное заседание, но это ее объяснение прозвучало не особенно убедительно, и тогда я спросила:

– Нет ли чего-нибудь еще, что бы беспокоило вас на этой неделе?

Она задумчиво пожевала губы – как обычно, сначала верхнюю, потом нижнюю, затем снова верхнюю, а потом выпалила:

– Я наконец-то попросила мужа уйти, а теперь жалею об этом. Не могу спать, не могу работать, у меня нервный срыв. Мне было противно его поведение – то, что он так явно увивается за той девчонкой с работы. Но оказалось, что обходиться без него труднее, чем мириться с этим. Теперь я не знаю, как быть, и начинаю думать, уж не сама ли я во всем виновата. Он всегда говорил: все дело во мне, в том, что я такая холодная, закрытая и недостаточно женственная. Пожалуй, он был прав. Я и правда часто злилась и замыкалась в себе, но это из-за того, что он постоянно ко мне придирался. Я все время ему говорила: «Если хочешь от меня ласки, веди себя так, будто я тебе нравлюсь, говори мне приятные слова, а не тверди, до чего я ужасная, бесчувственная или непривлекательная».

Тут Бренда вдруг испугалась, брови взметнулись еще выше, и она начала отрицать то, о чем только что проговорилась. Размахивая ухоженными руками, она принялась оправдываться:

– Мы не то чтобы совсем расстались, просто решили немного отдохнуть друг от друга. И потом, Руди не такой уж придира. К тому же я, наверное, этого заслуживаю. Иногда прихожу с работы усталая, и мне не хочется готовить, тем более, что его не устраивает, как я это делаю. Ему гораздо больше нравится, как готовит его мать, поэтому он встанет из-за стола и уйдет к матери, а потом не является до двух часов ночи. Какой смысл постоянно стараться ему угодить – все равно ничего не получается! Но все не так уж плохо. Многие женщины живут гораздо хуже.

– А чем он занимается до двух часов ночи? – спросила я. – Не может же он столько времени сидеть у матери.

– Не знаю и знать не хочу. Скорей всего, встречается со своей пассией. Только это все равно. Мне даже лучше, когда его нет. А сколько раз, вернувшись домой, он устраивал скандалы! Главным образом из-за этого я и попросила Руди уйти – по его милости я так устаю, что на следующий день не в состоянии работать. Так что дело в этом, а не в его романе.

Передо мной была женщина, полная решимости ничего не чувствовать и не выдавать своих эмоций. А то, что они буквально рвались наружу, только заставляло ее выдумывать все новые оправдания, лишь бы запрятать их поглубже.

После третьего сеанса я позвонила ее адвокату и попросила его осторожно внушить Бренде, насколько важно для нее продолжать консультации. Я решила ей помочь и не собиралась упустить этот шанс. В начале четвертого сеанса я начала наступление.

– Расскажите, как вы относитесь к еде, – попросила я как можно ласковее.

Зеленые глаза Бренды испуганно расширились, землистая кожа еще больше побледнела, а сама она заметно напряглась. Но тут же прищурила глаза и обезоруживающе улыбнулась.

– Что значит «как относитесь к еде»? Вот странный вопрос!

Я объяснила, что некоторые черты ее внешности меня насторожили, и рассказала кое-что о нарушениях питания и их происхождении. Когда Бренда узнала, что у нее болезнь, которой страдают многие женщины, это помогло ей взглянуть на свое обжорство под новым углом. «Разговорить» ее удалось быстрее, чем я ожидала.

История Бренды оказалась длинной и запутанной, и ей самой понадобилось довольно много времени, чтобы отделить правду от привычки приукрашивать, выдумывать и притворяться, которая стала ее второй натурой. Бренда так давно скрывала истинное положение вещей, что сама запуталась в паутине своей лжи. Она усердно старалась довести до совершенства маску, которую являла внешнему миру, – маску, скрывающую ее страх, одиночество и жуткую внутреннюю пустоту. Ей было очень трудно оценить свое истинное положение, чтобы принять меры, необходимые для удовлетворения собственных желаний. Именно неудовлетворенность неудержимо толкала ее на воровство, на обжорство, после которого она вызывала рвоту и снова объедалась, на ложь, которой она пыталась прикрыть каждый свой поступок.

Мать Бренды тоже страдала приступами обжорства и избыточным весом; во всяком случае Бренде она запомнилась именно такой. Отец ее, худощавый, гибкий, энергичный мужчина, которого уже давно отталкивала как внешность жены, так и ее эксцентричная религиозность, ничуть не скрываясь, пренебрегал своими брачными обетами. Никто в семье не сомневался в его неверности, и тем не менее об этом никогда не упоминали. Одно дело – знать, и совсем другое – признать. Это было бы нарушением негласного семейного уговора: то, о чем мы не говорим вслух, для нас не существует – значит, не может нам повредить. Бренда неукоснительно соблюдала это правило и в своей собственной жизни. Если не признаешь чего-то плохого, значит, его и нет. Неприятности не существуют, пока не облечешь их в слова. Нет ничего странного в том, что она так упорно цеплялась за те самые выдумки и фантазии, которые ее губили. Неудивительно, что она так плохо переносила сеансы психотерапии.

Бренда выросла худощавой и гибкой, как отец. Девочку невероятно радовало, что она может есть сколько влезет и не толстеть, в отличие от матери. Но лет в пятнадцать огромные количества пищи, которые она поглощала, стали сказываться на ее фигуре. К восемнадцати годам она весила под сто килограммов и пребывала в полном отчаянии. Теперь, когда Бренда стала девушкой, папа стал говорить ей, своей бывшей любимице, ужасные вещи: что она становится точной копией матери. Разумеется, он не стал бы так говорить, если бы не был пьян. Но теперь он пил почти все время, даже в те редкие дни, когда был дома. Мама продолжала молиться и возносить хвалы Богу, папа – пить и гулять, а Бренда – есть, стараясь не чувствовать, как ее охватывает паника.

Когда студенткой она впервые уехала из дома и ей очень недоставало чувства покоя, которое обеспечивали папа и мама, достойные, с ее точки зрения, сожаления, ее постигло невероятное открытие. Сидя одна в комнате и что-то привычно жуя, девушка поняла, что может вызвать рвоту и исторгнуть обратно почти все съеденное, – тогда не придется расплачиваться за обжорство прибавкой в весе. Скоро власть, обретенная над собственным весом, так ее захватила, что она начала голодать и избавляться от всего, что съедала. Так расстройство питания, которым она страдала, перешло со стадии булимии на стадию анорексии.