Читать книгу: «Рыбы», страница 3

ОЛОГА

Вы правы, граф. Наши туземки стали капризничать.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я попросил бы вас взять назад это замечание, сударь. Моя любовница – порядочная женщина.

ОЛОГА

Разумеется.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Спасибо.

ОЛОГА

Хотя порядочные женщины, они несколько…

ПЕЛЛЕТЬЕ

Что?

ОЛОГА

Ну, скованны?

ПЕЛЛЕТЬЕ

О да, они многого себе не позволяют. Но порядочная женщина обладает талантами, способными свести мужчину с ума. Первоклассный товар, дорогой мой, редко рождается на улице.

ОЛОГА

А вы говорите, она берет деньги?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Но это не любовь. Это флирт.

ЭРАЗО

Мы еще играем?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я квартирую на одном из этих захолустных ранчо на западе. Умираю со скуки. Наконец, однажды за ужином мне было позволено представиться хозяйке дома. Меня чуть не хватил удар.

ОЛОГА

Черт возьми. Она была так красива?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Загадочные огромные глаза, темно-карие, с влажной поволокой. О эти глаза величиной со сливу, обещающие знатоку все. Конечно, показав мне их, она весь вечер опускала их долу. Она говорила мало и рано попрощалась со мной.

ОЛОГА

Да, они хитрые.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я знал, что не смогу дождаться еще одной ночи. Я ринулся верхом в ближайший город, нашел ювелира, купил ожерелье и вернулся. Туда и обратно – час пути. Я попросил доложить о себе и, не теряя больше времени, признался ей в любви. ОЛОГА

Я вас умоляю, а где был хозяин дома?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Ах, этот, он болван. Я никогда его в глаза не видел.

ЭРАЗО

И коль скоро он отсутствовал…

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я делаю вывод, что он болван.

ЭРАЗО

Очень хорошо. Но вы не можете утверждать этого наверняка, не будучи знакомы с ним лично.

ОЛОГА

Перестаньте, Эразо. Вернемся к истории. Что ответила ваша красавица?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Бриллианты, мсье? Вы принимаете меня за певицу? В таком случае певица принадлежит всему свету. В моем случае я принадлежу только моему супругу.

ОЛОГА

Значит, от ворот поворот.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я развернулся, ринулся в город, вытащил из постели ювелира, который уже успел лечь спать, купил сапфировую диадему…

ОЛОГА

Прискакали назад, велели доложить о себе…

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я не велел докладывать о себе. Я вошел без доклада. ОЛОГА

И что она сказала?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Похоже, вы предлагаете мне плату, синьор.

ОЛОГА

И что дальше?

ПЕЛЛЕТЬЕ

А ничего. Это был ее последний уклончивый ответ за все последовавшие восемь недель.

ОЛОГА

Восемь недель!

ПЕЛЛЕТЬЕ

Для меня они пролетели как одна ночь. О, господа, я поздравляю ваше отечество с его женщинами. Если бы я не уехал из Европы, то никогда бы не узнал, какой может быть страсть.

КАСТИЛЬОС

И все же здесь еще встречается почтительное отношение к религии.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Да, возможно, в этом причина.

ОЛОГА

Странно. Мне казалось, наши дамы довольно скромны.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Они молчат, как молчит вулкан. Этот пылающий, ненасытный огонь… это белое, всепоглощающее пламя… Алебастровый вулкан.

ЭРАЗО

Алебастровый вулкан – не слишком удачный образ.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Мне он нравится.

ЭРАЗО

Алебастровых вулканов не бывает.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Не бывает? Тем лучше.

ЭРАЗО

С таким же успехом вы могли представить вулкан, извергающийся подо льдом.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Фантастические картины нынче в моде.

ЭРАЗО

Может быть. Но поймите, алебастр – это разновидность гипса, осадочная порода. Алебастровый вулкан невозможен.

ОЛОГА

А где, кстати, был в это время хозяин дома?

ПЕЛЛЕТЬЕ

О, он появился на следующую ночь, и в ту же ночь она его сплавила.

ОЛОГА

Поразительно. Но как?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Вы будете смеяться. Он, как обычно, развлекался с горничной.

ОЛОГА

С горничной!

ПЕЛЛЕТЬЕ

Вот видите, вы смеетесь. Бедное создание. Туземка была уродлива и достаточно зависима, чтобы терпеть его тупость. Итак, моя возлюбленная, что она сделала? Она застукала его с индианской наложницей и прямо с места преступления отправила на войну.

ОЛОГА

Выходят она была в курсе? Знала о его проступках?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Дорогой друг, она была благородной дамой.

ОЛОГА

И давно могла бы призвать его к ответу. Почему она не сделала этого?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Но она избавила нас от него, за что я ежечасно благодарил Бога.

ЭРАЗО

Господа, продолжим беседу или продолжим игру?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Вы в самом деле следите за игрой?

ЭРАЗО

А как иначе можно играть?

ПЕЛЛЕТЬЕ

За двадцать сентаво?

ЭРАЗО

Ставка небольшая, но все-таки ставка.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Честно говоря, я умираю со скуки.

КАСТИЛЬОС

Игра была вашей идеей.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Вы называете это игрой?

ОЛОГА

Я согласен с вами, граф Пеллетье, такая игра не стоит свеч. А что называют игрой в Париже?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Ну, например, я мог бы поставить на кон своих лошадей.

ОЛОГА

Ваших лошадей. А против чего, например?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Например, против ваших.

ОЛОГА

Ах, это смело. Вот что значит высший свет. Я отвечаю. Играют. Похоже, вам пока придется ходить пешком, граф.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Мои состояние в наличных около трех миллионов.

ОЛОГА

Мое немного меньше. Но, думаю, лошадей у меня в сто раз больше, чем у вас.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Не будем отвлекаться на мелкие различия.

ОЛОГА

Ваш ход.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Дама червей. Играют.

ОЛОГА

Ставка моя. Продолжим, граф Пеллетье?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Мои поместья в окрестностях Бордо.

ОЛОГА

Против моей гасиенды?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Натурально. Играют.

ОЛОГА

Ах, граф, у вас и впрямь полоса невезения. Желаете реванш?

ПЕЛЛЕТЬЕ

У меня больше ничего нет.

ОЛОГА

Есть.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Что?

ОЛОГА

Ваша необыкновенная любовница.

ПЕЛЛЕТЬЕ

В самом деле. Примете такую ставку, капитан?

ОЛОГА

С удовольствием. Увы, не могу ответить соответствующей ставкой. Я, к сожалению, женат.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Что ж, прервем игру.

ОЛОГА

У меня предложение. Ваш проигрыш против вашей любовницы.

ПЕЛЛЕТЬЕ

По рукам.

ОЛОГА

Превосходно.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Минуту. Пишет.. Это письмо гарантируют вам получение выигрыша.

ОЛОГА читает

«Любимая моя, единственная. Это письмо доставит тебе мой товарищ по оружию. Он человек чести, я задолжал ему все, чем владею, Тебя тоже. Ты отдашься ему, это мой тебе приказ, этого требует моя честь. Твое и мое утешение в том, что дитя, которое ты родишь, не будет ребенком твоего мужа. Прощай навек. Шарль де Пеллетье». – У нее будет ребенок?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Через семь месяцев. Что не так, сударь?

ОЛОГА

Адрес отсутствует.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я еще не проиграл.

ОЛОГА

Делайте ставку. Пеллетье ставит на кон письмо. Они играют. Что ж, вы проиграли. Адрес.

ПЕЛЛЕТЬЕ пишет

«Госпоже Долорес Юнья де ла Роза». – Прошу, капитан. Мы квиты.

ОЛОГА

Вовсе нет, граф.

ПЕЛЛЕТЬЕ

В каком смысле?

ОЛОГА рвет письмо

Бумага недействительна.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Господа, я очень много проиграл. Никто не посмеет сказать, что я не уплатил свой карточный долг.

ОЛОГА

Не уплатили. Вы мошенник.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Милостивый государь!

ОЛОГА

Вы всучили мне то, что у меня уже есть.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Я правильно понял? Значит, вы…

ОЛОГА

Маркиз Фернандо Олога Юнья де ла Роза. Имею честь немедленно вызвать вас на поединок.

ПЕЛЛЕТЬЕ

К вашим услугам. Вы ставите на кон свою жизнь, я ставлю свою. Убивает его. Что ж, подошла и моя очередь выигрывать.

КАСТИЛЬОС

Не убирайте свою шпагу, граф.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Дуэль? К вашим услугам. Давайте продолжим игру. Убивает его. Кажется, полоса невезенья кончилась.

ЭРАЗО

Граф Пеллетье.

ПЕЛЛЕТЬЕ

И вы туда же? За что вы хотите драться?

ЭРАЗО

За жизнь и честь моих товарищей по оружию.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Но оба так продырявлены, что их не залатаешь. Убивает его. Ну и вспыльчивый здесь народ. Умирает при первой возможности.

ЭРАЗО

Господин граф, вы должны уплатить свой карточный долг достойной сожаления вдове маркиза Ологи. Этого требует ваша че…

ПЕЛЛЕТЬЕ

О да, я забыл об этом обстоятельстве. Не понимаю, как я умудрился выиграть три поединка. В самом деле, это было крайне бессмысленно. Пишет… Забавно. Писатели умирают за столом, сержанты – на поле боя, а я от излишнего напряжения. Застреливается.

СИМОН

Неужели здесь невозможно поддерживать порядок? Это в высшей степени возмутительно. Что, все мертвы? Ничего не имею против, раз наконец-то стало тихо.

Гойон.

СИМОН

Полковник, у меня к вам серьезная претензия.

ГОЙОН

Что означает этот выстрел?

СИМОН

Кажется, они каким-то образом покончили с собой.

ГОЙОН

Разве вас там не было?

СИМОН

Нет. Я не нянька вооруженным силам союзника.

ГОЙОН

Но вы могли бы как-то удержать…

СИМОН

Не отвлекайтесь на мелочи. Снова четыре трупа. Да и мелочей накапливается свыше всякой меры. Это невыносимо. Вы были обязаны предотвратить неприятности подобного рода. Вы не справились с этой задачей, как не справились со всеми прежними. Теперь вы мой единственный помощник, что еще более ухудшает перспективы. В самом деле, сударь, вы меня возмущаете.

Воинственный шум шести рожков наверху, он продолжается до конца.

СИМОН

Что еще опять?

ГОЙОН

Невероятно. Драгуны.

СИМОН

Я понимаю. Мы благополучно доберемся до порта Веракрус.

ГОЙОН

Нет. Мы возвращаемся в Мехико.

СИМОН

Полковник Гойон, эта рыба желает отправиться в Веракрус.

ГОЙОН

Желания этой рыбы, профессор, мне глубоко безразличны. Вы с вашей одержимостью, натворили здесь достаточно бед.

СИМОН

Все сначала! Вы отказываетесь мне подчиняться?

ГОЙОН

Да.

СИМОН

Мне подчинятся ваши драгуны.

ГОЙОН

Нет.

СИМОН

Неужели вы забыли, что я действую по особому приказу императора Наполеона?

ГОЙОН

Не совсем. Могу ли я еще раз увидеть ваш документ?

СИМОН роется в карманах сюртука, достает его

Я не выпущу его из рук.

ГОЙОН

Я и так вижу. Когда он датирован, профессор? СИМОН

Вот дата. Двадцатое декабря тысяча восемьсот шестьдесят пятого года. Черным по белому.

ГОЙОН

Время указано?

СИМОН

О, да. Видите: Двадцатого декабря тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, около трех часов после полуночи.

ГОЙОН

Немного необычно, не так ли?

СИМОН

Простая точность. Возможно, император любит рано вставать.

ГОЙОН

Или поздно ложиться.

СИМОН

Да, или поздно ложиться? К чему вы клоните?

ГОЙОН вынимает бумагу из обшлага мундира

Будьте любезны взглянуть на этот почерк, профессор? Полагаю, вы узнаете подпись императора?

СИМОН читает

Двадцатого декабря шестьдесят пятого, шесть часов. У вас тоже есть императорский приказ?

ГОЙОН

Лучший, так как более поздний. Не угодно ли послушать, что в нем сказано?

СИМОН

Да, конечно.

ГОЙОН читает

Документ, который я сегодня вручил профессору Симону, не имеет юридической силы и должен быть немедленно конфискован у владельца. Так что попрошу. СИМОН

Что вы себе позволяете? Никогда. Это приказ императора. Он дал мне слово.

ГОЙОН

И нарушил его. Вот приказ. Прошу прощения, не я обустраивал этот мир.

СИМОН

Этот ваш клочок бумаги… Вы предъявили мне фальшивку.

ГОЙОН

Весьма гнусное подозрение.

СИМОН

Это единственное объяснение. Император не может изменить свое решение в течение трех часов.

ГОЙОН

Еще как может. В течение трех секунд. Три часа, профессор, это очень долго. За три часа происходит очень многое.

СИМОН

И что же, по-вашему, произошло с трех до шести утра?

ГОЙОН

Очень просто. Я был с докладом у императора.

СИМОН

Вы?

ГОЙОН

Конечно, в пять тридцать. По долгу службы. СИМОН

Какой службы?

ГОЙОН

В военном министерстве. Я начальник отдела внешней безопасности.

СИМОН

Я полагаю, вы адъютант маршала Базена?

ГОЙОН

Наберитесь терпения. Я же упомянул, что был с докладом у императора. Когда я закончил, его величество, устало зевнув, заметил: Еще одно дело, Гойон, сегодня мне пришлось предоставить одному человеку весьма широкие полномочия на действия в Мехико. Отправляйтесь туда и отберите их. – Будет исполнено, сир, ответил я Как его имя? – Кажется, Симон, сказал император. – Симон? Но это крайне подозрительно, сказал я.

СИМОН

Почему подозрительно?

ГОЙОН

Почему подозрительно, спросил император. – Наше бюро в Вашингтоне, ответил я, срочно предупредило нас о шпионе из Соединенных Штатов Америки, которого они намереваются внедрить в нашу мексиканскую штаб-квартиру. Об этом агенте мало что известно, кроме того, что однажды он использовал кодовое имя Симмонс. – Превосходно, Гойон, сказал император, и что нам делать? – Если ваше величеств пожелает последовать моему совету, вручите мне документ об отзыве приказа и конфискации вышеупомянутой доверенности. – Вы вернете ее мне? – спросил император. – Это было бы неразумно, сир, возразил я. Стоило бы лично понаблюдать за этим опасным врагом и, если возможно, застать его на месте преступления. Теперь, зная его легенду, мы сможем нанести удар в любой момент. Но ваше величество, общественное мнение Европы, к великому нашему прискорбию, устало от разговоров о шпионаже. Если мы арестуем его сейчас, вся оппозиционная пресса присоединится к шуму, который поднимет американский президент по поводу преследования невинного ученого. Если мы арестуем его в нужный момент, шум поднимем мы. – Я доверяю вам, Гойон, сказал император. Действуйте, как считаете нужным. – Таков был мой разговор с императором, профессор Симон. Вы получили объяснение, в возможность которого не верили? СИМОН

Не совсем.

ГОЙОН

Не совсем. Частично? Чего не хватает?

СИМОН

Разве вы застали меня на месте преступления, полковник? Где доказательства?

ГОЙОН

Но вы меня неправильно поняли, профессор. Я давно убедился в вашей невиновности. Мы ошиблись, взяли ложная след. Я был неправ, с кем не бывает. Нет, вы свободны от всех подозрений, и я искренне рад поздравить вас, профессор Симон. СИМОН

Если вы в самом деле убедились, что…

ГОЙОН

В самом деле. Слово чести.

СИМОН

Тогда почему вы отказываетесь доставить homo pisciforme на побережье?

ГОЙОН

Ох, мне не до этой ерунды.

СИМОН

Ерунда?

ГОЙОН

Может, и не ерунда. Во всяком случае, военное министерство она не интересует.

СИМОН

Так вы командированы сюда, чтобы…

ГОЙОН

Чтобы приглядывать за вами.

СИМОН

И ваша готовность к услугам, отряд сопровождения, фрегат – все это только ради шпиона Симмонса? ГОЙОН

Конечно.

СИМОН

Ничего ради исследований Симона, вообще ничего? ГОЙОН

Вообще.

СИМОН

Я считал, что шпионаж – самое презираемое ремесло.

ГОЙОН

Ну, по крайней мере, это соответствует действительности.

СИМОН

Да. Никак не могу отделаться от ощущения, что человечество все еще находится в состоянии личинки. Как будто все мы сидим в недоступном водоеме на дне темной пещеры и ждем кого-то, кто нас выловит, чтобы наконец-то превратить во взрослых людей. Кто-нибудь знает об отмене императорского распоряжения?

ГОЙОН

Никто. И я бы не советовал вам упоминать об этом казусе в присутствии третьих лиц.

СИМОН

Спасибо за совет.

ГОЙОН

Не за что. Я дал его по долгу службы. А теперь, милостивый государь, давайте освободим вашего пленника, чтобы он не погиб в своем мешке. Может быть, вы сможете забрать его в другой раз. Идет к бассейну.

СИМОН медленно следуя за ним

Не знаю, останется ли у меня желание повторить опыт. Я начинаю сомневаться в своей науке. Если я правильно оцениваю ход событий, естественная история весьма немного может внести в объяснение мира. Я еще не слишком стар, но могу заняться исследованиями в новой области… Сталкивает Гойона в бассейн, он устал.

ГОЛОС ГОЙОНА

На помощь. На помощь. Пауза. На помощь.

СИМОН после паузы

Бедняга. Ему нужна моя помощь. Вытаскивает мешок с дрыгающейся рыбой, кладет его себе на плечи. Конечно его нужно заставить. В этом все дело. Их нужно заставить, всех. Уходит наверх. Энергично. Драгуны!

Конец

Э. Венгерова
От переводчика

Отсутствующий господин Хакс

Современный театр располагает музыкой, пластикой, световыми и постановочными эффектами, актерами. режиссерами и даже публикой. Он много чего может показать. И смотреть на это людям моего поколения бывает почти всегда тяжело и неловко. Театр больше не храм искусства, ушел катарсис, ушло поэтическое слово. А каждая классическая драма, как писал Хакс, есть драма поэтическая. Рано или поздно публике надоест лишенный поэзии театр.

Перед смертью Хакс прислал мне собрание своих сочинений. Пусть оно неполное, всего 15 томов. Но оно существует. И когда наши потомки будут погибать от духовной жажды, они смогут утолить ее из этого чистейшего источника. Нет, я не оговорилась. Источник действительно чистейший. И не толкуйте мне, что Хакс марксист, сталинист, утопист, скандалист, враг немецкого народа и вообще заблуждался. У каждого классика были свои политические пристрастия. Это теперь, глядя на классику с высоты нашего иллюзорного исторического опыта, мы ясно видим ее политические заблуждения. Впрочем, как и политические заблуждения народа. Моисей приносит народу продиктованное Господом слово, а народ предпочитает плясать вокруг золотого тельца. Кто из них заблуждался? Эзоп учил греков мудрости, а греки казнили его, сбросив со скалы в море. Кто из них прав? Шекспир создает гениальную

Выступление на вручении Специальной премии Гёте-Института за выдающийся перевод современной немецкоязычной поэзии, см.: Петер Хакс. Сто стихотворений. М.: Текст, 2020.

драматургию, а Кромвель запрещает театр как таковой. Кого из них почитает человечество? Вольтер пытается просветить монархов, а они охотятся на него, как на опасного зверя, и ему приходится бежать от Фридриха и бежать от Людовика. Кто из них более умен? Итальянцы преследуют Данте. Испанцы сажают в тюрьму Сервантеса. Русские срывают крест с могилы Пушкина, предают гражданской казни Достоевского и предают анафеме Толстого, расстреливают Гумилева и губят в тюрьме Мандельштама, доводят до самоубийства Цветаеву, Маяковского и Есенина, оскорбляют Ахматову и Бродского. Немцы сердятся на Гёте за его симпатии к Наполеону, сжигают книги Гейне, вынуждают эмигрировать Брехта и еще очень и очень многих. И бойкотируют Хакса. Вся история мировой литературы – это история конфликта поэта и его отечества. Либо в лице монарха. Либо в лице народа. Величайшего поэта нашей цивилизации царь приказал зарезать в колыбели, а народ постановил распять.

Петер Хакс чуть было не стал исключением из правила. На его долю досталось почти столько же славы и успеха, сколько таланта. Он даже в какой-то момент ощутил себя счастливым баловнем судьбы. Но разве хоть один гений (включая Гёте!) может закончить свои дни в согласии с миром? И трагическое разочарование поэта в своих соотечественниках – не исключение, а правило, лишнее доказательство его гениальности.

А что соотечественники? Сначала рукоплещут, потом безмолвствуют, потом подозрительно косятся, потом отворачиваются, предают своего гения остракизму или бойкоту, потом хоронят, возлагают на могилу цветы. Иногда народ воздвигает поэту памятник, иногда выбрасывает его гроб из пантеона, а потом возвращает в пантеон. А слово поэта продолжает жить и излучать истину.

Но почему это так, в чем сила поэзии, и сохранит ли поэтическое слово свою энергию? Оно переживало времена войн и всеобщего одичания. Переживет ли оно эпоху великого словоблудия, разноголосицу интернета? Не умолкнет ли навсегда под тяжестью мимолетной картинки? Не заглушат ли его вопли футбольных и религиозных фанатов, визг мобильников, гул самолетов и сверхзвуковых ракет, бормотание экстрасенсов, скандальный шум шоу-бизнеса, шорох автомобильных шин и денежных купюр? Надежда, как известно, умирает последней. И каждый народ черпает ее лишь в одном источнике – своем языке.

Есть язык, значит, есть народ. Пушкин ставит уверенный знак равенства между этими понятиями. «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык. И гордый внук славян, и фин, и ныне дикой тунгус, и внук степей калмык…», – писал Пушкин, который в данном случае всего лишь перелагал Горация. Церковно-славянские архаизмы его «Памятника» оказались идеальным инструментом для перевода с классической латыни. Но Пушкин был не только русским Горацием и Катуллом. Он был русским Вольтером и Мериме, русским Вальтером Скоттом, русским Шекспиром и Гёте. Он был вовсе не создателем русского языка. Он был самым совершенным его творением. А Хакс стал немецким Горацием и Катуллом, немецким Вольтером, немецким Шекспиром и Мольером, и Пушкиным. История немецкой драматургии небогата комедиями. Она не дала комедиографа, равного по мощи Аристофану, Плавту, Мольеру, Шоу или Островскому. Теперь у нее есть Хакс. Немецкий язык породил Хакса и продиктовал ему каждую строчку. Немецкий язык подсказывал рифмы, навязывал стихотворные размеры, диктовал аллитерации, дарил метафоры. Великой заслугой Хакса было безупречное исполнение роли носителя и хранителя классической версии немецкого языка в XX веке. Ведь, кроме немецкого, в Европе уже не осталось ни одного языка, который имеет столь стройные, логичные, симметричные глагольные парадигмы, столь изощренный синтаксис, столь широкий выбор модальных элементов и такое богатство ритмических ухищрений. А ведь именно в музыкальности глагольных парадигм и высоком качестве модального (смазочного) материала таится источник немецкого стиха. Хакс мыслил и творил под мощнейшим излучением своего требовательного языка. Перед смертью он признавался, что устал от теснящихся в его сознании слов и образов, что он больше не в силах выносить эту нечеловеческую муку. Плоть старела и слабела, а мозг работал все более активно. Наверное, так происходит со всеми великими поэтами. Это противоречие их убивает. Король немецкого языка умер. Появится ли новый через сто лет?